19. Свет надежды
Более часа Егор и Карен, подсаживая друг друга, из последних сил стучали камнем по стене. Менялись местами через каждые десять минут. Последний раз единственный «работоспособный» телефон тускло осветил кусочек упрямой скалы, и погас навсегда. Теперь они существовали в полнейшей тьме, которую не прорезал никакой, даже микроскопический, лучик света, и от этого навалившаяся тоска становилась невыносимо тяжелой. Но принятое решение давало надежду и шанс, поэтому женщины пожелали тоже участвовать в пробивке стены.
«Хочу в забой!» — заявила Татьяна, и Женя встала рядом с ней. Пока мужчины отдыхали, женщины успевали несколько раз стукнуть по стене. Это было нелегко для совершенно ослабленных организмов, но им хотелось действия. Неважно, что результат нулевой — здесь важно участие.
У мужчин результат был, но очень маленький. Правда, они своими действиями увеличили поток воды, и теперь она заполняла кружку почти как из водопроводного крана — за три минуты. Татьяна занялась сбором запасов воды. Она, кроме кружки, заполнила мужские кепки, поставив их в углубления в камне, залила мельчайшие ямочки на стенах и в полу и принялась замачивать все лишние тряпки.
Мужчины били стену самозабвенно, силы, конечно же, в тех ударах не было, но они не отчаивались, они знали: вода камень точит. И вот, после четырех часов непрерывной изнурительной работы, растущая водная струя и ритмичные удары сделали свое дело: кусок скалы неправильной формы, диаметром примерно в тридцать сантиметров зашатался и провалился за стену. Из отверстия плюхнулось небольшое количество воды, омыв лицо Карена, и все замерло. Ни звука!
Как они жалели, что остались без фонариков! Сейчас бы посветить в отверстие, посмотреть: что там? Несмотря на резко отвалившийся камень, Егор удержал на плечах отпрянувшего от стены Карена, а тот, восстановив равновесие, подтянулся на руках и заглянул в открывшийся лючок в «преисподнюю» — ничего!
— Ничего не вижу, ни одного проблеска света. Темно, как у негра в жо…
Он протиснул руку в отверстие и стал ощупывать внутренность проема. Дно, похоже, напоминало чем-то таз, диаметром чуть больше полуметра и глубиной сантиметров десять-пятнадцать. «Таз» был полон воды. Протянув руку, Карен убедился, что ширина и длина «преисподней» не достигают даже одного метра: примерно шестьдесят — восемьдесят сантиметров. Высота — и того меньше — около пятидесяти сантиметров.
— Дай, я посмотрю, — настойчиво требовала Татьяна, теребя Егора за рукав.
— Ладно, Карен, так мы долго не протянем, вернее, я не протяну, — признался Егор, — устал, как черт. Ты же весишь тонну. Разве я могу поднимать такую тяжесть! Давай-ка попробуем вдвоем поднять Таню, пусть она как следует посмотрит, не боясь потерять равновесие и грохнуться на камни. Ты же видишь, она сейчас нас побьет.
— Сдаюсь, сдаюсь, Танечка. — Карен поднял руки, оторвав их от стены и тут же, потерял равновесие, зашатался. Этого было достаточно, чтобы Егор тоже потерял равновесие. Пытаясь удержать Карена, он отступил на шаг назад, споткнулся о ногу Татьяны, и вся тройка оказалась на полу. Благо никто не получил особых повреждений, не считая мелких царапин.
— Ну вот, допрыгались!? — рассердилась Татьяна, — поднимайте меня, я же просила…
— Наверное, лучше меня поднять, — подала голос молчавшая до сих пор Женя, — я ведь легче Тани!
— Ладно. Закончили базар. На правах первой в очереди, поднимаем Таню, дальше видно будет, — сказал Катенин и взял Карена за руку. Они ухватили друг друга за запястья крест-накрест. Таким образом, получился неплохой пьедестал, на который и взобраласьТатьяна.
Почти минуту она молча шарила рукой в проеме, и, наконец, вынесла вердикт:
— Ну, почти так, как сказал Карен, только вот, Каренчик, слева-то стены нету! Я рукой искала, искала, так ничего и не нашла. Слева.
— Как же ты найдешь, у тебя ведь руки короткие?
— Давайте я посмотрю, — предложил Егор, и мужчины опустили Татьяну на пол. — Ну-ка, Карен, давай, попробуй меня подсадить.
