Крыса
Литературный сценарий короткометражного художественного фильма
За распахнутыми окнами где-то вдалеке куранты пробили полночь.
Прошелестела запоздавшая машина, низко загудела труба в ванной.
Человек лет сорока, Данияр Хамидов, которого друзья по старой памяти называли попросту Даном, сидел за письменным столом, листая рукопись, выписывая какие-то цифры в черновик. Столик был завален книгами, бумагами, горела настольная лампа, светился глазок микрокалькулятора, в каретку пишущей машинки была вложена закладка.
Его жена, Гавхар, складывала в аккуратные стопки отглаженное белье.
- Забыла сказать, тебе звонила Мунира, - она вытащила из розетки вилку утюга.
- Кто? – не поднимаю головы, спросил, рассеянно Дан.
- Мунира. Просила позвонить. Что-то очень срочное.
Дан поднял голову, посмотрел поверх очков.
- Опять что-то с Азадом?
- Мне сказали, что они два месяца не живут. Расходятся.
- Сплетни, - отрезал Дан. – Опять информация от твоей косметички?
- Нет, - спокойно ответила Гавхар. – Мне ее подруга рассказала. Азод совершенно опустился… Говорят сильно пьет.
- Слушай, - поморщился Дан. – Где ты собираешь эту грязь?
- Ничего я не собираю, - не повышая голоса, произнесла жена. – А тебе, как другу Азода следовало бы об этом знать лучше меня. Поговори с его женой, - Гавхар улыбнулась. - Хотя, может быть, она хочет поговорить с тобой на другие темы…
- Что ты так на меня смотришь?
- Как?
- Ну, так!
- Не кричи, разбудишь детей, - она помолчала. – Если честно, мне не нравится, что она звонит к тебе. Именно сейчас.
- У тебя больная фантазия.
- Ничуть. Поставь себя на мое место. К тебе звонит интересная женщина, в которую ты влюблен по уши, которая свободна, которая...
- Прекрати! Это жена моего товарища, друга детства, коллеги, черт подери!
- Талантливого неудачника, непонятого гения!.. И алкаша!
- Слушай, замолчи. Я прошу тебя.
Гавхар как-то вдруг сникла, в глазах блеснули слезы. Она резко повернулась и вышла из комнаты.
Дан откинулся в кресле. Из кухни послышался плеск воды, звон посуды в мойке.
Он закрыл глаза и вдруг отчетливо вспомнилось…
…По берегу канала бежала босоногая девочка в коротком платьишке. Кричала что-то, звала на помощь. Совсем рядом плюхнулась тощая длинная фигурка подростка.
- Руку, Дан!!!
Крик завяз, словно в ватной перегородке, прозвучал глухо, как из другого мира. Мутный слой воды накрыл небо над головой, солнце, зеленый берег с купами деревьев. Упругое злое течение тянуло его за собой, и чем ближе был створ суживающегося русла канала, тем страшней становилась сила воды.
- Держись! – услышал он и уже захлебываясь ощутил, как его запястье сжала прыгнувшего за ним друга.
Но было поздно – ярко освященная солнцем бетонная перемычка шлюза стремительно надвигалась на них с гудящим шумом зияющей воронки.
В следующее мгновение – леденящий мрак, головокружительный страшный полет вниз…
- А-а-а!!! – из кухни раздался пронзительный крик жены и звон разбитой тарелки.
Дан бросился на кухню.
Прижавшись к холодильнику, вся словно вытянувшись, стояла Гавхар с круглыми от ужаса глазами. На полу валялись осколки.
- Что? – выдохнул Дан.
- Опять! – Гавхар заплакала и бросила в мойку тряпку. – Она! Я так больше не могу! Это невыносимо!
Дан обнял ее, погладил волосы, успокаивая.
- Из-за какой-то мышки… - произнес он. Ну, успокойся…
- Гадина! – постепенно приходя в себя, произнесла Гавхар, глядя под мойку. – Это не мышь: я ее сейчас лучше разглядела – она черная. Прямо перед носом пробежала, нахалка!
Дан попытался улыбнуться, вытер ей слезы.
Она подняла на него глаза.
- Убей ее, а… - сказала она негромко и прижалась к нему.
- Хорошо, - сказал Дан.
- Ты любишь меня? – неожиданно спросила она почти шепотом.
Дан молча, кивнул, улыбнулся и прижал ее голову к груди.
Она всхлипнула и затихла, уткнувшись мокрым лицом к мужу.
