Бесстыжая. круг 3-ий, порочный. глава 5

Валентина Горбачёва
ГЛАВА 5. Случайные связи.

  Воронина познакомилась с молодым человеком. Отношения с ним внезапно переросли в глубокое чувство. Не верилось, что оное могло возникнуть у столь циничной особы как Воронина. Но со стороны Беркутова (именно так величали её молодого человека) это было всерьёз и надолго.
   Зойка возобновила отношения со своей одноклассницей, Маховиковой Ирой. И в последнее время якшалась в основном с ней. В паре с Ириной и произошло то роковое знакомство. Первоначально Зойка воспринимала Беркутова как курьёзный случай, не более. Объясню почему.
   В каждом уважающем себя кафе-мороженом висело объявление: ПРИНОСИТЬ С СОБОЙ И РАСПИВАТЬ СПИРТНЫЕ НАПИТКИ ЗАПРЕЩАЕТСЯ (иногда даже ВОСпрещается). В то же время каждый уважающий себя член советского общества плевать хотел на подобные заявления, объявления и угрозы. Напротив, стоило только увидеть русскому человеку нечто, ограничивающее свободу, нутро его бунтовало и противилось этому. Подстрекая к действиям совершенно обратным. Невзирая на малолеток, наивно уплетающих из розеток пломбир с сиропом, поборники прав человеческих приносили с собой пол-литруху, любовно укрывая её за пазухой, и, взяв напрокат гранёный стакан, потихоньку разливали дурманящее зелье. Манкируя текст объявления.
   Тут, пожалуй, будет не лишним посвятить несколько слов гранёному стакану. Мне, конечно, не сравниться в Веничкиной* поэтичностью. Однако хочется напомнить о необходимости этого предмета не только тем, кто был приобщён к питию из него. А также и тем, кто совершенно не осведомлён о важности сией немудрёной посуды. Попросить пустой стакан у человека по ТУ сторону стойки (продавца) значило обратить на себя внимание. Более того: спровоцировать ПРИСТАЛЬНОЕ внимание. ТОТ человек подозрителен как мать родная, когда ты в подростковом возрасте. Всё-то ему чудится обман. Да ведь и не даст скорее всего. Зная такую особенность продавца-кассира, пивцы старались всё своё нести с собой. Стакан в моё время стоил десять копеек. Гривенник, если разобраться, тоже на дороге не валяется (за редким исключением). Но всё ж невесть какие деньги. Теперь напомню ещё одну истину, на первый взгляд к делу не относящуюся: Бог велел делиться. Потому у социалистических лавочек, где недавнось сидела компания, можно было видеть стаканы, надетые на сучки деревьев. Для собратьев-алкашей. Однако не всякий был так везуч, чтоб в подходящую минуту мог без промедленья найти такой стакан. И не так предусмотрителен, чтобы всегда иметь под рукой свой. Беркутов с товарищем были из породы ротозеев. Глотать на улице да ещё из горла – это моветон какой-то. Так друзья очутились в мороженице, где в это время культурно сидели Зойка с Иркой. Кушали мороженое, запивали его ситро. Ни о чём таком не помышляли. То есть нормальная девушка всегда готова к встрече с принцем. Но эти двое на принцев похожи не были. Отнюдь. Они были грязны, лохматы и пьяны. На всё, конечно, существовали резонные объяснения. Грязны – потому что со смены. Работали парни молотобойцами (заметьте, не из-за недостатка образования, а из желания заработать). А бить молотом - это вам не бумажки перебирать. Естественное загрязнение – сопутствующее зло при такой профессии. Лохматы – потому что нормальному советскому мужчине стричься недосуг. Он это делает исключительно под давлением матери или жены. Пьяны – потому что им не выплатили премию. Следовало разобраться: что за фигня такая? Самый же конструктивный разговор, как известно, складывается под воздействием зелёного змия. Так, противореча самим себе, они планомерно просаживали без того малую получку.
   На дворе стоял бодрящий чресла январь. Парни чувствовали себя огурцом, пока сидели на скамейке. Но стоило им зайти в кафетерий, размякли от тепла.   
