- Примите мои соболезнования, - вошедший в комнату преклонного возраста мужчина, одетый в тёмно-синий костюм и держащий чёрную с желтой полосой папку в руках, буквально на мгновение задержался в дверях, почтительно склонил голову и тут же прошел к столу.
В небольшом помещении тихо переговаривались люди со спокойными и совершенно не скорбными лицами, но абсолютно все в тёмной строгой одежде. Здание, где находился офис нотариальной конторы «Римье и Ко», стояло в исторической части города, и цены на аренду здесь были очень высокими, Жак это прекрасно понимал, а соответственно, и сам адвокат обходился его женушке не в одну копеечку.
- Все уже в сборе, я могу начинать? – спросил хозяин кабинета, усаживаясь за длинным письменным столом в нагло-вычурное кресло из коричневой потертой кожи. – Жак?
Мужчина, закинув ногу на ногу и приподняв одну руку, уперся локтем в поручень офисного кресла, лениво огляделся, окинув взглядом присутствующих, и пожал одним плечом.
- Простите, я не опоздал? – в двери ввалился молодой человек. Он явно выбивался из стройного ряда скорби и серости, потому как его толстовка и джинсы были слишком вызывающими для данного мероприятия. – Здесь оглашают завещание мадам Дюпон?
- А вы… - надев очки и заглянув в бумаги у себя на столе, нотариус пробежался по небольшому списку.
- Дидье. Друг мадам Дюпон.
Люди, сидящие в комнате, зашушукались, а мужчина, сидящий у окна, лишь фыркнул.
- Да, прошу вас, присаживайтесь, - продолжил нотариус и тут же обратился к недовольному: – Что-то не так, месьё Дюпон?
- Всё в порядке, начинайте.
Кресла были расставлены полукругом, и присутствующие, в принципе, могли видеть друг друга и при желании следить за реакцией на лицах, но, видимо, все были погружены в свои мысли, и поэтому явно никто ни за кем не наблюдал. Но всё же каждый понимал, что, скорее всего, большинство пытается исподтишка рассмотреть опоздавшего, так как все прочие были знакомы друг с другом.
- …закон устанавливает особые правила его оглашения…
Вступительное слово и прочий скучный бред, называемый протоколом, можно было пропустить мимо ушей, потому как все здесь собравшиеся пришли лишь за одним: узнать, кому что перепало от почившей мадам Дюпон. А пока длилась никому не нужная болтовня старикашки-нотариуса, каждый старался рассмотреть этого выскочку, который назвался Дидье. Он был молод и даже как-то слишком хорош. Внешность явной модельки, и даже без слов было понятно – жиголо! Какие у толстухи Арлет друзья? Детства? Так он явно её моложе. Друг по кулинарным курсам? Вряд ли. Может, из общества кошатников? Арлет обожала кошек, но ввиду аллергии не могла дома иметь ни одной. Да и этот пижон скорее завел бы игуану, чем кошечку. Арлет хоть и была прекрасным человеком, но как женщина она просто не могла привлечь такого. В семье с самого начала судачили, что и Жак женился на ней только благодаря довольно внушительному состоянию, потому как его супруга уже в те времена была, мягко говоря, девушка очень пышных форм.
- …вскрыть конверт с завещанием в присутствии членов семьи и пожелавших при этом присутствовать заинтересованных лиц из числа наследников по закону…
Жак Дюпон выглядел молодцом. Никто не сомневался в его скорби по любимой супруге, и то, что он сейчас задумчиво покачивал левой ногой, закинув её на правую, можно было списать на нервное напряжение. Так же, как и совершенно пустой взгляд. Они с Арлет прожили душа в душу почти восемь лет, и кончина обожаемой супруги была настоящим потрясением для всей семьи, хоть о её болезни знали практически все. К такому невозможно подготовиться.
- …После вскрытия конверта и оглашения текста завещания будет составлен и мною вместе со свидетелями подписан протокол, удостоверяющий вскрытие конверта с завещанием и содержащий полный текст…
Детей в паре Жак – Арлет не было, но как оказалось после похорон, наследниками на свои капиталы, оставшиеся ей в единоличное владение после смерти батюшки ещё десять лет назад, бедная мадам Дюпон была не обделена.
- …Подлинник завещания будет храниться у нотариуса, а наследникам выдаётся нотариально удостоверенная копия протокола, - закончил мужчина в тёмно-синем костюме.
Все тихонько зашумели, будто вдруг пчелиный рой появился в комнате: по звукам ничего не разобрать, но дискомфортное гудение напрягало. Когда нотариус начал читать текст самого завещания, все затихли и даже моргать глазами, казалось, перестали. Но оно было кратким, и после пары общепринятых фраз прозвучала финальная: «Я вам всё сама скажу».
- Простите, что это значит? Как сама? – первой не сдержалась тётка усопшей – молодящаяся и закрашивающая седину брюнетка. – Арлет больше нет с нами! Ну скажите же! Жак!
- Матильда, сядьте. Пусть адвокат нам пояснит, - сжав зубы и стараясь выглядеть спокойным, проговорил вдовец. – Продолжайте, мы все во внимании. Так как моя дражайшая супруга может нам что-то рассказывать? Ведь её нет. Или уже изобрели живую воду?
Все немного расслабились – раз сам вдовец может слегка шутить, значит, и другим уже можно выдохнуть.
- А всё очень просто, - проговорил нотариус и встал из-за стола. Пройдя по комнате, он подошел к шкафу, раскрыл небольшие дверцы, и оттуда, как бюро, выехала полка с аппаратурой. – У нас есть запись, господа. И мадам Дюпон сама вам всё пояснит.
Все опять замерли, и в воздухе запахло напряжением. Хотя нет, это был всего лишь запах лекарства: тучный мужчина средних лет как раз убирал ото рта ингалятор.
- Что, обрадовался встрече с сестрёнкой? - язвительно заметил Жак, снял ногу с ноги, поставив обе довольно широко, и немного склонился, чтобы опереться локтями о колени. – Мы же все знаем о вашей любви друг к другу, да, Люк?
