Большая семья. Верхний ряд слева направо: Екатерина Семенова (дочь Натальи Петровны Кончаловской от первого брака), Наталья Петровна Кончаловская (дочь художника), сын Михаила Петровича Кончаловского от первого брака Алексей, Эсперанса (жена Михаила Петровича Кончаловского), Михаил Петрович Кончаловский (сын художника), Андрон Кончаловский. Нижний ряд слева направо: Маргот (дочь Михаила Петровича от второго брака), Ольга Васильевна Кончаловская (жена художника), Петр Петрович Кончаловский, Лаврентий (сын Михаила Петровича от второго брака), Никита Михалков, Сергей Владимирович Михалков.
Захотелось узнать,как сложилась судьба дочери Сурикова Ольги,которую мы видели на портрете.
Среди множества работ художника Петра Кончаловского есть знаменитый «Автопортрет с женой». Два смеющихся человека на полотне держат в руках бокалы с вином. Тост за счастливую семейную жизнь остаётся за кадром.
Но каждая деталь в картине говорит о том, что два любящих сердца бьются в унисон и слова «я» для них нет. А есть слово «мы».
Впервые они увидели друг друга, когда Пете было 16 лет, а Оле – 14. Он приходил в мастерскую отца Оли – художника Василия Сурикова – брать уроки. Но серьёзную барышню тогда больше интересовали собственные занятия в гимназии. Так что в ту мимолётную встречу подростков даже не представили друг другу. Настоящее знакомство случилось спустя десять лет. И вот это уже была любовь, пусть со второго взгляда. Через три недели Пётр и Оля поняли, что жить друг без друга не могут.
Василий Суриков писал по этому поводу брату: “Нужно тебе сообщить весть очень радостную и неожиданную: Оля выходит замуж за молодого художника из хорошей дворянской семьи, Петра Петровича Кончаловского. Он православный и верующий человек”. Вскоре у супругов родилась дочь Наташа.
А через три года сын Миша. Знакомые художники удивлялись: дети нисколько не помешали работе Кончаловского. Он творил без конца, и без конца возился с наследниками: пел им колыбельные, делился красками, учил рисовать, выхаживал во время болезней
В детях Кончаловские души не чаяли, и тем не менее в доме всё было подчинено профессии отца, а дисциплина установилась железная. Капризов на тему «не хочу, не буду» сын и дочь не знали. Зато отлично усвоили понятие «надо». Учёба, уроки музыки и французского – таким было каждодневное расписание Кончаловских-младших.
На этюды за границу Пётр всегда уезжал только вместе с семьёй. Поездки возникали стихийно. За утренним кофе Пётр спрашивал жену: «Лёлечка, а не поехать ли нам поучиться у мастеров в Париж?». «Конечно, Дадочка! Сейчас соберусь!» – отвечала Ольга, уверенная, что все решения мужа – правильные. К вечеру семья уже садилась в поезд.
В Париже стараниями Ольги всё устраивалось мгновенно: снималось жильё, Пётр работал, Наташа ходила на учёбу, Ольга занималась хозяйством, гуляла с Мишей, всегда отлично выглядела и позировала мужу. Его работы она часто критиковала, но вкусу Лёлечки Пётр доверял бесконечно. Стоило ей только сказать, глядя на картину: «Ох, не то, Дадочка!», как полотно уничтожалось. О потраченном времени и вдохновении Кончаловский в такие моменты не жалел.
Когда началась Первая мировая война Пётр уехал на фронт. Проводив мужа, Ольга вернулась с вокзала и рыдала на весь дом, а потом три года писала супругу подробнейшие письма о жизни семьи. Дети дополняли их своими новостями, а Наташа ещё и стихами, сочинёнными специально для папочки. Эти письма артиллерист Кончаловский все три года войны носил на груди.
Во время революционного лихолетья семья сплотилась ещё больше. Кончаловские отказались от эмиграции, лишились квартиры, мёрзли и голодали, но Ольга продолжала заниматься с детьми иностранными языками, а Пётр по-прежнему стоял у мольберта, прекрасно зная, что его пейзажи никому сейчас не нужны. Дети, глядя на родителей верили: ничего на свете не страшно, если существует такая любовь, как у их папы с мамой.
В начале тридцатых годов Кончаловские, мечтавшие о родовом гнезде, купили в Буграх, что недалеко от Москвы, дом с мезонином. Дворянская семейная традиция – проводить лето на природе – не должна была прерываться ни при какой власти. Кончаловские своим руками привели дом в порядок. Пётр Петрович оказался замечательным садовником – сирень, розы, пионы и яблони росли у него прекрасно. Лёлечка хлопотала у плиты, Дадочка рисовал, аромат пирогов смешивался с запахом красок и все были счастливы. Когда появились внуки, их воспитывали, так же как детей: в любви и дисциплине. По воскресеньям всей семьёй ходили в церковь. И ничего не боялись, словно были уверены в невидимой, но мощной защите.
Не умеющий лукавить Кончаловский отказался рисовать портрет Сталина, не подписал пасквиль на своего друга Мейерхольда и упорно продолжал работать только над тем, что было интересно ему. Когда же началась травля, Пётр Петрович и Ольга Васильевна сохраняли олимпийское спокойствие. На одном из приёмов, когда к опальному художнику и его жене, боялись даже подойти поздороваться, кто-то посоветовал Ольге Васильевне плюнуть на недоброжелателей. Она же, стоя в вишнёвом бархатном платье с горностаем на плечах царственно ответила: «На всех плевать — слюней не хватит!».
Со стороны их жизнь выглядела на редкость удачливо. Кончаловские не бросали вызов судьбе, ни с кем не конфликтовали. Они просто сумели сохранить свой мир, свои привычки и традиции. И даже на склоне лет по-прежнему ласково называли друг друга Дадочка и