   Беркутов оглядел публику томным взором принявшего на грудь и обратился к нашим знакомым девицам:
- Девчонки, не дадите стаканчиком попользоваться?
  Зойка фыркнула. Ирка потупилась. Помня о материнских наставлениях: не вступай с пьяным в переговоры ни при каких условиях!
- Ладно тебе, Серёга. Не пугай девушек, - дёрнул за рукав его спутник.
   Беркутов не понял причины, по которой его игнорируют.
- Нет, правда, девчонки, вам что, жалко? – продолжил он докучать подружкам.
  Те вынуждены были подняться.
- Мы вас чем-то обидели? – Беркутов мог быть привязчивым, как банный лист.
- Пойдём, Ир, - хмыкнула Воронина.
- Значит, Вы Ира, - Беркутов протянул Маховиковой руку. – Я Сергей. А моего товарища… постойте, куда же вы? Мы ещё не познакомились… Ирина, как зовут Вашу подругу? Мы вообще-то не пьём… Это так, случайно вышло… Просто понимаете… да стойте же!
   Забыв про стакан, Беркутов страстно желал объясниться. Продираясь сквозь стулья, выставленные в боевом порядке, и сметая со столов приборы, он следовал за особами, не удостоившими его ответом. 
- Ну, ё-моё… - приятель Беркутова встал перед выбором: либо идти за другом (которого могли загрести в ментовку), либо отправиться провожать Ирину (она отпочковалась от своей строптивой подруги и шла быстрым шагом к остановке).
   Да в конце-то концов, что он, сторож другу своему? Пусть выпутывается сам. Он развернулся на сто восемьдесят градусов и устремился за девушкой. Беркутов этого даже не заметил. Он был одержим одним: догнать во что бы то ни стало маленькую, быстро удаляющуюся фигурку с лёгкими, как пух, волосами.
   Воронина тогда ещё жила с матерью и дедом. Беркутов больше не приставал с разговорами. Просто шёл следом. Преодолев два лестничных пролёта, он оказался у Зойкиной квартиры.
- Кто это с тобой? – изумился дед, завидев набычившегося Беркутова за спиной внучки.
- Никто, - Зойка хотела захлопнуть дверь перед носом кавалера.
  Не тут-то было. Беркутов лез в дом, как оголодавший паршивый кот.
- Парень, ты в своём уме? – дедок подналёг плечиком на входную дверь.
   Беркутов не внял обращению.
- А ну, пошёл вон! – распалился дед. – Мать, звони в милицию! Тут Зойкины ухажёры двери ломают!
   Упоминание о милиции привело Беркутова в чувство. Он вынужден был отступить. Ещё какое-то время Серёга ошивался под окнами Ворониной. Как зовут заносчивую деву он так и не выяснил, поэтому был краток.
- Эй! – орал он. – Эй, ты! Выходи! Выходи, поговорим!
  Зойка подглядывала за ним из-за занавески.
Несмотря на январские морозы, дед распахнул окно.
- Ты меня не понял? – взъярился дедуля. – Ты у меня на пятнадцать суток сядешь за дебош, если немедленно не уберёшься! Хулиган!
   Аргументы были сильны. Серёга вынужден был с ними согласиться.
   История имела продолжение. На следующее утро Беркутов явился с извинениями. Без цветов, но с тортом. Дед с Зойкиной мамашей сдержанно посмеялись над произошедшим, но когда дверь за возмутителем спокойствия затворилась, дед произнёс следующее:
- Хорошего, девка, от него не жди. Чтобы я его больше здесь не видел.
