-Да куда ж ты пойдёшь, ежели ты не местный! Вяжи, его Серёга!
-Мужики, вы чего?—Алёша попытался улизнуть, но его остановил мощный удар в челюсть. Парень в долгу не остался и дал сдачи. Сражение было не долгим—нападающих всё-таки больше, и вскоре юношу повязали.
Михася, Добрыня и Ерофей, придя в мастерскую ремесленника, которая была и лавкой, и домом, крепко задумались—что именно делать?
-Ну вот тут у меня материалы все, и железо здесь же,—рассказывал Ерофей, проведя друзей в другую комнатушку.
-Неудобное расположение,—покачал головой Добрыня,—отсюда выход на улицу. Получается, три входных двери: эта, в лавку и в жилые палаты. По одному человеку на дверь—несподручно.
-Осмелюсь перебить,—вмешался Михася,—по одному человеку—бесполезно и непредусмотрительно.
-Почему это?
-Ну вот допустим, ты будешь сидеть у двери в жилые комнаты. Кстати, Ерофей, ты на ночь двери запираешь?
-Только в эту комнату сейчас стал, а остальные открыты.
-Ага, уяснил. Так вот, сидишь ты, значит, и тут заходит человек. Допустим, тот самый вор. Как мы докажем, что он вор?
-Дык чего доказывать? Вошёл—значит, вор!
Михася потёр руки:
-А вот и нет! Может, он заблудился? Неместный. Дома просто перепутал.
-Да ерунда же!
-Ерунда. Да только мы не докажем, что он виновен. Так что, сидим все вместе тут. Если уж сюда заберутся, то хватаем и несём к Берендею.
Добрыня засопел, обиженный на Михасю за то, что тот прав оказался, но спорить было бессмысленно. Потушив в доме свет, трое знакомых расселись по разным углам и принялись ждать.
А к Берендею пришла гостья, да не просто так пришла, а по делу серьёзному.
-Здрав будь, Берендей-царь,—поклонилась Василиса, проходя в приёмную комнату царя.
-Василиса, это ты!—с каким-то детским восторгом подошёл к ней царь.—Чего не заходишь давно, случилось что?
-Дел невпроворот, сам знаешь,—улыбнулась женщина,—ты уж не обессудь, но я к тебе пришла с разговор не шутейным.
-Да? Ну говори, что случилось,—было видно, что Берендей несколько расстроился, хотя и старался не подавать виду,—ты садись, в ногах правды нет.
Царь с Василисой сели за стол, и женщина начала говорить:
-Твои работники сегодня ко мне приходили.
-Какие?
-Да не прикидывайся, Берендей Горохович, промеж нас никогда тайн не было.
-Ну ладно, ладно. Они просто не должны были себя выдавать—секретно, как бы.
-Так они и не выдавали. Просто представились Ильёй и Добрыней, а про них мне уже всё известно.
-И как ты только всё узнавать успеваешь? А где третий, Алёша? И чего они к тебе приходили, про нововведение расспрашивали?
-Никакого Алёши с ними не было, а был Михася и ремесленник Ерофей, по поводу которого они и приходили. Железо у него и у других кузнецов воруют, вот они и спрашивали совета.
-Как?! Кто посмел?!—царь вскочил из-за стола.—Да ремесленники—это же опора государства! Это их изделиями мы торгуем! Не позволю! Кто украл?!—разъярённый государь ходил взад-вперёд по комнате.
-Да в том и загвоздка, что не ведаем—кто. Есть предположения, что Кощей за старое взялся.
-Бессмертный? Не удивлюсь, ежели так и будет. Но зачем ему это надо?
-А это уж токмо ему и ведомо. А работники твои засаду устроили в мастерской Ерофея, и Михася тоже с ними.
-Вот это правильно! За это хвалю. Выследят мне татя—награжу!
-Да предчувствие у меня недоброе. Может, стрельцов им на помощь послать?
-Нельзя. Ночь сейчас. Люди увидят, слухи поползут, только спугнём лиходеев. Я утром пошлю.
-Твоя правда, государь. Спасибо, что выслушал. Пойду я.
-Добра тебе в дорогу,—улыбнулся Берендей,—только заходи почаще.
-Как повелишь, Берендей Горохович,—сверкнула чёрными глазами Василиса и ушла из царских палат.
