Игры экономического разума // Из книги "Бытие на весах спроса и предложения"
Страдание труда и удовольствие игры
Капиталистическая действительность Нового времени смоделировала особый тип предпринимателя-игрока, субъекта экономической игры. Если прежде трудовой экзистенциал жизни был наполнен библейским страданием, если былой крестьянский и ремесленный труд был прямым вложением жизненных сил человека, его души в косный природный объект, зачастую чреватый терниями и волчцами, то теперь субъект автономного капитала, сохранив и даже интенсифицировав неизменную цель стяжания благосостояния, вытеснил трудность, монотонность, нудительность новыми переживаниями легкой игривости, произвольной азартности, «ненапряжности» производимого дела .
В том смысле, в каком автономный капитал преследует только одну цель – стать больше – «Больше денег!» как вариация ницшеанского лозунга «Больше власти!», в каком «свободный капитал – это жадность, спекулирующая возможностями» , капитал в итоге создал обстоятельства, что превратили былое возвышенное страдание труда в легкомысленное удовольствие экономической игры. Теперь труд как бизнес и гешефт – это игровая деятельность по инвестированию, «впуливанию», «вбухиванию» автономного капитала в инвестируемый объект.
Цель и особый смысл этой игры – в выгадывании-отгадывании положительной разницы между вложенным и извлеченным, в том, чтобы, как это называется, «отбить» вложенный капитал. Теперь объект инвестирования, то есть земная, природная, материнская вещь – это не более чем средство, функция приращения капиталистического аргумента. В окончательном итоге обусловленный капитализмом императив свободной целесообразности субъекта капитала придал современному миру формат игровой системы.
Вся мировая экономика превратилась в единый игровой кон биржи. Экономические игры дополнили игры спортивные. Приобретшие характер глобальных зрелищ спортивные мероприятия навязчиво иллюстрируют онтологическую исключительность игры как способа отношения экономического субъекта и мира. Чтобы разобраться, как функционирует экономическая система биржевой действительности мира необходимо обратиться к описанию самой системы игры, тем более что метафорический потенциал теории игры имплицитно содержит целый ряд дискурсов от психоанализа и структурализма до кибернетики, теории хаоса и даже теории кризиса. В данном случае важно прояснить ту кибернетическую матрицу, которая структурирует все игры без исключения. Кибернетическая структура, детерминируя игровую замкнутость конкурирующих стратегий, с разных сторон нацеленных на один и тот же неделимый выигрыш-прибыль, последовательно производит из себя три элемента.
Матричным условием игры является наличие 1) нулевого центра, 2) образуемой им периферии кона и 3) того колебательного цикла, что, составляя цикл полного обращения игрового импульса, включает в себя два полупериода – прямой ход от центра к периферии и обратный ход от периферии к центру. То есть, кибернетическая теория игры априорным свойством всякого игрового процесса полагает системную замкнутость игрового пространства-кона в функции ограниченности колебательного цикла игры. Целью такой замкнутости является обеспечение вероятностного, предсказуемого и в итоге кибернетически управляемого достижения результирующего каждый игровой процесс выигрыша.
Игровое достижение, прежде всего, победного результата возможно только в условиях системной закрытости игрового пространства. Будь то шахматная доска, футбольное поле, или определенность количества шахматных фигур и футбольных игроков, или карточных символов в колоде игральных карт и костяшек домино – ограниченность кона – исключительное условие генерирования энергии игры внутри поля силового взаимодействия, как минимум, двух или более конкурирующих сторон в победный результат получения делимого или неделимого, нулевого выигрыша. В сущности, граница, ограничительная рамка игрового процесса – это эмпирическая, опытная форма теоретической содержательности игрового правила, обусловливающего возможность игрового поведения. С точки зрения кибернетики порядок замкнутости, ограниченности, закрытости игрового кона – феномен цикличности колебательного контура любого системного потока вещества, энергии, информации.
Определяющим условием кибернетического эксперимента, например, выступает сама закрытость «чёрного ящика», его, косноязычно выражаясь, ящичность, и чтобы не происходило внутри, гораздо важнее, что это происходит, именно, внутри, в пределах того места, которое, приобретая свойство имманентности, отграничивается от внешней среды, изолируется из неё. Имманентная закрытость игрового кона – это системно-функциональный принцип кибернетического метода, обеспечивающий автономность и эффективность процессов, эвристичность которых в игнорировании любых не имманентных (трансцендентных, открытых) процессов, чье протекание не характеризуется системной замкнутостью, и, стало быть, вообще не является кибернетическим объектом, представая, прежде всего, объектом синергетическим.