   Конечно, Воронина и не думала внимать советам мудрого деда. Поступила наперекор. Да и кто больше пострадал в том союзе – вопрос. Но это всё за далекими лесами, за крутыми горами, за быстрыми водами*… то есть дела далёкого будущего. А покамест Воронина вплелась в компанию Беркутова, словно была для этого рождена. Беркутов являлся главой маленького сообщества. Несколько слов о компании Беркутов&Ко. Ближайший Беркутовский друг и соратник – Володя Целиков. В целом приятный молодой человек, хоть и не в моём вкусе: роста чуть выше среднего, худощав, черноволос, немногословен. Что интересно, его мне прочили в женихи. Но Целиков к тому времени уже увлёкся Маховиковой. На мой взгляд, невзрачной девицей. Но довольно ладненькой. К тому ж блондинкой и кроткого нрава. В их компании был ещё один. Его почитали за бабника. Может, он сам себя позиционировал таковым. Вида он был подходящего для этого дела. Этакий каталожный мальчик. С модной стрижечкой и мышцами по всему телу. Популярность тренажёрных залов набирала обороты. ЗОЖ постепенно становился нормой. Этим чудиком был Александр Кузин. Ему неожиданно понравилась я. В моём кругу на таких павлинов смотрели с подозрением. Предпочитая проводить досуг за рюмкой и сигаретой. Кузин мне нравился и не нравился. Отдавая дань его ухоженному виду, я не знала, что с ним, таким красивым, делать. Кузин напоминал мне прапорщика из анекдота. Не шибко начитанный, с безапелляционными суждениями и дубовым юмором. Но у меня в межличностых отношениях всё сложно. Больше всех мне нравился Беркутов. Высокий, саркастичный, с выразительными чертами лица. Что он нашёл в этой пигалице Ворониной?
   Пока я черпала сведения о развивающихся отношениях из уст Зойки, я не думала, что они могут иметь продолжение (ошибка, уже имевшая место!). Поэтому на предложение Сальниковой отбить Беркутова у Зойки я ответила риторически:
- Ну-у… - подумав, что это было бы не вполне этично. Воронина - подруга. Действовать за её спиной не очень красиво.
  Танька только фыркнула. Вот всегда она так. Легкомысленная особа. Дело-то серьёзное. И я решилась представить всё так, будто это спор такой. Соревнование. А  приз в нём – Беркутов.
   Воронина тем временем трубила на каждом углу:
- Беркутов у меня на коротком поводке. Кручу им, как хочу. Бегает за мной, как собачонка!
  Ну, как такое стерпеть?!
- А давай проверим, - вкрадчиво проговорила я.
- Как это? – покосилась на меня Воронина.
- Я попробую его соблазнить.
   Воронина деланно засмеялась.
- Попробуй. Предупреждаю: ничего не получится.
   Но на всякий случай подстраховалась. Рассказала Беркутову о состоявшемся споре.
   Претворить свой замысел в жизнь я решила в своей квартире. Дома, как говорится, и стены помогают. Наметился междусобойчик. Участники всё те же (so-so): Сальникова, я, Воронина, Беркутов, Целиков. Кузин отсутствовал. Видимо, наращивал мышечную массу в тренажёрке. Мы же предались безудержному пьянству.
   Подсев за столом к Беркутову, я окружила его заботой. Подкладывала лучшие кусочки и не давала простаивать рюмке. Не забывая при этом зазывно улыбаться. Каждое его слово я умасливала лестью, подслащивала комплиментами и сдабривала остротами. Беркутов размяк и, казалось, поддался моим чарам. Я была уверена, Серёга считает меня очень привлекательной. Фигуры у нас с Ворониной похожи. Значит, для него это не главное. В остальном я не уступала Зойке. Правда, грудь у неё больше. Но уже тогда висела.
   В утреннем свете вся эта ситуация выглядела неприглядно. Недаром говорят: утро вечера мудренее. Обмозговывая то, что случилось вчера (а что случилось? спать-то Беркутов ушёл с Зойкой!), я с ожесточением тёрла посуду. Беркутов пришёл прояснить отношения. Расставить приоритеты. Нарисовать точки над i.
- Зоя – моя девушка, - сказал он.
   Я иронично взглянула на него.
- Я всё знаю, - проигнорировал он иронию в моих глазах.
   «Зараза! - ругнулась я про себя, имея в виду Воронину. – Она рассказала о нашем сговоре».
- Если бы хоть на минуту я поверил… - «Ну, и зря не поверил, балда!»
   Мне оставалось сказать:
- Правильно сделал, что не поверил.
- Значит, мир?
- Конечно!
   Но мира не получилось. Напротив, этот «мир» ознаменовал начало войны. С Ворониной мы отдалились. Когда пересекались, каждый раз у Беркутова были заготовлены ядовитые замечания в мой адрес.
