Гл.3
За пять дней пребывания в тайге Яков и Илья добыли одиннадцать беличьих шкурок и три соболиных. Но Яков уверен, что он подстрелил и четвёртого соболя, но сколько они не пытались отыскать его тело в сугробе, так и не нашли, потратив на это мероприятие битый час. Да и где найдёшь без собаки, тут столько снега навалило, к тому же, постоянно приходилось пробираться сквозь заросли и коряги, сваленные буреломом и скрытые под большой толщей выпавших осадков. А, возможно, соболь просто был ранен и убежал в надёжное укрытие.
Шкурки сразу снимали с животных и на то имелись свои причины. Во-первых, чтобы не тащить за собой лишний груз, где в подобных условиях каждые сто граммов уже считались лишними, а во-вторых, если этим заниматься возле зимовья, то на запах крови и внутренностей пушных зверьков может собраться множество диких животных, а их близость там совсем нежелательна. Сами-то кумовья защищены добротными стенами сруба, да только вой и возня хищников не даст как следует выспаться, а им так жизненно необходим этот ночной отдых, потому как нынче им выпала совсем не из лёгких долюшка, если ещё учесть их переживания по поводу того, чтобы остаться незамеченными среди своих же селян.
Яков и Илья, на самом деле, являлись лесными жителями, они тайгу знали как свои пять пальцев, вот поэтому и опасались ещё одного подвоха со стороны волков и рысей. В данный момент все эти коварные звери вдалеке, от греха майнули подальше, заслышав выстрелы, но чутьё у них отменное и они обязательно не упустят возможность полакомиться останками от белок и соболей. Когда хищник чует лёгкую добычу и запах крови, то он теряет всякую осторожность, его уже ничем не остановить.
А друзья уже собрались домой, поэтому им не нужны в пути такие соседи, как рыси, которые нападают сверху и глазом не успеешь моргнуть. В их деревне, много или мало, а семеро человек погибли от клыков этой красивой кошки. Да и волчью стаю не следует сбрасывать со счетов. Серые разбойники сильны в своём сплочении, они прекрасно управляются с сугробами, последние им не помеха, а если уж кого окружают всем гуртом, то и отстреляться не успеешь.
И лучше не будить лихо, пока оно тихо.
Была мысль захватить тушки белки и соболя домой, для собак и кошек, но передумали. Самим хоть бы благополучно дойти, уже не до гостинцев для домашних четвероногих.
- А Прохора Аверина, пить дать, Анисим загубил. - ни с того, ни с сего промолвил Илья, когда они вернулись с очередной охоты совсем пустые. Вот уж второй день не везёт, потому и не стали испытывать судьбу и на утро наметили обратный путь.
Яков в это время развесил свой кожух на табуретке и пристраивал её около печки. Он быстро повернулся к другу и предостерёг:
- Не к добру ты про него упомянул, ещё и к ночи глядючи. Все так помышляют, да только как докажешь?
- Ты правый. - Илья молча поднялся и троекратно осенил себя крестом. - Давай спать, что ли? А то завтрева к родным непросто и долго добираться.
Но не успел он проговорить последние слова, как в дверь громко постучали: раз, другой. Друзья переглянулись, мол, кого это черти принесли? Но настойчивый стук повторился ещё некоторое время.
Яков приблизился к выходу.
- Хто там? - зычным голосом спросил он.
- Свои, отворяй немедля! - приказал Емельян Горюн, местный кулак.
Вот это неприятности. Илья и Яков смотрели друг на друга, но на ум ничего не шло, как им быть в данной ситуации. Они понимали, Горюн припёрся не один, но совсем не открыть - они им не могли. Зимовье строили все, в том числе и прадед Емели, тогда Горюны были нищие, как и все, а нынче, где обманом, а где нахрапом, сначала разбогател батька Емели, а он уже пестовался на всём готовом, стараясь при случае умножить имеющийся капитал родителя. Да если рассудить, то как людей оставишь на морозе, не по-человечьи как-то.
Илья неохотно кивнул и Яков загремел засовами. В помещение тут же ввалилось трое: уже упомянутый Горюн, его дружок Гришка Дроботов и самый главный над всеми - Анисим Подвойский. Яков побледнел.
- Чё так долгонько не открывали, мы уж хотели двери ломать, шкурки прятали не иначе? - с ехидной улыбкой начал Анисим.
- Не прятали и не собираемся. - ответил ему грубо Илья. - Мы честно их раздобыли. А коли виновны, так ужо не перед тобой, ты не закуплял тайгу. Вот перед Советами и станем ответ держать.
