хорошему и красивому человеку по имени Галина...
82-ой год прошлого века. Цветущий месяц май. Озорная девчонка
в короткой юбке, сверкая коленками, спешит по школьному коридору.
Приостанавливается и, оборачиваясь, на ходу, спрашивает:
— Саша, а ты уже знаешь, куда после школы пойдёшь?
— Знаю.
— И куда же?
— В бурсу, на токаря учиться.
— Фи-и-и… И стоило десять классов заканчивать, чтобы в ПТУ идти?!
Продолжу от первого лица.
Мы встретились с ней спустя много лет. Очень много. Встретились
с ней летом, на набережной. Я пристально всматривался в её
освещённое закатом лицо, пытаясь найти в нём; прожитые годы,
взрослых детей, толстого и плешивого (как мне почему-то вдруг
захотелось) мужа, но ничего этого не было. Были только большие,
озорные, как в детстве глаза и, весьма неожиданный вопрос в лоб:
— Ты счастлив?
— Да, я счастлив.
— Как же так? У тебя до сих пор нет семьи, детей, и счастлив? —
взгляд недоверчивый, но по-прежнему озорной.
— Да, я счастлив.
— Ты у нас в городе личность известная, я про тебя в газетах
иногда читала, и всё ещё одинокий?
— Я не одинокий, я самостоятельный. И, наверное, вредный. А
известность, так это что… Она, к сожалению, к счастью никакого
отношения не имеет.
— А говоришь — счастлив.
— Наверное, я счастлив прошлой жизнью. Живопись — ведь это так,
для заработка. Эксплуатирую талант. Я ведь в детстве больше
железками увлекался. Пилил, строгал, сверлил. Делал всякие там;
машинки, катера, самолёты. Вот где счастье-то было! Когда это
всё летало, плавало, ездило и, даже стреляло! Я после школы и
выбором-то особенно не мучился — «Полиграфмаш» был через дорогу.
В ПТУ я, кстати, так и не пошёл, благодаря тебе…
Смеётся.
— Пошёл сразу на завод, учеником токаря. И потянулись… ты не
поверишь… долгие… счастливые дни. Плюс взрослая жизнь, плюс
свои деньги. Не знал, куда их девать. Правда-правда…
— Шутишь?
— Нет.
— Да разве можно быть счастливым просто стоя на заводе у станка?
— Получается — можно. Наверное, я просто занимался любимым делом.
К тому же, иногда, был очень нужен людям, именно стоя у станка…
— Это, как так? — Удивлённо и очень недоверчиво.
— Это, примерно, вот так…
91-ый год прошлого века. Тихий океан. Полторы тысячи миль к
востоку от Японии. Ближе суши нет («суши» — в смысле «земли»,
а не бара). ПКБ «Маршал Мерецков» попадает в шторм. Я на ней
работаю судовым токарем. Так вот — шторм… ПКБ — дура здоровая,
но и её раскачало здорово. На гребном валу летит к чёртовой матери
стопорная муфта… И… Вот тут-то и начинается самое интересное.
Винты стали, хода нет, ни малого, ни полного. Базу разворачивает
вдоль волны, и начинает ложить на борт. Ах — да! ПКБ — это плавающая
консервная база. Триста человек экипаж, одна моторная шлюпка, с
десяток надувных плотов, которые не проверялись со времён царя
Гороха и, где-то засунутые по углам и нычкам спасжилеты, которые
в панике невозможно найти…
У меня смена. Смотрю в иллюминатор и делаю вид, что не страшно.
Тут к нам влетает механик.
— Выручай!!! — Кричит. — Муфты запасной на складе нет, шпильки
нужны!
Вся смена смотрит сперва на него, затем на меня. Каюсь… Тут я
не удержался и пальчиком ему так перед носом… Ехидно…
— А-а-а! А я ведь предупреждал.
— Саныч, не время!!!