Абсолютным выражением системности выступает понятие центра (ядра) как функционального основания сбалансированности кибернетического объекта . В любом кибернетическом объекте центр имеется всегда, инициируя своим воздействием только два кибернетических случая. В первом – имманентном – случае центр, образуя системный объект изнутри, обусловливает линейность его динамики. Во втором случае центр, пребывая по отношению к пределам системы трансцендентно, сообщает динамике объекта свойство нелинейности. В третьем – игровом – случае происходит совмещение обеих ситуаций, когда инициативно-функциональный центр, сначала поляризуя стороны, как минимум, на два противоборствующих края, следом замыкает вокруг себя то одну, то другую стороны, придавая им поочередно свойство линейной динамичности.
И футбол, и шахматы, и биржевая игра предполагает такую поляризованность сторон, поочередное доминирование которых – одной над другой – составляет всю динамику игры. И ключевым обстоятельством доминирования выступает как раз несение организующего центра, чье движение и прочерчивает саму линию доминирующей динамики. Способ доминирования включает активный захват, присвоение и властное удерживание точки центра, своим переходом к цели чертящего линию ведущей к победе (выигрышу, голу, прибыли) траектории.
Будь то шахматная доска, футбольное поле, или определенность количества шахматных фигур и футбольных игроков, или карточных символов в колоде игральных карт и костяшек домино – ограниченность кона – исключительное условие генерирования энергии игры внутри поля силового взаимодействия, как минимум, двух или более конкурирующих сторон в победный результат получения делимого или неделимого, нулевого выигрыша. В сущности, граница, ограничительная рамка игрового процесса – это эмпирическая, опытная форма теоретической содержательности игрового правила, обусловливающего возможность игрового поведения. С точки зрения кибернетики порядок замкнутости, ограниченности, закрытости игрового кона – феномен цикличности колебательного контура любого системного потока вещества, энергии, информации.
Определяющим условием кибернетического эксперимента, например, выступает сама закрытость «чёрного ящика», его, косноязычно выражаясь, ящиковость, и чтобы не происходило внутри, гораздо важнее, что это происходит, именно, внутри, в пределах того места, которое, приобретая свойство имманентности, отграничивается от внешней среды, изолируется из неё. Имманентная закрытость игрового кона – это системно-функциональный принцип кибернетического метода, обеспечивающий автономность и эффективность процессов, эвристичность которых в игнорировании любых не имманентных (трансцендентных, открытых) процессов, чье протекание не характеризуется системной замкнутостью, и, стало быть, вообще не является кибернетическим объектом, представая, прежде всего, объектом синергетическим.
1. Нулевое правило системы игровых координат: шахматы
Структурным условием, то есть, собственно, правилом игровой ситуации выступает априорная нейтральность точки нулевого центра, устанавливающей начальный баланс, нулевое равновесие весов игры, доигровой паритет играющих сторон. Именно свойство нейтральности, непринадлежности, независимости центра уже запечатлено в универсально-нейтральном качестве нуля как основного математического символа имманентного полюса центра, бескачественного по определению (от nullus – лат. «никакой»). Сопровождаемое каким-нибудь условным сигналом (свистком судьи, запуском шахматных часов, выстрелом стартового пистолета и т.д.) событие начала игры совпадает с нарушением баланса, выражающемся в сдвиге, смещении центра тяжести игровых весов в пользу той или иной стороны в виде получения права первого жеста (хода, удара).
Необходимо не принадлежа, не пребывая в собственности ни одной из играющих сторон и обладая фундаментальной преференцией, с началом игры центр тяжести подвергается захвату и, образуя вершину, бывшая центральная точка, а теперь фронтальная вершина активного нападения заостряет вертикальный клин атаки одной из сторон. Изначально нейтральный центр выполняет принципиальную функцию в том, что сначала устанавливает статичный покой баланса, а затем, оказываясь в руках качестве оружия, производит составляющий динамику игры дисбаланс в виде диспаритета поперечной вертикали атаки и продольной горизонтали обороны.
