20. Лабиринт
Егор медленно шел за Кареном, осторожно трогая водянистую опухоль под правым глазом. «И не проверить, — думал он, — может, я уже ослеп на один глаз, — и сам же отвечал. — Ну и черт с ним, может, мы вообще белого света никогда не увидим». Они прошли еще две небольшие пещеры. В них было сухо и тепло. Ни звуков, ни световых бликов больше не появлялось.
— Надо найти еще один такой камень, холодный, какой ты мне сейчас дал, чтобы кровь остановить, — тихо сказал Катенин.
— А что, тот потерял?
— Нет, но нужен еще один. — Почувствовав непонимающее молчание Карена, пояснил. — Здесь везде туф. Он мягкий камень. А тот, холодный, что ты дал — гранит, твердый. Два твердых — это искра. Понял?
Карен молча стал шарить руками по полу, надеясь тут же найти искомый камень. Но тщетно. Туфовых обломков было предостаточно, но гранита, даже маленького кусочка, никак нельзя было найти в этом хаосе.
— Это уже какая по счету? — спросил Карен, когда они вошли в очередную пещеру.
— По-моему, восьмая, — неуверенно ответил Егор и замер: звук человеческого голоса донесся до них откуда-то слева. Он мог поклясться, что слышал мужской голос. Слов разобрать нельзя было, но по интонации — это был крик мужчины.
— Э-ге-гей! — они закричали одновременно и гулкое эхо, ударившись о стены, вернулось к ним. — Э-ге-гей! Мы здесь!
Опять раздался гулкий звук мужского голоса, и они не поняли — то ли это кричал кто-то, то ли это эхо вернуло им их собственные голоса.
Неожиданно из мрака правой стены возник свет, слабый, тусклый, но он усиливался, и вместе с ним многократно усиливались удары сердец пленников. Неужели нашли!? Ну, спасатели! Ну, ангелочки! Ура, спасатели! Ура, ребята!
Они осторожно направились к стене, в проеме которой нетерпеливо скакал свет фонаря. Вот уже почти дошли, и свет в проеме, приближаясь, становился все ярче. Ну, кто быстрее!
Свет оказался быстрее: два ярких луча, выплеснувшись из-за поворота, уперлись прямо в глаза. И Егор, и Карен, не сговариваясь, упали на пол, лицом вниз, закрывая глаза руками.
— Вам плохо? — спросил незнакомый голос.
— Нам хорошо, — ответил Карен с восторгом, — но, если можно, чуть-чуть тише фонарики сделайте, а? Очень прошу, а то глаза не видят.
— Ах да! Я и забыл, вам нельзя светить в глаза, — сказал мужчина и предложил: — Давайте-ка мы вам повязки на глаза оденем, а то и ослепнуть можете.
Один подошел к Карену, второй — к Егору и повязки из носовых платков накрепко закрыли им глаза.
— Мы уж думали, что о нас никто и не вспомнит, — Егор с трудом пробирался за своим проводником. Он отвык передвигаться так быстро. А тот, как нарочно, торопился вывести их. То же происходило и с Кареном.
Почувствовав, что они идут дальше, в незнакомые помещения, оба в один голос запротестовали: «Там у нас остались две женщины и больной парень». Спасатели остановились, а один связался по рации со своим центром:
— Нашли двоих. Говорят, что еще две женщины и парень здесь есть. Берем?
Егора насторожило это слово. Что значит «берем» с вопросительным знаком. Разве у спасателей есть альтернатива: спасать или не спасать? Но, когда был получен положительный ответ, и они двинулись обратно, он успокоился. Шли очень быстро. Спасатели держали каждого за руку и практически тащили их за собой, торопя и приговаривая «быстрей, быстрей». Такую скорость и свою бесцеремонность они объяснили возможностью новых подземных толчков, которые могут завалить единственный оставшийся свободным выход из этих катакомб.
Повязки на глазах мешали, и Катенин решительно содрал свою с головы. Он решил, что лучше будет сам закрывать глаза при ярком свете. Постепенно, то закрывая, то открывая глаза он привык к свету, тем более, что будучи направленным не на него, этот свет был щадящим для зрения. Присмотрелся. Спасатели — два крепких молодых человека, русские, светловолосые, шли, не обращая внимания на проблемы спасаемых: на их срывающееся дыхание, на потерянную Кареном туфлю, на периодические попадания их на острые края стен. «Люди разные бывают, — думал Егор, — и чуткие, и черствые, да бог с ними. Главное, что они нас спасают».
К подножию «преисподней» пришли почти бегом и почти без сил. Пока Егор с Кареном переговаривались с женщинами, один из спасателей недовольно осмотрел отвесную стену и подобие веревки, свисающей со скалы. Ни Женя, ни Таня, ни, тем более, Гарик, самостоятельно выбраться не могли, поэтому он громко скомандовал Карену: «Лезь!» Того уговаривать не пришлось. Поплевав на руки и потерев их друг об друга, он полез наверх. Через пять минут крики радости возвестили всем о том, что Карен благополучно «приземлился» в «склепе». Еше минут пять — и над ними из «преисподней» повисла голова Гарика.