Тут влетает капитан, у него истерика. Кричит механику:
— Трах — Тубидох — Тубидах — Тарарах!!! — Это если перевести на
литературный язык. — У вас пол часа времени, или я начну экипаж
за борт сбрасывать, пока не опрокинулись на …!!!
Механик стоит зелёный, как и все, впрочем. Уже не до шуток. Волна
борт накрывает, вернее — борт под волну ложится. Судно всё скрипит,
кряхтит, стонет бедное… Почти что — плачет. Жутко! Я у станка, как
на качелях — цепляюсь, за что могу. Шпильки, как блины пеку.
Слесаря их у меня горячими из рук выхватывают и уносятся вниз, во
чрево…
На иллюминатор поглядываю изредка — выдержит, нет ли? Волна в
него так лупит, что брызги сквозь уплотнители до меня долетают.
Выдержал…
Да и мы в полчаса уложились. Дали ход, встали на волну, тёток
всех успокоили… Что значит — каких тёток? Да их на базе около двух
сотен было. Рыбообработчицы. Бедняжки, натерпелись — ни дай бог.
Наверное на всю жизнь запомнят. В основном студентки были, на летней
подработке.
Шторм вскоре стих. Солнышко светит… Тепло… На палубе тихо, уютно…
Киты горбачи спину чешут о днище базы… Красота кругом! Неописуемая!
Захожу в столовую и… Представь себе… Ловлю на себе восторженные
взгляды юных дев. Вот так! Весь «Мерецков» знает, что механик «шляпа»,
и если бы не токарь, болтались бы все сейчас в утлых плотиках по
всему бескрайнему океану…
Счастье? Конечно счастье! Нет, ловил только взгляды. Они ведь
совсем ещё девчонки… Ну да ладно, пусть будет по твоему… Не только…
— А дальше что?
— Дальше? Дальше было ГКЧеПе… И счастье на этом закончилось.
Расскажи лучше о себе…
— Что у меня? Вышла замуж за лётчика… Сын… Затем дочь… У них;
детсад — школа — институты. У меня — работа, у мужа — самолёты.
Пролетело всё, в миг!..
— Счастлива?
— Конечно!
— Хорошие дети выросли?
— Конечно, а как же иначе? Моё творение. Я в них всю душу вбила,
да так, что до сих пор болит…
— Душа?
— Рука. И горло. Да, впрочем, и душа, конечно, тоже… Интересно,
как ты один живёшь? Просто любопытно. Я привыкла, что вокруг меня
всегда дети, муж, родственники… Никуда от них не деться. А у тебя?
— Абсолютно всё то же самое. Абсолютно! Только могу себе позволить
уединяться на ночь не на «соседний диван», как ты, а в «другую
комнату», отдельную. И запираться там на ключ ото всех. А вообще-то,
меня люди уже «достали». Особенно летом, и особенно — курортники…
Впрочем, это я уже вредничаю. Не слушай…
— Ты не понял. Я тебя не о людях спрашиваю, а о семье. Ты мне
скажи — ты почему, всё-таки, до сих пор не женился? А-а?..
— Любви нет.
— Чего нет?! А дети, семья?
— Без любви?
— Но ведь каждый должен… А продолжение рода?
— Без любви?
— А дети?..
— Из чувства долга, от посторонней? От нелюбимой? Я, наверное, поздно
родился. Лет двести — триста назад, батька взял бы меня за шиворот, да
и своей властью поставил бы на колени перед алтарём, рядом со мне
ссуженной. Были бы у меня тогда и дети и любовь и счастье… А сейчас…
Полнейшая «либерти». Свобода выбора. Пожинаю плоды…
— Чудеса. Как люди так живут, не понимаю…
— Я тоже не понимаю. Но живу. Кстати, не знаю — в тему ли… Я ведь в
конце 90-ых в монастырь ушёл…
— Да ладно тебе!..
