Глава первая
Годы проходят... А век, разгоняясь,
Рысью бежит – за верстою верста.
К отчему дому опять возвращаюсь,
Чтоб постоять у родного крыльца…
(Марина Яковенко, «Эхо детства»)
Родился я в ночь со 2 на 3 сентября 1950 года в доме деда со стороны отца в сибирской деревне Куватка Тангуйского района Иркутской области, неподалеку от стрелки двух рек: неглубокой Ии и Оки – самого крупного, длиной более тысячи километров, притока Ангары.
Река Ия до заполнения Братского водохранилища являлась левым притоком Оки. Её исток находится в Саянах. Она вытекает из небольшого озера, лежащего на северном склоне Саянского хребта. В верховьях Ия имеет горный характер и стремительно несётся в узкой, лесистой долине, сдавленная скалами. Ниже по течению, после впадения в нее крупных притоков Кирей, Икей и Илир, долина Ии расширяется, течение её становится плавным и спокойным. До самого устья, особенно в низовьях, берега реки были довольно густо заселены.
От Тулуна и ниже по течению Ии располагались такие населенные пункты, как Тангуй, Бада, Кобь, Кумейка, немного поодаль от реки - Ключи-Булак,далее шли Варгалик, Атубь. И почти у самого устья реки растянулись по её левому берегу деревни Куватка и Утузилка.
Нередко в летнее время случались дождевые паводки, и Ия выходила из берегов. Но подъёмы уровня воды редко были критическими и не причиняли жителям особого беспокойства.
Деревни Куватка, соседняя с ней Утузилка были отстроены вдоль левого высокого берегового обрыва реки, поэтому жилые и хозяйственные постройки никогда не подвергались затоплению. Страдали от половодья населенные пункты, расположенные выше по течению Ии, и особенно часто подвергался затоплению г. Тулун и окрестные села, расположенные в нижних зонах поймы реки. Но такого масштабного бедствия, катастрофического наводнения, которое случилось в конце июля 2019 года, местные жители не припомнят. На Иркутскую область со стороны Красноярска надвинулся мощный циклон с продолжительными дождями и сильнейшими ливнями. За три дня выпало до 3,5 месячных норм осадков. Дожди растопили ледники в Саянах. Вышли из берегов Ока, Ия, Уда. Уровень воды в реке Ия в районе Тулуна повысился до рекордных 14 метров. Дамба, защищавшая город от наводнений и рассчитанная на 11 метров, была прорвана, и вода хлынула на жилые массивы, состоящие в основном из частных деревянных домовладений. Страшным водным потоком сносило избы, бани, стайки, теплицы, мосты; вода заливала огороды, приусадебные участки с посадками, дороги. Треть Тулуна оказалась под водой. С крыш домов команды спасателей эвакуировали людей, собак, кошек. По воде плыли многочисленные трупы погибших животных: коров, свиней, кроликов, кур, собак. Жители лишились крова, вещей, хозяйств, урожая. Погибли и пропали без вести люди - более тридцати человек. Одним словом, масштаб бедствия был катастрофическим. Такого разрушительного удара стихии местные жители никогда не знали. Чтобы оправиться от последствий бедствия, потребуются годы. Областному правительству, руководству района предстоит провести серьёзные, крупномасштабные противопаводковые работы, восстановить школы, детские сады, больницы, обеспечить пострадавших жильем, выплатить денежные компенсации за утраченное имущество, домашний скот, птицу, разрушенные приусадебные хозяйства.
Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 17.04.1959 г. Тангуйский район был упразднен. Большинство сельских Советов отошли к Тулунскому району, а территории Варгаликского, Ключи-Булакского, Атубинского сельсоветов, в том числе деревни Куватка и соседняя с ней Утузилка, входившие в состав последнего, присоединены к Братскому району.
Теперь уж нет моей родной Старой Куватки, нет в помине и рядом лежащей с ней Утузилки. В начале шестидесятых годов они, как и несколько десятков других деревень и деревушек по берегам Оки, Ии оказались в зоне затопления водохранилища Братской ГЭС. И родные моему сердцу места стали дном Братского моря. Канула в воду моя Старая Куватка и незабываемая Утузилка!
До пятилетнего возраста воспитывался я в семье бабушки моей по матери - Урезаловой Екатерины Никитовны, в девичестве Шишкиной, так как мама через двадцать дней после моего рождения и убытия отца моего на действительную военную службу покинула семью свекра Мины Петровича. Она перебралась со мной в родительский дом к своей матери, проживавшей в Утузилке вместе с двумя младшими сестрами мамы - Марфой и Ниной и десятилетним братом Анатолием.
24 Октября 1950 года отец был призван на действительную военную службу Тангуйским РВК и направлен на Украину, в город Луцк - областной центр Волынской области, в воинскую часть 3149. Военную присягу принял 23 декабря 1950 г. Служил до осени 1953 года сначала рядовым стрелком, а далее, вплоть до демобилизации, пулемётчиком.
В то время в Западной Украине шло уничтожение остатков банд украинских националистов (так называемой Украинской Повстанческой Армии – УПА). Руководителями украинского националистического движения были Роман Шухевич, Степан Бандера и др.
УПА была создана в октябре 1942 года по решению Организации Украинских Националистов (ОУН) и служила её боевым крылом. Она действовала преимущественно на Западной Украине, сотрудничала с фашистами, воевала с советскими и польскими партизанами, хотя в конце войны вела военные действия и против немецких оккупантов.
Все, кто выступал против «незалежной» Украины, за союз с Россией, с ненавистными «москалями» подлежал уничтожению. Для устрашения населения «бандеровцы» применяли изощрённые пытки и казни: жертвам отпиливали головы, вешали за ноги, сажали на кол. "Хлопцами из леса" - этими теряющими человеческий облик людьми, месяцами сидящих в тайных лесных схронах в страшной вони, грязи, холоде, делалось всё, только бы отнять Украину от «большевиков - москалей».
«Пусть из украинского населения останется половина – ничего страшного нет. Мы должны уничтожать всех, кого заподозрим в связях с Советской властью. А семьи их будут вырезаться до третьего колена», - так высказывались руководители УПА. Бандиты - бандеровцы скрывались в лесах и по ночам совершали набеги на города, деревни, села и зверски расправлялись с жителями, проявляющими лояльность к Советской власти, осуществляли диверсии, направленные на ослабление экономики Украины и дискредитацию существующей власти в республике.
По данным КГБ УССР, опубликованным в 1990 году, «за 1944-1953 годы в западных областях Украины жертвами террора бандеровцев стали не только свыше 20 тысяч военнослужащих Советской Армии, сотрудников милиции, госбезопасности, но и 30 тысяч мирных жителей». Кроме того, за военные и послевоенные годы бандеровцы убили 850 тысяч евреев, 220 тысяч поляков, более 400 тысяч пленных советских солдат.
В рассекреченном в США в январе 2020 года докладе американской разведки от 1951 года под названием «Степан Бандера и Украинское государство в 1941 году» говорится, что 30 июня 1941 года украинский фашист и профессиональный агент Гитлера Степан Бандера - агентурная кличка Консул 2- провозгласил во Львове воссоздание государства «Западная Украина». В докладе подробно рассказывается о чудовищных преступлениях, совершенных вооруженными отрядами Бандеры на оккупированной Германией территории. В ходе только одной операции на границе с Закарпатской Украиной было вывезено в неизвестном направлении и уничтожено10 тысяч евреев. Всего за 5 недель существования “государства” Бандеры было уничтожено 5 тысяч украинцев, 15 тысяч евреев и несколько тысяч поляков.