- О-о-о, а вот и наша Таня! – потирал он ладони, словно готовясь меня удушить. – Нарядная такая! Что, нынче праздник какой?
 Он не оставлял нас Зойкой наедине. Никогда. Отвратительная привычка. Сидел и слушал бабские сплетни.
- Кирзанов с Ситниковым? Это из «Отцов и детей», что ли? - и махал рукой. – А, ну ты не знаешь…
  Сказать мне, знавшей русскую литературу, как свои пять пальцев, что я не знаю программный роман Тургенева? В тот момент я его ненавидела. А Воронина подливала масло в огонь. Поощряла будущего мужа дробным, частым смешком. Ха-ха-ха-ха – как шестнадцатые в музыке. Её я ненавидела тоже. И, похоже, наши чувства были взаимны.
   Ненависть ко мне тлела во всех членах их маленького, но сплочённого коллектива. Целикову никогда не нравились жгучие брюнетки. Буйный темперамент он принимал за грубость. Грубость соседствует с хамством. А хамства не любит никто.
   Мне исполнилось двадцать два года. Но ни разу не попался кто-то, с кем я могла общаться и трахаться одновременно. Мне до чёртиков хотелось быть раскованной, как Сальникова. Или преданной, как Романова. Или своей в доску, как Воронина. Но не было ни того, ни другого, ни третьего. Казалось, во мне нет ничего стоящего.
- Просто ты ещё не нашла себя, - мягко говорила Т.Г. – Ты ещё удивишь всех. Вот увидишь.
  Но я ей не верила.
   У Ворониной умерла мама. Зойка немедленно изжила со своей площади деда. Он, как ветеран войны и труда, имел право на внеочередное жильё. Зойка принудила его этим правом воспользоваться. Переехав, дедуля проклял внучку, а Беркутов с Целиковым переехали в квартиру Ворониных.
   Удалые 90-е можно сравнить с чиреем, который зрел десятилетиями, но всё же находился в оболочке системы, не позволявшей ему прорваться. С наступлением перестройки чирей лопнул, извергая накопившейся гной подобно вулканической лаве. Весь негатив, все пороки своего времени – наркотики, проституция, коррупция – хлынули с невиданной для советского человека мощью и затопили наше общество от низов до самых верхушек.
   Домашняя обстановка Ворониной стала притоном нарколыг и экспериментальной площадкой многовариантного секса. В районном масштабе. Непременными участниками процесса были Беркутов с Ворониной и Целиков с Маховиковой. Иногда к ним присоединялся Кузин с какой-нибудь подружкой.
   С Кузиным у меня были неопределённые отношения. Мы не являлись парой. Не хватало искры. Тем не менее, как-то раз, закупив партию капель от насморка, Воронина принялась бодяжить самопальный наркотик. Я оказалась в числе приглашённых по просьбе Кузина. На всех был один шприц. Изредка Зойка отлучалась, чтобы его прокипятить. Но не после каждого члена группировки. Что, как выяснилось с течением времени, оказалось стратегической ошибкой.
  После инъекций все разбрелись по квартире, дабы предаться разврату. Никакого волнения от кузинского тела я не испытывала. Но перепихону не противилась. Терпеливо ожидала вторжения. Повторился вариант с Дёмченко. У sex bomb отсутствовала эрекция. Может, он ждал какой-то активности с моей стороны (не помню, чтобы я до него даже дотрагивалась). Может, волновался. Может, на него так подействовал укол. Не знаю. Факт оставался фактом: член Кузина Александра не стоял. Болтался на полшестого, как ненужная игрушка.
  Что-то он там примеривался, прилаживался, потом соскочил и, поигрывая ягодичными мышцами, отправился на кухню.
- Сейчас вернусь и буду тебя е@ать, - пообещал он мне перед отлучкой.
   Обещанию не суждено было сбыться. Во втором раунде Кузин также потерпел фиаско. И снова я была рада, что так сложилось. Уж не ведьма ли я? Не сама ли насылаю чёрную немочь? Вопрос небезосновательный. За этим случаем последовала целая галерея аналогичных осечек. С другой стороны, это наводило на мысли о моей несостоятельности как любовницы. Дряблые члены, неспособность кончить…мужское орудие в моём присутствии капризничало и давало сбой.