- Ты, смотрю, дюже прыткий, да? - Анисим обошёл Илью вокруг. Медленно так, не отрывая от него насмешливого взгляда, вроде тигр, приноравливающийся к своей добыче, к тому же, уверенный, что она от него никуда не убежит. Гришка с Емельяном едва показались в комнате, а то как сторожа застыли у порога. - А я плевать хотел на твою Советскую власть и на тебя, голытьба, в том числе! Я тут Советская власть, понял, смерд? - Анисим, вдруг поменял тактику. Глаза его налились ненавистью, лицо раскраснелось.
- Погодь. - перебил его Яков. - Коли тебе плевать на новую власть, так чего ты ей всё своё добро поотдавал, ещё и караваем их у ворот завстренул? Так не ведут себя хозяева, а, как кумекаешь? - Яков заметил, что Илья ему даёт знак, чтобы не вмешивался, мол, возьму всё на себя, но Яков не унимался:
- Мы голытьба чи смерды, но хлеб-соль на рушник не мастерили и поклонов не отбивали перед незнакомцами, а ты готов был из кожи вылезти, чтобы тебя не повесили. Но знай, Анисим, они не навсегда почезли, скоро прибудут, а тады и погутарим.
- С кем, с тобой я буду гутарить? Да ты много из себя представляешь, заморыш! Радуйся, что корову тебе Советы подарили, а так бы ужо и с голоду опух вместе со своим народившимся ублюдком. Так ты ещё и в тайгу полез, за шкурками. Ну оно и неплохо, мы ждали того. Я сам ледащий белок ловить, а вы это сами за меня сделали, вот и весь мой к вам антирес... Емеля, что стоите, как истуканы? Один шкурки пусть сыскает, небось в ледник снесли, а другой... Добре ужо с ними валандаться. - и он провёл рукой себе по горлу, намекая на самое страшное и тут же вышел из зимовья, дабы не марать свои белы рученьки об мужицкую кровушку.
Гришка скрылся в небольшом коридорчике, где в чувале лежали добытые кумовьями трофеи, Илья дёрнулся было следом, но Емеля размахнулся и опустил остриё топора прямо ему на голову. Илья, как подкошенный плашмя упал на пол. Всё произошло в считанные секунды.
Яков бросился к другу, но тут же почувствовал острую боль за ухом, а потом в плече и сознание померкло.
Очнулся от запаха гари и едва размежив веки, увидел возле себя клубы дыма и лежащего мёртвого товарища. Яков тот час сообразил, что его тоже посчитали за покойника и подожгли зимовье, чтобы скрыть следы.
"Ироды! - пронеслось в мозгу. - Вот так они и Прохора изничтожили и шкурки его отобрали. И валяется теперь Прохор где-то снегом засыпанный, а то можа ужо и зверьми обглоданный. Кто теперича наткнётся на его кости, даже если весна нагрянет. Муравой всё зарастёт и поминай как звали."
Яков собрал последние силы и, морщась от нестерпимой боли в разрубленном плече, потихоньку стал на ноги и тут же упал от слабости и головокружения.
"Надо, надо подниматься, иначе смертушка. Вон, ужо крыша горит во всю, вот-вот обвалится." - мужчина сделал ещё попытку и дополз до того места, где на гвоздях висели их с Ильёй ружья. Но, как и думал, убивцы всё позабирали. Поднялся, держась за стену, и едва доковылял до двери. Дышать становилось всё труднее, лёгкие, требующие кислорода, разрывались на части. Яков кашлял, закрывал лицо рубахой, но от вездесущей гари никуда не деться. Вновь закружилась голова, затошнило, но он упрямо толкал дверь со всей мочи. Бесполезно, заперто на засов. А он надеялся, что они не забоятся, вроде усопшие сбегут.
Оставалось окно, но оглянувшись, Яков и там обнаружил пламя, охватившее весь проём, где уже начали потрескивать стёкла.
"И тамочки капкан. Мабудь, костёр подожгли.
Неужели это конец?"
В запутанных мыслях, вдруг появился проблеск.
"Мать честная, тут же подпол есть! Чего же я медлю, упаду ить скоро и тогда уж не подняться."
Ещё дед ему сказывал, будто охотники вырыли там лаз, а вот для каких целей - ему никто не объяснял, а он и не спрашивал. Помнил, что отец не велел ему туда опускаться, но Яков, будучи мальчонкой, и сам не горел желанием знакомиться с подземельем.
Качаясь и без конца спотыкаясь о разбросанные вещи, он с трудом преодолел расстояние от двери до противоположной стены и именно здесь, под громоздким столом, он нащупал металлическое кольцо, служившее ручкой для поднятия сбитых между собой досок, что вкупе представляло собой крышку от подполья.
Видимо, давно никто не тревожил этот тайный проход, да и кому это надобно, вот и крышка, как будто приросла к полу и ни в какую не сдвигалась, даже на самую малость, до образования хотя бы маленькой щелочки. Яков почти смирился, что уже проиграл смерти в этом непростом поединке. Хотелось прилечь и ждать прихода беззубой старухи с её неизменной косой, но внезапно такая злость взяла.