Руководитель исследовательского института, в котором работал Данияр, Вали Камалович, нестарый еще человек с ухоженным гладким лицом просматривал принесенную рукопись. Дан сидел за приставным столиком, крутил в руках скрепку.
- Так-так… Хорошо, - не отрываясь от бумаг, произнес Вали Камалович. – По существу…А вот эту фразу я бы полностью выкинул, - и он аккуратно замазал фломастером целый абзац. – Нескромно. Тут больше о роли коллектива надо бы… О рядовых лаборантах… Вот так будет лучше. Согласен?
- Это же ваш доклад, - сказал Дан.
- Ваш – наш, какая разница? – по-отечески улыбнулся из-под оправы очков хозяин кабинета. – Туйгун Азизович обещал самолично быть на собрании. Надо так, чтобы от зубов отскакивало! Нет, Хорошо написано – без воды, четко, конкретно. Спасибо тебе!
Он протянул руку Дану, но тот продолжал сидеть.
- У меня к вам дело… - начал неуверенно он. – Хотел было поговорить…
- Насчет квартиры? – Вали Камалович улыбнулся и вытащил из ящика бумагу. – Вот, письмо в Гориспоком. Как только снесут твою халупу – получишь квартиру в самом центре. Я и устно договорился. А то знаешь, забросят куда-нибудь на Карасу!
- Спасибо, - сказал Дан, - но я не об этом… Я насчет Курбанова, Азода… Как-то все глупо вышло… Тот инцидент с вами…
- А причем здесь это? – помрачнев, сказал Вали Камалович. – Не во мне дело! То, что он про меня болтает – его личное дело. И честно сказать – мне от этого не холодно и не жарко. У нас демократия, - он махнул рукой на газеты, лежавшие на столе. – Каждый вправе говорить то, что думает. Но твой дружок, по сути, сорвал ученый совет, разбил графин с водой, оскорблял достойных людей!
- Вали Камалович…
- Не перебивай меня! – раздраженно произнес Вали Камалович. – Адвокатов много, а каково мне? Он неделями не появляется на работе, говорят, пьет! Профком уже вынес решение!
- У него нервы не в порядке…
- Меня не интересуют его нервы, - холодно произнес Вали Камалович. – Работа есть работа! И если каждый будет показывать свой характер, мы только и будем заниматься выяснением отношений! Надоело! Прошло время гладить по головке! Сам знаешь, какие сейчас требования! – он положил ладонь на передовицу центральной газеты. Работа в Комитете, на носу отчет в Головном, ученый совет… А он устроил демонстрацию протеста!
- Но без идеи Азода нашей работы не было бы вообще… - негромко произнес Дан. – Она принципиальна по сути…
- Знаю, знаю! – отмахнулся рукой Вали Камалович. – У него этого никто не отнимет! Но нельзя, черт подери, личные амбиции ставить выше работы всего коллектива, двух лабораторий! И потом, он ведь не с потолка взял эту идею… А основываясь на двухлетней работе всего института.
Дан смотрел куда-то в угол и молчал.
- Он, видите ли, считает, что работа не завершена! Да мы ее на премию
еще выдвинем, попомни мои слова! - он поднялся, подсел ближе. – Пойми. Данияр, если к концу месяца мы не представим основные выкладки, нас прикроют… Со всеми вашими идеями… - устало добавил. – Так что прикажешь выбирать – претензии твоего друга детства или честь института?
Дан не ответил, поднялся уходить.
- Хочешь помочь другу, убеди его публично извиниться перед коллективом… Передо мной, если соизволит. – Вали Камалович горько усмехнулся. Я ведь как к своим сыновьям… Эх… - помолчал, потом деловито добавил, - Может изложить все в письменной форме? А с приказом я повременю. Так ему и передай.
Дан прошел коридором института, здороваясь на ходу с сотрудниками, спустился по лестнице, вышел во двор и направился в сторону серого одноэтажного здания вивария.
Внутри было неуютно, сумрачно. Неприятный запах ударил в нос.
Дан поморщился, постоял, привыкая к темноте. Из-за проволочной сетки на него равнодушно смотрели кролики с красными глазами. Словно механически жевали вялые листы капусты.
В отдельной клетке сидел белый кролик с вживленными к черепу датчиками.
От них шли тонкие провода и на осциллографе маленькими молниями вспыхивали электронные лучики.
Дан остановился перед клеткой. Кролик сидел неподвижно, бессмысленно глядя куда-то мимо.
- Кто к нам пожаловал! – услышал Дан и обернулся.
К нему шел седенький лаборант в застиранном халате, вытирая на ходу руки.
- Привет, - сказал Дан.