Вылазки уоновцев-бандеровцев продолжались до конца 1950-х годов, до момента убийства их главарей.
Тридцатилетний агент КГБ, украинец по национальности Богдан Сташинский был уже к этому времени опытным убийцей. За два года до покушения на Бандеру здесь же, в Мюнхене, в октябре 1957 года он убил Льва Ребета - одного из руководителей ОУН. Оба убийства он совершил с помощью специального секретного оружия, представляющего собой цилиндр, в который вставлялась ампула с раствором цианистого калия. При выстреле ампула разрывалась, и её содержимое в газообразном виде выбрасывалось из цилиндра. При попадании ядовитых паров в дыхательные пути наступала не оставляющая внешних следов мгновенная смерть жертвы. 15 Октября 1959 года, в полдень, Сташинский подошёл к дому, в котором с семьёй жил Бандера. По плану киллер должен был убить его в вестибюле подъезда. Пока подъехавший к дому Бандера ставил свой "Опель-Капитан" в гараж, убийца открыл ключом парадную дверь и спрятался в вестибюле за лифтом. "Ядовитый пистолет" был завёрнут им в газету. Сташинскому повезло: всегда осторожный и бдительный, в тот день Бандера отпустил своих телохранителей и остался один. Как только он вошёл в подъезд, Сташинский, задержав дыхание, спешным шагом вплотную приблизился к нему, поднял газету на уровень его лица и нажал на спусковой крючок. Затем, не оглядываясь, быстро направился к выходу. Под действием цианида Бандера повалился на ступеньки. По пути в больницу он умер, не приходя в сознание.
Несколько лет охотились органы госбезопасности и за кровавым главарём уоновцев, руководителем послевоенного подполья бандеровцев Борисом Шухевичем (кличка генерал Чупрынка). А тот купался с любовницами в Одессе в Чёрном море, лечил свой ревматизм, разгуливал по Львову в форме полковника Советской армии. Наконец, удалось выйти на место, где он отсиживался с любовницей в тайнике под Львовом, в селе Белогорща. Оперативники и военнослужащие в количестве двадцати человек окружила здание, первый этаж которого занимала кооперативная лавка. Во время обыска на втором этаже из-за деревянной перегородки на площадке лестницы прозвучала автоматная очередь. Бандиту выдвинули требование сложить оружие и сдаться, гарантируя жизнь. Но он бросил из укрытия две гранаты, выскочил из-за перегородки с пистолетом в руке и, пытаясь прорваться, бросился по ступенькам вниз. Поднимавшийся в этот момент по лестнице майор Ревенко получил смертельное ранение. В Шухевича пустил автоматную очередь сержант внутренних войск Полищук. Любовницу бандита удалось захватить живьём. Но она успела раздавить во рту ампулу с ядом (как позднее выяснилось, это был стрихнин). Её оперативно доставили в реанимационное отделение, и врачи сохранили ей жизнь. Позднее подруга Шухевича выдала чекистам десятки адресов явочных квартир бандитов.
Воинская часть, в которой служил отец, постоянно привлекалась к операциям по отлавливанию и ликвидации бандеровцев-недобитков. Как только в часть от местных жителей поступало сообщение о замеченных бандитах, сразу по тревоге поднималась и выдвигалась боевая группа, которая прочесывала местность. По словам отца, были неоднократные потери среди военнослужащих-сослуживцев.
Когда я писал эти строки в 2004 году, я не мог и предположить что станет с Украиной через десяток лет. То, что происходит там теперь, трудно представить даже в жутком сне. Через шесть десятилетий националисты-бандеровцы не без помощи западных государств - членов НАТО подняли головы, совершили военный переворот, свергли законно избранного президента страны и развязали крупномасштабную, братоубийственную гражданскую войну. Террористы и убийцы "необандеровской хунты", руководствующиеся неонацистской идеологией, поставили народ Украины на грань катастрофы. Гибнет мирное население, уничтожается экономика восточных регионов страны, тысячи беженцев покидают родные места, спасаясь от геноцида собственного народа, устроенного киевскими властями.
Семья бабушки моей, Екатерины Никитовны Урезаловой , жила, как я уже упоминал, в соседней с Куваткой небольшой, в одну улицу, деревеньке Утузилка, на полтора-два километра ниже по течению Ии.
Десятка полтора изб - добротно отстроенных, ладных, с палисадниками, густо заросших черёмушником и бояркой, - ровно тянулись вдоль её левого обрывистого берега в один ряд. Из окон изб, с деревенской улицы открывался вид на Ию, на далекий живописный лес на противоположном отлогом её берегу. Дворы, хозяйственные постройки, обширные деревенские огороды вплотную примыкали к сосновому лесу. Над речным яром ютилось несколько небольших, чёрных от сажи и копоти бань с односкатными крышами, а то и вовсе без кровли.
Здесь же к краю обрыва прилепилось и небольшое рубленое строение с чёрными от копоти стенами - старая кузница Спиридона Корнеевича Маркова, невысокого, коренастого старца с седой окладистой бородой.
Ребёнком я охотно вместе с бабушкой Катей забегал в кузню и с любопытством наблюдал за работой деда–кузнеца. Дед Спиридон ковал ножи, серпы, ухваты, дверные пробои и шарниры, гвозди-костыли, подковы и много другой всякой всячины.
С присвистом дышали, раздуваясь, кожаные бычьи меха, нагнетая воздух и раздувая в сложенном из местного камня горне пламя. В кузне горьковато пахло горелым железом, и дед Спиридон неизменно стучал по наковальне тяжелым молотом и опускал для закалки раскалённые докрасна поковки в чан с водой. Или окольцовывал тележное колесо железом, натягивая раскаленный обод на деревянное кольцо, и, чтобы всё это не загорелось, резко обливал водой. Раздавалось шипение, и большие клубы пара заполняли кузню.
Кузнец Спиридон с женой Прасковьей Петровной жили одной семьей с дочерью Антониной (род. 08.11.1928 г.) и зятем Сидякиным Иваном Ильичом, 13.10.1924 г.р., заядлым охотником, который мог часами с азартом рассказывать о своих таёжных приключениях, порой обильно пересыпая свой рассказ охотничьими фантазиями и небылицами, - это часто случается с охотниками и рыбаками. Рассказы Сидякина пользовались в деревне большой популярностью, и около него всегда собирались в кружок деревенские мужики. Иван Ильич был родом из села Богородицкое, Губкинского района, Белгородской области. В 1942 году призван на фронт в действующую армию, провоевал на передовой всю войну, имел несколько серьезных ранений в голову, ранен осколком снаряда в грудь, ногу. После лечения и окончания войны переброшен в Монголию, а позднее направлен в воинскую часть, базирующуюся в Братском районе. Здесь он и встретил деревенскую девушку Антонину Маркову, в которую сразу влюбился и не смог уже больше расстаться. Жили в родительском доме Антонины.
Жена Спиридона, Прасковья, приходилась бабе Кате тёткой. Она была сестрой Варвары – кровной матери Екатерины Никитовны, отдавшей девочку-младенца в дети Шишкиным. Баба Катя знала о родственной связи с Прасковьей, испытывала к ней теплые родственные чувства, часто бывала у нее. Я помню, как она ежедневно навещала свою тетку, уже тяжело больную, в последние дни ее жизни.
У деда Спиридона и бабки Прасковьи кроме дочерей Антонины и Веры, было три сына: Василий, Николай и Георгий.