Красива и сказочна весенняя ночь в Московии! Волшебными огоньками мерцают звёзды на тёмно-синем покрывале неба, луна прячется за нашедшим облачком, как девица за окошком своей светёлки. Тихо качаются ветви дерев на прохладном ветерке, питаясь живительной влагой росы. Нет прохожих—все собрались по домам. Кто уже спит после тяжёлого дня, а кто попивает ароматный чай с баранками в кругу родных и близких. Разве что кошка пробежит по забору, али птица какая быстро пролетит, разрезая дрёму ночного воздуха. В сон погрузилась Московия, но были и те, кто бодрствовал...
-Ну и что, Серёга, нам с этим чудиком делать?—двое воров сидели рядом со связанным Алёшей, который и сказать ничего не мог—рот заткнули кляпом.
-Я откуда знаю? Сейчас чего-нибудь не то сделаем—с нас потом Кощей головы снимет!
-Ну не сидеть же с ним, аки няньки!
-А кто с ним нянчиться собрался? Оставим тут, дверь запрём и по делам.
-Понял нас?—Серёга усмехнулся, насмешливо глядя на Алёшу.—Тут жди, не бросай уж нас! Хотя как ты нас бросишь, ты ж связанный!
Подельники засмеялись, зная, что ничего им за это не будет. Алёша, по-видимому, отвечал что-то весьма не лестное, но услышать можно было только невнятное мычание.
Заперев парня на складе, Серёга с Юрой, то и дело оглядываясь, пошли выполнять своё тёмное дело...
Сидеть в засаде было крайне скучно: ни тебе свет зажечь, ни поболтать толком. Хотя через маленькое окошко пробивалось лунное сияние, что позволяло играть в кости. Правда, бросать их приходилось на здесь же расстеленный кафтан Михаси, чтоб не стучали об пол. Играли недолго: Добрыне с Ерофеем так ни разу и не повезло, что быстро всю охоту отбило. Наконец послышались приближающиеся шаги. Именно в этот момент выяснилось, что всё имеющееся оружие—нож Михаси. Затаив дыхание, собрав все силы, приятели ждали возможности достойно встретить ночных гостей.
На северо-восточной окраине Московии в Сосновском кабаке собралась, как обычно, весьма разношёрстная компания. Славилось сие заведение, во-первых, гигантской многовековой сосной, под которой и было построено, и в честь который было названо, а во-вторых, теми, кто туда приходил. В кабаке снимали жилые комнаты и заезжие купцы, и не очень богатые иноземцы, и всякий лихой люд. Как все они уживались под одной крышей—никто толком не знал, только разные слухи да толки ходили вокруг Сосновского кабака.
Само здание было отстроено на славу: двухэтажное, с прочной крышей и толстыми стенами, оно летом дарило прохладу, а зимой—тепло. На первом этаже был сам кабак: шум и гам не стихали ни днём, ни ночью. Выпивали завсегдатаи, заключали сделки купцы, гуляли разбойники да плясали под нехитрую музыку цыгане. На втором этаже располагались жилые комнаты, которые почти всегда были заняты. Что удивительно, кормили в кабаке вкусно—еда была со своего двора, за исключением мяса. А двор был хорош: тут тебе и сад с огородом, и птицы домашние, и конюшня. Сюда же выходили подышать свежим воздухом постояльцы, сюда же выставляли в тёплое время года столы.
За одним из столиков сидели двое мужчин: уже знакомый читателям Ганя и другой весьма колоритный персонаж. Это был мужичок лет тридцати, невысокий и худощавый, с бритой головой и большими голубыми глазами. Уплетая за обе щёки щи с кислой капустой, он слушал Ганину болтовню. Тот рассказывал новые городские байки и сплетни и вдруг, как бы ненароком, обмолвился:
-А у ремесленников железо тырят. У всех. Да так хитро—никто ничего не видел. Ну тут уж начали сказки рассказывать: уже чуть ли не на Кощея думают.
-Дык это Кощей и есть. Его рук дело,—быстрым высоким голосом сказал мужчина.
-Брешешь, Выша,—усмехнулся Ганя.
-Это я брешу?!—вылупил и без того большие глаза мужчина.
-Ты.
-Да вот те крест! Слухай сюда, я тут тоже кой-чего знаю, не ты один умный...