- Какими судьбами? Такое начальство в нашей обители! – лаборант протянул руку. – Теща тебя любит – к столу пожаловал! Пойдем, чайку попьем, по старой памяти…
- Спасибо, - Дан огляделся по сторонам. – У тебя ничего не изменилось.
- У кого-то что-то меняется, у кого время словно застыло! – с пафосом сказал лаборант и широко улыбнулся. – Ну, проходи!
И он затолкал Дана в маленькую комнатку с накрытым столиком.
- Помнишь, сколько мы здесь сэкономленного спиртянского выпили? – и он потянулся под стол за склянкой со спиртом.
- Нет-нет, я не пью… И потом на работе… Прекрати, Кнышев!
- По капле… - разбавляя спирт, улыбался лаборант.
- У меня крысы завелись… Вернее – крыса… Помоги от нее избавиться. Замучила.
- Ну вот, - обиженно произнес лаборант. – В кои веки зашел, и то сугубо по личным делам. Эгоист!
Он протянул Дану стакан, насадил на вилку огурец.
- Давай, за нас! За наши мечты… Сбывшиеся и несбывшиеся! За Азода, за тебя и за меня! Будем…
Он смотрел на Дана с каким-то сочувствием и требовательностью. Ждал, когда Дан выпьет первым.
- За нас… - хрипло произнес Дан и выпил залпом.
- Я за тебя рад, закусывая, произнес лаборант. - Я еще тогда знал, из тебя толк выйдет! Надежда! Будущий академик!
- Ну, хватит, - перебил его Дан. – Так как насчет крыс? Есть у тебя какой-нибудь яд или нет?
- А вам обязательно убить надо? – глядя на Дана произнес вдруг жестко лаборант. От выпитого он как-то неожиданно захмелел, улыбка сменилась неприятным выражением. – Это обыкновенное животное, такое же, как кошка, собака, слон…
- Ну ладно… - хмуро вздохнул Дан. – Хватит лекции читать.
- А ты не перебивай меня! – Лаборант выключил закипевший чайник. – Я же на крысах… Хотя, скажу тебе по секрету – это не просто зверьки… - он перешел на шепот. – Ох, не простые! Я с ними двадцать лет работаю, знаю их характер. Их не убивать надо… Если они тебе не нравятся – отгони их от своего дома и все… А вы все убивать, убивать…
- Слушай, Кныш, ты совсем разучился пить! – вставая, произнес Дан. – Лыка не вяжешь!
- Я не пьяный, - сказал лаборант. – Чего вы с Азодом сделали?
Вопрос был так неожидан, что Дан остановился в дверях.
- Причем здесь Азод?
- А, при том! Скоты вы! И ты в первую очередь!
- Пьянь! – коротко сказал Дан. – Руки не хочется пачкать…
Он хлопнул дверью и пошел мимо проволочных клеток с кроликами.
Вслед послышался негромкий смех.
Данияр вошел в лабораторию. За стеклами мягко крутилась кассета с перфолентой.
- Добрый день, - сказал он сотрудникам.
- Зравствуйте, Данияр Хамидович.
- Дан, - обратился к нему Марат, сотрудник с бородой и в темных массивных очках. - К тебе жена Азода звонила, вы с ней собирались встретиться?
- Да… - сказал Дан и направился к дверям своего кабинета.
- Она позвонит через полчаса.
Дан открыл дверь, остановился.
- Знаешь... Скажи что меня нет. Придумай что-нибудь. Скажи, что уехал в Головной…
Марат кивнул и когда дверь за Данном закрылась, переглянулся с сотрудницей, молоденькой девушкой. Потом причесал бороду и усы маленькой специальной расческой.
Дан прошелся по кабинету, подошел к окну.
…Они сидели на траве в тени старого дерева. Чуть выше шумел гремящим водопадом шлюз, из которого они чудом выплыли. Девочка, что бежала следом за ними, стояла над ними и причитала:
- А я думала все, утонете!.. Азод молодчина…
Азод облизывал ссадины на руке, мелко дрожал от пережитого страха и холодной воды.
- Я так испугалась! Хочешь я тебя поцелую?
Дан посмотрел на нее. На подбородке у него тоже синел кровоподтек от удара о бетонную стенку, но девчонка, словно не видела его – суетилась возле Азода.
- Отстань, Мунирка! – отмахнулся Азод. Но девочка нежно обняла его за голову и поцеловала в щеку.
Дан отвернулся.
… На столе звонил телефон. Долго, пронзительно, требовательно. Дан смотрел на него, как на что-то живое. Наконец звонки прекратились. Дан облегченно вздохнул, сел за рабочий стол, стал машинально листать какие- бумаги.