— … только меня туда не пустили. Ага, сейчас смешно. А я тогда, на
волне всеобщего «богоискательства», предстал пред настоятелем…
Посмотрел он на меня внимательно, минут пять попытал вопросами и,
выпроводил меня, благополучно, за ворота. В монастыре, говорит мне,
где нет мирских соблазнов, легко быть монахом. А ты попробуй, говорит
мне, в миру помонашествовать, окружённый порочными страстями и
соблазнами. Вот где, говорит, подвиг. Сохранишь душу чистой, милее
любого монаха для Бога будешь. И добавил ещё напоследок — за
монастырские стены, говорит, слабые прячутся, нечего тебе здесь
делать…
— Так ты монашествуешь? — Смеётся.
— Не знаю. Надеюсь, что — нет.
Идём с ней по набережной, гуляем.
— А ещё, что-нибудь у тебя интересное в жизни было?
— Было.
— Что?
— Например, вот это… Сейчас, с мыслями соберусь… Дай бог памяти…
Век — всё тот же. 88-ой год по рождеству кое-кого… Полуостров
Мангышлак. Город Шевченко, ныне Актау. Занесло меня туда. Работаю,
никогда не догадаешься… Правильно — токарем. На ремонтном заводе при
комбинате под названием БН-500. Что это? Это такая штука, называется —
ядерный реактор на быстрых нейтронах. Кстати, на тот момент
единственный в мире. Что такое — 500, а возможно всего лишь — 350,
уже не помню… Не важно… Реактор для всего полуострова воду опреснял,
ну и электричество, там, в качестве бонуса…
Так вот… Про что это я? Ах — да! Миленькое такое было воскресное
утро. У всех выходной, а у спецов с Бэ-эНа, что-то там произошло со
стержнями управления. В результате — водичка в реакторе начинает
греться. Не спеша, но стабильно… А завод на выходном… Что там на
уме у спецов было — то мне неведомо, но шум они решили не подымать.
Думали, что сами справятся… А водичка-то, правильно — греется, кстати,
ещё с субботы… А они ждут понедельника… И запчастей…
Не дождались…
Как мне рассказали потом, по случаю выходного дня я оказался
единственным токарем в состоянии — не «под шафе». Комбинат находился
в промзоне, а промзона километрах в тридцати от города. Нас туда на
работу на электричках возили. Ну да какие уж тут электрички были. За
мной вертолёт прислали… Правда-правда!..
Смеётся — не верит.
— Я и сам ошалел. Грохот от вертолёта поднялся немыслимый! Он прямо
на дорогу сел перед общагой. Это в центре-то города! Стены дрожат, всё
трясётся… Меня под белы рученьки и, вперёд. Хорошо хоть не ногами. В
небо поднялись, гляжу, с окраины города, от автопарка, автобусы
вереницей тянутся к центру… Директор говорит, что город к эвакуации
готовят…
Дальше, впрочем, неинтересно… Выточил я им всё, что нужно, стержни
подняли, воду остудили. Трындулей получили — кому положено… Город, в
общем, спасён… А мне премию…
Я и счастлив!!! И совсем даже не из-за премии… Восторженных взглядов
в тот раз не было. Всё осталось под большим секретом. Были, впрочем,
недоумённые взгляды тех, кто видел, как меня из комнаты выцмыкнули и
на вертушке куда-то умчали. Долго они потом пытали меня по тёмным
углам общаги: «Шо це такэ було?» Но я молчал, как рыба на допросе…
Чекисты, кстати, меня к этому хорошо простимулировали…
Вот так!
Смотрит на меня…
— Врёшь! — Говорит.
Я смеюсь…
— Как знаешь…
Спустились к морю. Не спеша, шли с ней босиком по мягкому, тёплому
песку. Добрели до меляков, идём по щиколотку в воде. Ушли от берега на
десятки метров, а воды по-прежнему, как в тазике. Справа от нас,
сверкает огнями морской порт, слева — сияет огнями набережная. Над
головой — звёзды, а под ногами — рачки светлячки зажигают себя под
нашими ленивыми шагами… И мы с ней — вдвоём… Окружённые со всех сторон
огнями…
Одни, как в центре первобытного мироздания…
— Хорошо вечером… Какая я дура, что всё дома сидела. Спасибо, что
вытащил меня на воздух. А у меня… Работа… — Она задумалась. — Любимая.
