Гл.4
Анисим всегда здесь проживал, с самого рождения, но так и не нашёл общий язык с местным населением. Есть малые исключения, такие как Емеля Горюн и Гришка Дроботов и то, потому что они зажиточные кулаки, то есть, почти ему ровня. Но всё равно - он над ними главенствовал, а как иначе, коли мошна у него в несколько раз поболее ихней. Кто они такие, по-сравнению с помещиком, а с некоторых пор и дворянином.
Анисим, как только повзрослел и по-своему понял смысл этой загадочной жизни, стал предъявлять своему родителю претензии, например, почему они тут прозябают в этой глухомани, когда все богатые люди стремятся быть поближе к царю, а не к голодранцам, и что это, интересно, его предки нашли в этих лесах, такого манящего, что и прадед тут осел, потом дед и вот уже третье поколение, в лице отца, продолжает нести никчёмное существование на забытой Богом земле.
Но отец Анисима, Савелий Поликарпович Подвойский, объяснил сыну, что для столиц они рылом не вышли, потому как у них совсем средств недостаточно для подобной роскоши, и что держатся на плаву все Подвойские, лишь благодаря их родственнику, Александру Павловичу Подвойскому, двоюродному, ему, Анисиму, дяде. И если он не совсем дурак, то не позже завтрашнего дня уже пора бы и пороги начать обивать драгоценному дядюшке, дабы тот не забыл о нём при распределении своего наследства.
Мол, своих детей у Александра Павловича нету, так тем паче надобно рот не разевать, а угождать главному в их роду помещику, в честь которого и село названо, ни меньше, как именно "Подвойское". А то и оглянуться не успеешь, как все капиталы перекочуют в карман ещё одного кровника, но уже троюродного, зато изворотливого и продуманного.
И Анисим внял совету дальновидного батюшки, перебрался к болящему барину и стал ухаживать за последним, вплоть до того, что даже ночные вазы за ним носил. Кривился, проклинал всё на свете, но носил. Других путей к мечтаемым богатствам не предвиделось.
Хорошо, дядюшка не долго мучился, как-то быстренько преставился и Анисим занял просторный пятикомнатный дом. В итоге оказалось, что не так уж и зажиточным был покойный Александр Павлович, но всё равно не сравнить с его родителем, который на год по несколько раз одалживал различные суммы у своих городских друзей.
Но Анисим, вначале довольный, что у некоторых желающих он одержал победу в гонке за наследством, потом постепенно сник и окончательно во всём разочаровался. Он же думал, будто дядюшка имеет целое состояние и оно поможет Анисиму купить себе приличный домик в Петербурге, где он потом отыщет себе в жёны графиню с баснословным приданым и лишь только тогда уже можно и не сетовать на ершистую судьбу.
Но ничего не изменилось, мечта вновь превратилась в несбыточную, и Анисим по-прежнему попрекал отца, что не смог заранее всё разузнать, каковы ресурсы умирающего барина, а то получается, будто он понапрасну старался, горшки за ним носил да терпел сопутствующие при этом неудобства.
Савелий Поликарпович всё же искупил свою вину и вскоре нашёл ему в жёны истинную дворянку, родители которой вдрызг разорились, но на титул это ни коим образом не отразилось. Анисиму, на состоявшейся помолвке, понравилась высокая и стройная Ольга, он тут же, не откладывая, заторопился со свадьбой, а за всей беготнёй и составлением планов на будущее, не заметил, что невеста к нему абсолютно холодна. Выходила она за него по нужде, потому что бесприданница, следовательно, ни о каких чувствах не может быть и речи.
И как его, вообще можно полюбить? Низенький, с выступающим брюшком и к своим тридцати годам уже почти полностью плешивый. Редкие волосики смешно торчали в разные стороны, венцом обрамляя крупную залысину, занявшую ровно половину всей головы. Глазки маленькие, всегда с хитрым прищуром, а вот губы наоборот: на троих Господь распределял, а одному Анисиму достались - очень крупные и полные, при этом нос курносый и даже слишком, какой обычно бывает у малых детей, либо у представительниц слабого пола.