Не получившая преимущества и вынужденная уйти в оборону противоположная сторона организует линию своей защиты по горизонтальной дуге, которая перпендикулярна вертикали нападения, несущего опасность проигрыша. Эти две ортогонально противоположные оси прочерчивают пространственный контур всякой игры, в которой стратегия активной атаки необходимо дополняется стратегией пассивной обороны, причём дополняется до Целого системной оппозиции вертикаль/горизонталь. Удивительным образом геометрическая матрица игры ничем не отличается от изображаемой в рамках школьной алгебры Декартовой системы координат, в которой вертикальная ось ординат OY пересекается с горизонтальной осью абсцисс OX в нулевой точке центра (рис. 1а).
В соответствии с параметрами этой элементарной и называемой «прямоугольной» системы координат можно представить схему координации шахматной игры, в которой центростремительность и активность вертикального наступления уравновешивается периферийностью и пассивностью горизонтальной защиты (рис. 1б). Тем самым можно видеть, что зеркально отражающие друг друга соперничающие стороны шахматной игры включают в себя активно-наступательный клин, заостренно нацеленный на фигуры противника во главе с королем, и пассивно-оборонительную дугу, широко растянутую по всему флангу защиты, защищающей, прежде всего, опять же короля.
Преследуя одну и ту же цель, соперничающие шахматные стратегии используют два основных способа – активное, наступательное вытеснение с поля шахматной доски, «сьедение» фигур противника и пассивный, оборонческий уход, увод своих фигур из-под враждебного удара. При этом съедающий фигуру противника активный ход, очевидно, является предельно эффективным, поскольку помимо достижения своего основного результата решает задачу передвижения по доске на поле противника в модусе захвата господствующих позиций.
Само заострение вертикали атаки представляет отклоняющее отвлечение точки центра в сторону активного угла, вершина которого как бы преломляет прямую линию границы начального баланса, организуя центростремительное сжатие, сгущение энергии игры по вертикальной оси наступления. Инициативное удержание центра в качестве угловой вершины клина нападения атакующей стороны пассивно отражается обороняющейся стороной центробежным выстраиванием защитной линии, источник, фокус радиуса которого – эта всё та же точка вершины вертикали нападения.
Здесь можно видеть, что уже на языковом уровне имена этих разнонаправленных векторов содержат значения нападения как активного стремления по вертикальной оси поперечного движения точки центра, а обороны – как пассивного бегства, разбегания вдоль горизонтальной линии относительно вершины угла нападения. Тем самым, топология игры как всякой игры образуется системной координацией двух взаимодополнительных параметров – высотой центростремительного заострения вертикального клина нападения и радиусом центробежного расширения тангенциально-горизонтальной линии обороны. Высота центростремления и радиус центробега пребывают в состоянии относительной тождественности, а фокусом такой тождественности является всё та же нулевая точка центра.
Поскольку в модусе нападения поочередно оказывается каждая из играющих сторон, по мере сообразного с правилами игры получения инициативы в виде права хода (удара) статичное равновесие замкнутого цикла начально пребывающего паритета, размыкаясь и разделяясь, двояко децентрируется на два полюса, из которых каждый стремится заместить собой начальный центр равновесия, и, когда это происходит, игра завершается, и, понятно, завершается она победой стороны, замещающей начальное равновесие. Подвергнутый нарушению и разомкнуто исступленный из себя моноцентричный круг статичного баланса в дебюте игры (рис. 1в) оборачивается двуполярным, двухфокальным эллипсом динамичного баланса (рис. 1г) в миттельшпиле.
В кибернетической логике ведения игры задачей каждой из играющих сторон является возвращение к состоянию моноцентричной замкнутости круга, но уже на новом уровне, когда его новообретенным центром становится выигравший полюс, то есть необходимую цену символического восстановления когда-то нарушенного покоя замкнутого цикла составляет драматичное упразднение, проигрышное исчезновение одного из игровых полюсов в финале игры (рис. 1д (в случае победы белых)).
Динамичный баланс представляет собой эксцентричное колебание центра инициативы. Этот центр, переходя от одной стороны к другой, маятником колеблется между двумя фокусами игры. По мере развития игровых событий фокальное расстояние неизменно уменьшается, стремясь к нулевой разнице между фокусами. И их полное совпадение на той или иной стороне шахматной доски и означает поражение этой стороны и победу противоположной. Случай невозможности полного совпадения фокусов эллипса динамичного баланса соответствует положению ничьей. В случае победы одной из сторон начальный нулевой центр баланса оказывается на проигравшей стороне, восстанавливая баланс вновь.