Георгий Спиридонович Марков, 1918 года рождения, женился на Лидии Васильевне (род.27.09.1927), дочери Софьи Романовны Зеликовой. Софья Романовна и Агафья Романовна, жена Бакушкина Якова Фёдоровича, - родные сестры. О сыновьях Агафьи Романовны и Якова Фёдоровича, погибших на фронте, я расскажу в следующих главах записок. Позднее Марковы переехали в Новую Куватку. Их дом располагался по улице Гагарина. Георгий Спиридонович на лошади, запряженной в телегу, с закрепленной на ней стальной бочкой, развозил по деревне воду из местной водокачки. Семья была многодетной. С их дочерью Тамарой мы в детстве дружили, я часто бывал в их доме. Моя мама не одобряла мои визиты к Марковым, так как дядя Гоша тяжело болел: страдал открытой формой туберкулеза легких. Умер он молодым, в возрасте 42 лет, 20 декабря 1960 года, оставив тетю Лиду с оравой малолетних детей. Старший сын Виктор родился 22.11.1949 г., дочь Тамара - 25.07.1951 г., Владимир - 23.09.1953 г., Александр -12.03.1955 г., Николай -15.11.1957 г. Младший сын Сергей родился незадолго до смерти Георгия Спиридоновича. В их семье проживала и Софья Романовна Зеликова (1888 г.р.) - мать Лидии Васильевны. Жена дяди Гоши пережила своего мужа на 40 лет. Её не стало 29 декабря 2000 года.
Умерла Прасковья Петровна (Спиридониха) еще до затопления наших мест Братским морем и была похоронена на утузилском кладбище, за деревенскими огородами, в молодом сосняке.
Помню, дед Спиридон тяжело переживал смерть своей спутницы жизни, безмерно тосковал, не находил себе места. Жизнь без Прасковьи потеряла для него всякий смысл. Он часто уединялся на кладбище и, стоя на коленях у заветного могильного холмика, горько плакал. Спиридон Корнеевич так и не смог до конца оправиться от постигшей его утраты. Вскоре от тоски и печали он ушёл вслед за горячо любимой женой.
В 1958 году в связи с затоплением прибрежных деревень водами водохранилища Братской ГЭС Иван Ильич Сидякин перевез семью на свою родину-в Белгородскую область. Его дочь Зинаида, проживающая в настоящее время в тех местах, рассказывает:
«На момент затопления деревни и переселения у папы с мамой было уже четверо детей: старшая Нина 04.06.1952 г.р., брат Володя родился 02.09.1953 г., сестра Галя появилась в семье 11.06.1956 г., младшая Люба – 01.03.1959 г. Отец решил вернуться к себе на родину в село Богородицкое, что в 120 километрах от Белгорода, ближе к родственникам. Родители в селе приобрели себе дом, в котором я и родилась в апреле 1961г.
У папы после фронтового ранения остался осколок в груди под сердцем, который он проносил всю жизнь. Мы расспрашивали маму, почему не сделали операцию и не удалили его. Мама отвечала, что осколок нужно было удалять с помощью магнита, а у отца было слабое сердце, и она не дала согласие на операцию. Когда папы уже не было с нами, она, как бы оправдывая правильность своего решения об отказе удалить осколок, сказала: «Вот сколько лет отец прожил без операции, а мог бы после неё и не выжить». В последние годы жизни папа ходил с костылями: донимали боли в раненной, покалеченной на фронте ноге. Мы берегли его, как могли, каждый год лежал в больнице, подлечивался. В 1983 г. ночью случился сердечный приступ. Вызвали «скорую», которая забрала его в больницу. Мама и брат мой поехали его сопровождать, но в пути папа умер. В заключении о причине смерти врачами было отмечено, что металлический осколок слишком близко приблизился к сердцу и нарушил его работу.
Мама поддерживала связь со своими братьями и сестрой Верой (она была старше мамы на пять лет), переписывалась с ними, обменивалась фотографиями, беспокоилась о племянниках, звала их к себе жить. Мамин брат Николай обосновался в Белоруссии. Когда мы были еще детьми, родители оставляли нас дома со старшим братом Володей, а сами ездили в гости к дяде Николаю. Его дочь Тоня со своей дочкой тоже как-то приезжала погостить к нам. Мамина сестра Вера Спиридоновна была женой Андрея Каймонова. Они вырастили двух сыновей. Сын Володя женился в Куватке на деревенской девушке Нине. Теперь его уже нет в живых. Второго сына тёти Веры зовут Георгием. Я переписывалась с Гошей, который живет в Усть-Куте. И в армию ему писала письма очень часто. Он обещал после окончания службы приехать в наше село жить, мы его все ждали, но его планы изменились, и Гоша вернулся домой к матери. Я в то время уехала из села учиться, закончила торговый техникум в г. Курске, работала в Белгороде, окончила кооперативный институт. Так и осталась жить в городе.
Когда я еще училась в техникуме, познакомилась с парнем. У него за плечами уже был строительный техникум, работал автомехаником. Затем служба в армии, переписка. После возвращения трудился в «Белгородэнерго», заочно окончил институт. Мы долго встречались, он красиво ухаживал за мной. Свадьбу сыграли 04.07.1981 г. Родился сын Дмитрий (20.04.1982г.), появилась дочь Анна (11.05.1993 г.). Дмитрий окончил университет, юридический факультет, женат, имеет сына трех лет. У дочери Анны -диплом об окончании университета, факультета мировой экономики. Но она с семилетнего возраста была очень увлечена художественной гимнастикой, позднее -современными танцами. Серьезно этим занималась. Участвовала в соревнованиях, часто ездила за границу. Во время учебы в университете встретила танцующего парня, и они начали выступать дуэтом. Участвовали во всех городских конкурсах, соревнованиях, выезжали на телевизионные съёмки в Москву. У них много медалей, кубков. Танцевальную пару заметили, и она была приглашена для работы по контракту за границу. Работали на крупном круизном лайнере в танцевальном шоу. Отучились в Великобритании в знаменитом цирке на воздушных гимнастов и акробатов. Вернулись на лайнер уже с собственным шоу. Восемь месяцев на море, месяц отпуска, и опять работа. Вот и сейчас Анюта с Владиславом далеко в океане, в районе Аляски.
Моя переписка с Гошей Каймоновым за семейными заботами прервалась, и мы на долгие сорок лет потеряли друг друга. Всё это время Гоша меня искал. И вот его дочь в соцсетях наткнулась на моё теперешнее фото и, как она написала мне, признала меня по родинке над левой бровью и улыбке. Так я нашла моего «родного братика» (так я его всегда называю). Нашему счастью с ним не было конца, мы оба плакали, когда впервые общались по интернету. Теперь мы с Гошей часто разговариваем (благо, что есть социальные сети) и не потеряемся уже никогда. Моя сестра Люба переписывалась с сыновьями Георгия Спиридоновича Маркова из Куватки - Александром и Николаем. Мама и все мы понимали, что им там без отца в многодетной семье живётся тяжело. Сашу пригласили к нам. Он после армии приехал и остался в Белгороде. Женился. На свадьбу приезжала из Куватки его мама (тетя Лида), сестра Тамара с братом Володей. У Саши родились две девочки. Но Саша заболел и умер. Тамара последние годы жила в Братске и дочери Лены. Её брат Марков Николай учился в речном училище в г. Усть-Кут. В октябре 1973 г. призван на службу в морской флот, служил в Советской Гавани, увлекался музыкой. Из Марковых жив только Володя. Проживает в Братске.
Мама всегда скучала по местам, где родилась, по родной Утузилке с оставшимися под водой могилами ее родителей; часто вспоминала своих братьев, пуще всего рано умершего дядю Гошу. Скучала и часто плакала, особенно после смерти папы. И всё говорила нам: «Мне так хочется еще хоть разочек увидеть свою родину, но увы… Очень далеко…»
Умерла мама скоропостижно в 2007 году от сердечного приступа: легла спать и не проснулась».