- Жак, ну что ты так нападаешь на мальчика? – подала голос престарелая брюнетка. – Да, они с Арлет немного не ладили последнее время, но она любила своего двоюродного брата.
- А по совместительству – вора и вашего сына! – выдал Жак. – Что, Матильда? Давление подскочило? Дайте ей воды.
Никто из присутствующих не шелохнулся. Все ждали того, ради чего тут и собрались.
- Давайте уже начинать, - дал команду мужчина с большой плешью. Оставшийся островок его волос выглядел очень патриотично и по форме напоминал очертания собора Парижской Богоматери. – Жак, командуй.
- О! Что я слышу? Теперь я могу командовать? – удивился и даже как будто обрадовался вдовец. - А раньше вы такого не говорили, дядюшка Роберт. Что, смерть племянницы так кардинально поменяла твои взгляды?
- Наверное, вы все сейчас снова ругаетесь, - раздался голос откуда-то из-под потолка, и все застыли. – Я почти уверена.
Голос был очень приятным и даже слегка уютным, хоть и немного картавым. Так при жизни разговаривала мадам Дюпон. Голос Арлет невозможно было спутать ни с чьим другим.
- Ну, здравствуйте, мои любимые, - на стене справа от кресла нотариуса вспыхнул экран, и все увидели лежащую в постели Арлет. – Я знаю, что мне осталось недолго, и все старания меня вылечить уже бесполезны. Именно поэтому я приняла решение о том, что пора позаботиться о вас, моя драгоценная семья.
В помещении стало жарко, и все тут же начали поправлять галстуки, застёгнутые вороты рубах и шальки на шеях. Молодая женщина на экране имела вполне цветущий взгляд и улыбку, но катастрофически болезненное тело. Она лежала на высоких подушках, и от её руки тянулся катетер, уходящий куда-то за кадр. По лицу было очень заметно, что некогда пышная леди сейчас очень похудела, и поэтому её кожа была обвисшей. Больше в кадре никого не было, только часть спальни их с Жаком дома и окно с веткой липы, растущей перед домом.
- Вы все очень печалились тому, что я так рано покидаю вас. Всего-то тридцать восемь лет. Но возможно, кто-то вздохнул с облегчением? – она вымучила из себя смешок. – Ну, я и сейчас не буду вас долго мучить, но всё же попрошу вас в последний раз уделить мне время и выслушать до конца.
Женщина перевела взгляд по правую сторону от камеры и кому-то кивнула. Оттуда как из-за кулис вышел мужчина в очках, держа в руках чёрную с желтой полосой папку. Это был тот самый нотариус, который сейчас сидел в кресле у стены, сбоку от членов семьи, и наблюдал за ними.
Присутствующие мельком глянули на нотариуса, и снова все взгляды устремились на экран. Теперь они следили за пожилым мужчиной там. Он подошёл к лежащей в постели Арлет и повернулся к камере. Прочистив горло, кашлянув довольно скрипуче, он начал:
- В моём присутствии мадам Дюпон огласит свою последнюю волю, и я именем закона обязуюсь исполнить все соответствующие данной процедуре мероприятия, засвидетельствовав, оформив всё надлежащим образом и доведя текст завещания до сведения членов семьи и заинтересованных лиц из числа наследников имущества мадам Дюпон.
- Спасибо, месьё Римье, - поблагодарила женщина на экране и продолжила в камеру: - Дорогой мой Жак, ты знаешь, как я тебя люблю, и я благодарна тебе за то терпение, какое ты все годы имел по отношению ко мне. Я не самый простой человек, но ты всегда говорил, что я – сама доброта, и это всё благодаря твоей любви, мой обожаемый супруг. Я в ней нуждалась. Я в неё верила больше, чем в саму себя, и только она помогала мне оставаться всегда настолько позитивной, что со временем это даже стало некоторых раздражать.
Женщина ненадолго прикрыла глаза и замолчала. Все в комнате напряглись, а через секунду в кадре появилась рука в белом халате. Девушка медсестра вытянула иглу капельницы из вены больной, прижимая место прокола спиртовой салфеткой, и согнула её руку в локте, а сама Арлет обхватила запястье согнутой руки и прижала руку к груди. Всё было сделано очень быстро и точно, видно, что процедура повторялась уже много раз.
- Так вот, милые мои, - продолжила мадам Дюпон. – Я не хочу, чтобы вы меня прерывали хотя бы здесь, именно поэтому я прошу… нет, я настаиваю, чтобы вы не смели ставить на паузу или перематывать запись. А месьё Римье проследит, чтобы вы не могли и тут схитрить. А теперь о главном. То, чего вы ждете так же страстно, как детишки Рождества, - она довольно печально улыбнулась, а потом тяжело вздохнула. - О наследстве.
Все в комнате, вместо того чтобы уже немного расслабиться, ведь момент оглашения настал и всё очень скоро кончится, наоборот, напряглись настолько, что, казалось, можно было услышать, как заскрипели их мозги от умственной работы, а мышцы - от физического напряжения.
- Моей тётушке Матильде: дом в Сен-Дени, коллекцию моих керамических кошечек и ожерелье с рубинами, которое ей всегда очень нравилось. Оно тебе пойдет, брюнеткам всегда шло красное. А ещё пять процентов акций и все цветы из моего сада.
Молодящаяся брюнетка зарделась и даже как будто всплакнула, помянула «свою девочку», вспомнила, как та была прелестна в детстве, но её тут же остановили, шикнув и напомнив, что не все ещё здесь получили свою долю.