"Ну почему я должон загибаться? Я молод ишшо, у меня сын народился, а я буду подчиняться этой косматой ведьме, которая всех подгребает на тот свет и ей всё равно стар тот или млад."
Яков ещё раз попробовал дёрнуть за кольцо. Оно сподручнее б было, кабы отодвинуть этот дубовый стол, да силушки совсем не оставалось ещё и на него, но вдруг кольцо оторвалось, доводя мужчину до крайнего отчаяния.
"А это уже всё. Он, уже и потолок нахилился, сейчас рухнет и..." - но случайно руками он нащупал небольшую щёлку, всё-таки не зря старался. Яков просовывал в неё свои пальцы, всё расширял и расширял спасительный проём и тот, наконец, поддался. Крышка сползла на бок и ему в лицо пахнуло гнилью и сыростью, но как благодатен этот запах в отличие от удушливой гари.
Яков буквально повалился на низ, скатываясь кубарем, высота тут всего метра полтора, и когда он глянул в зияющую над собой дыру, заволакивающуюся дымом, то пожалел, что так поспешил и не прикрыл за собой крышку, потому что удушливый запах уже пробирался и сюда: так робко, не смело, но отвоёвывал каждый метр у погибающего человека, не оставляя ему никаких шансов.
И Яков пополз, не обращая внимания на боль и сочащуюся кровью рану. Он так страстно хотел выжить, что попадавшиеся на пути тонкие корни деревьев и кустарников, а также сплетённая плотной преградой паутина, которую он сдирал с лица грязными руками и вновь устремлялся вперёд, были просто мелочью в сравнении с тем, что он, за совсем короткое время, нынче уже дважды ускользнул от неминуемой гибели.
"И всё-таки тут поработали, подрубили большие корневища, иначе я бы не просунулся." - затравленно думал мужчина, про себя благодаря тех, кто ещё до него спускался сюда, в глубины подземных недр.
Мысли роились в голове, как пчёлы в дупле, одна наскакивала на другую, потом их сменяли следующие и порой ему не хватало всего-навсего здравого рассудка, чтобы ухватиться за нужную из них и привести в порядок свою истощённую нервную систему. И как назло снова осенило:
"А что, если в той непроглядной темноте ждёт меня завал? Вот обрушилась там недавно почва и всё тут. Боже праведный, подохну тута или задохнусь, как та крыса, и никому в голову не придёт, где я нашёл своё последнее пристанище. А назад ходу нету, там огонь."
И всё же, надежда его не оставляла, как и всякое замученное подобной ситуацией существо. Он полз и полз, пока впереди не показалось несколько бледных полос.
"Свет! Да, я вижу свет! Спасибо Господи, кажись, я спасён!"
Но это был не свет. Это снег, заваливший наспех сколоченную створку, и теперь вновь придётся потрудиться, чтобы её открыть. Но это было не так сложно, как с той крышкой, что в зимовье, потому что выход из подземелья находился под бугром и сугробов сюда не намело, как в других уголках тайги. Защитили и высоченные кедры, взявшие на себя большую часть осадков, а также густой кустарник, за которым образовалась трёхметровая снежная гора.
Яков выбил ногами доски, предварительно убрав задвижку, и чуть не заплакал, глотнув морозный, но такой живительный воздух. Вслед за приятным моментом последовал приступ кашля и Яков забоялся, что его могут услышать. Но когда осторожно выглянул, отводя от себя, чтобы не мешались, нижние лапы кедрача, то с радостью удостоверился - он здесь абсолютно один.
"Так и есть. Чего им тут торчать, где нашкодили, они уж на пол-пути в деревню, аж валенки стучат о поясницу."
Мужчина упал лицом в снег и потёрся о него: "Вот так бы лежал и лежал и что удивительно, даже стужа не берёт."
Совсем рядом раздался страшный треск, Яков быстро приподнял голову и его взору предоставилась печальная картина: обрушилась горящая крыша зимовья, поднимая к низкому небу миллионы брызг, сотканных из сверкающих тёмно-красных искорок, обжигая своим манящим, но губительным жаром, голубые ели, сосны и кедрачи. А боярышник уже горел во всю, распространяя вокруг шипение от имеющегося в ветвях сока, до которого добралось ненасытное пламя.
Вот когда порадуешься, что выпало много снега. Яков знал, пожара в тайге не случится.
С высокой осины подхватились испуганные вороны и понеслись сломя голову в неизвестном направлении. Природа противилась неожиданной лесной трагедии, потому что все осознавали - это так страшно, если разбушуется вдруг лесной пожар, в голодном зеве которого почезнет всё живое, что окажется на его пути.