Матери моей, Марии Андреевне, в момент моего рождения было 19 лет. Родилась она 6 мая 1931 года.Мама была невысокого роста, приятной внешности, круглолицая, с ямочками на пухлых щеках, русоволосая, с тонкими губами и с теплыми карими глазами. По характеру – веселая оптимистка, жизнерадостная, улыбчивая и словоохотливая. Мама унаследовала от бабы Кати музыкальный слух и приятный певческий голос, с удовольствием пела русские народные и застольные песни в отличие от отца, который не мог воспроизвести голосом даже самую простую, известную мелодию ввиду полного отсутствия музыкального слуха.
От природы мама отличалась крепким здоровьем, но душа ее была чувствительной и легко ранимой. К религии мама была совершенно равнодушной, набожности, религиозности в ней не было,но я замечал, что она не лишена суеверий: верила в дурные приметы, во вредоносный завистливый взгляд (как говорят в народе - в "сглаз", дурные сны).
С началом коллективизации сельского хозяйства на территории Куватского сельского Совета стали образовываться колхозы. В 1929 году в селе Атубь организован колхоз " Молодой Атубинец". В то время в селе насчитывалось 47 дворов и 264 человека населения. В 1931 году в деревне Куватка образован колхоз "Победа- 1". На 01.01.1932 г. в колхозе состояло 83 хозяйства с населением 360 человек. В 1933 г. в селе Морал появилось коллективное хозяйство " Дружный охотник" ( 15 дворов, 59 человек, 93 га земли). Колхозники занимались выращиванием зерновых культур, животноводством, охотой, рыбалкой. К 1940 году на территории Куватского сельского Совета депутатов трудящихся находились Атубинская и Куватская школы, сельпо, изба-читальня, фельдшерский пункт. В 1950 году колхоз "Победа-1" в деревне Куватка сливается с колхозом "Молодой Атубинец" с центральной усадьбой в селе Атубь. Укрупненное коллективное хозяйство получило название "Победа-1 имени Иосифа Сталина".
В период службы отца в армии мама работала дояркой на колхозной ферме. У меня в руках архивная справка Братского филиала государственного архива Иркутской области со следующей записью: «… в похозяйственных книгах Куватского и Атубинского сельских Советов сёл Куватка и Утузилка значится Рябцева Мария Андреевна - колхозница «колхоза ПОБЕДА -1 имени И.В.Сталина» с 01.01.1949 г. по 31.12.1956 г.»
Матушка начала работать в колхозе ещё во время войны, с 1943 года, но, согласно вышеприведенной справки, «…документы по личному составу колхоза "ПОБЕДА-1 им. Сталина", похозяйственные книги за 1943-1948 гг. не сохранились…», и эти годы не вошли в мамин колхозный стаж. Она работала в поле, кормила скотину на скотном дворе, прибирала в коровнике, доила коров, в колхозной молоканке сепарировала молоко и сбивала из сметаны масло.
Не обходилось и без неприятных происшествий. Помню словно сквозь сон, как мама возвратилась с фермы заплаканная, встревоженная и рассказала, что в этот день ее на скотном дворе пободал бык. Незаметно подкрался со спины, ударом головы сбил с ног, свалил ее в грязь и несколько раз подцепил рогами.
К счастью, всё обошлось для мамы без серьёзных повреждений и ограничилось только её испугом и несколькими синяками на теле.
Судьба бабушки моей, Екатерины Никитовны, была не из лёгких. Она пережила революцию и гражданскую войну, коллективизацию и индустриализацию, тяжелые годы войны с фашистами и захватила «горбачевскую» перестройку.
Родные родители её были чалдонами. Этим словом называют в Сибири потомков первых русских переселенцев, вступивших в брак с аборигенами новых земель во времена освоения их русскими казаками. До сей поры существуют споры, кого называть чалдонами, и кто они такие. Одни считают, что чалдоны - это потомки первопроходцев 17-18 века родом с мест между реками Чала и Дона (пришельцы чалились, т.е. шли в Сибирь с Дона). По мнению других, челдоны - это люди прибывшие (приплывшие) в Сибирь на лодках, характерной особенностью которых было цельное дно, без швов -лодках-целдонках. Есть версия, что «челдон» - это человек с Дона (чел. Дон), т.е. прямой потомок донских казаков. Действительно, и песни у чалдонов такие же мелодичные, и мотив такой же, как у казаков. Однако существует мнение, что почти все первые переселенцы Сибири прибыли исключительно из северных областей России. Это про них говорили, что это «люд неуёмный, бродячий, без привычки к насиженному месту, суровый и диковатый на вид».
Старожилами Сибири принято называть тех, кто проживал в ней к 1861 году – к началу массового добровольного переселения бывших крепостных крестьян Центральной России. Сами сибиряки старожилами считают всех, кто прожил в их местах больше 25- 30 лет. За четверть века переселенец вживался в образ жизни старожила, терял связь с родными краями, через браки детей роднился со старожилами, дети его считали себя уже сибиряками и о родине отцов знали понаслышке. Кроме того, по сибирским представлениям наиболее важной связью с землёй считается связь через «могилки» на кладбищах: за два-три десятка лет родные и близкие переселенца находили вечный покой на сибирских погостах.
Более поздние переселенцы – переселенцы следующей волны (конца 19 века и «столыпинского» переселения в начале 20 века) относились к чалдонам с некоторым пренебрежением, безосновательно считая их некультурными, неразвитыми тугодумами, ленивыми и упрямыми, и слово «чалдон» в их устах порой звучало для коренного сибиряка, как неприятное прозвище или ругательство. Часто это слово употреблялось с обидными эпитетами - "желторылый", «желтопупый», «желтопопый» чалдон. Несомненно, что с годами происходило кровосмешение русских казаков с местным населением Сибири. Поэтому чалдоны отличались широколицием, желтоватым оттенком кожи, некоторой монголоидной узкоглазостью, особенно к старости.
Нельзя согласиться с теми, кто говорил о лени коренных сибиряков! На самом же деле чалдоны отличались завидным трудолюбием, работали день и ночь. В
будние дни мужики и бабы предпочитали ходить в поношенных, порой заплатанных одежках. Но по праздникам женщины снимали с себя отрепья, открывали крышку тяжелых сундуков и вынимали еще добротные нарядные бабушкины платья, сарафаны, домотканные шерстяные юбки-панёвы. Мужики надевали на себя отцовские, дедовские рубахи, кафтаны-сибирки, башмаки. Любили в праздники вволю выпить и повеселиться за праздничным столом. Сибиряки-чалдоны были аккуратны и чистоплотны в быту, держали в идеальной чистоте свои дома и одежду. У них не было телят, поросят и домашней птицы в избах, где жили сами. У них скоблили ножом не только пол в избах, но и половицы и двери кладовых, амбаров, крылец.
- Крыльцо блестит - чалдоны в доме живут, - так говаривали в деревнях.
О чистоте же домов и говорить не приходится. Женщина-чалдонка умела и сварить, и спечь, и прибрать в избе, со вкусом одеться, приглядеть за мужем и детьми. Наоборот, коренные сибиряки нередко сами осуждали переселенцев за неряшливость в их дворах и избах. Так, старики-чалдоны говаривали:
– У чалдона – и крылечко скоблёно, а у поселенца не мыты и сенцы.
Или так выражали своё недовольство:
– Жили мы жили, не тужили в глухом лесу, молились тележному колесу, а Расея навалила – весь наш край задавила!