Слева действительно была пустота. Очевидно левая стенка «преисподней» находилась несколько дальше и длины руки не только Татьяны, но и Егора не хватало, чтобы достать ее.
— Надо туда залезть, — сказал Катенин и посмотрел на Женю. В столь небольшое отверстие смогла бы пролезть только она.
Женю подсадили с большим трудом, несмотря на то, что она действительно была легче Татьяны. Ее надо было не просто поднять руками «в замок», но и вытянуть руки максимально вверх. Воду из «тазика» предварительно вычерпали в другие емкости, и Женя полезла. Словно женщина без костей в волшебном ящике фокусника, она втиснула себя в расширенное ранее отверстие, и голова и плечи ее исчезли в левой части «преисподней». Потом все тело стало продвигаться налево и вскоре в отверстии остались только пятки. Она что-то сказала, но гулкое эхо размазало слова, и никто не понял их смысла.
Минут пять она обследовала на ощупь стены, потом опять что-то сказала, и опять никто не разобрал слов, потом ноги зашевелились и двинулись назад. Видимо, она опять сгруппировалась в «ящик фокусника», потому, что все теперь разобрали два слова, сказанные ею: «Я застряла».
— Как застряла, слушай, ты что? Раз туда залезла, значит, и обратно должна! — удивился Карен
— Подожди, Карен, подсади меня опять, — попросил Егор. Оказавшись у отверстия, он попытался успокоить Женю:
— Карен прав, — сказал он, — если смогла туда, значит, сможешь и обратно. Ты, главное, не торопись. Попробуй лечь на живот и пролезть опять вперед.
— Не получается, — уже паническим голосом крикнула Женя.
— Значит, будешь лежать там, согнувшись, пока еще больше не похудеешь. Поняла? Давай, старайся, Жень, я тебя прошу, не ленись.
— Не могу! — она заплакала.
— Ты что, никогда в детстве не совала голову между прутьями забора? Не помнишь, как страшно тогда было? Но ведь ты сейчас здесь — значит, все-таки голова пролезла обратно, правда? Вот так и сейчас. Ты врач. Ты знаешь, какие части тела надо беречь, а какие можно вжать в себя. Не паникуй, подумай, что мешает, может, как-то положение поменять, на бок повернуться, что ли.
Егор видел, как она напряглась, зашевелилась и медленно повернулась на правый бок.
— Ну вот, видишь! Теперь потихонечку отталкивайся руками и ползи назад. Не спеши. Включай голову.
Она еще немного отползла, потом повернулась на левый бок, чтобы согнуть ноги в коленях для спуска, и, когда они оказались на уровне отверстия, свесила их. Затем снова перевернулась на правый бок, и, поддерживаемая Егором, повисла на руках, держась за края пробитого отверстия.
— Ура! — крикнул Гарик, все это время с тревогой прислушивающийся к происходящему, — спасательная операция закончилась успешно!
Егор спрыгнул с плеч Карена и, схватив Женю в охапку, опустил на пол:
— Ну что, цела? Ничего не вывихнула? Царапины есть?
— Цела, цела, я вам сейчас такое расскажу! Там нет стены слева. Мало того, там нет и дна. Вот эта платформа, на которой я лежала, окончилась у моего плеча. Голова висела над пустотой. Какой глубины эта пустота — понятия не имею, рукой я ее не достала. Но тот факт, что она есть — эта пустота, что наша «преисподняя» не равна размерам тазика, дает нам шанс и надежду на жизнь.
— А вода? — спросил Гарик
— Вода сочилась откуда-то сверху, из камня.
Егор задумался. Что если…
— А вдруг там внизу пропасть? Ты же не мерила глубины ее.
— Нет, конечно, как я ее измерю!
— Надо бросить камень и прислушаться, — сказал Гарик.
— Ну да, так и сделаем. — Егор не выпускал из объятий Женю, а она прильнула к нему, словно поняв наконец, что он ей дорог.
Гарик, выпив полную кружку воды, процитировал старую юмористическую поговорку: «Жить стало лучше, жить стало веселей! Шея стала тоньше, но зато длинней!» И от этой шутки действительно всем стало и лучше, и веселей.
На этот раз подсадили Татьяну. С небольшим камнем в руке она уверенно протиснулась в отверстие на половину тела.
