Часть восьмая "Камо грядеши?»
Повезли нас к купелям.
Есть захотелось еще сильнее. Хорошо, что «у меня с собой было» — пара каких-то печенюшек еще из Турции. Они и вступили в неравную схватку с голодом на моей стороне и стороне Магомета, сидевшего в автобусе рядом... В бою и сгинули бесследно... Но мы, зато, продержались.
Привезли нас к купелям...
Там все благоустроено — мальчики в раздевалку направо, девочки налево. Для меня сомнений не было: раз уж приехал — окунусь по всем правилам. По чину, так говорят клирики. А чин предписывает трижды окунуться с головой в реку и осенить себя крестным знамением со словами «во имя Отца, Сына и Святаго духа» — наставляла гид. Переоделись мы в плавки, а кто купил крестильные рубахи — их поверх, и пошли чин исполнять. Река Иордан... ну в общем-то река, во всяком случае в Латвии и меньшего размера речушки так называют, шириной метров десять, не более. Находится в низине относительно уровня шоссе и раздевалок, и по обеим берегам устроены огороженные участки, приблизительно, три на восемь метров для предписанного чина. Все устроено там добротно — скамейки, тенты, очень качественный деревянный настил, каменные ступеньки вниз, и вооруженный боец по форме — все чин чином, хотя так и просилось на язык не русское чин чином, а — «кошерно». Нет, видимо, это желание употребить несвойственное несъедобным существительным наречие имело природу от вновь нараставшего чувства голода.
Исполнил я чин, хотя река и мелка. А вода мутная и непрозрачная совершенно! Как крашеная! В обычной ситуации в такую не только окунаться не станешь — даже и не войдешь. Но пахнет свежестью.
Да и где наша не пропадала?!
Содержание этого выражения, видимо, отчетливо отразила моя физиономия когда я осуществлял чин. А соответствующая ему энергичная форма действий — моему поведению в реке. Я предполагаю это оттого, что когда выходил из реки, то поймал изумленный, пожалуй и с примесью некоторой зависти взгляд молодого европейца. «Orthodox?» — спросил он меня. «Yes!» — ответил я и осознал, что таки-да — я ортодокс, а не протестант, или католик, несмотря на то, что мой нематериализм в практическом и внешнем отношении к религии — скорее протестантский. А вот внутреннее мироощущение...
О-ох! Боюсь я, что вступлю сейчас на скользкий путь... Но попробую в следующей части, восьмой с половиной, поток сознания нахлынувший на меня у вод реки Иордан как-то структурировать и для себя сформулировать. А уж ваше дело, читатель, согласиться, или нет.
Часть восьмая с половиной
Католицизм почти безраздельно царил в Европе сотни лет. Он требовал десятину, вел службы на непонятном языке и за отступничество веры карал и порою смертью. Папа в вопросах церкви выше Государя. А потому — спокойно трудись, соблюдай все предписанное Отцами Церкви. И чтобы свою жизнь изменить надо не грешить против церкви, молится усердно и все по воле Господа может и произойти. Если, что-то плохое случается с тобой — значит ты недостаточно усерден был в молитвах. Принимай все беды со смирением и очередной молитвой. И надейся — ведь Бог милостив.
Протестантизм был основан в средневековье на двух основополагающих тезисах — земном призвании человека и личной вере. Первое — это предопределенность его судьбы, а значит — не ропщи, что родился сыном, внуком и правнуком сапожника. Ведь все равно тоже станешь сапожником и твои дети и внуки, а затем с неизбежностью и правнуки унаследуют твое дело. Из поколения в поколение в этом европейском городке, на углу улицы сапожников и улицы кузнечной будет стоять дом твоей семьи и лишь степень твоего личного владения ремеслом определит будет ли у тебя ужин постным, или с ягненком и вином.
Второе — личная вера — освобождает тебя от посредников в общении с Богом, и тогда каждый сам себе и Богу священник.
Именно этими основными принципами протестантизм отличается от классического католицизма.
Совершенствование в профессии и интимное общение с Богом — вот цель и жизненный путь протестанта. Да еще и послушание относительно аскетичному укладу жизни общины, приправленное ревностным, а часто и агрессивным неприятием ослушников.
Кто не нарушает уклада общины и успешен в профессиональной деятельности — тот и «избран». А не тот, кто родился у знатных родителей, или стал служителем церкви, либо монахом. Протестантизм — дитя Реформации, на фоне падения авторитета католицизма и создания национальных государств дарил возможность простому человеку быть спасенным через смирение — сам Господь предопределил твой жизненный путь.
Протестантизм попроще в восприятии — служба на родном языке, и ты сам автор толкований святых книг. Но все в твоей жизни предопределено, молись — не молись, а сапожником так и останешься, если Господь не имеет на тебя виды в другом качестве. А значит — живи как в общине принято, общайся с Богом, спокойно трудись... и не высовывайся.
А как иначе было объяснить сапожнику, что шансов подняться на пару ступенек повыше на социальной лестнице, даже в условиях уже начинающегося капитализма у него все равно не будет. Европа густо заселена — все рыночные ниши уже заняты и давно. Развитие техники идет медленно и о научно-технической революции еще и слыхом не слыхивали. Новых рынков нет и не предвидится. Ну разве что в России, или в далекой Америке.