Гавхар стояла рядом с мужем, наблюдая, как тот нанизывал кусочек мяса на крючок мышеловки.
- Возьмет?
- Куда денется… - Дан оттянул пружину, осторожно положил мышеловку на пол возле мойки.
Вошел сын с кассетником на руках, включил запись.
Дан оглянулся.
- Откуда это у тебя?
- Ребята дали послушать. Классная мелодия, а?
Да, - ответил Дан. – Это что. Моднл?
- Не знаю… - сын откусил яблоко. – Это диск шестьдесят третьего года.
- Я был тогда старше тебя всего на год. У всех были эти записи. И у меня тоже. Мама купила мне «Днепр», хороший маг.
В прихожей зазвонил телефон.
- Кто это может быть? – Гавхар посмотрела на часы. Стрелки показывали половину первого ночи.
Сын снял трубку.
- Алло… Папу? – он посмотрел на отца.
Гавхар знаком дала понять, что Дана нет дома.
- Сейчас… - к неудовольствию родителей произнес сын. Он прикрыл трубку рукой и виновато сказал: - Она плачет…
Дан взял трубку.
- Алло… Мунира… Здравствуй…
Гавхар прислушивалась к разговору.
- Да… Да… - через длинные паузы повторял Дан. – Послушай, Мунира, он должен понять одно – легче всего искать виноватых вокруг… Да… Пусть и на себя посмотрит со стороны! – он надолго замолчал. – Да, я тебя внимательно слушаю… да, друзья… Но причем здесь это? Судить всех… Бросаться! Он в последнее время стал совершенно неуправляемым… На работу не ходит, со всеми переругался! Подожди, не плачь! Мунира, возьми себя в руки… Где он сейчас? - Дан переглянулся с женой. – Официально? Я не знал об этом, прости. Хорошо, я с ним встречусь. Где его можно поймать? Хорошо… Да… До свидания… Я обязательно поговорю с ним…
Он положил трубку на рычаг.
- Ты права, они развелись, - растерянно произнес Дан. – Азод где-то снимает квартиру… Деньги Мунире посылает по почте… Ненормальный!
- Она просит помирить их?
- Нет… Насчет работы. Его ведь собираются увольнять.
- Уволить Азода? – Гавхар покачала головой. – Вы что там с ума все по сходили?
Дан промолчал.
По потолку проплывали зыбкие отсветы редких ночных машин, проезжавших за распахнутым настежь окном, слышались неясные ночные шорохи, прогудел где-то тепловоз, глухо прозвенели куранты.
Данияр и Гавхар не спали – лежали с открытыми глазами Письмо в Горисполком шеф подписал – как перспективному научному работнику и так далее… Когда будут сносить оно поможет… - негромко говорил Дан.
В этот момент на кухне звонко щелкнула пружина мышеловки.
Данияр вскочил с кровати и бросился на кухню.
Торопливо включил свет. Пружина мышеловки сработала, но крючок был пуст.
- Попалась? – крикнула из спальни Гавхар.
- Нет… - ответил Дан. – Ушла. И мясо с собой прихватила.
- Я же говорю – это настоящая бестия! – Гавхар, опасливо глядя под ноги, вошла на кухню.
Дан поднял мышеловку, повертел в руках.
- Надо было другую, для крыс.
- Скорее бы снесли этот проклятый дом!
Дан шел по улице, обсаженной старыми дубами, с одноэтажными особняками, приходившими от невнимания в негодность. Некоторые дома были заколочены, где-то недалеко гудел бульдозер. Дан остановился у ворот, где висела вывеска с треснувшим стеклом: «Художественная мастерская».
Вошел во двор. К стенам были прислонены разные планшеты, на которых виднелись остатки лозунгов, изображения колхозников и рабочих. Какой-то парень щеткой смывал с планшета гуашное покрытие. Краска разноцветными струйками стекала на асфальт.
- Скажите, Азод здесь работает? – спросил Дан.
- Здесь, - парень кивнул в сторону строения в глубине двора. – Он там, проходите…
Дан вошел в мастерскую. Большой зал был ярко освещен киловаттными лампами. На козлах лежали огромные планшеты. Несколько художников работали над ними – широкими кистям окрашивали гигантские буквы какого-то лозунга.
- Азод…
Один из работавших поднял голову.
Они сидели в уголке двора, перекрытой планшетами с оплывшими от дождей буквами, лозунгами, давно утратившими свою актуальность, призывами. Со всех сторон на них смотрели какие-то лица, наливались силой чьи-то мускулы, дымились трубы заводов, колосилась пшеница, белел хлопок на полях.
