Он называл меня Лёхенц. И он был моим другом, не смотря на то, что между нами было лет двадцать разницы в возрасте. Буга. Валерий Пухаев. Низкий, коренастый мужик, одна сплошная мышца со взглядом стаффорширда, готового к броску. Казалось, одно неловкое движение, и майка, или рубашка, в которую он был одет, немедленно треснет по шву. Наверное поэтому он всегда носил широкие брюки с легким клёшем от колена. В свои пятьдесят с хвостиком лет он легко выжимал сто двадцать килограмм лежа, и главное - держал "крест" на гимнастических кольцах. И он был одним из лучших кулачных бойцов своего времени. Буга рассказывал мне, как к нему специально привозили бойцов из Грузии. Обычно "гладиаторские схватки" проходили где-нибудь вдали от любопытных глаз. Конечно же делались ставки. "Я не треплюсь, Лёхенц, но мне никто даже сопротивления не давал". "Верю", отвечал я. Я действительно не сомневался в этом.
Буга познакомился со мной сам. Пришел как-то домой, сказал, что может помочь с ногой. Давай, согласился я. Он показал мне целый комплекс физических упражнений, и это было удовольствие заниматься с ним. Не смотря на грубоватый внешний вид, это был типичный цхинвальский интеллигент, который прекрасно знал весь поведенческий этикет присущий настоящим цхинвальцам. Буга знал всё, всех, и всё про всех. И все знали Буга. Он жил напротив базы ОМОН, по улице Советской, и обычно мы ходили к нему домой, в маленький спортзал, в котором было все необходимое для полноценной тренировки - штанга, гантели, и лежак для жима лёжа. И большое, в рост, зеркало стенного шкафа. А потом я устроил его в ОМОН. Тренером. Чтобы он мог заниматься с ребятами. Да и зарплата, пусть и маленькая, была для него не лишней. Наше общение с ним не ограничивалось занятиями в зале. Буга мог запросто завалиться ко мне рано утром домой, и не церемонясь спросить: "Лёхенц, что у тебя на завтрак?". "Овсянка", отвечал я. "Будешь?". "Конечно!". Мы жевали кашу, болтали ни о чем, затем я отвозил его в город. "Лёхенц, высади меня на площади"....
А потом он умер. Совершенно неожиданно для меня. Я застрял во Владикавказе дней на пять, и случайно встретил знакомого, который мне и сообщил, что Буга не стало. Что не выдержало сердце. И что его похоронили. Я сразу же выехал в Цхинвал. Его жена встретила меня молча, лишь спросила: "Почему тебя не было?". Я прошел в комнату, где стояла штанга. Теперь там стояли лавки и столы, покрытые белой бумагой с пятнами от разлитого вина, и пустые граненые стаканы, с остатками красного на дне...
Во взрослой жизни я плакал вслух всего раза три. Когда умер Гога Джиоев, мой друг и однокурсник. Когда не стало Вадима Газзаева, моего командира. И когда ушел Буга. Я стоял посреди комнаты, плакал навзрыд, громко, по-детски размазывая слезы по щекам, и пустая комната эхом отражалась пустотой во мне.
Мой друг, Валерий Пухаев. Буга. Единственный в этом мире человек, для которого я был просто "Лёхенц"...