Сижу в кабинете, за столом… — Улыбнулась. — Ба-альшим, таким, столом. —
Показывает руками…
— Столоначальник.
— Да уж… — Смеётся. — Дети выросли; дочка уехала, сын с нами живёт.
Хлопотно с ними. Умные стали — не дай господь! Сказать ничего нельзя,
родителей не слушают — сразу всё в штыки… Я дочку по экономике
определила, а она хотела творческую профессию. Так теперь на меня
сердится. Она у меня талантливая девочка, рисует. Я ей говорю —
творчеством после работы будешь заниматься. Главное — на ногах крепко
стоять! Ведь так?!
— Так. Но творчеством лучше всё время заниматься. Вернее, к любому
делу нужен творческий подход. Иначе будет скучно. Да и на ногах пусть
лучше муж крепко стоит. А для этого твоей дочери нужен будет весьма
творческий подход к нему… К своему мужу…
— А я, всё-таки, считаю, что женщина сама должна крепко на ногах
стоять. Вот психолог Литвак говорит…
— Бр-р-р-р… Не верь! Не верь никому! Особенно психологам. Не верь —
все врут… Все врут и, к сожалению, не только психологи…
— Что это ты так? — Оторопела…
— Психология, наука неточная. Весьма неточная. Максимум в чём они
разбираются, так это в условных и безусловных рефлексах… И то, вряд ли…
А вся остальная «психология» зависит от степени повреждения ума самого
психолога…
— За что ты так — их?!
— За то, что стригут всех под одну гребёнку. А люди все разные…
Разные… Все… Мотивация одинаковых поступков двух разных индивидуумов
может быть настолько различна и многовариантна, что ни одному
«забубённому» психологу о ней — о истинной мотивации, не догадаться
и не пропсихоанализировать её — ни в жизнь… Никогда! Фу-у-х! О-о-о,
как умно завернул!… Аж на душе полегчало… И это я про «забубённых»
психологов тебе говорю. А что говорить о тех, кто просто брошюрок
всяких разных начитался… Знаешь, сколько у меня знакомых этим
увлекаются?! И при этом все знают, что МНЕ лучше, и как МНЕ лучше,
и что Я должен…
Ну и конечно же… Впрочем — лишнее… Давай я тебе лучше ещё одну
историю расскажу о скупом, мужском счастье…
— Давай.
— 84-ый год. Век, правильно, всё тот же — прошлый…
— Странно — прошлый век…
— Ты это о чём?
— Прошлый век. Звучит, как прошлая жизнь. Мы такие старые, что всё
самое интересное было в прошлом веке… Для нас… Как тебе?
— Не думай об этом. Лично у меня — вся жизнь ещё впереди…
— Извини — перебила…
— Да и жизнь наша, в этой стране, ещё долго будет не скучной… И
интересной… Для нас… Про свою службу в армии хотел тебе немножко
рассказать…
— Слушаю…
— Привезли меня на Семипалатинский полигон. Напомню — ядерный. Была
там такая — «десятая» площадка, куда я и попал. Химиком-дозиметристом.
Примерно через полгода, прикрепили меня к военной лаборатории.