О том, что жена к нему совершенно равнодушна, и то, это ещё мягко сказано, Анисим узнал спустя всего месяц после свадьбы. Да она сама ему в этом и призналась. Новоиспечённый муж загрустил, ведь он до сих пор думал, будто их чувства взаимны, а тут такие неожиданные новости. Потом он разозлился и стал специально заигрывать с посторонними дамами, дабы вызвать ревность у гордой супруги. Но та лишь крестилась от облегчения, только бы к ней не приближался да не приставал ночами, что явственно указывало, что он ей был - более чем противен.
Вместе они прожили два года, а согласие в их доме так и не наступило, да и наступит ли? Единственное, что их объединяло - это ненависть к холопам, то есть, к простому деревенскому люду.
Но Анисим ещё надеялся, что он когда-нибудь скопит соответствующий капитал и продав барский дом, укатит с женой в столицу. Возможно, и Олюшка сразу подобреет и воспылает к нему неповторимыми чувствами, ну а почему и нет?
Но тут, как на зло, свершилась революция, чёрт бы побрал этих большевиков, всё перевернули верх тормашками, все его ценности и продовольствие отобрали, гордость растоптали, так теперь нынче не до цивилизации и слава Богу, что они далеко живут от того хаоса, который сейчас творится в Петербурге, да и не только там.
Анисим почему-то не верил, будто новая власть долго продержится, поэтому продолжал изыскивать ресурсы, чтобы со временем раз и навсегда покинуть эти места. Да и Советам он далеко не всё отдал, у барина тут тайное подземелье имеется, так что ни один большевик на него не наткнётся. А когда им надоест бегать с лозунгами да на бронепоезде когда вволю накатаются, то тогда вновь можно спокойно вздохнуть и заняться обычным укладом, какой испокон веков процветал во всей ихней родовой.
И пока коммунары убрались с их деревеньки, Анисим, зная, что многим односельчанам деваться некуда и они обязательно пойдут в лес за шкурками, стал их караулить. Не прозевать бы только и все меха потом отобрать, а тех, кто их добыл - жизни лишить, как раз и сведёт с ними счёты. Свидетели в этом деле не нужны.
Как же он ненавидел этих языкатых охотников, которые за словом в карман не полезут, а главное, даже за барина его не считают. Голытьба и весь сказ, а что возьмёшь с тёмных невежественных людишек?
Но какой бы не была у него неприязнь к "сирым и убогим", однако Анисим не опускался до рукоприкладства и тем более убийств. До некоторых пор.
Он иногда наезжал в города, дабы развлечься и хорошенько покутить, и там, однажды, он убил богатого старика, при этом украл у него наличные, только что выигранные в карты, золотые часы и массивный золотой перстень с сапфиром, который стоил целое состояние. Всё произошло совершенно случайно и без свидетелей, и Анисиму понравился такой способ обогащения. Поэтому он стал применять его и здесь, отправив на тот свет Прохора Аверина, а нынче вот и этих двоих кумовьёв.
При воспоминании о Прохоре, труп которого, скорее всего, волки давно растащили, он параллельно вспомнил своего покойного батюшку, который говаривал, мол, если серые хищники отведают человечинки, то при любой возможности всегда будут нападать на людей, чтобы вновь ею полакомиться.
Брр.. Стало жутковато, Анисим беглым взором окинул окрестности. Уже скоро зачнёт темнеть, а они ещё и полпути не одолели.
- Гришаня, дай я первей тебя стану, за Емелей, а ты замыкай. - дёрнул он за рукав тулупа впереди идущего Дробота и ловко занял его место.
- Чего, Анисим, волков испужался? - засмеялся Григорий, но тут же от помещика получил тумак по плечу.
- Тихо ты, окаянный! Чего беду накликиваешь? Это тебе не твой куцый Колобок, это оченно даже опасный зверюга. Мне, что ли вам баять?