   Бедный Кузин, после того как опростоволосился, подвергался всяческим нападкам и высмеиваниям. Его репутация героя-любовника сильно пострадала. Разумеется, ни о каких дальнейших встречах со мной и речи не могло быть. А факт, что я предала огласке его слабость, служил поводом тихо меня ненавидеть.
- О, Таня! – приветствовал он меня, когда видел.
   Я кивала. Отмечая, что интонации Сашок заимствовал у Беркутова. Создать нечто своё ума не хватало.
- Как дела? – интересовался он тоном, в который был вложен весь сарказм, имеющийся у него в наличии. Плюс яд и горечь.
   Чувствовалось, его порадовало бы известие, что дела у меня из рук вон плохо.
- Ещё не родила, - мерзко похихикивая, подсказывала ему Воронина.
  После чего все мы вынужденно смеялись.
   Целиков, обсуждая меня в постели с Ворониной(!), прокомментировал своё ко мне отношение одним словом:
- Стерва.
  Меткая характеристика.
 Теперь по поводу Целикова с  Зойкой. Воронина шпилилась по очереди: то с Бертовым, то с Целиковым. Любовь не картошка… Только любовь ли это?
  Зойке так не терпелось сообщить обо мне мнение Володьки Целикова, что ждать личной встречи она не стала. Позвонила.
   Думаю, мою ультранепопулярность Зойка же и взрастила. Она, в противовес мне, являлась душой великолепной шестёрки (Маховикова – Целиков, Беркутов – Зойка, Кузин – Ленолиум). Именно лЕнолиум. От Лена. Лена Меликова – девушка Кузина. Так или иначе, я сослужила ему добрую службу. Кузин завязал с похождениями и обрёл незамысловатую подругу. Лена-Ленолиум работала в магазине стройтоваров. На разгрузке. Что имело сразу две выгоды. Во-первых, освобождало Кузина от мужских обязанностей (окромя тех, которые он выполнял в постели). Во-вторых, физически развитый Ленолиум вскоре произвёл в кузинской квартире ремонт. Бесплатно. При этом она буквально смотрела Александру в рот, когда он изволил его разевать. Впрочем, говорил Кузин редко. Я лично вообще не помню никаких его цитат, окромя той, которую уже привела выше (мол, сейчас вернусь и…).
  Всё шло своим чередом. Воронина готовилась к свадьбе. Беркутов - к поступлению в институт. Кузин продолжал совершенствовать свой облик. Ленолиум трудилась во  благо своего возлюбленного. Маховикова забеременела и раздумывала: от кого она понесла. Целиков пристрастился к наркотикам. Когда не было чем уколоться, Володя пускал по венам водку. Этот метод впервые он опробовал с Зойкой. Целиков пустился вразнос, потому что Воронина готовилась к замужеству с его другом. Сердце не лукошко, не прошибёшь окошко.
   Если подумать, Зоя явилась возбудителем таких заболеваний как:
- алкоголизм;
- ****ство;
- наркозависимость.
   Абзац в том, что мне она вменяла в вину наличие гордости, алчности, гнева, зависти, уныния, похоти и чревоугодия. Примерно в таком порядке.

  Однажды три девицы (а именно Воронина, Сальникова и я), разгорячённые молодым вином, устроились у меня на пижамную вечеринку. Не буквально, конечно. Просто остались у меня ночевать. Без мужиков. Что давало возможность вдоволь о них посудачить. Разговор постепенно перешёл на личности.
- Ты, Радкевич, нехороший человек. И мужики это чувствуют. Потому-то ты и одна, - сказала Воронина.
   Никогда не считая себя образцом для подражания, я всё же обратила свой взор на Сальникову в надежде на поддержку. Та неожиданно заняла сторону Зойки.
- Моя мать всегда так хорошо к тебе относилась…
  (Стоит только вспомнить, как меня выставили из квартиры Сальниковых, когда мне грозило групповое изнасилование)
- …а ты её назвала любительницей выпить.