Не отставали и переселенцы, слагая о чалдонах свои частушки и напевая их на вечёрках:
– Не хочу я первачу, мне б второго сорту. Я чалдонов не люблю и гоню их к чёрту.
– Не пойду я, девки, в лес ноне за груздями, напугал меня чалдон синими мудями!
– Золото моё колечко, бусы оловянные. Надоели мне чалдоны – черти окаянные.
Многие полагают, что слово «чалдон» произошло от монгольского «шолдон» и означает – «бродяга», «беглый», «варнак», «каторжник». Это представление о старожилах Сибири исходит от обывательского предубеждения, распространённого в Европейской России, что все сибиряки - это потомки бывших сосланных каторжников.
Но с годами слово «чалдон» потеряло свой былой негативный смысл и означает теперь нечто исконно сибирское – «коренной сибиряк», «русский старожил», «природный», «местный житель», т.е. указывает на давность проживания человека и его предков в Сибири.
Бабушка появилась на свет 24 ноября 1911 года вне брака. Отцом её был местный парень Константин. Когда Варвара забеременела, Константин неоднократно приходил к её родителям и просил руки их дочери, просил благословить их на брак. Но отец Варвары, суровый и властный человек, был непреклонен и не дал согласие на их союз, так как был обижен и оскорблён тем, что жених без благословения родителей обесчестил их дочь, обманул её девичью неопытность.
Появление внебрачного ребёнка, отсутствие поддержки со стороны родителей приводило в отчаяние молодую женщину. И она была готова передать малютку на воспитание по случаю проезжавшим с табором по деревне цыганам. Но в самый последний момент не решилась на этот шаг. Однако намерение избавиться от нежеланного ребенка не покидало Варвару.
В месячном возрасте бабушка была удочерена семьей Шишкиных - Никитой Ефимовичем и Аграфеной Иннокентьевной. Своих детей у них в то время не было.
Детство бабушки прошло в деревне Подымахино на берегу великой сибирской реки Лена, где жила её приемная семья.
– Помню, - рассказывала мне в детстве баба Катя, - в период весеннего паводка на реке часто случались ледовые заторы. Нас постоянно топила Лена, мы, считай, каждый год спасались от наводнения.
Периоды весеннего половодья в воспоминаниях бабы Кати остались самыми беспокойными и напряженными моментами её детства.
Позднее у Шишкиных, к их большой радости, появилось двое собственных сыновей - Тимофей и Иннокентий.
Со слов бабушки, отношение к ней приёмных родителей было ровным, в меру строгим и справедливым, но весьма сдержанным в проявлении ласки и нежности. Мачеха по складу своего характера просто была неспособна на проявление подобных чувств. Баба Катя вспоминала, что Аграфена Иннокентьевна никогда не ласкала, не целовала, не обнимала её, хотя по-своему любила и дорожила приёмной дочерью. В их семье не принято было выставлять свои чувства, отношения, семейные проблемы и радости напоказ. О главном и серьезном говорили всегда без посторонних, наедине.
В середине 1920-х годов семья Шишкиных переселилась из Подымахино в деревню Утузилка.
В 1928 году в возрасте 16-ти с половиной лет бабушка по большой любви вышла замуж за моего деда Урезалова Андрея Егоровича. Ее свёкор Егор Иосифович (дед Юрка) и свекровь Ульяна Егоровна (за глаза все её называли в деревне по мужниному имени - Юрчиха) были к этому времени уже в преклонном возрасте, и полноправной хозяйкой в доме стала молодая, энергичная, скромная, с добрым, отзывчивым сердцем, трудолюбивая невестка Катерина, гармонично вписавшись в семейный уклад мужа. Хотя не обходилось без некоторых сложностей во взаимоотношениях со свекровью Ульяной Егоровной, имевшей тяжелый, деспотичный характер.
Вот как рассказывала о жизни в семье Марфа Андреевна Урезалова (Оводнева):
«Ульяна Егоровна была засидевшейся в девках дочерью зажиточных родителей, отличалась избалованностью, легкомыслием, упрямством, слыла в белорусской деревне блудницей, гулящей девицей, легкодоступной для парней. Замуж её никто не брал. Несмотря на это, отец Егора Иосифовича решил женить сына на богатой невесте. Бабушка Ульяна Егоровна была эгоистичным, злым и несердобольным человеком. Егор Иосифович, напротив, отличался природной интеллигентностью, добротой, щедростью души, человеческой добропорядочностью. Все скандалы в семье провоцировались бабкой Ульяной. От деда мы никогда не слышали грубого, матерного слова. Порой, доведённый Ульяной Егоровной во время ссоры до нервного срыва, Егор Иосифович только и мог вымолвить в её адрес одно самое обидное для неё слово - «конопляница!». Нам, детям, оно было не понятно, и мы расспрашивали маму, что оно значит. Но она уклончиво отвечала, что мы еще маленькие об этом спрашивать. Только повзрослев, мы узнали, что в белорусских деревнях «конопляницами» называли гулящих женщин, для которых заросли конопли часто служили местом желанного уединения».
Жизнь бабы Кати протекала в постоянных заботах о хозяйстве, хлопотах о большом семействе.Она жарила, парила, пекла хлеб, таскала из печки горшки и чугунки, доила коров, шила, вязала, по вечерам садилась за кросны.
К началу Великой отечественной войны в семье Екатерины Никитовны и Андрея Егоровича было уже пятеро детей. Старшему сыну Александру исполнилось 12 лет, моей матери - 10 , двум её младшим сёстрам Марфе и Нине соответственно 8 и 6, а самый младший сын Анатолий появился накануне войны, 10 августа 1940 года.
Муж бабы Кати, мой дед Андрей Егорович Урезалов, родился в Утузилке в 1909 году. В семье его родителей Егора Иосифовича и Ульяны Егоровны кроме Андрея было еще четверо детей: сыновья Давид, Дмитрий и дочери Галина (Агафья, в замужестве Пшенникова) и Анна (по мужу - Колядова). У Колядовых родилась дочь Ольга (в замужестве Шевченко). Семья Ольги в шестидесятые-семидесятые годы проживала в пос. Харанжино. Муж её работал начальником ОРСа. После его смерти Ольга перебралась в Братск. Старший сын Давид унаследовал характер матери Ульяны Егоровны: он был грубоват, в нём было много злости. Детей они с женой не родили. На фронт он не призывался по какой-то болезни.
Со слов мамы, дед Андрей был среднего роста, стройный, русоволосый, отличался спокойным, уравновешенным — в отца Егора Иосифовича — характером и необыкновенной душевной добротой. Был ласковым, заботливым мужем и отцом. В предвоенные годы с весны до глубокой осени деревенские мужики-колхозники работали на колхозных полях с рассвета до заката. Поэтому всю страду проживали на заимках. Домой их отпускали пару раз в месяц, чтобы только помыться в бане. Мама вспоминала: «Отец Андрей прибежит, бывало, с заимки в деревню и сразу же — на берег, в свою захудалую лодчонку. Пока какую-нибудь рыбину для нас не выловит, домой с реки не возвратится. По темноте наскоро помоется в бане, а назавтра, чуть свет — снова на заимку».
Ушёл на фронт в первые месяцы войны. С 1942 года от него перестали приходить письма. Дед Андрей считался пропавшим без вести. Только в конце войны Екатерина Никитовна получила об этом официальную бумагу.
О времени и месте пропажи деда Андрея, а тем более, о местонахождении его могилы информации у семьи, естественно, никогда не было.
Официальный документ о пропаже на войне деда без вести с годами был утерян. Хотя я отчетливо помню, как много раз мне, ребёнку, бабушка, перебирая узелок с документами, показывала серый листок бумаги и говорила, что это бумага о пропаже на войне моего деда Андрея.