— Даже если там нет выхода, я уверен, места все равно много. Так что… — Карен сделал смешную рожицу, которую, конечно же, никто не увидел, но по голосу поняли — он шутит. — Нас здесь две пары и один Гарик, для конкуренции. Мы сможем создать новый тип человека — подземный. Это будет новая цивилизация красивых и умных людей…
— Ага, — прервала его Татьяна из-за скалы, — особенно, если они генетически будут иметь такие же носы, как у тебя. Ну что, я бросаю…
— У меня, к вашему, мадам, сведению, не нос, а плавник. Я в прошлом году в Анапе отдыхал, когда на спине плавал, все кричали «Акула! Акула!» и убегали из моря.
— Тихо! — прервал всеобщий смех Егор: падающий в «пропасть» камень падал недолго.
— Метра два-три, — определил Катенин, и все согласились.
Говорят, утопающий хватается за соломинку. Пустота «преисподней» и стала для них той соломинкой.
— Что за радость, — опять заговорил Карен, — когда все время хорошо, хорошо, хорошо… а потом опять — хорошо! Это, конечно, хорошо, когда все время хорошо, но радости от этого «хорошо» никакой нет. Другое дело, когда все плохо, плохо, плохо… А потом, вдруг, раз… и — хорошо! Знаете, какое это счастье! Какие чувства! Сколько адреналина! Мертвый проснется!
— Эх, закурить бы сейчас! – мечтательно проговорил Катенин, и всем стало ясно: он сказал «будем жить!»
Весь день ушел на стесывание выступов и острых углов в «преисподней». Один камень в руках Егора и Карена долбил другой монолит, равный ему по твердости. И ни один из них не хотел уступать. Но, хоть и ослабленная, сила рук человеческих прибавляла их камню твердости, и один за другим сдавались, стесываясь, острые углы.
***
— Как слепые живут в этом мире? — вопрос был задан Кареном самому себе и ответ был дан им же после секундного размышления. — Не знаю!
Он уже пролез через узкую горловину «преисподней» и готовился повиснуть на заготовленных заранее «веревках», чтобы освободить дорогу Катенину. «Веревки» они изготовили, распоров на части больничный халат Гарика и один рюкзак. Получилось неплохо: общая длина метра три. Карен уже висел над неизвестной глубины пропастью, когда Егор полез в пробитое отверстие. Он все время оглядывался, как будто мог увидеть стоящих внизу женщин. А они, с огромным трудом подсадив его, отошли подальше и смотрели молча в темноту, как провожающие в окна уходящего поезда. И каждая с тревогой думала об ожидавшей их судьбе. Впервые они остаются один на один с мраком — без мужчин. Они остаются без всякой защиты, без пищи, с микроскопической надеждой на их возвращение, и такой же малюсенькой надеждой на спасение.
— Давай, Карен, — держу.
Карен начал сползать вниз по веревке, и через минуту даже женщины услышали его радостный крик:
— Эй, там, наверху: я земля! Здесь всего-то метра два с хвостиком. Все равно, что с потолка спрыгнуть!
— У тебя большой опыт прыжков с потолка? — съехидничал Егор и тоже начал спускаться.
Почувствовав под ногами твердую породу, они стали осторожно ощупывать пол в разных направлениях. Новое помещение оказалось неизмеримо больше их старого пристанища. Скала, с которой они спустились, составляла часть восточной стены. По их расчетам ширина нового помещения составляла примерно метров семь, а длину они не смогли сосчитать, но она оказалась неизмеримо больше ширины. Так и не дойдя до западных пределов новой пещеры,
Егор вернулся к подножию «преисподней»:
— Женя! — кричал он, — Женя! Слышишь меня?
— Что случилось, Егор? — в слабом голосе Сагатовой ощущалась тревога.
— Ничего не случилось. Все нормально. Здесь огромная пещера! Мы пройдем еще немного, проверим, что там, а потом вернемся и перевезем вас сюда. Хорошо? Вы там как? Продержитесь еще немного?
— Да, да, продержимся. Конечно, продержимся! — это уже голос Татьяны.
Обвязавшись остатком самодельной веревки, метра два в длину, они, подобно альпинистам, поползли «в связке»: Катенин впереди, за ним, через два метра — Карен. Они нашли западную стену, нашли еще один проход из нее в другое помещение, местами заваленное горой крупных камней. До западной стены было примерно пятнадцать метров.
— Вот это холл! — устало прокомментировал Карен свои впечатления, когда они остановились на отдых.