— Эй, на корабле! — радостно крикнула голова, — принимайте ценный груз.
Он был обвязан страховочной веревкой спасателей, конец которой держали, повиснув всем телом, Женя и Таня.
— Опускайте очень медленно, — командовал Егор, и, женщины старались во всю свою немощную мощь.
Гарика подхватили и осторожно опустили на землю.
— Фу, — устало сказал он, — чуть не описался от страха, мужики.
Его отвели в сторону и посадили в дальнем углу. Следующей пошла Татьяна. Карен и Женя подсадили ее и стали давать советы, как пролезть.
— Вы что, ребятки, забыли, кто был Колумбом «преисподней»? Я же пролезла сюда, когда отверстие было намного меньше! Я первая пролезла! Так что — помолчите.
И, действительно, она сумела доползти, перевернуться и, скользя по веревке, спрыгнуть вниз. Аналогично попала к остальным и Женя. Для Карена специально заранее протянули веревку, которой был ранее обвязан Гарик. Конец ее достал почти до пола их «склепа», так что и Карен, подтянувшись на веревке, благополучно присоединился к остальным.
Когда вся компания оказалась в сборе, два спасателя повели их по одному им известному маршруту. Повязок на глаза не завязывали, так как фонари у спасателей теряли мощность и светили уже не так ярко. К тому же, те не светили в сторону спасенных, а лишь освещали пространство перед собой. Все старались смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. Егор и Карен подняли Гарика, он оперся на их плечи, и так в плотной связке они втроем и двигались. Двое спасателей торопили: быстрее, быстрее. Понятно — ожидались новые толчки, да и свет фонарей становился все тускнее.
Надо было спешить. Егора и женщин смущало лишь то, что спасатели никак не помогали в транспортировке больного, не расспрашивали ни о чем, только торопили. Но все эти мысли перебивались радостным ожиданием свободы. Они весело обсуждали чудесную встречу со спасателями, вспоминали свои прошлые страхи и подшучивали друг над другом.
Егору некогда было оглянуться, чтобы посмотреть на Женю, он определял ее присутствие по голосу. А ему так хотелось посмотреть на нее! Столько дней он не видел ее глаз! Голова, словно притягиваемая магнитом, самопроизвольно поворачивалась назад, но без поворота тела угол обзора был слишком мал, да и темно сзади. Лишь при прохождении узких мест вся тройка поворачивалась вокруг оси, центром которой был Гарик, и продвигалась вперед боком. В эти минуты он видел ее силуэт. И сердце наполнялось радостью.
При тусклом свете фонаря Катенин с удивлением замечал остатки инструментов, таких, как обломок кайла, молоток, наполовину утопленный в пыль, треснутый пополам черенок лопаты…
— Скажите, — обратился он к одному из спасателей, — судя по брошенным инструментам, здесь раньше люди бывали, правда?
— Возможно. — Сухо ответил спасатель, отбив таким образом у всех охоту о чем-нибудь расспрашивать. Егор также заметил, что пещеры, которые они и раньше проходили с Кареном, вовсе не представляют собой анфиладу помещений: из каждой пещеры в разные стороны вели от двух до шести ходов! «Да это же целый лабиринт! — думал он. — Не дай бог здесь заблудиться!»
Они не заблудились — пришли туда, куда их уверенно вели спасатели. Но когда пришли — ужаснулись: в большом, можно сказать огромном, пещерном зале, освещенном четырьмя факелами, протекала настоящая река, вернее ручеек и у его берега сидели трое мужчин. Ужас был в том, что в них они узнали похитителей Гарика! Это были Энкин, его помощник Рябов и частный детектив Крапивин. Они улыбались.
— Вот, — устало сказал один из спасателей и сел на камень, закуривая сигарету. Второй встал в проеме, преграждая путь к отступлению.
— Спасибо, ребята, — отозвался Крапивин, неспешно обходя стоявших в растерянности друзей. Поравнявшись с Егором, он хитро прищурился:
— Сюрпризы готовишь, да? Специалист по сюрпризам?
И с размаху — в челюсть. Катенин не успел увернуться, упал. Женщины зарыдали, Карен сгоряча бросил Гарика и кинулся на детектива, но был тут же сбит с ног лжеспасателем. На удивление, Гарик не упал, а пробалансировав руками, плавно сел. Энкин и его помощник подошли и по очереди пнули лежащего Егора.
— Не трогайте его! — Женя кинулась к Егору, но ее оттащили и ударом кулака «спасателя» отшвырнули в угол.
— Что дальше? — озабоченно спросил Энкин.
— Если за них не дадут выкуп, а я так понимаю, что не дадут — ведь никто и не знает, что они здесь и что за них нужно платить — если не дадут выкуп, то они будут сушиться в катакомбах до самой смерти. А мы посмотрим, как эти твари будут дрыгать ногами в предсмертной судороге.