- Абсурд… Сюрреализм какой-то, - сказал Дан.
- Могу тебя заверить – здесь абсурда меньше, чем у нас в институте, - мрачно сказал Азод.
- Ладно, не заводись… - примирительно произнес Дан.
- Как ты меня нашел?
- Не имеет значения.
- Тебе не кажется, что все это глупо?
- Не надо, перебил его Азод. – Мне здесь хорошо. Жалеть меня не стоит, и я здесь прилично зарабатываю и что самое главное, не вижу рож, которые мне осточертели!
- Ну хорошо… А Мунира, в чем она перед тобой провинилась?
- Это тебя вовсе не касается.
- Послушай, шеф человек не злопамятный. Я говорил с ним. Единственное, что от тебя требуется – извиниться за тот случай и все! Можешь прямо сейчас написать три строки и завтра же в институт.
- В чем я провинился?
- Ну, хорошо, не провинился, - пытаясь говорить мягко, произнес Дан. – В самом деле, с кем не бывает? И у него характер не подарок и ты тоже не золото. Поругались, поцапались, мало ли что бывает в этой жизни? Но дело надо довести до конца! Основная идея твоя! И никто не собирается ее отнимать! – Дан тронул руку Азода. – Я тебя прошу… Он все-таки руководитель работ… Можно и его понять.
- Что с тобой случилось, Дан? – Азод пристально смотрел на товарища. – Что с вами со всеми случилось? Ладно, можно терпеть этого хама, этого недоумка! Можно терпеть то, что он обворовывает всех нас! И тебя и меня! Но ведь он хочет из нас сделать рабов, холуев! Ты что, не видишь этого? Ослеп, оглох?
Дан опустил глаза.
- По какому праву он может орать на меня, на тебя? Солдафон безмозглый!
- Слушай, надо быть умнее, терпимее. Мудрее…
- Мудрее? Ах, ты, какой мудрец! – Азод скинул руку Дана. – И запомни, если еще раз попросишь меня извиняться перед этой сукой, я не подам тебе руки!
- Не кричи, пожалуйста!
- Буду кричать! Буду! Мудрый какой выискался! Я давно уже написал, все что думаю! Вот… Вместо извинения!
Дан заметил, как трясутся руки у Азода, как пот бисеринками высыпал на лице, как нездорово блестят глаза.
- Хочешь узнать, почему мы расстались с Мунирой? Тогда слушай, Мудрец! Она мне заявила, чтобы я брал пример с тебя, умненького, благоразумненького! Пожалела, наверное, что не вышла замуж за тебя!
- Ты что болтаешь, Азод!
- А то, что думаю! Мудрец!
- А ты неврастеник! – закричал в ответ и Дан. – И шизик! Тебе и в самом деле лечиться надо!
- Уходи отсюда и забудь дорогу!
От резкого движения рукой один из планшетов повалился, увлекая за собой и другие. Сооружение рассыпалось, словно карточный домик. На полу продолжали оптимистично улыбаться девушки и парни с огромных плакатов.
Дан, не оглядываясь, шел по двору, переступая разноцветные струйки на асфальте.
В прихожей раздался мелодичный звонок. Дан открыл дверь. На пороге стояла женщина в сером халате с объемной сумкой и с блокнотом в руке.
- Вызывали? – спросила она. – Я с эпидстанции.
- Да, да, проходите. Туфли можете не снимать.
Он провел ее на кухню
- Давно они у вас?
- Кто?
- Ну кто, мыши или крысы?
- Она одна.
- Откуда вы знаете?
Дан пожал плечами.
Женщина вытащила из сумки пакет с белыми шариками, привычно встала на колени и начала рассовывать крысиный яд в укромные уголки под шкафом и мойкой.
- Дети есть? – спросила она снизу? - Будьте осторожны, они их едят.
- Кто?
- Дети. Они думают, это конфетки и едят. А это очень сильный яд, - она поднялась на ноги. – Ну, вот и все. Распишитесь здесь.
Она протянула карандаш и квитанцию. Дан расписался.
- Если по-честному – эти шарики на них не действуют. Они хитрые стали, не едят их и все! Хоть лопни!
- Как? – растерянно взглянул на нее Дан. – И что же делать?
- Лучший способ – линейка с ведром.