— А тебе не кажется, что это не природные пещеры? — Егор лежал на спине и ощупывал кусок камня, найденный под рукой. Похоже, это туф.
— Может быть. Может, какой-то князь вырыл здесь для себя дворец, а потом передумал. А может, враги помешали. Эх, сейчас бы фонарик! Одним глазом посмотреть!
Отдохнув, они перелезли через небольшой завал у входа в следующую пещеру, и осторожно поползли вперед, обходя наваленные кучи камней. Вдруг Карен испуганно закричал и стал метаться на месте.
Егор — к нему: «Что случилось?»
— Змея! Я ее поймал! Но, наверное, их здесь много. Я рукой чувствую.
— Они тебя не укусили?
— Михалыч, ты в России живешь или я? Надо говорить не «укусили», а «ужалили». Кусают собаки. — Карен явно был в приподнятом настроении.
— Сразу видно, Каренчик, что ты в России не живешь: жалят пчелы и осы, а змеи кусают. Вот так.
— Да хрен с ним, Михалыч, пусть кусают, я не против. Главное, что у нас теперь кушать есть что! Ты понимаешь!
Катенин не разделял его восторга. «Есть этих гадов невозможно, — думал он, — Может, они ядовиты, может…» Как ни старался он, но никакого другого опасного качества к слову «может», так и не вспомнил.
Змея оказалась крупной: длиной около метра и толщиной с куриное яйцо. Размозжив камнем ей голову, они острым концом того же камня попытались разрезать ее вдоль. Это оказалось непросто. Змея была мягкой и скользкой, но, в конце концов, они получили какое-то месиво, из которого, опять же на ощупь, выделили внутренности и кожу, а нечто, похожее на мясо начали есть. Егору казалось, что его сейчас стошнит, но он пересилил себя и съел два кусочка. Голод не утолил, но умом понимал: после такой многодневной голодовки даже минимальные дозы еды добавят сил. Тем более, что съесть много — смерти подобно. Другое дело — Карен. Он ел с аппетитом, не брезгуя.
— Ты что, Михалыч! За границей в лучших ресторанах змей кушают! — уговаривал он, активно пережевывая сырую плоть пресмыкающегося. — Надо женщинам отнести! Они ведь могут не дождаться нас, умереть, не дай бог!
Егор забыл о брезгливости. Действительно, что тут церемониться, когда речь идет о жизни и смерти. Может, конечно, ни Женя, ни Таня не пересилят себя, но Гарик! Этот парень любит мать, поэтому и сам съест, и своим примером заставит и женщин попробовать змею.
Змеи добавили оптимизма и сил в их истощенные организмы. Если они здесь живут, значит, откуда-то сюда попали, значит, где-то есть выход — это раз. Если они здесь живут, значит, для них здесь есть пища — это два, то есть, кроме змей в подземелье должны жить еще и мыши, насекомые или что-то еще, съедобное для них. А, в свою очередь, для столь обильной фауны должна быть и вода — это три! Сложенные вместе эти аргументы давали им надежду на спасение.
Под камнями они поймали и убили еще две змеи. К счастью, несмотря на приличные размеры, ни одна змея не попыталась укусить. Какие-то они были вялые, сонные что-ли?
— Может, пора перевезти их сюда? — Егор обдумывал это вслух.
— Нет, нет, Михалыч, не надо. Там теперь воздух есть, вода тоже пока есть, а змей нету. Ну немножко пахнет туалетом, ну что поделаешь, они, наверняка, уже привыкли и не чувствуют запаха. А здесь опасно. Неизвестно, почему змеи такие вялые. Могут очнуться — мало не покажется.
— Ну да, — согласился Егор, — тем более, мы не знаем, сколько их там и какого они размера. Может, есть кобры, удавы или анаконды.
На том и сошлись. Наверх полез Егор, предупредив Женю, что везет им «продукты». Он не стал влезать в тесную «преисподнюю», а лишь, дотянувшись до «тазика», бросил туда убитых змей и острый камень, для разделки. Объяснив женщинам, что к чему, выслушав их растерянные «охи», Егор обратился к Гарику:
— Гарик, дорогой мой, ты там один мужчина. Прошу тебя, постарайся успокоить их, постарайся съесть это мясо. Да, да, считай это мясом, не думай о змеях, тогда легче будет. И еще: съедайте сначала очень мало и тщательно прожевывайте.