Составляющая смысл игры редукция разницы фокального расстояния к нулю, утверждаемого на поле противника, носит характер присваивающего захвата одной из сторон (команд) изначального нулевого центра. Несение нулевого центра и вбирает энергию и смысл игры, прежде всего в том, этот центр представляет субстанцию игровой силы в модусе уничтожения противника. Находящееся в инициативном владении острие, пик нуля буквально обнуляет, сводит на нет, редуцирует силы противника, а в итоге центрирует поле поверженной стороны, замыкая кон всей игры на себя.
В итоге, пребывающий в собственности одной из сторон нулевой центр выполняет двойную функцию: с одной стороны, выступая вершиной пика смертоносной атаки, он ориентирует инициативную сторону по высотной вертикали наступающего центростремления, а для другой безынициативной стороны он становится полюсом хаотизирующей дезориентации, источником радиуса широтной горизонтальной дуги отступающего и пораженческого центробега. Двойственность центра как вершины вертикали атаки и как источника радиуса горизонтали защиты указывает на универсальную структуру, имеющую вид конусовидной спирали, горизонтальная проекция вершины которой приходится строго на центр поля основания спирали.
Таким образом, шахматная иллюстрация позволяет видеть, что вся игра сводится к тому, чтобы, захватив нейтральный центр, превратить его в инструмент нанесения ущерба противнику в направлении победной полноты замыкания вокруг этого центра всего игрового кона. Будучи захваченным, присвоенным, отчужденным в собственность, центр нарушает покой нулевого цикла доигровой ситуации и, перекручивая вокруг себя его круг в спиральную петлю эллиптического баланса, инициирует динамику всей игры.
2. Нулевой центр как внутренняя граница игрового кона: футбол
В футболе нулевой центр как имманентный принцип игры представлен непосредственно – в футбольном мяче. В доигровой ситуации мяч фактически совпадает с топологическим и статическим центром футбольного поля. Всякий центр, как убеждает современная наука, всегда носит идеальный, воображаемый характер, но он, тем не менее, способен получать воплощение, причём в рамках игрового кона.
Очевидно, если упразднить границы поля, никакого центра не будет, ведь центр предполагает определенность внешней границы, и наоборот, словом, и центр, и периферия – косубстанциальны. Мяч выполняет несколько функций. Вбирая сакральный смысл привилегированного центра поля, он собирает, замыкает и интегрирует владеющую им одну команду, становясь грозным оружием для другой. Мяч является субъектом – 1) нарушающим горизонтальную границу между сторонами, 2) вносящим бифуркацию в систему противоположной команды, и в конечном итоге 3) причиняющим ей ущерб в виде гола.
1. Мяч как центр. После стартового свистка главного арбитра, запускающего машину футбольной игры, мяч драмой разыгрывания, отсылающей к диалектике господина и раба, отделяется от нейтральности своих изначальных статических координат и становится динамическим фокусом игры. Воплощая привилегированный статус центра игры, мяч после схватки за обладание наделяется правом нарушить границу доигрового равновесия. После разыгрывания мяча центр поля приобретает его плотность и подвижность, не теряя значение имманентного центра, он одновременно становится еще и вершиной фигуры, такого клина, треугольника фронтального наступления активной команды.
Воплощение центра поля в мяч представляет уникальное событие претворения, материализации идеи. В отличие от шахмат, где энергия игры представлена всей совокупностью действующих фигур, и разница между двумя сторонами ни в чём не символизирована, в футбольной игре различие между командами символизировано в мяче. Статус команды в такой разновидности игр определяется присутствием или отсутствием мяча. Эта оппозиция присутствие/отсутствие делает и сам мяч объектом, в котором парадоксально объединены полнота и пустота.
Как центральная, нулевая граница между сторонами мяч как раз надут самим желания пустоты условного, воображаемого центры и полноты символического различия между командами. Мяч – это слон символического различия, раздутый из воображаемой мухи точки нулевого центра. В итоге футбольный мяч разделяет совокупность играющих на субъект избытка и субъект недостатка. Очевидно, что исчезновение мяча превратит конкурирующие команды в безобидное собрание одетых в спортивную одежду людей, правда, несколько шокированных неожиданной ситуацией.
2. Мяч как избыток и недостаток. Далее мяч становится полюсом мобилизации доминирующей команды, придавая её движению характер линейной динамики. Владеющая мячом, а с ним инициативой команда, присваивая имманентную точку идентифицирующей мобилизации, активно выстраивает своим единым коллективом центростремительный прямой клин атаки с мячом в самой вершине, в пределе смертоносной полнотой нацеленной на пустоту ворот противника.