   Верно, сказала. Но лишь в ответ на жалобу Татьяны, что её маман снова вернулась с работы подшофе.
   Сальникова продолжала:
- А ведь ты жила у нас. Ела и пила с нашего стола.
   Вот о чём меня предупреждали мама с Бабушкой: никто ничего не делает бескорыстно. Если разобраться, мы честнее: не угощаем – но и не сетуем.
   Я расстроилась. Хотела искоренить свои недостатки совершенно искренне.
- Девчонки, что же вы раньше ничего не говорили?
   Те лишь повели плечами.
   Кое-какие выводы я для себя сделала. Человеку не нравится быть плохим. «Я – хороший» заложено в нас самой природой. Я стала больше проводить времени с новой подружкой, появившейся у меня на работе, Олей Земляникиной. Но пороги увеселительных учреждений по-прежнему обивала с Татьяной Сальниковой.
   В один из вечеров, которые мы проводили с Танькой в новом заведении под названием «Кубик-рубик», я положила глаз на рослого крупного парня. Приблизительно в это время я поняла, что худые мужчины не в моём вкусе. Он был не один. Как выяснилось позже, худенькая женщина при нём являлась его женой. Его БЕРЕМЕННОЙ женой. Ей нездоровилось. Женщина уехала раньше, оставив блудного мужа пить, гулять и веселиться. Как он, собственно, и поступил. Уже в компании со мной. Первое, что он сделал по уходу супруги, был шаг ко мне. Далее обмен любезностями. Знакомство. Накатили… После чего я оказалась в одной с ним постели. На квартире его дядюшки.
   Никакого мастерства по ЭТОЙ части я в нём не обнаружила. Пресно, скучно, простоквашно. Один раз в миссионерской позе. В течение пятнадцати минут я надеялась, что это лишь начало. Донесшееся до меня мерное посапывание товарища развеяло мои надежды в прах.
   Мне же не спалось. Всё думалось. Зачем я здесь? Что делаю тут с чужим мужем? Чего ради? Под утро я засобиралась домой. Мужчина разул глаза и исполнил ещё раз. Так же коротко и просто.
- Теперь-то ты можешь успокоишься? – с чувством выполненного долга произнёс он.
   Наверно, полагал, что заслужил орден «За заслуги в постели».
- Нет, - усмехнулась я. – Теперь я поеду домой.
- Может, оставишь телефончик? Созвонимся, - предложил неверный муж.
   Я, не торопясь, достала помаду и подошла к трюмо. Намериваясь, пока крашу губы, обдумать его предложение. Стоит ли оставлять номер телефона человеку, который женат, а как любовник неинтересен?
- О боже! Не надо! – воскликнул он.
   Недоумевая, я повернулась к нему с наполовину накрашенным ртом.
- «Не надо» что?
- Я думал, ты собираешься написать номер на зеркале, - с облегчением вздохнул он.
   Это решило исход дела.
- Не собиралась, - заверила его я.
   Слишком уж он пуглив для мужа, пускающегося в романтические похождения.
- Давай лучше оставим это приключение без продолжения.
- Ну, давай, - немного растерялся он. – Как хочешь.
   Всё это мелко. Грязно и мелко. Пора найти постоянного партнёра. И выйти замуж.

   Я познакомилась с Игорем Черемыкиным. Умный, образованный… физически он был совершенно не в моём вкусе. Невысокий, худой, с тонкими губами и крючковатым носом. Игорь обладал язвительным характером и хлёстким языком. Он меня раздражал. И в то же время меня к нему тянуло.
   Мы ходили в кино и на выставки. Сидели в кафушках и болтались по улицам города. Мы ругались постоянно. При каждой встрече.
- Как ты сказала? ГардероПе? – высмеивал он меня. - Держите меня семеро! В какой школе ты училась?
   Черемыкин - первый мужчина, кто был грамотнее меня.
- Как из гардеропа высунулась жо… А, что - да ничего: Жора – гардеробщик, – тут же процитировала я.
- Как? – хохотал он. - Ой, не могу! Детский сад!