— Ты забыл, что я все-таки врач, — голос Жени был слабым, но достаточно уверенным. — Мы сделаем все как надо, вы только возвращайтесь скорее.
— Пока! — ответил он, — мы пошли дальше.
И они пошли дальше, вернее поползли, потому что в окружающей их кромешной тьме идти было небезопасно. Достигнув второго помещения, не смогли нащупать кучу камней, в которых обитали змеи. «Наверное, в стороне осталась эта куча», — подумал Егор и встал, решив попытаться осторожно идти. Карен последовал его примеру. С опаской ставя левую ногу, они переносили центр тяжести тела на правую, с тем, чтобы в случае чего удержаться и не упасть куда-то в пропасть.
В течение двух часов они прошли анфиладу из шести различного размера пещер, не обнаружив ничего напоминающего выход из ловушки. Карен, правда, нащупал на полу какую-то палку, которую потом тот, кто шел первым, использовал как трость слепого, простукивая дорогу перед собой.
Уставшие они легли в стороне от входа в седьмую пещеру, чтобы немного отдохнуть.
— Не усни, — сказал Катенин, засыпая. Но Карен уже спал. Они очень устали, не только тела, но и нервы были измотаны постоянным чередованием оптимизма и уныния.
Карен свое слово сдержал. Ни разу, после первого случая, паническое настроение не овладевало им. Вернее он его не показывал. Только иногда, в минуты отдыха, сидя рядом с ним, Егор догадывался, какая безысходность царит в его душе. Догадывался по мелкой нервной дрожи его пальцев, по аритмичному стуку его ботинка о стену. Он был уверен, что если бы в эти минуты внезапно появился свет, то в глазах Карена он увидел бы только тоску и панику.
— Михалыч, проснись! — Карен тряс его со всей силы. — Что это?
Егор вскочил, и спросонья, ничего не понимая, вертел головой.
— Что? Что случилось?
— Тихо! Слушай!
Но как ни напрягался Егор — ничего не мог услышать.
— Спал? — сердито спросил он.
— Нет, нет, — запротестовал Карен, понимая куда клонит Катенин, — я не спал. Нет, я спал, конечно, но звук слышал уже не во сне. Михалыч, мамой клянусь, я слышал человеческий голос! Ну, ты мне не веришь, что ли?
Егор недоверчиво осматривался.
— Ладно, давай собираться — дальше пойдем.
— Вот! Вот! Смотри! — Карен весь подался вперед, показывая рукой в дальний конец пещеры. Тут и Егор увидел: на долю секунды вспыхнул и погас свет. Даже не вспыхнул и погас, а мелькнул. Потрясенные они кинулись туда, но не прошли и трех метров, как Егор упал, причем ударился о камень лицом. Он чувствовал, как кровь льется из носа и опухает что-то под глазом. Пришлось снова лечь на спину и ждать пока остановится кровотечение. Карен, отвязав связывающую их веревку, метался между Егором и предположительным местом вспышки света. Но больше ничего подозрительного не происходило.
— Михалыч, — кричал он, — я этот свет и раньше видел, когда голос слышал, но испугался тебе сказать, боялся, что не поверишь. И кто поверит, слушай! Я бы сам подумал, что «крыша едет». А может, правда — это глюки?
— Посмотрим, — устало ответил Егор и поднялся, чтобы идти, но кровь не остановилась — снова пошла. Пришлось опять лечь.
— На, камень приложи, он холодный, — предложил Карен.
— Обвяжись веревкой, — приказал Катенин, видя, что парень снова собирается уйти на поиски.
— Я еще раз сбегаю, а? Я, по-моему, там нашел еще проход.
— Вот мы вместе его и обследуем. Обвяжись, я тебе говорю! Пять минут ничего не решат.
— В пять минут решают люди иногда, — громко запел Карен популярную песенку, — не жениться ни за что и никогда! Но бывает, что минута все решает очень круто, все реша-а-а-ает раз и навсегда!
— Ты неплохо поешь! — хмуро сказал Егор вставая. — Ладно, пошли.
— Здесь просто эхо такое, — скромничая, ответил Карен. Действительно, акустика пещеры была такой, что хоть оперные спектакли ставь. «Но, — отметил про себя Егор, — акустика акустикой, а голос — есть голос. Молодец, парень». Впервые он понял, что пессимизм Карена улетучился куда-то, и песенка из «Карнавальной ночи» стала причиной такой уверенности.
(Продолжение следует)