- Анисим, коли туточки есть волки поблизости, то они ужо давно нас почуяли и без Гришкиного смеха, уж поверь. Там нюх, любой псине ни по чём не тягаться. - вступился за друга Емеля.
- Да я рази супротив? Темнотища скоро опустится, волки видють, а мы нет. И стрельнуть не поспеем. - Анисим ещё никогда не оказывался в подобной ситуации и ему действительно было страшно, тем более, о ночной тайге ему ещё в детстве поведали множество всяких жутких историй, что ажно сердце сжималось в комочек и кровь в жилах застывала. Он без конца шарил глазами по неприветливому, кажущемуся враждебным, лесу, пытаясь заметить серые тени беспощадных хищников, но вокруг было тихо и спокойно, даже ветер мирно уснул на верхушках деревьев, лишь слегка их шевеля и покачивая.
Но Анисим не доверял своими глазам, вся его душа не находила себе места, он, как дикое животное, чуял на себе множество глаз голодных и щёлкающих зубами серых разбойников. И Емеля подтвердил его догадки.
- Да мы, как тока от зимовья отошли версты на две, я ещё тогда заметил волка. Он стоял на пригорке и смотрел на нас. Но всё время вёл себя так, как вроде он не один.
У Анисима совсем душа в пятки опустилась, не зря весь его организм уже давно бил тревогу.
- А я вам что говорил, я уже давно их шкурой почувствовал. А где наши палки с факелами, у тебя, Гришка? - у Анисима дрожало всё тело.
- Вот они, в чувале. - подтвердил тот.
- Так запаляй их и далее с огнём будем продвигаться. Иначе нам не спастись, в этом году всё живое как сказилось.
- Рано ещё. - возразил Емельян. - Пока не стемнело. А то потратим их все и до дому не хватит.
- Что-то дурно мне. - выдохнул Анисим. - Прямо дышать стало тяжко.
- То ты трухнул, вот тебе и отдаётся. Да не дрожи ты. Кому судьба, того ужо на погост снесли. Коли бояться, так тогда ужо всю тайгу и боись. Тут и тигра могёть подкрасться, и рыска, и медведь-шатун. Тады и ступать сюда не стоит, раз всего опасаешься. - продолжал Емеля.
- А ишшо лучше, надоть было трупы вытягнуть из зимовья на улицу, нехай бы зверьё позабавилось, а самим там заночевать. Внутри хорошо, тёплышко. А утром бы и подожгли, коли требовалось. Всё же днём сподручнее идти, чем по ночной тайге. - сказал Гришка.
- Дело сделано, что уж теперь. - напомнил Анисим, у которого уже зуб на зуб не попадал и это не от холода.
Даже когда подпалили незатейливые факелы, представляющие собой небольшие палки, на одном конце которых была туго намотана ветошь, смоченная козьим жиром и устаревшим кедровым маслом, а сверху обтянута тонкой жестянкой, дабы сразу не сгорела, а послужила ещё некоторое время, то и тогда Анисим не успокоился.
- Стойте. - приказал он приятелям. - От слышите, как кто-то за нами крадётся? Снег скрипит, слышите?
- Да не выдумляй, Анисим! Можа и бегут серые следком, но не нападают же. У нас ружья и факелы, а они это понимают, тем паче они огня боятся. Мы же шкурки несём свежевыделанные, вот зверьё и волнуется. - выкрикнул теряющий самообладание Емеля. Тут у самого неспокойно на душе, а ещё этот помещик скулит, как дитя малое.
- Давайте, стрельнем вон туда, оттуда шум. - пропуская замечание мимо ушей, настаивал Анисим, указывая рукой в непролазную чащу.
Гришка шумно вздохнул, выказывая недовольство, но подчинился. Он наугад выстрелил в темноту, пугая девственную природу грохотом и метнувшимися в разные стороны от него отголосками, отдаваясь эхом в необъятных далях лесонасаждения. Но ни единый звук не выдавал хищников, якобы охотящихся на людей.