- Никогда не слышал…
- Эх, писатели! – засмеялась женщина. – Ладно, расскажу. Только сигареткой угостите…
Она закурила сигарету,
_ Хорошие… Значит так, ставите на край стола линейку… Вот ровно на середину, чтоб не падала. На конец линейки сыплете немного сыра – они сыр очень уважают. А около стола, прямо под линейкой ведро с водой. И на стол немного сыра, так сказать для возбуждения аппетита. Мышка на сырный дух лезет на стол, потом на линейку, а та - бамц – вниз! И мышка в воде! Ясно?
- Какой-то странный способ…
- Зато надежный. Ну, спасибо за сигаретку. Мне еще в три места успеть надо. До свидания.
Дверь за ней закрылась. Дан прошел в комнату, нажал на клавишу магнитофона.
Снова потекла мелодия. Старая, почти забытая мелодия его юности.
Дан вошел в приемную. Секретарша поливала из маленькой лейки цветы в горшках, протирала пыль с глянцевых листочков.
- Вызывал? – спросил Дан.
- Злой, как черт, - шепотом сообщила девушка, показала взглядом на дверь. – Будь осторожнее, Дан.
Она приободряюще улыбнулась ему, распахнула дверь.
Вали Акмалавич сидел за столом, что-то читал. Поднял глаза.
- Ну, слышал, что твой друг натворил? – не поздоровавшись, спросил его.
- Нет, - ответил Дан.
Тот протянул ему несколько листков.
- Познакомься… Читай внимательно, не торопись.
Пока Дан читал написанное Азодом, Вали Камалович нажал на кнопку селектора. – Подготовьте мне все данные по Курбанову… Личное дело, количество прогулов… Все, что есть.
Дан поднял голову.
- И вот этот бред он посмел положить на стол Туйгуна Азизовича! Прорвался к нему в кабинет и потребовал сейчас же прочитать!
- Вали Камалович, к вам звонят из Головного, - послышался голос секретарши.
- Нет меня! Нет! – закричал Вали Камалович. – Надо же всех винит! И самого Азиза Туйгуновича! Человек, который нас, можно сказать вывел! Он ему в отцы годится! Сопляк! Неблагодарный выскочка.
- Вали Камалович… Я был у него… Разговаривал. У него стресс. Он в невменяемом состоянии… - тихо сказал Дан.
- Послушай, защитничек! – резко оборвал его Вали Камалович, - за этот пасквиль он еще ответит, но я хочу предупредить тебя – если ты не хочешь неприятностей, не лезь головой в петлю, не защищай его! Ясно?
Дан покачал головой.
- Более того, именно ты ответишь на это грязное письмо! Пора, наконец, дать отпор демагогам, типа Курбанова!
- Нет, негромко произнес Дан.
- Послушай, этот негодяй обливает помоями не только весь институт, всех нас, но и тебя!
Дан молчал, опустив голову. Вали Камалович подошел к Дану и наклонился над письмом Азода.
- Вот! – ткнул он пальцем в лист, найдя нужный абзац, - Читай! «Вы вырастили целое поколение конформистов, трусов и лжецов! Талантливых ученых вы превратили в низких угодников и подхалимов!»
Дан оглянулся на него.
- Ну, что ты так на меня смотришь? Кого он имеет в виду? Тебя? Или тебя и это не волнует?
- Но ведь здесь приведены случаи, которые имели место…
- Обычный прием демагогов! – оборвал его Вали Камалович, - Выпячивать, раздувать недостатки и совершенно забывать о том, что сделано, какая огромная работа проведена! Открытие, которого ждет вся наша промышленность! Реальный вклад науки в народное хозяйство! И в такой момент – подлый удар Курбанова! И он смеет говорить о нравственности! Подонок!
- Азод честный человек, хрипло сказал Дан.
- Честный?! – Вали Камалович и без того возбужденный, налился краской. – Вот и пусть катится со своей честностью!
Он ходил по кабинету, не находя себе места.
- Короче, ты должен ответить на письмо только по научной части. А морально-этическую сторону, так уж и быть возьму на себя!
- Я не буду ничего писать, - сказал Дан. – Азод сделал открытие. Основная идея принадлежит ему.
- Коллектив сделал открытие! Коллектив! Ясно?
- Нет… Нет… Это не честно… Он мой товарищ, друг…
- Он сумасшедший, ему лечиться надо, Вали Камалович неожиданно перешел на ласковый тон. – Ты ведь сам только что об этом говорил. Подумай о себе, Данияр.
О семье, о будущем, в конце концов. Докторов в нашей области раз два и обчелся… Ну скажи, зачем тебе портить биографию ради этого невменяемого, как ты сам изволил выразиться! Подумай…
Дан молчал, опустив голову.