В марте 2010 года Геннадием Алексеевым из Алма-Аты (о нём я скажу немного подробнее в одной из глав своих записок) был послан в мой адрес по электронной почте документ, скопированный им на сайте Центрального Архива Министерства Обороны (ЦАМО).
Этот документ за № 1/084 от 27 марта 1948 г. был составлен Тангуйским районным военным комиссариатом Иркутской области в адрес начальника управления по учету погибшего и пропавшего без вести солдатского и сержантского состава Советской Армии в Москве (входящий № 21827-л от 14 апреля 1948 г.). Тангуйский райвоенком майор Подгузов и старший офицер РВК капитан Скей пишут: "Представляю именной список на разыскиваемых военнослужащих, с которыми потеряна связь в период Отечественной войны 1941-1945 гг. Причина несвоевременного представления списка вызвана тем, что ряд семей недавно прибыли в Тангуйский район, а также в связи с отдалённостью населённых пунктов. От семей заявлений не поступало".
В приложенном именном списке 14-м номером значится Урезалов Андрей Егорович; воинское звание - рядовой, должность и специальность - стрелок; беспартийный, год рождения 1909; какой местности уроженец - Иркутская обл. Тангуйский район, с. Куватка; каким РВК призван, какой области и с какого времени - Тулунским РВК Иркутской области в 1941 году; когда пропала связь - 1942 г.; последний воинский адрес - утерян; ближайшие родственники по родственному отношению - жена Урезалова Екатерина Никитовна, где проживает, точный адрес - Иркутская область, Тангуйский район, село Куватка. Штамп над фамилией -"Пропал без вести", и от руки дописана дата - февраль 1943 г.
В этом же списке значатся:
№ 15. Мисорин Иван Иванович, рядовой, стрелок, пропал без вести в феврале 1943 г., б/партийный, 1906 г. рождения, уроженец села Варгалик Тангуйского р-на, призван Тулунским РВК в 1941 г., потеряна связь в 1942 г., последний воинский адрес: г.Чита, жена - Мисорина Татьяна Ивановна, проживает в Куватке.
№ 16. Зюзин Василий Устинович, рядовой, стрелок, пропал без вести в феврале 1943 г, б/партийный, 1906 г рождения, уроженец села Слюдяки Могилевской области, призван Тулунским РВК в 1941 г, потеряна связь в 1942 г., последний воинский адрес: г.Чита, жена - Зюзина Евдокия Якимовна, проживает в Куватке.
№17. Московских Яков Семёнович, рядовой, стрелок, пропал без вести в феврале 1944 г, б/партийный, 1923 г рождения, уроженец села Куватка Тангуйского р-на, призван Тулунским РВК в 1942 г, потеряна связь в 1943 г., последний воинский адрес утерян, отец - Московских Семен Яковлевич, проживает в Куватке.
№18. Шиков Иван Иосифович, рядовой, стрелок, пропал без вести в феврале 1942 г, б/партийный, 1922 г рождения, уроженец села Куватка Тангуйского р-на, призван Тулунским РВК в 1941 г, потеряна связь в 1941 г, последний воинский адрес утерян, мать - Шикова Мария Евсеевна, проживает в Куватке.
№19. Федотов Николай Александрович, рядовой, стрелок, б/партийный, 1918 года рождения, уроженец с. Атубь, Иркутской области, Тангуйского района; призван Тулунским РВК в 1941 году, потеряна связь в 1941 году, воинский адрес утерян; жена Федотова Пелагея Ивановна проживает в с. Атубь, Тангуйского района.
В списке также указан Аксёнов Константин Алексеевич, рядовой, стрелок, пропал без вести в феврале 1943 г, б/партийный, 1914 г рождения, уроженец деревни Борисово Усть-Кутского р-на, последний воинский адрес: полевая почта 171, отец - Аксенов Алексей Трофимович, проживает в с. Марал Тангуйского р-на (это в двадцати километрах от Куватки, за рекой Ия, на берегу Оки - примечание автора записок). В документе зачёркнуты слова "пропал без вести" и сверху помечено: "погиб 20 марта 1942 г." и указан номер документа, на основании которого сделано исправление.
Не вернулся в деревню живым и Рябцев Александр Федорович, 1919 г.р. уроженец деревни Куватка, рядовой 745 стрелкового полка, погиб в бою 13 сентября 1942 года. Похоронен в братской могиле у села Духовское Воронежской области.
Приведу еще один документ ЦАМО (номер фонда 58, опись 18002, дело 338), который проливает свет на подробности смерти в годы войны еще одного жителя Куватки. Это "Именной список военнослужащих начальствующего и рядового состава, умерших от ран и болезней в 114 отдельном медико-санитарном батальоне 58 стрелковой дивизии за период с 08.09. 1943 г по 19.09.1943г".
Под номером 6 Приложения № 8348 значится Бакушкин Яков Яковлевич, красноармеец, стрелок 854 СП, беспартийный, уроженец села Куватка, Куватского сельсовета Тангуйского района Иркутской области,1924 года рождения. Призван на фронт Тангуйским РВК. Причина и дата смерти: был ранен и 10.09.1943 г от ран умер. Похоронен на кладбище д. Никольское, Спас-Деменского района , Смоленской области. Ближайшие родственники - мать, Бакушкина Агафья Романовна, проживает: Иркутская обл. Тангуйский район, Куватский с/совет, село Куватка.
О гибели брата Якова Яковлевича, Федора Бакушкина, 12.11.1943 г в бою за деревню Желуды Невельского района Калининской области я упоминаю в главе "Три сестры" настоящего повествования.
Приведу также выписку из Учетной карточки воинского захоронения № 13:
"Место и дата захоронения: Орловская область, Болховский район, дер. Крутогорье (южная окраина). Братская могила 1941-1943 г. Площадь захоронения 24 кв. м. На братской могиле установлен обелиск со знаменем и Орденом "Отечественной войны", имеется металлическая ограда с надписью: "Вечная слава героям!" Дополнительная информация о захоронении: в братской могиле захоронены воины из 12 гв.с.д., 346, 356 с.д."
В именном списке воинов и партизан, погибших во время Великой отечественной войны и захороненных в братской могиле деревни Крутогорье Багриновского с/с Болховского района значатся 134 человека. Под номером 94 читаем: Пшенников Семен Митрофанович, рядовой, п/п 02836, погиб 12.07.1943 г. Жена- Пшенникова Агафья Егоровна, Иркутская область, г. Братск, ул. Володарского, 50-1.
Пшенникова Агафья Егоровна (в девичестве Урезалова) являлась родной сестрой моего деда Урезалова Андрея Егоровича. Вышла замуж за крестьянина - батрака Семена Митрофановича Пшенникова, проживали в деревне Утузилка. У них родились две дочери- Аграфена (родственники называли ее Грушей), Анна (Нюра) и сын Степан (17.05.1928 г.р.). Позднее семья переехала в село Братское. Отсюда проводили отца на фронт, где он и погиб.
В селе Братском Степан окончил старейшую школу №1. В военное время, как и все дети и подростки, работал в колхозе, в тайге, на реке, в поле. Из села поехал на учебу в Томский электромеханический институт учиться на энергетика. Здесь встретил свою будущую жену- иркутянку Тамару (родилась в учительской семье
17.01.1929 г.), студентку Томского института инженеров железнодорожного транспорта. После получения высшего инженерного образования с 1952 по 1957 годы работал вместе с Тамарой Ивановной в Сталинграде - восстанавливали разрушенный войной город. Но их, сибиряков, тянуло в родные места, на берега Ангары, где разворачивалась в те годы грандиозная стройка - сооружение Братской ГЭС. В январе 1957 года молодая семья возвратилась на малую родину.