- Люк. Тебе, мой хороший, хотелось бы отвесить пинка, но, к сожалению, я уже плохо хожу, и у меня просто не хватит сил треснуть тебе хорошенько, - Арлет снова попыталась засмеяться, но получилось не очень весело. Она закашлялась, и тут же в кадре появилась сиделка-медсестра, которая подала воду и какое-то лекарство. – О чём это я? Ах да, малыш Люк. Несмотря на то что ты уже оттяпал себе половину моей фабрики, я тебя прощаю. Когда я её покупала и просила тебя оказать юридическое сопровождение процесса, ты меня обозвал дурой и сказал, что я ничего не соображаю в бизнесе, тем более в производстве шин. Но оказалось, что у меня всё получилось. Уже через три года! Хотя ты меня, несмотря на подписанный договор и мои просьбы, оставил одну буквально через шесть месяцев. И ты всё равно называл меня дурой, даже когда судился за сорок девять процентов прав на фабрику. В общем, отдаю её тебе полностью.
- Ессс! – беспардонно радостно возликовал тучный молодой человек. Но он тут же спохватился и как бы между прочим произнёс: - Я всё продумал, помог, сколько нужно, и потом оставил её, чтобы выплыла! Я ж для её блага старался.
- Да уж, мы помним, как ты старался, - хмыкнул Жак. – С тех пор как отсудил фабрику, ни разу к сестре не приехал, только звонки два раза в год.
- Тише, мальчики, - шикнула Матильда, и все снова прислушались к записи – благо, Арлет была медлительна в речи из-за болезни, так что вполне можно было в промежутках ещё и комментарии высказать.
- Дядюшка Роберт, - продолжила женщина, – вы мне последние десять лет заменяли во всём отца. Ну, насколько могли. Я вам за это очень благодарна. Именно поэтому я хотела бы вам сказать, как признательна за ваш по-отечески строгий нрав. Понимаю, что не смогу в полной мере отплатить той же монетой, но я постараюсь хотя бы чуть уменьшить свой долг перед вами.
В кадре снова появилась медсестра-сиделка и еле слышно что-то произнесла, после чего Арлет попросила никого не расходиться и подождать десять минут, пока ей проведут процедуры, и камеру отвернули к стене. Последующие секунд тридцать все смотрели на вазон с яркой ультрамариновой гортензией, который стоял на консольном столике под стеной. Рядом находились бордовый высокий флакон с туалетной водой и книжка в светло-сером переплёте.
- И долго мы заставку смотреть будем? – пробормотал Жак. – Зачем нам паузы?
- Увы, месьё Дюпон, мы не имеем права перематывать запись, - нотариус привстал с кресла и даже немного склонился. - Мадам Дюпон очень точно дала распоряжения на тот счёт, а я, как человек дела и слова, привык безукоснительно исполнять пожелания моих клиентов.
- Ладно, десять так десять, - проговорил мужчина с лысиной. – Тем более что как раз Арлет остановилась на мне, моя деточка.
- А чего же вы, «отец родной», выперли вашу «дочурку» из совета правления, а? – снова съязвил Жак. – Или вы как братец её тоже - на благо Арлет? То есть, по вашей логике, если раздеть ребёнка и выгнать ночью в лес – это борьба с его страхами и комплексами? А если у просящего пить отобрать кружку и насыпать ему в рот песка – это закалка характера?
- Закрой рот, альфонс! Я знаю, как ты к девочке относился! Как шлялся целыми днями, денежки её транжирил. Так что она правильно сделала, что умерла!
Кто-то из женщин в помещении ахнул, остальные просто застыли. Возможно, такие крамольные мысли и были у них в головах, но произносить их вслух было просто аморально. Сам же вдовец опешил и даже не успел ничего сказать в ответ родственничку, как снова зазвучал голос Арлет.
- Я опять с вами. Никто не ушел? Всем интересно? – Арлет улыбнулась, но это было так вымученно, что стало жаль эту болезненную, измождённую женщину. – Итак, дядя Роберт. Я должна была бы вручить вам лишь коллекцию старинного оружия моего папочки и отправить вас самого себе на жизнь зарабатывать хоть разбоем, хоть хитростью. Ведь этому вы меня учли? Не давать есть, а давать удочку, благочестивый вы мой? Жаль только, что сами вы никогда не пытались воспользоваться заветом пророка, а жили на всём готовом и тех, кто хотел жить так же, ненавидели. Но я, наверное, плохая ученица, поэтому поступлю не так, как вы мне показывали на практике. Я вам всё же оставлю городскую квартиру и летний дом на берегу Сены. Вам ведь всегда нравился Буживаль? Вы там подолгу у нас гостили. Вот теперь он ваш, так же как и семь процентов акций.
Кто-то присвистнул, и все глянули на господина с лысиной. Он был явно доволен и светился от счастья, казалось даже, что его плешь подсвечивается изнутри, будто купол из матового стекла. Видимо, именно такое излучение дает чувство счастья у лысых и скупых людей.
- Но не думайте, что вы это заслужили. Я просто знаю, что папа хотел бы, чтобы эта коллекция оружия осталась в руках нашей семьи у смелого и достойного мужчины, а так как мой муж никогда не интересовался оружием или историей в принципе, то я решила вам передать эту ценнейшую для нас с отцом коллекцию. А так как вы, скорее всего, захотели бы продать её, оказавшись вдруг в сложном положении, то я решила вам как бонус ещё и имущества отсыпать с верхом. Считайте это платой за сохранность этих раритетов и семейной реликвии. Надеюсь, ваш брат сейчас доволен своей дочкой, и я принимаю правильное решение.
Но мистер с лысиной уже не слушал свою племянницу, он поднялся и начал прощаться.
- Мне больше тут делать нечего, всё, что хотел, я услышал, так что разрешите откланяться. Мне ещё в пригород ехать в свой дом, - и мужчина растянул губы в улыбке.
- Сядьте, имейте уважение, - зашипели на него остальные присутствующие.
- Конечно, присядьте, нам с вами после завершения оглашения завещания придется ещё кое-какие бумаги подписать, а пока что вы не владелец, - заметил нотариус, все тут же успокоились и продолжили слушать запись.