Удивительно, но после выстрела Анисим обрёл душевное равновесие, ему уже не чудились клыкастые морды под каждой ёлкой, и примерно час-полтора, он семенил молча, стараясь попадать прямо в след, оставленный Емелей, и радуясь, что все кошмарные сомнения позади. Но вскоре всё началось сначала, тело затряслось с новой неистовой силой и липкий страх сковал всё его нутро.
- Они снова рядом. - тихо предупредил он Емелю с Гришкой.
- Мы слышим. - отозвался Емеля. - Гришань, запаляй ещё.
Снова чёрную тайгу осветило пламя трёх факелов, прорезавшихся своим свечением сквозь смоляную толщу ночи.
- Пальни ещё раз, Гришка! - попросил Анисим и тот вновь подчинился.
Наконец, они минули редколесье и оказались на лугу, пройдя который каждый из них очутится на своей улице. Анисим про себя благодарил Бога, что оставил его жизнь невредимой и тут же, помещик раз и навсегда твёрдо себя заверил: больше никогда и не при каких обстоятельствах не пребывать в тайге в тёмное время суток. Да и днём желательно там поменьше шастать.
"Хух, столько сёдни натерпелся."
Но знал бы он, какая опасность его поджидает дома, так он бы из тайги и носа не показал.
Возле ворот Анисима стали прощаться, но Емеля с Гришкой медлили, не уходили.
- Чего застыли? - нарочито грубо спросил помещик, обредший смелость с близостью родного очага.
- Да так, ничего... - промямлил Емеля.
- Раз ничего, то давайте, поспешайте в свои хаты. - сам же отворил тяжёлый засов, лязгнувший на всю округу, и скрылся во дворе.
Он знал, что кулакам от него надобно. Шкурки. Они рассчитывали на справедливую делёжку, которая не случилась, в виду природной жадности Анисима.
"Ещё чего захотели. - бурчал он себе под нос. - Небось, обойдутся. Фу, гадость какая... - он принюхался к своей одежде, пропахшей копотью факелов. - Не ровен час и шапку свою сгубил соболиную. Ну да ладно, ещё одна есть, новенькая. Главное, жив-живёхонек."
Помещик перекрестился на образа в передней комнате и поспешил в залу, таща за собой мешок со шкурками.
"Вот Ольга обрадуется подарку!"
Но едва он переступил порог самой большой комнаты, как сразу замер, не понимая что тут происходит. К нему навстречу шагнул тот комиссар, который совсем недавно, по его, Анисима, инициативе, отобрал у него всё добро, погрузил на возки и был с ними таков. А теперь он снова здесь, когда же успел возвернуться?
- Здравствуйте, Анисим Савельевич! Не ожидали? - комиссар был излишне ласков и это настораживало. Анисим лупал глазами, ничего не соображая, одно знал точно - в данный момент ему и жить что-то перехотелось. Разглядевшись, он нащупал взглядом жену, сидящую на диване, оббитом голубым бархатом. Ольга вела себя как-то странно, она низко опустила голову, не поднимая на мужа взора. Молодая женщина неосознанно гладила подол тёплого коричневого платья с длинными рукавами, казалось, что в данный момент она не могла найти надлежащего применения своим рукам, вздрагивающим при каждом слове большевика. Она, то куталась в шерстяной платок, запахивая его на груди, то поправляла безупречную причёску, гладко зачёсанную и скрученную на затылке в тугой узел.
- Чего не ожидал, очень даже ожидал... - сбиваясь заговорил Анисим, пытаясь распознать обстановку, чем грозит ему неожиданный визит революционеров, только сейчас он заметил ещё двоих, нагло рассевшихся в дорогих креслах, с такой же обивкой, как и диван. Анисим скривился, но тут же опамятовался и придал своему лицу счастливое выражение.
- Очень даже ожидал... - повторился он. - Дорогих гостей мы завсегда... - тут он запнулся, вспомнив, что до сих пор держит в руках этот злополучный мешок с ценными шкурками.