Помощником, или лаборантом, не знаю, как и назвать… Хотя — «сотрудником»
звучало бы лучше… Ну да ладно, не важно. Мне давали там кучу всяких
железок, инструмент к ним, весьма специфический, объясняли, как всё
это собирать и — вперёд…
А ещё, перед тем, как собрать, я каждую железку, каждый стерженёк
этой конструкции измерял со всех сторон и заносил цифры в журнал…
Короче — всё там было по серьёзному. Даже белый халат и белая шапочка
к нему. И даже — белые, тонкие перчатки… Правда, сапоги остались чёрные,
кирзовые. До «белых» тапочек дело, слава богу, не дошло… Ну да ладно,
это всё лирика, а дальше будет чистая физика. Помог я собрать своим
«коллегам», под их чутким руководством, нечто мне непонятное и
неведомое и, отправили эту конструкцию, куда-то дальше, по коридору…
Ну и всё…
А потом были испытания…
Мы, всем взводом, расставили вокруг… Не знаю даже — чего… Больше было
похоже на крышку люка, прямо в земле, размером с десяток автобусов,
рядом поставленных… Так вот, расставили мы дозиметры с недельным
«заводом», как часы, вокруг этой крышки, в несколько колец… На сто
там, метров в диаметре, не помню точно — первое, на пятьсот — второе,
и на километр — третье… Не важно впрочем…
Вернулись к наблюдательной вышке. Стоим, топчемся… Потому как —
холодно… Потому как — зима… На вышке куча народа — сплошь полковники
с майорами… Капитаны с «литёхами» — внизу, вместе с нами… В какой-то
момент, видимо самый главный полковник, нажал на ту самую — красную
кнопочку, и-и…
Земля задрожала… А из того люка в земле — факел в небо бьёт, высотой
с Московскую телебашню… И рёв — жуткий! Мы были, примерно, километрах
в трёх, и то уши заложило… Красотищ-ща, что называется — страшная… Но
не долго…
Дня через три, сняли мы все дозиметры с позиции и отправили их на
расшифровку… А ещё, примерно, через неделю, меня снова в лабораторию
отправили. Сунули мне в руки мою же конструкцию, и-и… Давай, говорят,
всё то же самое, но в обратном порядке — разбирай, измеряй, и не
забывай все данные в журнал заносить. А мне за факел в небо интересно-
то узнать, спрашиваю:
— Что это было? Ракетный двигатель испытывали?
— Догадливый. — Отвечают.
— Не иначе, как на ядерном топливе?
— Дога-адливый. — Повторяют.
— Ну так! Зря я, что ли, дозиметры в несколько кругов ставил?
Догадаться не трудно…
Я, кстати, про эти двигатели в «Технике Молодёжи» читал. Только
статья была под рубрикой — «техника будущего»… Оказалось, что «техника»
эта никакого не будущего, а вполне себе — настоящего. И даже немного —
прошлого. А стерженёчки, которые я после обмеров сбивал в пачки, и
были-то, наверное, теми самыми — топливными элементами. Или ещё, чем-
нибудь, мне неведомым. Не признались. Но, как меня уверили — совершенно
безопасными. А индивидуальный дозиметр на халате, так это — так, для
подстраховки… После проявленного любопытства, я с этими дядьками из
военной лаборатории, очень даже подружился. Они хоть и офицеры все,
но по сути — простые учёные. С нашими строевыми — ни в какое сравнение.
Прописали они меня к себе, в лабораторию, на постоянно. Не служба
у меня тогда началась, а малина… Даже если делать и нечего было, всё
равно, каждое утро, после развода, я — к ним… Чаи с ними гонял,
музыку буржуйскую слушал под умные разговоры всякие… Хотя ни хрена
не понимал, но интересно было всё — до жути! Представляешь — мальчишке
«больному» техникой, попасть в военную лабораторию, да ещё какую!..