Последующие минут сорок мадам Дюпон перечисляла тех, кто присутствовал в комнате – это были и кузины, и двоюродная тётя, и троюродные братья с пятиюродными племянниками. Всем что-то доставалось помимо слов. Каждому, пусть и с большими паузами и небольшими отступлениями, но было уделено внимание. Оставались лишь два безучастных объекта – супруг и друг. И к финальной развязке Арлет выглядела уставшей.
- Теперь самые мои дорогие – Жак и Дидье. Вы оба мне дороги, и я вам обоим благодарна за ваше ко мне отношение, - мадам Дюпон попыталась подняться, и тут же в кадре снова возникла медсестра, которая шепотом начала увещевать женщину не напрягаться и снова лечь на подушки. – Мне нужно подняться, помоги. Если хочешь, можешь сама мне держать спину, я быстро, - командным голосом велела Арлет, но он не был надменным, скорее в голосе была детская настойчивость. – Ну, пожалуйста, помоги мне сесть.
Девушка в белой медицинской униформе подставила руку под спину, обнимая Арлет, и помогла той сесть. Чтобы удерживать её и позволить сказать то, что женщина хотела, медсестра присела на краешек кровати, продолжая удерживать двумя руками больную, будто они подруги и фотографируются летом на природе.
- Так вот... Познакомьтесь, мальчики, - мадам Дюпон расплылась в улыбке, отчего её лицо стало похоже на тряпичное. Оно было каким-то неестественным, но казалось, что именно в этот момент женщина была счастлива. – Дидье, это мой муж - месьё Дюпон. Дорогой, а это Дидье, мой любовник, - после этого послышался всхлип в комнате, и никто уже не смотрел на экран, где Арлет снова позволила сиделке себя уложить. – А теперь мне нужно отдохнуть, мои дорогие. Я устала. Вы очень много сил у меня отняли, так что я полчаса посплю. А вы не расходитесь. - И камера снова отвернулась в сторону стены, на фоне которой появилось белое кашпо с кустом ультрамариновой гортензии.
Наверное, с минуту все молчали и только глаза косили то на вдовца, то на неизвестного друга плутовки Арлет. Такого от неё никто не ожидал. Всегда милая и безотказная, любящая и верная. В конце концов – полная и некрасивая!!! Но богатая, чёрт побери. При этих всех показателях она должна была попасть в рай.
- Ай да тихоня, - присвистнул Люк и вытер платком вспотевшее лицо и шею. Тучный молодой человек криво ухмылялся, и неизвестно какие мысли клубились у него в голове.
- Вот так та-а-ак… - протянул дядюшка Роберт и хлопнул своей мощной пятернёй по лысине, отчего волосики вокруг плеши слегка разлохматились, и недавнее патриотично настроенное очертание собора Парижской Богоматери превратилось просто в меховую кляксу.
- Жак, ну что же это?! Как так? Кто этот модой человек, и откуда он взялся? Ну, не могла Арлет! Она приличная девушка! – запричитала Матильда и, положив ладошки себе на грудь, тяжело задышала. – Неужели ты ничего не скажешь ему?
Жак ничего не сказал. Он почтительно склонил голову слегка набок, как бы извиняясь, и поинтересовался у нотариус Римье сколько у него есть времени. А услышав, что есть минут двадцать, и ещё вполне можно покурить, вдовец поднялся.
- Но лучше, конечно же, не на улице, а тут, на балконе, - подсказал нотариус. Хотя это он поскромничал, там, за стеклянной дверью, была целая терраса, обнесенная каменной балюстрадой. Там вполне спокойно мог бы поместиться небольшой бассейн да стойка с алкоголем и мулатом-барменом, делающим пылающие коктейли. - Если вы вдруг потеряете счёт времени, мы вас позовём.
- Благодарю, - коротко поблагодарил Жак и, сделав пару шагов, остановился возле парня с именем Дидье. – Разрешите вас пригласить на свежий воздух?
Молодой человек лишь нагло развалился в кресле, закинув ногу на ногу и упершись локтями в спину кресла, отчего стал похож на молодого коршуна. Но Жак не собирался терять драгоценное время, ему ещё предстояло услышать дражайшую супругу. Оглашение списка как раз должно было закончиться либо им самим, либо этим наглецом, так бесцеремонно ввалившимся в его жизнь. Именно поэтому, не дожидаясь от парня хоть какой-то реакции, мужчина просто прихватил за барки любовника жены и молча поволок его в сторону террасы. Удивительно, но тот тоже молча, хоть и отчаянно вырываясь, последовал за властным собеседником.
Последующие минут пять все в комнате могли наблюдать через окно и балконную стеклянную дверь, как двое мужчин стоят на балконе – один зло упершись кулаками в бока и чуть склонившись в сторону парня, а второй – скрестив руки на груди и слегка прогнувшись в спине назад. Но когда от слов они перешли к делу, то есть Жак залепил парню пощёчину, все ахнули, но никто не посмел пойти и разнять спорящих. Даже на призыв нотариуса проявить участие и позаботиться о члене их семьи каждый стал что-то бормотать типа – он не родня, они как-то мало общались, да и вообще, скорее всего это он довёл Арлет до такого состояния, что девочка сначала завела любовника, а потом ещё и заболела. Ну, или наоборот. Но главное, что они не согласны сейчас начинать учить уму разуму и нормам культуры поведения взрослого сорокалетнего мужчину. Да и вообще, Жак им всем никогда особо и не нравился.
Тем временем на террасе шел вполне неплохой бой, хотя странно, что они ещё не поубивали друг друга. Но нужно заметить, что драка была вполне цивилизованная – без порванной одежды, без запрещённых приёмов, без валяния по земле.
Как резко всё это началось, так же внезапно всё и закончилось. Первым прекратил вдовец. Он одернул одежду, поправил свой галстук и отошел к краю балюстрады. Достав сигарету, он посмотрел на зрителей за стеклом. Кивнув головой и показав пальцем на запястье, он увидел раскрытую ладонь нотариуса, что скорее всего означало – минут пять у вас ещё есть, и Жак подкурил.