Работу на Братской ГЭС Степан Семенович начинал инженером-теплотехником, вскоре стал начальником эксплуатационного участка Управления Главного энергетика, затем заместителем главного инженера. С 1972 по 1976 годы возглавлял Управление Главного энергетика- подразделение Братскгэсстроя. После ухода на пенсию еще десять лет работал председателем Братского городского комитета народного контроля. До конца жизни принимал живое участие в ветеранском движении города, являясь членом Совета старейшин Братска. Тамара Ивановна 42 года проработала в узле связи Братскгэсстроя. Прошла трудовой путь от рядового связиста до ведущего инженера. Супруги прожили вместе пятьдесят два года. Первой 27.09.2002 года ушла Тамара Ивановна, за ней 21 сентября 2012 года скончался Степан Семенович.
В тяжёлые военные годы многодетная семья моей бабушки Екатерины Никитовны без отца жила трудно, в нужде, испытывая лишения и голод. Бабушка много работала, вставала с зарёй, ложилась за полночь. В начале войны колхозники должны были сдать государству все зерновые запасы прошлых лет, им были увеличены плановые показатели сдачи зерна, соломы, сена. Жители деревень под лозунгом "Всё для фронта, всё для победы!" трудились с раннего утра до ночи. На военное время правительством были установлены надбавки к сельскохозяйственному и подоходному налогу с населения. Баба Катя вспоминала, что если в личном хозяйстве корова, то нужно было в год сдать государству 9 кг масла, держишь овец - сдавай шерсть, есть в хозяйстве куры, утки - сдавай яйца. А пятерых малолетних детей, двоих стариков нужно было кормить, одевать, обувать.
Положение усугубилось длительной болезнью: от непомерной, изнуряющей каждодневной работы, от недоедания, недосыпания у бабушки приключился остеомиелит костей запястья («Начала гнить кость», – говорила баба Катя) с гнойными свищами, который протекал несколько лет и привёл к полной неподвижности кисти и обезображиванию лучезапястного сустава.
Ближайшая больница находилась от Утузилки за два десятка километров, в селе Шаманово.
Это село на левом берегу Оки, в 65 километрах от места ее впадения в Ангару, берет своё начало с 1656 года, упоминается в исторических документах с 1723 года, именовалось вначале Шаманским погостом и насчитывало в те стародавние времена лишь 27 дворов. Но дома все были добротные, часто пятистенные, под четырёхскатными крышами, с двухэтажными амбарами, глухими оградами. Ко времени описываемых событий оно разрослось в крупное село. К 1962 году в Шаманово насчитывалось уже 350 дворов, в которых проживало 2679 человек.
Ближняя улица к реке Оке называлась Набережной. Весной у каждого дома на этой улице под окнами расцветала душистая, с белоснежными кистями черемуха, а от домов к реке протянулся живописный луг, покрытый яркими полевыми цветами.
Через Шаманово по улице, названной в честь 1 Мая, проходила шоссейная дорога, ведущая из Братска в Тулун. Это была центральная улица села. На ней располагались дом культуры, школа, сельпо-магазин, маслозавод, контора колхоза, больница.
В Шамановской больнице приём больных вёл авторитетный и известный в то время на всю округу добросовестный и искусный фельдшер Тараканов. Баба Катя часто к нему обращалась за медицинской помощью, добираясь до больницы на лошади или пешком по ухабистой просёлочной дороге, и всю жизнь вспоминала фельдшера добрым словом.
В 1950 году Шамановский сельский Совет имел на своей территории следующие населенные пункты: Шаманово, Паберега, заимка Кумейка, Стрелка (поселок промышленного типа Шамановского леспромхоза). К 1957 г. появилось еще два подобных поселка: Анга (Черная Анга) и Артумей, что было связано с деятельностью леспромхозов комбината "Братсклес". В 1956 году согласно приказу Министерства лесной промышленности от 31 января 1956 г. в зоне затопления Братского водохранилища были образованы 9 леспромхозов, в том числе и Нижнеийский, Омский, Атубский, которые дали жизнь новым поселкам промышленного типа - Анга и Артумей.
В связи со строительством Братской ГЭС Шаманово попало в зону затопления, и сейчас в 10 – 12 км от поселка Калтук под водой находиться то место, на котором село просуществовало более трёхсот лет.
Страдая от тяжёлого недуга, бабушка всю войну продолжала работать в колхозе, вела домашнее хозяйство, поднимала своих малолетних детей, учила их в школе. Много житейской мудрости, нежности, доброты, душевного тепла вложила она в души своих детей. Они всегда были согреты любовным теплом и материнской лаской. Заботилась и о свёкре и свекрови. Помню, она рассказывала мне:
- Семьи, в которых оставались мужики, жили крепче, ели хлеб, рыбу, лесную дичь и не болели, а вот те, кто остался с оравой детей без мужниной поддержки, на картошке да на лебеде, были очень слабыми, болезненными.
Денег за работу в колхозе не платили, а выданных бабушке за выработанные трудодни пшеницы и ржи ( 300 г. зерна за трудодень, а то и меньше) едва хватало до середины зимы. Спасала картошка, выращенная на собственном огороде. Ею засаживался большой клин, соток по 50-60 и более. Осенью копали картошку долго, по нескольку недель. Но сорта картофеля в те годы были сильно подвержены фитофторозу, добрая половина загруженного в подполье картофеля сгнивала.
Не было житья от «мошки». Это маленькое, едва заметное насекомое, отравляло жизнь и людям и деревенской скотине. Ничтожная по величине мушка тучей висела в воздухе, лезла в уши, рот, нос, в глаза и пребольно кусалась. Не спасал никакой берёзовый деготь, которым обильно, до черноты, намазывали себя работающие на пашне. Приходилось надевать на головы особые сетки «личинки» - сшитые из ситчика или сатина колпаки со вставкой в области лица сетки ручного плетения из жесткого конского волоса. Позднее стали появляться в продаже магазинские сетки из лёгкой тюлевой ткани. Мужчины любили их прикалывать пимкой к верху кепки, чтобы в случае ненадобности откидывать невесомую сетку с лица на затылок и спину. Сетка надежно держалась теперь на одной пимке и была защищена от потери. Особенно донимала «мошка» к вечеру, после захода солнца и в пасмурные дни.
Дети копали картошку с раннего утра до позднего вечера. В сумерки возвращалась с колхозного поля баба Катя и до ночи при свете луны перетаскивала картофель в дом, засыпая его в глубокое, просторное подполье.
К весне заканчивалась и картошка. Тогда дети спускались в подпол и раскапывали там мышиные норы, в которых иной раз обнаруживали с десяток мелких картофелин. Особенной ловкостью по опустошению мышиных запасов отличалась тетя Нина. Ей чаще других удавалось добыть на завтрак горсть картофелин.
Весной, как только оголялась земля, по первым проталинам шли в поле и собирали оставшиеся с осени и перезимовавшие под снегом клубни картофеля, колоски пшеницы, ржи. Зерно из перезимовавших под снегом колосков употреблять в пищу было рискованно: можно было получить серьезное, порой смертельное отравление токсинами грибка, который развивался на колосе во время длительного его пребывания на влажной почве в поле. Порой травились и гибли семьями. Поэтому за «колоски» строго наказывали, вплоть до тюремного заключения. Но голод гнал людей на освободившиеся от снега колхозные поля.