Счастье?.. Конечно — счастье! Полные штаны…
Как-то раз, погрузили мы с «коллегами» кучу ящиков в УРАЛ, сами
расселись по кузову, кто куда, и отправились в путь дороженьку… В
степь… Примерно через час южного направления, дорога занырнула под
землю. Представляешь! Разгрузились… Потом ещё там, всякое — разное…
Шарахались по каким-то бункерам, коридорам, кабинетам… Залы, помню,
были большие, заставленные всяким зачехлённым оборудованием. Мужики
свои дела делают, а я — на подхвате… Пообедали. Там даже столовая
под землёй была. У меня тогда от увиденного и пережитого, голова
кругом ходила… Знал бы я, что дальше будет…
После обеда, старший наш говорит:
— Ещё, кое-куда заглянуть надо. Кой-чего забрать. Пошли…
Мы и пошли… Зашли в какую-то большую комнату, больше похожую на
шлюз… Завинтили дверь за собой, подошли к другой двери. Стали перед
ней. Старший, по банальному телефону, с кем-то переговорил, обернулся
к нам, перекрестился и махнул рукой: «Открывай!» Открутили затворы,
открыли дверь, а там… Всё те же коридоры. Но теперь, по ним, сразу
вышли в ангар с техникой, и дальше, за ворота — наружу… После
подземелий, свежий воздух, ещё в ангаре, так шибанул, что дыхание
спёрло…
А вышли, знаешь куда? Куда-то в каньон, или ущелье… Даже не знаю,
как бы так, на пальцах… Ширина его была с наш лиман, а высота стен
была такой, что казалось, будто мы стоим в узеньком-узеньком ущелье,
на самом дне… И ручеёк, кстати, под ногами бежит. Я огляделся кругом —
ворота ангара прямо в скалу вделаны. Везде куча всякого ржавого
хлама разбросано, как в любой военной части на задворках… Народ на
меня уставился, как-то подозрительно, вернее — лукаво…
— Ты как, — спрашивают, — себя чувствуешь?
Чую, какой-то подвох…
— Запыхался, — говорю, — дышать, как-то трудновато. Умотался за
день…
— Попрыгай…
— ?!?! — Всё-таки подпрыгнул…
— Ну, как?
— Ни чё так, легко как-то…
— А говоришь — умотался. Вверх посмотри…
И старший, своими руками, голову мне поднимает и слегка в сторону
отводит… Я смотрю — мама родная!!! Солнце раза в полтора — два меньше
стало, а над краем ущелья звезда яркая, несмотря на то, что явно
полдень… Судя по солнцу… Мне, что-то, как-то нехорошо слегка стало,
а старший смеётся, хлопает меня по плечу и говорит:
— Ну что, солдат, добро пожаловать на Марс…
— Санька, блин!.. Сказочник! — Смеётся. — Завёл бы себе детишек, да
и рассказывал бы им это всё на ночь! Сэкономил бы кучу денег на детских
книжках…
— Куча денег, это хорошо…
— Почему вы, мужики, не хотите быть взрослыми?! А-а?..
— Не хотим… Вернее — не хочу. За всех не поручусь…
— Мой — такой же. — Промолвила с грустью в голосе.
— Это же хорошо. Не даст заскучать…
— Да уж! Приглашу тебя, как-нибудь, к себе домой. Посмотришь, как
мне «не скучно»! Как же вы на Марс-то попали? А-а? По щучьему велению,
что ли?
— Не скажу. Это самая стр-рашная военная тайна…
— Ба-албес-с! — Констатировала, уже с весёлой грустью, очевидный
факт. — А дышали вы там чем?
— Воздухом. Вполне себе… И небо там, вполне себе, голубое… Ничего
красного.
— Домой пора. Пошли, проводишь. — Вздохнула и взяла меня под руку.
И мы пошли…
И я её проводил…
До самой автобусной остановки…
P.S.
В то лето, когда мы встретились, наблюдалось редкое астрономическое
явление. Говорят, случается раз в пятьдесят лет. Венера встречалась с
Юпитером.
Перед закатом Солнца, на западном небосклоне, не спеша, сближались
две, необычайно яркие звёздочки. Через некоторое время они сблизились…
Слились в одно, и-и… Да-да. Разошлись и поплыли себе дальше… Каждая,
своей дорогой.
Красиво! Загадочно...
Но самое забавное, что явление это было только для наблюдателей с
Земли. Для жителей планеты Земля. Те же, кто смог подняться над суетой
Солнечной системы, прекрасно видели и Венеру и Юпитер неспешно
бредущих по своим, раз и навсегда, заданным маршрутам. Между ними всё
те же миллионы и миллионы километров холодного, пустого космоса.
Максимум, что могут позволить себе эти планеты — изредка помахать друг
другу ручкой… Издалека… И следить друг за другом. Издалека… Если,
конечно, будет к тому интерес…