Молодой человек, глянув, что его спарринг-партнёр спокойно курит, тоже отошел подальше, на другую сторону террасы. Он оперся об ограждение и достал мобильный телефон. Жак, докурив сигарету, выкинул её и тоже достал мобильный, но так никому и не позвонив, снова спрятал его в карман и пошел в сторону кабинета, в окне которого виднелись родственники его покойной супруги.
По возвращении месьё Дюпона в комнате никто не издал ни звука, все расселись в кресла и снова уставились на экран, где по-прежнему был виден цветок гортензии. Через пару секунд хлопнула дверца балкона, и в комнату вошел любовник мадам Дюпон. Парень пострадал чуть сильнее Жака, у него была рассечена губа, под глазом имелся посиневший полукруг и надорван рукав толстовки. Дидье глянул на родственников, так внимательно изучавших его, и, прижав ладонью надорванный шов толстовки, хмыкнул.
- Все довольны представлением? Теперь пялимся на меня, да? На себя бы посмотрели. Вы все твари, и детка Арлет просто мучилась с вами. Один я любил её! – выкрикнул парень, но быстро успокоился и снова перешел на спокойный тон. - Она и так сильно добра к вам всем, нужно было всех вас послать к чёртовой матери. Ну ничего, сейчас увидим, кто ей действительно дорог, а кто…
Но договорить парень не успел, хотя его внимательно слушали. На экране снова появилась Арлет. Вид у неё был немного получше, и постель была перестелена. Видимо, медсестра опять делала какие-то процедуры мадам Дюпон, а заодно и бельё заменила.
- Моему безупречному, идеальному, - без вступления начала Арлет, - Самому прекрасному супругу я оставляю нашего попугая Роко. Ещё всю посуду в доме, чтобы было что тебе бить о стену, мой дорогой. Ещё все свои фотографии, чтобы было куда метать ножи. Да! Моё свадебное платье можешь отдать соседскому псу. Ты же хотел это сделать? Я думаю, ещё на нашей свадьбе. А вот моё любимое – бирюзовое - можешь перекроить на чехол для своего спортивного авто. Хотя о чём это я? Машина же практически никогда не стоит в гараже, ты у меня деловой и всегда куда-то ездишь. Поэтому и дом, мне кажется, тебе вовсе не нужен. Ты ведь с такой неохотой ко мне туда возвращался. А, знаю! Я завещаю тебе наш рыбацкий домик! Ведь именно туда тебя тянуло? Ну, что ещё? Думаю, ты имеешь полное право на совместно нажитое имущество. Если бы мы разводились – отдала бы пятьдесят процентов, а раз меня уже нет – то дарю! И ты не скромничай, грузи всё то, что сам принес в дом: и кресло-качалку, и набор рюмок с логотипом футбольной команды, и газонокосилку, и кожаный мяч с подписями каких-то парней, до которых мне дела нет. Остальное всё не смей трогать. Хотя – потрогай, не убудет. Целую тебя, мой дорогой супруг! Хотя бы так.
- Вот же добропорядочная дрянь, - сквозь зубы прошипел вдовец и, скрестив руки на груди, демонстративно отвернулся к окну.
- Теперь ты, мой нежный мальчик, - Арлет улыбнулась как смогла, и казалось, что глаза её стали чуть более блестящими. То ли свет так падал, то ли в них появились слёзы. – Дидье, милый, светлый человечек. Ты был моим счастьем. Но… жаль, что оно быстро закончилось.
И у Арлет действительно потекли слёзы. Она не рыдала, не стенала, не заламывала руки, женщина просто лежала на подушках, а по её болезненно белым щекам текли слезы. Так продолжалось всего с полминуты, и может быть, слёз уже и не было, просто влажные дорожки никто не стер, а у самой женщины, по-видимому, сил уже не было.
- Но эти мгновения были чудесны, я чувствовала себя нужной и обожаемой. Ну да, хватит сантиментов. Теперь к делу, - мадам Дюпон снова стала серьёзной, будто и не было этого трогательного отступления. – Я завещаю тебе всё.
- Всё! – ахнули в комнате.
- Твою мать!!! – воскликнул молодой человек и вскочил с кресла.
- Подожди минутку, не падай в обморок от счастья, алмаз души моей, - женщина снова попыталась сесть, и на этот раз ей не пришлось просить помощи, сиделка сама тут же возникла в кадре и, подбив одной рукой подушки, помогла Арлет усесться. – Вот теперь можно. Дидье, мальчик мой, я отдаю тебе то, что у меня осталось. Моя семья получила всё причитающееся, и я надеюсь, что никто не в обиде. Они не будут бедствовать. Ты заслужил всё то, чем я хочу тебя одарить. И кстати, Жак…
- Я тут, детка! Ну же, скажи, что ты пошутила! – встрепенулся вдовец, и на его лице впервые за весь день отпечатались все внутренние эмоции: увеличивающаяся трагедия, исчезающая надежда и нескончаемая безысходность. – Ну же, девочка моя, вспомни, как нам было хорошо. Неужели ты вот так откажешься от своего Жака?
Женщина на экране молчала. Складывалось впечатление, что она снимала фильм, а не записывала на любительскую камеру прощальный разговор со своей семьёй.
- Не молчи, дура! – взревел Жак и вскочил с места. Трагизм на его лице достиг апогея. – Иначе я удушу твоего любовника! И он будет первым, кто отправится следом за тобой в ад!
- Месьё Дюпон, прошу вас, сядьте, - довольно повелительным тоном попросил нотариус, и мужчина безвольно рухнул в кресло. Он был жалок.
- …думаю, что ты меня всё же будешь ещё долго вспоминать, - после паузы продолжила Арлет. - Я ещё кое-какой сюрприз тебе оставила. Ты получишь его очень скоро. Теперь ты, мой дорогой Дидье. Для тебя у меня тоже есть небольшой подарочек, и он будет ждать тебя дома. Ты ведь туда отправишься после всей этой ху… - за кадром кто-то кашлянул, и женщина перевела взгляд вправо. Кивнув и сжав в понимании губы, мадам Дюпон завершила свою мысль чуть иначе: - После всех формальностей?
