Было это давно. Лет тогда мне было шестнадцать – еще ребенок, но уже отдельными признаками подававший признаки взрослой жизни. Жил с родителями в Харькове и никогда не бывал в Воронеже у тети Нади. Очень удобная любовь сложилась у меня к маминой сестре: в глаза я ее никогда не видел, точнее, видел, в два года на похоронах дедушки, но не запомнил. Правда, поздравлял по телефону один раз в год с днем рождения. Усердно и емко сыпал комплименты. Такая вот любовь была. Осторожная, без резких движений.
А тут были у меня у меня каникулы, пение я тогда уже забросил, все больше матам учиться стал: в компаниях шестнадцатилетних без них нельзя – уважать не будут. И в вот предложила мне мамаша в Воронеж махнуть, с тетей познакомиться. Я и согласился – поехали, собрали подарки, приветы от родственников, которые только приветы и передают.
Тетя Надя цветы любила – мы горшок купили. А к нему всякую росаду, землю, килограмм на двадцать. Водитель автобуса Харьков – Воронеж, сволочь такая, до этого на здоровенной фуре свиней на убой возил на мясокомбинат – об этом мы узнали уже после Старого Оскола; он так вел автобус, что у одной женщины вылезла грыжа, еще одна сломала ногу после очередного входа в поворот. А дагестанец Васэ, вылетевший из последнего ряда прямо на белокурую хохлушечку в средней части автобуса, сделал это так, что через девять месяцев на свет появился маленький Жерик. Еще четверо поседели на всю жизнь. Это все в отделении милиции выяснилось – никакой он не водитель, а человек больше похожий на «дитя природы», как писал Филатов. Мы чудом не пострадали, только изобрели новое удобрение: земля вперемешку с кусками керамики и растений вполне сопоставима по эффективности с лучшими сортами говяжьего помета – об этом потом тетя Надя говорила. И еще пять соседей по даче. Правда, помет, все же дешевле будет – он в закупке недорог.
Приехали, познакомились, говорили приятные слова. Пошел я в ванную руки мыть – помыл, дело, как говорится, не хитрое. Смотрю, полотенец тьма – и для каждого отдельный крючок. Только я руки к первому потянул, влетела тетя Надя.
- Это у нас висит здесь, - показывая на полотенце для рук.
- Он у нас уже взрослый, хозяйственный, картошку может почистить и за хлебом сходить. Клад, а не сын, - мамаша меня нахваливала.
Пошла мамаша с тетей Надей телевизор смотреть, а я на кухне сижу. Захотелось мне чайку бахнуть. Налил воду в чайник, зажег спичку, поставил на огонь, потянулся к ведру спичку выкидывать.
- Это у нас происходит так, - откуда не возьмись, на кухне очутилась тетя Надя, выхватила у меня сгоревшую спичу и кинула ее в жестяную банку возле плиты с веселым таким негром, вроде Пеле.
Потянулся я к варенью, поставил банку на стол, налил чай, сел. Тетя Надя, до этого исчезнувшая, как я уже надеялся навсегда, вдруг оказалась возле моего левого уха.
- Это у нас стоит тут. – громко прошипела тетушка и достала из шкафа специальную розеточку для варенья.
В глазах тети, описанный ранее мамой, как взрослый и самостоятельный, я уже таковым не был. Тетя мне бы не доверила чистить картошку – эта работа, по ее мнению, была сложной технической операцией с применением именной этой кастрюли, этого ножа, такого количества воды, такого объема газа, эдакого способа посола и вообще. За хлебом, по мнению тети, сходить было немного попроще, но в этой работе было много тонкостей. Обо всем этом она мне рассказала.
- Ничего не делай, надо будет – попроси. – тетка с одной стороны говорила строго, но с другой – мягко. Так бывает, когда получил на экзамене 3 балла, а позже узнал: одногрупники на неуд сдали. Приятное чувство.
Решил я ничего не делать. Больше замечаний не получал. Так день и закончился. Проснулся в прекрасном настроении, и дернул же меня бес опять проявить инициативу. Эх, этого беса, да к моей тете на недельку!
Мамаша с утра в музей намылилась, я встал, как все подростки, в десять, и захотелось чаю бахнуть. Тетя мне его сварганила, прямо в чашке заварила, достала из холодильника тортик. Знал я тогда уже,что для него полагается специальный нож и никакой другой. Так и вышло. Достала тетка из батареи ножей шестой слева и отчеканила мне кусочек на специальное блюдечко из стенки. Возле тортика положила салфетки бумажные определенного размера.
Попил я чай с пирожными. Сижу довольный, как удав, – перевариваю. И дернул же меня этот самый бес, которого бы к тете на неделю, пойти помыть чашку. Рассуждал я так: заварку в туалет, как это мой папа делал, пока мама не видела, я не буду. Для этого ведро есть. Приступил к процедуре.
- Ах ты скунс заезжий, что ж ты творишь опять? Свинота ты такая! Это у нас делается так! – тетка выхватила чашку и поднесла ее к стоящей в углу мойки темной банке из-под майонеза. – Берешь чашку, аккуратно выливаешь всю жидкость в раковину, потом все заварку не в ведро, гад ты такой, а сюда. Банка такая специальная стоит для заварки. Потом чашку моешь. Вытираешь этим полотенцем. Все! Не трогать ничего!
Сглотнул я обиду, как беспомощный ребенок глотает таблетку от страшной медсестры. Когда тетка попросила меня вынести мусор, первой моей идеей было взять ведро и ловким движением крестьянина, збадривающего поля ведром с удобрениями, оросить территорию от кухни до коридора содержимым ведра с обязательной фразой «Это у нас делается так!». Но сдержался – воспитание не позволило.
Много воды с тех пор утекло. С Финский залив, не меньше. Завтра у тетки юбилей. Уже 60! Позвоню, поздравлю. Очень тепло с комплиментами, напоминанием о большой любви, обещанием приехать. Но я-то знаю: в гости больше ни ногой – так, так и только так!