А в России православие! Да, ортодоксы мы! И протестантизм, покоривший, большую часть Европы тут не прижился. А с чего бы это ему тут прижиться? Ведь почвы то нет. И дело даже не в крепостном праве — вон и на Дону, с которого «выдачи нет» и все казачество в этот период — вольные землепашцы, тоже ведь не прижился. Не принимает русский православный человек идею предопределенности его жизни. Он сам ее хозяин. В русском характере умеют уживаться принятие воли Божьей и осознание своей человеческой сути через право на собственную волю. В этом, на мой взгляд, и есть основное отличие — и это отличие поддержано каноном веры. Ведь создал Бог человека по образу и подобию своему.
Помнится мне как-то смотрел передачу с Андроном Кончаловским. Там кто-то из российских популярных телеведущих утверждал с горечью, что вот на Западе, в отличие от России — свобода. «Свобода? — изумился Кончаловский. — Ну тогда в России — ВОЛЯ!»
Воля — как доведенное до абсолюта дарованное богом право распоряжения своей судьбою, его предел, и воля в другом ее значении — абсолютная свобода бессмертной души (вспомним осознавшего это во французском плену Пьера Безухова) — вот фундамент на котором можно выстроить подлинную духовность. Лишь, осознавая эти вольности, чего-то и стоит жизнь в соответствии с божьим наставлением, через осознанный и добровольный отказ от греховности. Не от невозможности изменений. И не за страх, а за совесть.
И я понимаю так, что у католиков Бог приземлен и живет в костелах, оттуда, через священнослужителей взирает на мир. И через них и судит и грехи отпускает. Спасение — через безусловное следование наставлениям клириков.
У протестантов — бог внутри и все за тебя уже решил. Тебе надо плыть по течению и совершенствоваться в профессии. В этом и спасение при следовании заветам, особенности толкования которых общиной определяют ее уклад.
В православии Бог возвышен над земной суетой, но все ведает и лишь от тебя и твоей воли зависят твои отношения с Богом, а значит и спасение.
Мне православный вариант взаимоотношений с Богом нравится больше.
И еще хочу напомнить слова великого Федора Михайловича Достоевского: «Повторяю: судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает».
Многие возможно не согласятся с тем, что правильнее судить не по поступкам, а по «воздыханиям о святом», то есть по идеалам и традиционным ценностям!
Но давайте посмотрим, что происходит в протестантской, в основном, Европе?
Научно-техническая революция и фантастическое развитие технологий стало разрушать идею предопределенности твоей судьбы в том значении, которое было с 16 по 19 века. Очень много «детей сапожников» изменили свою жизнь силою личных обстоятельств. Протестантизм, как идеология смирения, перестал играть сдерживающую амбиции функцию. Сдерживать нужно было в те века, когда все развивалось медленно. А в пору быстрых перемен, амбиции стали двигать прогресс человечества, а вместе с прогрессом стали разрастаться и все его отходы на гуманитарной ниве.
И вот на смену идее личной веры приходит либеральная идея личной свободы образа жизни. И это никак не противоречит основному положению протестантизма — и ты все так же сам и толкуешь писание, но уже ради идеи личной свободы. Толкуешь настолько, что от него уже мало что остается и свобода трансформируется во вседозволенность, потому, что тобою трансформировано восприятие писания! Нет незыблемых идеалов и традиционных ценностей! Уже можно все и оказывается, что это «все» ничему и не противоречит — лишь бы цитат надергать. Или новые «библии» написать.
Сейчас в эпоху легкой доступности информации и удивительной поверхностности знаний всеми и всего — любой вброс в общественное сознание даже самой откровенной ахинении мгновенно находит сторонников. А помните, что еще отличает протестантизм — так это довольно высокая нетерпимость в отношении инакомыслящих. Отсюда и массовое добровольное «бытовое стукачество» по любому поводу. Там община диктует, что хорошо и что плохо. Так и более того — если раньше общины формировались традиционными семьями, жившими веками на одной территории, то сейчас существуют общины в форме некоего социума объединенных едиными взглядами людей и они не имеют традиционных территориальных границ. Границы в этом значении пали под ядрами и электронами современных средств коммуникаций. Границы-то пали, а вот степень агрессивности общин устояла. Да и средства коммуникации позволяют быстро мобилизовать сторонников для нападения на оппонентов.
Католицизм везде сдает позиции современному протестантизму и совсем уж немощен перед его крайней формой — неолиберальной идеей.
Православие же, возвысив Бога и над людьми и над церковью, но при этом наделив свободой (волей) индивида в земной жизни, пока имеет прививку от идей неолиберализма. Всяк человек волен жить по своему разумению, но нарушение заповедей происходит против воли Бога и попытка дьявольски удобных кому-то толкований — они от дьявола и есть!
Все эти мысли, как пишут в романах, потоком сознания мгновенно пронеслись в моей голове, верите ли вы этому или нет, когда я, исполнив чин, подтвердил незнакомцу свою ортодоксальность. И лишь сейчас и здесь я их развернул в, надеюсь, не слишком путаное описание...
Окончание следует...