Непонятно зачем, но молодой человек кивнул, будто усопшая каким-то образом могла видеть его. А присутствующие продолжали поглядывать то на молодого парня, то на экран, где молча сидела уставшая от жизни женщина. Сейчас её не было с ними, но она всё равно продолжала их всех как будто притягивать невидимыми нитями. Они все в основной своей массе зависели от неё и когда узнали о смертельном диагнозе, не на шутку переполошились, поскольку понятия не имели, насколько может оказаться щедра Арлет в своих благодарностях семье. И, скорее всего, каждый чувствовал за собою грешок, потому что вся их забота утроилась именно в последние месяцы жизни мадам Дюпон.
- А теперь мне пора. Не хочу больше вас видеть, - еле слышно прошептала женщина на экране. – И не вздумайте спешить за мной сюда. Никому этого не пожелаю. Прощайте и не поминайте… хотя живите как знаете, можете меня хоть сжечь, хоть на помойку выкинуть. Это буду всё равно уже не я. Храни вас всех Господь. Адьё.
Последующие минут двадцать шло оформление и соблюдение всех пунктов протокола. Месьё Римье очень скрупулёзно подошел к своей работе, и только когда всё было выверено и подписано всеми присутствующими, документы заверил сам нотариус.
Расходились члены семьи в разном настроении. Кто-то был вполне доволен урванным кушем, кто-то считал себя обделённым, но были и те, кто искренне скорбел об усопшей мадам Дюпон. На внезапно возникшего любовника никто уже не обращал никакого внимания. Он был интересен первые минут двадцать, потом о нём временно забыли, а когда снова вернулись к его персоне, вся интрига быстро превратилась в скандал, и люди моментально потеряли интерес к этой личности. Даже хороший скандал нужно уметь организовать. Если бы после угрозы месьё Дюпона – задушить наглеца - последовала бы хоть какая-то попытка это сделать, то члены семейства вполне могли бы и остаться, чтобы досмотреть эту трагикомедию до конца. А так – тьфу, а не повод. И комедия тут действительно присутствовала, несмотря на скорбность причины, собравшей их. Ведь никто и никогда не верил в то, что в толстушку Арлет кто-то влюбится, а тут импозантный Жак. А теперь ещё и молодой красавец любовник! Причём они даже после смерти бедняги Арлет не могли поделить её. Но справедливости ради надо отметить, всё же деньги отца девушки не могли не поспособствовать её «успеху» у мужчин. Не часто влюбляются в бедных, будь они хоть трижды красивыми внутри.
В исторической части города, в двух кварталах от здания, где находился офис нотариальной конторы «Римье и Ко», стояло припаркованное авто и, судя по матовому оттенку кузова, агрессивному аэродинамическому обвесу и литым хромированным дискам, машина была очень дорогой. Именно к ней и подошел высокий парень в джинсах и яркой толстовке с надорванным рукавом. Легко коснувшись ручки, он открыл переднюю пассажирскую дверку и тут же нырнул в салон. За тонированными стеклами невозможно было разглядеть лицо человека за рулем, а то, что там кто-то был – однозначно, потому что как только пассажир занял свое место, вспыхнули стопы у авто.
- Наконец-то всё это кончилось. Господи, как же я устал! – Блаженно утонув в мягком сиденье автомобиля, парень обхватил голову двумя руками и уперся затылком в кожаный подголовник цвета топлёного молока.
- Устал он, - хмыкнули с места водителя. – Зато ты у нас теперь богатенький мальчик.
- Я очень богатенький! И ещё подумаю, продолжать ли нам общаться, - попытался пошутить молодой человек, но его грубо прервали, схватив пальцами за подбородок.
- Дидье, малыш, а не заигрался ты часом? Вижу, и губа у тебя рассечена. Больно? – И на недавнее ранение - подпухшую и посиневшую губу - нажали пальцем, отчего молодой человек всхлипнул и зашипел.
- Пусти, больно! – он несильно хлопнул ладонью по державшей его руке, но тут же почувствовал, как его запястье обхватили сильные пальцы.
- Спокойно, не здесь, - тихим, но очень надменным голосом проговорили ему прямо в лицо. – Хотя ты мне нравишься таким… эмм… беспомощным. Возбуждаешь. - И мужчина впился в раненую губу парня, засосав её.
- Чёрт, Жак, ты с ума меня сводишь своими поцелуями, - прохрипел Дидье, как только его отпустили. – Хочу ещё!
- Не сейчас, малыш. Я же сказал, всё закончится, мы заберём деньги и свалим отсюда подальше.
- На Гоа? – улыбнувшись и тут же скривив рассеченную губу, парень дотронулся кончиками пальцев к запекшейся крови на нижней губе. – Ты мне так врезал. Мог бы и поаккуратнее.
- Может, мне нужно было тебя там поцеловать? А потом раком поставить? Чтобы уж точно ни у кого из семьи не осталось сомнений, чей именно ты любовник? – вспылил мужчина за рулём. – Как же мне вся эта семейка осточертела!
- Ну всё, всё, успокойся, милый. Всё позади. Теперь мы точно сможем быть вместе, и больше твоя женушка нам не сможет помешать, - парень снова вальяжно раскинулся на сиденье. – А ловко мы её, да? Неумная она у тебя. Хоть и нереально богатая. Полная дура.
- Нет, жирная идиотка, - зло засмеялся Жак и со стоном выдохнул: – Ладно, поехали к тебе. Ко мне сейчас нельзя, родственники могут нечаянно нагрянуть. И кстати, о каком таком подарке она говорила?
- Понятия не имею. Тебе она тоже сюрприз обещала.
Жак Дюпон криво ухмыльнулся и включил зажигание. Через десять секунд спортивное авто, с визгом стартанувшее, исчезло в конце улицы.