Вскоре появлялась ранняя зелень: крапива, щавель. Потом поднимались лебеда, колючка (осот). Из них готовилась похлебка, забелённая молоком – перегоном и заправленная горстью крахмала, добытого из собранных на весенних полях случайно оставшихся с осени картофелин.
По ранней весне в период сокодвижения, когда берёзы «плакали», вёдрами заготавливали и с удовольствием пили березовый сок- берёзовку.
Летом и осенью жить было уже легче. В лесу дети откапывали клубни саранок, ели «пучку » - очищенные молодые побеги борщевика, лакомились цветками клевера, лепестками медуницы, листьями дикого чеснока, щавеля. Затем наступал сезон сбора грибов, таежных ягод. В тенистых таёжных распадках наливались живительным соком гроздья чёрной смородины; под пологом леса дружно вызревала черника; на солнечных полянах и склонах поспевала клубника, голубика. Запасали впрок плоды черемухи, боярышника, малины. Дети обожали кислицу (красную смородину), костянику, душистую лесную землянику.
Осенью, позже других ягод, в светлых сосновых борах созревала крупная тёмно-красная, рубинами сверкающая на солнце брусника, которую собирали по нескольку вёдер в день специально изготовленными совками и дома «откатывали» по наклонной столешнице, очищая её от попавших листьев и прочего лесного мусора.
На обширных огородах, кроме картофеля, капусты сеяли мак, коноплю, подсолнухи. Выращивали огурцы, помидоры, лук, чеснок репу, горох, бобы, тыкву. На корм скоту сажали турнепс, брюкву, свеклу и другие корнеплоды.
Молочные продукты водились в доме бабушки нечасто, потому что многодетную семью, находящуюся в тяжелейшем материальном положении и еле сводившей концы с концами, давили непосильными налогами. Никаких налоговых льгот семье бабушки не полагалось: дед Андрей считался без вести пропавшим, а не погибшим на фронте. А раз так, то никакой материальной помощи от государства детям, вдовам не полагалось. А без вести пропавших советских бойцов были миллионы, ведь похоронных команд в полках и дивизиях Красной армии не было ("Нам они ни к чему", -считал Сталин). По лесам, полям и оврагам после кровопролитных боев с фашистами остались истлевать без погребения более двух миллионов наших солдат. Все они числились в официальных документах пропавшими без вести. Сколько же детей -сирот, сколько вдов, одиноких матерей остались без государственной поддержки в тяжелое послевоенное время.
С государством рассчитывались, как я уже указывал выше, маслом, яйцами, а так же сдавали коровьи, свиные, овечьи шкуры. «Уполномоченные» (так обычно называли сельские жители налоговых инспекторов) учитывали на деревенском подворье каждую птицу, любую скотину. Они выгребали из амбаров последнее. Сначала это объяснялось нуждами фронта, потом - необходимостью скорейшего восстановления разрушенного войной хозяйства.
Но семья бабушки, несмотря на все лишения и тяготы, продержалась, выжила. За годы военного лихолетья лишь умерли престарелые мой прадед Егор Иосифович и прабабка Ульяна Егоровна.
В деревне у Екатерины Никитовны не было недоброжелателей, злопыхателей, недругов. Она старалась и умела ладить с людьми. Односельчане уважали эту простую, душевную вдову за трудолюбие и человеческую доброту, за великую преданность сгинувшему где-то на фронте, в боях с врагом, мужу Андрею, за необыкновенную ответственность и материнскую заботу об оставшихся без отцовской поддержки малолетних детях. После войны полдеревни было засидевшихся в девках и овдовевших баб, но одинокие утузилские и куватские мужики, женихи из соседних деревень настойчиво звали замуж Катерину, хотя и обремененную детьми, но, как они считали, надёжную по жизни женщину. Однако та всякий раз решительно отказывала: сердце её целиком было занято любовью к мужу Андрею. В глубине души Катерины никогда не угасал огонек надежды, что он жив, только где-то на время затерялся, задержался на неведомых дорогах жестокой войны, что он непременно вернется, только ей надо еще подождать. И она терпеливо ждала, заглушая в сердце боль и душевную тоску. Да и переживала, беспокоилась за детей: сложатся ли у них добрые отношения с чужим человеком в доме? Любовников в её жизни никогда не было (а ей после войны было тридцать с небольшим). Вступить в отношения с мужчиной ради любовного баловства для неё было неприемлемо. Никто в деревне: ни мужики, ни бабы, не могли в этом смысле с укором ткнуть в неё пальцем. Хотя известно, что про вдову только ленивый не наговорит всякой гадости. Но это не про Катерину! На протяжении всей её вдовьей жизни о ней не ходило ни одной тёмной сплетни, односельчане уважали её за безукоризненно чистую женскую репутацию. У меня сохранились детские воспоминания, как некий неведомо откуда взявшийся в деревне мужик с неблагозвучной фамилией Срулевич многократно являлся к ней в дом и настойчиво предлагал сойтись для совместной жизни. Но получал решительное "нет".
Оставшись без мужа в красивые тридцать с небольшим, замуж Екатерина Никитовна так и не вышла, доживала свой век, окружённая любящими детьми, взрослеющими внуками, правнуками.
Я очень сожалею, что в нашем семейном архиве не сохранилось ни одной фотографии деда Андрея и его родителей. С бабой Катей они никогда не фотографировались вместе, рядом. Не было в те времена такой возможности. Висел на стене в её доме только один их совместный портрет, изготовленный в послевоенные годы: молодой дед Андрей и повязанная платком Екатерина в девичестве. Фотограф выполнил фотомонтаж: соединил вместе две разрозненные фотографии. Позднее этот портрет в деревянной рамке хранился в доме их дочери Марфы Андреевны, но бесследно исчез. Видно, внуки или правнуки деда Андрея забрали единственное его фотографическое изображение себе на память. Я не успел снять с портрета фотокопию.
Умерла Катерина Никитовна в Братске 11 декабря 1993 года в возрасте 82 лет. Погребена - по ее настоятельной просьбе - на деревенском кладбище в родной её сердцу деревне Куватка. В настоящее время вокруг ее могилы покоятся те, с кем бок о бок она прошла по жизни: односельчане, ее ровесники, подруги, родные, близкие ей люди, которым по разным жизненным обстоятельствам, по воле судьбы пришлось доживать свой век вне родной деревни, но которая всегда манила их, любовь к которой не покидала их сердца. Кто-то ушел раньше Катерины Никитовны, кто-то позже. И вот здесь, на деревенском Куватском погосте, на Косачихе, они вновь собрались вместе - и теперь уже навсегда.
Фото: Паромная переправа на реке Ия, 1910 год.
Точно такой же канатный паром был и в деревне Куватка. А может быть, на этой фотографии он и изображен на фоне деревенской улицы. Она очень напоминает Куватскую. Уточнить уже не у кого. Помню, на краю крутого речного обрыва, напротив дома Андрея Колоушкина, глубоко в землю был глубоко зарыт толстенный, в два обхвата, деревянный столб с подпорками со стороны реки, к которому надёжно крепился толстый стальной трос, переброшенный на противоположный берег Ии к подобному же столбу. Вдоль троса и перемещалось простейшее плавсредство - понтон (соединяли пару-тройку плоскодонных лодок вместе и установливали сверху платформу). В качестве источника энергии использовали силу течения реки. Паромщик, располагая паром при помощи руля под определённым углом к течению реки, проводил своё судно с одного берега на другой. Натяжение троса ослабляли или усиливали в зависимости от уровня воды в реке.
Фотографии к данным запискам смотри по ссылке https://ok.ru/profile/562064181842/album/908269638738
Продолжение следует