Когда я буду мёртв, заклинаю – не скорби обо мне. Я знаю, это будет сложно сделать, живя в стране, где культ Смерти давным-давно победил культ Жизни. Где либидо бессрочно вытеснено мортидо. Где каждый день мы не живём – умираем в прижизненных бетонных гробницах грандиозных некрополей, каждым нашим днём стараясь обставить в лучшем виде процесс своих похорон. Где наш великий вождь всегда жив и всегда с нами – погребённый на виду у всех в зиккурате на главной площади зарубцевавшейся страны, рядом со стенами древнейшей крепости, красными от крови, впитываемой ими на протяжении веков из дышащей смертью земли, прикрытой ровными рядами брусчатки. Где нас, добрых и разумных, высевают, словно зёрна, чтобы мы прорастали в вечность. Где мизософия грозного народа строится вокруг неизбежности и безысходности. Здесь очень сложно не скорбеть. Но прошу – не стоит. Не пополняй своими ручьями полноводную реку слёз, чьи воды питают наши сады, крутят наши водяные мельницы и омывают нас, пока мы совершаем планирующий полёт из одной темноты в другую, громко именуемый «жизнью».
Когда я буду мёртв, не ищи меня у моей могилы. Нет, часть меня будет там, но лишь малая часть. Раньше я был глуп, не принимая очевидных вещей, но теперь, вступив в тот возраст, когда нас, наконец, настигают подлинные откровения, я всё понял. Я осознал, насколько все мы многомерны – здесь и повсюду, ныне и присно. Сотни нас раскиданы в разных уголка планеты, быть может, слегка отличаясь внешне, но разделяя с нами одну и ту же сюжетную линию. И те же мы, но уже расщеплённые не только в пространстве, но и во времени, десятками скользим по пластам ушедших и грядущих эпох, будучи одним-единственным человеком. И даже в безграничных пространствах вселенной, в каком-нибудь тёмном мире, чьё солнце погасло несколько эонов назад, есть мы – пусть даже и в облике лишённых глаз аморфных кусков биомассы, чьё существование сводится к поиску пищи и размножению. Мы многомерны – а значит, мы есть всегда. И после смерти, будучи бесполезным стылым остовом погружёнными в пышные недра, мы также в виде того, что неподвластно ни одному из законов материального мира, унесёмся прочь отсюда, туда, куда нам хватит сил добраться. Так что не ищи меня у моей могилы. Ищи меня в самой плоти этого мира, ведь ты столь же многомерна, как и я.
Когда я буду мёртв, я смогу передать тебе, пришедшей почтить моё скромное ложе в укромном алькове, привет. В тот исполненный горького томления миг, когда твоя тонкая рука первый и последний раз постучит в дверь моего нового дома комком влажной чёрной земли, будет стоять поздняя осень с ледяными дождями и пронзительными ветрами. На дно моего вырытого в успевшей промёрзнуть земле чертога будут падать капли отвратительной мороси, а вместе с ними туда будут лететь запоздалые пожелтевшие листья прошлогодних газет, букеты бычков и, возможно, хлопья твоих пепельно-снежных слёз. Конечно, ты не явишься сюда, когда глинистая тропа, ведущая к моим тихим покоям, зарастёт рыхлыми дюнами, сотворёнными из белесой перхоти, неустанно несущейся из насупленных серых туч. Но, когда лоснящаяся чёрная земля будет извергать из своего тучного чрева гнилостные испарения и гадов, твои лёгкие, не оставляющие следов шаги прервут анабиоз моего удела. И ты увидишь – на глинистом кургане, ещё недавно бесстыдно голом, теперь раскинулось чудесное полотно крошечной зелёной поросли. Я буду этой травой – вовлечённый в вечный круговорот вещества и энергии, я пробью тонкую скорлупу, разделяющую два наших инобытия, исходя вовне. Все, с кем мне придётся делить безмолвную юдоль, рано или поздно исходят вовне: деревьями, кустарниками, грибами. Я стану травой – самой неприметной. Но ты меня заметишь – ведь так?
Когда я буду мёртв, передо мной предстанут во всём своём многообразии и отталкивающей красоте обитатели глубин. Они будут вкруг меня, и, пройдя сквозь моё покорное естество торжественным парадом, останутся во мне, позволяя этому проседающему куску плоти слиться с безначальным. О, насекомые, черви! – с каким трепетом я буду ждать вас, ведь вы – ключ от наглухо запертой двери, за которой нечто, что я пока не в силах постичь, но к чему стремлюсь с каждым уходящим в небытие днём. Иные создания тоже явятся моему устремлённому в никуда взору – безглазые порождения предвечной дымной глыби, чьи вытянутые чёрные спины извиваются в тлетворной слизи, отмечающей их путь. Они плывут сквозь землю будто рыбы, раздвигающие толщу тёмных вод; и по тоннелям, остающимся после них, я поползу вместе с ними – к престолам бесформенных хтонических божеств, лишённых разума, и вместе с тем немыслимо мудрых. Я паду ниц у их первородной вязкой массы, и они благосклонно примут меня в своё великое царство, в океан, столь же бескрайний и бездонный, как и его грозный, так бездумно бороздимый людьми, собрат.
Когда я буду мёртв, я познаю величайшую близость, какую может познать человек, будучи заключённым в узкие рамки земного существования. Вспомни, как ты боялась своей первой близости… как боимся её все мы. Но времени на страх у меня не останется. Ведь та близость – близость со всеми теми, что когда-либо укрывали себя тёплым грунтовым одеялом – наступит тогда, когда я буду совершенно не готов к ней. Сплётшиеся в самых крепких объятьях, они всегда рядом – мы попираем ногами их выбеленные спины и лица, и неважно, где мы при этом находимся. Тонкая грань отделяет нас от них, свободных от клятв и обетов, цепей и законов, не имеющих боле стыда и забывших печаль. Мириады перешедших Ахерон, познав мудрость безвидных недр, безмолвно и бесстрастно наблюдают за нашими метаниями – никчёмным фарсом на циклопической сцене мироздания, на которой разыгрывались куда более грандиозные представления.
Когда-нибудь великие народы сойдутся в последней схватке, и, сомкнув свои огненные глотки на шеях друг друга, единым неистовым порывом обратят планету в огромное, усыпанное посеревшим навек снегом, кладбище. Тогда здесь останемся лишь мы – братья, друзья, любовники, лишённые самой идеи вражды и ненависти. И, слившись друг с другом на разбитом надгробии человечества, мы, наконец, познаем счастье, которое ускользало туманной дымкой из рук каждого из нас на протяжении мучительно долгого и болезненного существования рода людского.
Когда я буду мёртв…
Когда?
2017