- Вот, копия письма. Завтра я тебя жду.
Дан зашел в лабораторию. Навстречу ему поднялся Марат.
- Это правда, Дан? – спросил он.
- Что? – рассеянно произнес Дан.
- Насчет Азода? Говорят, его увольняют?
- Не знаю… Не знаю… - Дан открыл дверь. – Результаты квартала готовы?
- Дан, ты должен ему помочь. Одно твое слово…
- Я спрашиваю, результаты последнего квартала готовы?
- Они у вас на столе, - сказала сотрудница, испуганно глядя на Дана.
Дан закрыл за собой дверь.
Марат стал расчесывать бороду и усы, задумчиво глядя на дверь с надписью «Руководитель лаборатории».
Мелодия преследовала его.
Даже во сне.
Духота ночи, сорванная простыня. Пот, высыпавший на лбу.
Прекрасная мелодия, светлая временем, в котором она когда-то звучала.
Дан беспокойно ворочался во сне.
Она звучала, пронизывала его, отбрасывая его, лет на двадцать пять назад…
… Какой-то яркий, ослепительный, пронзительно светлый день… Азод. От белозубой улыбки и от белого ворота рубашки тонкими искорками исходит свет.
Что-то говорит, смеется. Слов не слышно. Как странно – вот он и сам – ДАН, Он также молод. Совсем мальчишка. Разве можно видеть самого себя? А мелодия продолжает звучать. Мунира в белом платье в горошек. Тоже смеется. Какие ямочки на щеках! Откусила с хрустом яблоко, передала Азоду. Тот тоже откусил, передал Дану. Посмотрел в небо с тревогой Азод. Дан. Мунира. Мелодия еще звучит.
В высоком небе появляется облако. Становится все больше и больше. Оно набухает и превращается в серую тяжелую тучу. Нет. Это не туча. Огромная крыса повисла над ними. Девочка закричала. Побежала вдоль берега канала. Как они оказались в воде? «Руку, Дан!» Но течение неумолимо тащит их за собой в зияющую черную воронку гудящего шлюза. «Держись!» Туча-крыса почти накрыла их и тут они увидели впереди, в темноте шлюза белые клычки и глазки другой крысы!
Нет! Это сон. Мучительно проснуться. Убедиться, удостовериться, что это всего лишь сон. Сон!..
Дан открыл глаза, тяжело дыша. Огляделся, вытер со лба пот.
Гавхар спала рядом, тихо, посапывая. По потолку плыли неясные тени. Вдалеке прогрохотал товарняк.
Дан поднялся с постели, вышел в коридор, потом в ванную.
Открыл воду, пригоршнями поплескал на лицо.
Потом подошел к телефону. Снял трубку, набрал номер.
Послышались длинные гудки. Никто не отвечал.
Дан положил трубку на место. И вдруг явственно услышал, как что-то или кто-то скребется на кухне.
Одним прыжком он оказался у мойки с остервенением стал вытаскивать из шкафа посуду, потом отодвинул ее. Распахнул створку мойки, оторвал нижнюю доску.
- Ну, выходи… - прошептал он.
Скрежет исчез. Только ровно гудела вода в трубах.
- Опять? – в двери показалась встревоженная Гавхар.
- Нет… - сказал он.
- Вечером она испугала дочку.
- Показалось! – закричал дан.
- Что с тобой? Ты такой бледный.
- Не знаю.
Когда Дан подходил к широкому крыльцу института, рядом остановилась «Волга».
- Данияр! – окликнул его Вали Камалович.
Дан подошел к машине.
- Написал?
Дан молча вытащил из портфеля папку.
- Приказ об увольнении Курбанова готов, Вали Камалович положил папку к себе. – Завтра, по настоянию Туйгуна Азизовича собирается ученый совет и Азод будет официально вычеркнут из списка авторов открытия.
- Что?
- Что слышал, - жестко ответил Вали Камалович. И завтра тоже подпишешь протокол.
- Нет… - сказал Дан. – Я не подпишусь…
- Ну что ж, я предупредил тебя, совесть моя чиста… Квартира, в конце концов. Туйгун Азизович разъярен, я и не советую тебе лезть в огонь.
Он посмотрел на часы.
- Пойдем, начальству никак нельзя опаздывать на работу. – Он взял под руку Дана и они вместе стали подниматься по ступенькам. – Хакимов уходит на пенсию, кресло моего зама ждет тебя, - он улыбнулся, - Могу дать тебе дружеский совет…
Дан взглянул на него.