   Не могу сказать, что я им как-то дорожила. Бывало, рассердившись, я не звонила Игорю неделями. А звонить ему мне запрещала. Он терпеливо ждал звонка.
- Я тут встречался с барышней… - видимо, Черемыкин хотел вызвать у меня ревность.
   Я только лыбилась:
- И что? Где эта барышня сейчас?
   Он злился:
- Тебя что, это ни капельки не задевает?
- Нет. С чего бы?
   Черемыкин морщился.
- Ты же понимаешь, в сравнении с тобой все кажутся никакими.
   За это его можно было терпеть дальше.
   Спустя пару месяцев платонического общения, я приехала к нему с намерением остаться на ночь. Игорь не был ленинградцем. Но жил в городе давно. Окончив десятилетку в родном городе, он приехал в Питер и поступил в Политех. По распределению Черемыкин попал на одно из наших предприятий в качестве инженера. Его обеспечили жильем, выделив комнату в двухкомнатной коммуналке. Туда-то я и навострила лыжи.
   Мало-помалу я постигала то, что называют искусством любви. Минет я считала прерогативой проституток. Но могла брать в руку их уродливый столбик, не выказывая отвращения. Могла при этом двигать рукой так, что лишняя кожа на этом странном органе то отодвигалась, то снова наползала на тупую головку с косой щелью.
   Раздетый Черемыкин был ещё хуже одетого. В его наготе было что-то неприличное. Хотелось его прикрыть. Или отвернуться. Вогнутый, хилый, с жалким животом, бледной кожей, широко расставленными тощими ногами. Хорошо, что я была выпившей.
   На следующее утро мы стояли на эскалаторе ленинградского метрополитена. Я смотрела на него во все глаза.
- Я боялся, что ты будешь груба в постели, - признался Игорь.
- Почему? – сказала, чтобы что-то сказать, я.
   Неожиданно он вернулся к своему излюбленному амплуа острослова.
- Не крась глазёнки, Таня, - выдавил он хриплый смешок. – Так ты выглядишь незащищённой.
- Не могу поверить, что я с тобой спала, - так же невпопад ответила я.
- Почему? – замер он.
   Обычно Черемыкин был суетлив и беспокоен. И чрезвычайно говорлив. Всё это меня раздражало. У мужчин должна быть крепкая нервная система. Невротики достойны лишь сожаленья.
   Мы разъехались в разные стороны. Навсегда.
   Спустя пару лет в моей квартире раздался звонок. Это был Черемыкин.
- Я звонил. Мне сказали, ты тут не живёшь. И вот ты берёшь трубку.
- Да, - холодно произнесла я. Я сразу узнала, кто находится по ту сторону провода. – Я жила у мужа.
- Неужели ТАМ?
   ТАМ – это заграница. В 90-е каждый, кто мог, валил за бугор.
- Нет. На севере.
- У-у, - Черемыкин был разочарован. – Ты вышла замуж за военного?
- Не-ет, - поколебавшись, сказала я. И перевела стрелки: - Ты как?
- Я женился, - расцвёл Черемыкин. – У меня родилась чудесная дочь.
  Вот она, цель его звонка. Сообщить, что у него всё прекрасно. Что ж, семь футов под килем.
- Ну, вот. Значит, наше расставание не слишком тебя расстроило.
   Он немного помолчал.
- Не сказал бы… Я так и не понял, почему это случилось.
- Серьёзно? – удивилась я.
   По-моему, всё очевидно, если тебя бросают после первой совместно проведённой ночи.
   Мы попрощались.
   Мой муж в это время нервно прохаживался по гостиной. Он держал на руках нашего сынишку.
- Кто звонил? – отрывисто бросил он.
- Черемыкин, - отчего-то я сказала правду.
- Черемыкин? – Горбачёв был удивлён. Он знал, что в каком-то смысле Черемыкин являлся его предшественником. – Ты с ним общаешься?
   Его тон не предвещал ничего хорошего.
- Конечно нет.
- Почему в таком случае он звонит?
   Чёрт бы его побрал, этого Черемыкина! Даже после того, как мы расстались, он продолжал меня бесить.
   Я посмотрела на мужа и вспомнила, как у нас с ним всё начиналось.