***
Когда посетители покинули офис конторы «Римье и Ко», пожилой нотариус достал чёрную с желтой полосой папку и вложил туда подписанные документы, а наружу вытянул два немаркированных больших конверта, которые были запечатаны. На лицевой стороне были лишь от руки написаны цифры «1» и «2». Затем он достал ещё один небольшой конверт с франкотипом и его именем на лицевой стороне, вскрыл его и достал лист бумаги для записей, сложенный вдвое. Пробежавшись глазами по написанному, он лишь на мгновение задумался, потом позвонил своему помощнику и попросил его зайти. Когда же в кабинет вошёл средних лет человек, нотариус ему дал очень краткие указания и передал оба запечатанных конверта.
Ещё через пятнадцать минут к дому на южной окраине города подъехал молодой человек на скутере и в ярком жилете с названием службы курьерской доставки. Подойдя ко входной двери и нажав одну из кнопок звонка, он представился и оповестил, что у него есть конверт для хозяина дома. После того как посыльному открыли электронный замок, он поднялся на второй этаж. Дверь квартиры была открыта, и на пороге его уже ждал парень в джинсах и яркой толстовке. Уточнив личность ожидавшего, юноша вручил оба конверта, получил подпись в формуляре и моментально удалился, сбегая по лестнице и перепрыгивая через две ступени. Хозяин закрыл двери и тут же вскрыл одно из посланий.
- Что там, малыш? – раздался голос из дальней комнаты, и в коридор вышел Жак Дюпон – уже без пиджака и галстука. – Почта? Ты выписываешь газеты? Удивлён. Я думал, что кроме надписей на сигаретных пачках и банковских ассигнациях ты ничего не читаешь.
- Заткнись, - довольно грубо рявкнул Дидье и поднял глаза на своего любовника. – Вот…
- Что вот? Ты разучился говорить? – с ухмылкой спросил Жак и, засунув руки в карманы своих брюк, медленным вальяжным шагом направился по длинному коридору, ведущему к прихожей.
- Я не пойму, это что, розыгрыш?! – взвизгнул молодой человек, и рука его затряслась, а листок, вытянутый им всего пару секунд назад из конверта, выпал из пальцев, спланировав на пол как раз под ноги подошедшему Жаку.
- Что стряслось? Тебе принесли счёт за жильё? – наиграно весело предположил месьё Дюпон и, склонившись, поднял с пола листок – бледно-голубой формуляр продолговатой формы и с неровным левым краем. – Ну-ну, мальчик мой, не переживай, сколько бы там ни было, я оплачу, мы ведь теперь богатые?
- Что ты мелешь, идиот! Открой глаза! Это банковский чек! – буквально завизжал молодой человек и, схватившись руками за ворот толстовки, рванул её через голову. Откинув её к дверям, Дидье судорожно начал хлопать себя по щекам, как будто приводя в чувства, а затем просто вцепился в свои волосы и довольно ощутимо дернул за них. – Нееет, этого не может быть, это розыгрыш! Это неправда!!! Ну, скажи же!
- Успокойся, не истери! – рявкнул Жак и наотмашь ударил раскрытой ладонью парня по щеке, припечатав довольно сильно. Потом мужчина приподнял вторую руку, не сводя взгляда с моментально налившейся красным пятном щеки парня, и потряс поднятой с пола бумагой. – Что это?
- А ты не видишь, нет, дорогой? Это наши бабки! Наше с тобой состояние! Наше чёртово наследство!
Только сейчас Жак посмотрел на чек. Этот формуляр он очень хорошо знал, потому что именно в этом банке его покойная супруга хранила свой капитал. Именно этим банком они пользовались для расчётов за покупки. И именно такая же книжка с чеками была у него, чтобы можно было выписывать любые суммы за всё, что ему только захочется. Супруга никогда его не ограничивала, и он имел доступ ко многим счетам.
- Но здесь… тут… всего…
- Да! До тебя только сейчас дошло?! – снова взвизгнул Дидье и ткнул пальцем в центр чека, который держал в руках его любовник. – Там доллар! Мать твою – доллар!!! А теперь переверни!
- Напоследок Арлет решила с тобой поиграть? Что за хрень? – Жак на автомате перевернул чек и там увидел лёгкий росчерк: «Всё, что у меня есть – теперь твоё. С любовью, Арли». – Всё, что есть?
- Она меня кинула! – снова впал в судорожную истерику парень. Он отступил на шаг и уперся затылком во входную дверь и начал тихонько стучать по ней головой, одновременно повторяя: - Дура, дура, дура! Гори в аду, Арле-е-ет! - Тихо скуля, он сполз спиной по входной двери, усевшись на пол. И заплакал.
- А что во втором конверте? – прервал стенания молодого человека Жак. – Это тоже сейчас принесли? И что значит цифра два?
- Не знаю, я его не успел открыть, - словно ребёнок, вытирая слёзы и шмыгая носом, пробормотал Дидье.
- Там что-то твёрдое.
Он рывком вскрыл конверт, и оттуда выпал ему на ладонь диск. Переглянувшись, оба мигом побежали в комнату, где стоял компьютер и, включив его, тут же засунули в него полученный диск.
- Надеюсь, он не взорвётся,- пробормотал Жак, и как только пошла запись, они оба отпрянули от монитора: там снова была Арлет.
Женщина была в другой позе и в другой одежде. Она сидела в кресле в их с Жаком доме, рядом стоял журнальный столик с вазой, в которой плотным букетом стояли тёмно-бордовые розы.
- Красивые, да, дорогой? Ты знаешь, что я люблю их запах, - начала женщина и подняла руку, с трудом вытащив из вазы один цветок. Она поднесла бутон к лицу и понюхала его. – Ой, какая неприятность. Не пахнут. Наверное, потому что они не настоящие? Как думаешь, любимый? – и Арлет начала по одному отрывать лепестки от бутона розы. – Надо же! Живые, а совсем ненастоящие. Как и твоя любовь, да, мой хороший? Столько лет, столько лет…
В кадре женщина продолжала уничтожать розу медленно и упорно, не спеша дёргая по одному лепестку и бросая их вниз. Мужчины в квартире на втором этаже южного округа города, замерев, следили за всем происходящим, боясь хоть на миг оторвать взгляд или хотя бы присесть. Они оба не понимали, что сейчас происходит и чем всё это должно закончиться. По логике, любимый - это Дидье, а «столько лет» - это муж Жак? Ведь с Дидье они познакомились всего пять месяцев назад.