- Нйди причину не приходить завтра. И все. Успокойся, все взвесь и не приходи. Главное, чтобы причина была уважительная. Иди и подумай.
Данияр шел по коридору. Кто-то с ним здоровался, но он словно не слышал, продолжал идти.
Открыл дверь лаборатории.
- Что с вами? – испуганно спросила девушка-лаборант, На вас лица нет! Вам дать валокордин?
- Нет…
- Тебе плохо? – к нему подошел Марат.
- У меня мать… В тяжелом состоянии, - сказал Дан, удивляясь самому себе. – Мне надо срочно ехать.
- Не волнуйтесь, вы так, Данияр Хамидович, - сказала девушка, - Дай Бог, все обойдется!
- Что?.. Да… Может быть… - сказал Дан, глядя в пространство. – Мне срочно придется ехать…
- Возьми мою машину, - сказал Марат, - Быстрее доберешься, - Он протянул Дану ключи и документы. – ГАИ остановит, скажешь, что сбрил бороду.
- Спасибо, - произнес тихо Дан.
- Ты видел объявление – на завтра вдруг назначили ученый совет? – спросил Марат. – Не знаешь, что стряслось?
- Нет… - Дан отвернулся, - Мне надо ехать.
Дан поставил линейку, насыпал сыра, внизу стояло ведро с водой. Он выключил свет и вышел из квартиры.
Синие «Жигули» мчались по бетонке. Дан вел машину рискованно, как-то зло, обгоняя идущие машины, срезая углы. Рядом сидела жена. На заднем сидении сын и дочь.
- И все-таки, ты можешь объяснить к чему эти гонки? - спросила Гавхар, -беспокойно глядя на бегущую навстречу полосу дороги.
- Так надо.
- И завтра мы в школу не пойдем? – радостно прощебетала дочь.
- И завтра и послезавтра… В понедельник вернемся.
- Ура! – закричали дети.
Сын включил кассетник, и снова потекла знакомая мелодия.
- Выключи! – заорал вдруг Дан. – Заводишь старье всякое!
Сын Недоуменно посмотрел на отца и нажал кнопку «стоп».
Мелодия словно оборвалась на полуслове.
Машина уходила все дальше и дальше от Ташкента.
Через несколько дней они вернулись домой.
Дан открыл дверь. Зажег свет в прихожей. В руках детей были полные сумки с фруктами.
- Наконец-то, - Гавхар устало присела у зеркала, стала снимать туфли. – Лучше родного дома на свете ничего нет.
Дан оглянулся. На кухне слышался плеск.
Он вошел на кухню, включил свет. Увидел крысу.
Она плавала в ведре, наполовину наполненном водой. Рядом, на полу валялась линейка и крошки сыра.
- Попалась! – закричал сын.
Крыса делала по воде круги, устало работая короткими лапками. Поблескивали злые глаза – бисеринки, торчали белые клычки.
Гавхар с отвращением и страхом смотрела на нее.
Дан взял веник, поймал крысу и придавил ее ко дну.
В прихожей раздался телефонный звонок.
Дан продолжал держать веник в воде, прижимая крысу.
Гавхар подняла трубку.
- Да, я слушаю. Дома. Мы только что вернулись… Что?!! – рука с трубкой повисла в воздухе.
- Что случилось?
- Азод…
Дан бросил веник и подбежал к телефону.
- Алло! Мунира! Это я… Алло, что ты молчишь? Мунира! Говори! – он замолчал, только сжал трубку до белизны в суставах, - Нет… Это неправда… Зачем он это сделал?
И в трубке раздались гудки.
- Папа! – взвизгнула дочка, - Она еще жива!
Дан положил трубку, медленно прошел на кухню.
Крыса выплыла и продолжала кружить по воде, устало скребя лапками по стенке ведра. Черные глазки почти закрывались. Клычки обнажились, бока тяжело вздымались. Она умирала, но продолжала тянуться из воды.
- Убей ее! – крикнула Гавхар.
Дан взглянул на нее. Потом взял ведро и вышел из дома. Только свет полной луны заливал крыши, деревья, кусты.
Дан выплеснул воду с крысой на землю. Та не двигаясь, лежала на траве. Потом шевельнулась и поползла. Сначала тяжело, медленно, потом быстрее и через секунду пропала в темноте.
Если бы сейчас кто-нибудь выглянул из окна – он увидел бы странную картину – во дворе, залитом лунным светом, стоял одинокий сорокалетний человек с пустым ведром в руке. Перед ним поблескивала лужа. А плечи у человека вздрагивали,
Ташкент. 1988 год.