В то же время, не обладающая мячом и пассивно зависимая от отсутствия мяча, команда переживает в хаотичности своей нелинейной динамики драму определенной дезидентификации. Такая хаотизирующая дестабилизация трансцендентно центрирована вертикальным полюсом полемизирующей инициативы владения мячом, выступающего, с этой внешней стороны, в качестве источника радиуса горизонтальной линии оборонного центробега, выгнутой, выпуклой дугой защищающей пустоту своих собственных ворот.
3) Мяч как оружие. Наконец, мяч выполняет функцию разящего оружия, смертоносного инструмента, необратимо наносящего ущерб команде противника в виде гола.
Футбольное поле воплощает определенный математический объект, линию, лимитируемую двумя створами ворот по противоположным краям поля (рис. 2). Зеркальная симметрия вертикального треугольника активно-центростремительной атаки и горизонтального треугольника пассивно-центробежной обороны образует ромб, который схематизирует амплитуду мяча, циклически колеблющегося по восьмерочной траектории между полярными воротами. Очевидно, центром симметрии треугольников атаки и обороны выступает покоящийся в доигровом равновесии мяч.
В идеале траектория мяча – прямой отрезок, центрированный серединой поля, в котором игра и начинается, и которая выступает нейтральной точкой отсчета. То есть, в определенном смысле центр поля – это привилегированная зона, которая до игры не принадлежит ни одной из команд. Этот нулевой центр делит идеальную траекторию мяча пополам, производя в одну сторону отсчет положительных значений движения мяча по полю противника, а в другую – отсчет отрицательных значений движения по собственному полю (естественно, с точки зрения одной из команд).
Футбол позволяет видеть, что пограничная линия – вещь довольно растяжимая, но отклоняющаяся в рамках вертикальной амплитуды, увенчивающейся двумя результатами. Более того, граница колеблется подобно струне или мембране, выгнутость которой для одной команды означает вогнутость для другой. Футбольный мяч, будучи точкой бифуркации, всегда выполняет парную функцию: с одной стороны, она вносит хаотичность, дезориентирует слабую систему, но, с другой, обязательно идентифицирует и мобилизует систему более активную и наступательную. В силу этой же амбивалентности точка бифуркации не только разъединяет, но и парадоксально объединяет две системы. И, как видно по футбольной ситуации, фронтальная ориентация точки бифуркации, интегрируя одну систему, дезинтегрирует другую.
Футбольная игра предстает как акция купли-продажи мяча-гола. В свете биржевой игры с точки зрения забившей мяч команды, которая в данном случае выступает субъектом спроса, коль скоро спрос обладает активностью по отношению к пассивности предложения, она покупает товар выигрышного гола за деньги мяча, которым владеет и только благодаря которому можно забить (купить) гол. То есть, мяч – это те деньги, которые, покупая забитый гол выигрыша, оставляют пустоту в товарном ряду в виде пустоты пропустивших мяч ворот. Циклический контур всей футбольной игры замкнут и, одновременно, разомкнут относительно зазора голевой прибыли, нацеленность на который экономически мотивирует играющие команды (рис. 3).
В психоаналитическом смысле футбольный мяч выражает функцию бессознательного как точки схождения жизни, эроса (для одной команды) и смерти, танатоса (для другой), единства, выступающего результатом системной коммуникации в качестве парадоксальной комплиментарной пары. Являясь одновременно достоинством одной стороны и недостатком другой, он восполняет их до некоторого целого.
Полным символом игры является система «мяч-в-воротах», условием возможности которой оказывается заведомая уместность мяча, – будучи меньше ворот, мяч способен в них влететь. То есть, активная сторона комплиментарной пары имеет однородный, но противоположный по знаку характер в отношении к стороне пассивной, одна сторона, будучи «плюсом», предполагает «минус» в «своём другом» оппозиционного полюса.
Но и более обширная система «мяч на поле» центрируется им как фокусом, точкой сборки всей игровой системы, чья полнота резко контрастирует с пустотой заграничной по отношению к игре реальности. Парадоксально воплощающий и пустоту, и полноту футбольный мяч, как и пузыри биржевых индексов, надуты воздухом желания, во что бы то ни стало, продолжать игру, страхуя от растворения трансцендентальной границу между ней и онтологической «пустыней Реальности».
2012 год