- Ах, прости. Запутала я тебя, да? Не знаешь, к кому я сейчас обращаюсь? – Арлет подняла розу за колючий стебель и сжала его пальцами так, что стало заметно, как покраснели от крови кончики пальцев. – Не волнуйся, мне не больно. Я давно перестала чувствовать боль. С тех пор как я узнала, что мой идеальный, безупречный муж не просто меня терпеть не может, но и спит с моим новым другом!
В комнате стало до невыносимого душно. Хотелось распахнуть все окна и что есть мочи закричать. И не важно, что именно, главное, чтобы заглушить тот ошеломляющий до боли звук паники. Но никто и с места не сдвинулся, лишь кто-то из них сдавленно и шумно, словно проколотая шина, выдохнул.
- Ах, Дидье, каким же ты был чудесным другом. Ты явился словно ангел и был для меня спасением. Ты понимал меня, поддерживал во всём, помогал справляться с любыми печалями. Ты стал мне родным. Я понимала, что нужна тебе и ты меня искренне любишь. Любишь как человека, а не как женщину. Я понимала, что у нас ничего не может быть, но ты так старательно изображал страсть и влечение ко мне, что порой я всё же допускала мысль, что когда-то у нас могло бы что-то получиться. Ведь мой преданный Жак только первый год был примерным семьянином. Я знала, что у него есть интересы вне дома и вне меня. Я закрывала глаза и…
Женщина отбросила стебель и посмотрела на свои испачканные кровью пальцы. Она молчала. Прошла минута, но женщина просто сидела и смотрела на свою кровь. Её было немного, но этого было достаточно, чтобы гипнотически приковать взгляд бедной женщины.
- Почему она молчит? – первым нарушил молчание Дидье, шёпотом обратившись к Жаку.
- Играется, дура, - также шёпотом ответил мужчина.
- Жак, мне страшно. Такое впечатление, что она сейчас здесь появится, - словно прорезавшийся голосок парня был жалок. – Она теперь мне сниться будет.
- Не мели чушь, - отрезал Жак. – Она просто издевается над нами. Знала и молчала. А теперь решила из могилы мстить? Ни хрена не будет!
- Ты ведь меня считал дурой, Жако? – наконец-то подняв глаза и опустив руки, продолжила Арлет. Она смотрела прямо перед собой и как будто прожигала взглядом, отчего молодой Дидье даже передёрнул плечами. Создавалось впечатление, что нет никакой камеры, а женщина смотрит прямо в глаза своим любимым мужчинам. От этого реально становилось не по себе. – А я не так глупа, как тебе хотелось меня видеть. Я же знаю, что ты за моей спиной пытался махинации проводить, подкупал моих же партнеров моими же деньгами. Ты плёл интриги с моей семьёй, стараясь меня со всеми рассорить. Тебе было мало того, что ты имел, ты захотел всё.
Женщина на мониторе компьютера засмеялась. Но было видно, что ей совсем не весело и каждое слово или движение даётся с большим трудом.
- Я тебя любила, поэтому на всё закрывала глаза. Но когда я узнала, что ты ради наживы готов был подложить ко мне в постель своего молодого любовника… Это было верхом цинизма. Ты никого никогда не любил. Только деньги.
Снова сделав паузу, Арлет тяжело вздохнула и повернула голову к букету тёмно-бордовых роз. Протянув руку и опустив её на столик рядом с вазой, женщина тяжело вздохнула, шумно втянула носом воздух и резко провела рукой по полированному дереву. Ваза с розами полетела на пол. Звук разбитого о паркетную доску фарфора был как взрыв, словно там внизу находилась бетонная плита.
- Впрочем, Дидье идеален и подходит тебе как никто другой. Он тоже лживый ублюдок и готов пустить по миру родную мать, он запросто кинет под ноги честь и достоинство, если на кону будут стоять деньги. Он тоже любит только их! Как оказалось… - Арлет перевела дыхание и закончила: - Мне очень жаль. Ведь если бы не алчность, вы были бы вполне неплохими людьми и, возможно, даже могли быть счастливы. Но предателей никто не любит. Если они предали раз, значит, ничто не помешает им поступить так ещё не единожды. Счастья вам, мои дорогие. Надеюсь, как раз на доллар вы купите то количество счастья, какое и заслужили. А остальные деньги не ищите, они там, где никто их не сможет достать, у тех, кто никогда не предаст, - только сейчас Арлет Дюпон наконец-то улыбнулась. - Все деньги я перечислила разным приютам для животных по всей стране, так что кошечки и собачки проживут свою жизнь так, как заслуживают. Впрочем, вы – тоже.
- Вот же сууу… - протянул Дидье, и практически в унисон ему простонал Жак.
- Дура-а-а…
Запись оборвалась, и тут же на мониторе появилась голова свинки Мисс Пигги из кукольного «Маппет-шоу». Видимо, прощальная запись была сделана поверх одного из выпусков юмористической программы. Возле кукольного персонажа крутилось много разных уродцев-животных, и все они что-то болтали, кричали, бегали, плакали. А свинка Пигги, гламурная и независимая, всё продолжала стоять в центре кадра…
На полу сидели двое мужчин. Один бессмысленным взглядом уставился в собственные колени, а второй, улегшись на бок и скрутившись в позу эмбриона, тихо скулил. О чём они думали? Конечно же, о женщине всей своей жизни, об Арлет.
Если бы мадам Дюпон могла эту картину увидеть, она бы была рада. Хотя, несмотря ни на что, она всё равно продолжала бы любить этих двух дураков. Потому что и сама была полная дура.