— Ты это что? Пугаешь меня? — голос Егора прерывался от сбитого дыхания и волнения, — я полвека прожил на этой земле и всякой швали видел много, так что пуганый. Ты не старайся зря.
— Я не буду стараться, обещаю, просто хочу, чтобы ты, перед тем как сдохнешь, понял систему организации этого мира. Тогда тебе легче будет умирать. Ты — кролик, ты — овца, ты — травоядное, понимаешь? Ты думаешь, люди делятся на мужчин и женщин? Или — на богатых и бедных? Нет… Люди, как и все живое на земле, делятся только на два вида: на хищников и травоядных, на волков и овец. Так вот, ты — овца, а я — волк. Твой Сольден — тоже хищник… Не знаю, зачем он взялся тебя крышевать, да и знать теперь не хочу. Твой идеал Корейко, а мой — Остап Бендер. Надеюсь, хоть ты и строитель, но «Золотого теленка» прочел. А кого больше любят герои книги, да и вообще, читатели? А? Не слышу! — Крапивин паясничая, наклонился к нему и шепотом. — Правильно, Остапа Бендера. Почему? Да потому, что он хищник! Потому, что он сильная личность, не слюнтяй, не лох, как ты. Мы тебя вокруг пальца обвели, как настоящего лоха, и ты сам, заметь — сам, принес нам денежки. Мы у тебя их не просили, не воровали — ты сам принес… на блюдечке с голубой каемочкой.
Мы своим умом и талантом смогли устроить тебе капкан, в виде «Рукопожатия», а ты, дурак, в него и полез. Тебе с твоим овечьим умишком не дано было понять, что Благотворительный фонд «Рукопожатие» — эта та самая контора «Рога и копыта». Знаешь, редкая овца доживает до старости — волки не дают. Такова уж их участь. Так что не обижайся, овечка.
Крапивину доставляло огромное удовольствие издеваться над Егором. Он смывал позорную обиду, нанесенную ему у Сольдена.
Егор молча слушал, стараясь отдышаться и подготовиться к борьбе, но терпение его лопнуло на последней фразе.
— Овечка? Я видел такую у того же Сольдена. Видел, как один волк мгновенно переродился в овцу и чуть не описался от страха.
Детектив, без замаха, резко ударил под дых. Егор снова упал. Затем Крапивин подошел к Карену, который стоял покачиваясь от усталости, и широкой ладонью толкнул его прямо в лицо. Тот упал и ударился головой об острый выступ скалы. Почувствовал, как кровь, вытекающая из раны, медленно стекает по затылку за воротник. В глазах помутилось, и он потерял сознание.
— Спасибо, мужики, — обратился к лжеспасателям Крапивин, на ходу отсчитывая баксы — получите, заслужили.
Те пересчитали: «Что ж, спасибо, если мы больше не нужны, пожалуй, пойдем».
Преступники связали всех, кроме Гарика, и вышли проводить наемников. Гулкое эхо их шагов говорило о том, что ушли недалеко. Тем не менее, как только они скрылись из вида, Гарик подполз к женщинам и стал зубами развязывать руки матери. Он торопился, грубая веревка рвала губы, руки дрожали от волнения и холода, но он упорно тянул узел. Все с надеждой следили за его действиями. Неожиданно вернулся Рыжов, видимо посланный проверить, что делают пленники. Он прошел в зал и молча сел у ручейка, словно бы говоря: ну вот, я здесь, теперь вы никуда не денетесь. Гарик, как полулежал за спиной у Татьяны, так в одно мгновение плюхнулся наземь и затих, изображая спящего. К счастью, преступник не заметил перемещения Гарика к Татьяне, видимо посчитав, что он там находился все время.
Егор, связанный по рукам и ногам, лежал на боку, прислонившись спиной к стене, и напряженно перебирал в уме варианты спасения. Болела челюсть, спина, кровь текла из носа. Краем глаза видел Женю, которую связали тонкими, но очень прочными капроновыми веревками. Она тоже прислонилась к стене, сидела, отчужденно глядя перед собой. Низкие своды, метра два с половиной высотой, давили на подсознание, не давая сосредоточиться.
Впервые с момента приезда в Ереван вдруг подумал об Алене. Сердце тоскливо сжалось: она не заслужила ни измены его, (хотя, если быть до конца честным, измены как таковой не было пока), ни его гибели. Однако он понимал, что в душе и в мыслях давно изменил ей. И это было больно. Ему вдруг стало ужасно жалко и Алену, и Таню, и Карена... и себя с Женей.Где-то на подсознательном уровне понимал, что все они гибнут, что помощи ждать неоткуда, а своих сил недостаточно. Вот оно - наказание божье за его неверность Алене.
Но, как всегда в трудную минуту, разум его спорил с сердцем и протестовал против такого развития событий, мотивировал его на поиск путей спасения.
Каменный пол пещеры, видимо вырубленной в породе розового туфа, рассекался посредине ручейком. Это была небольшая речушка, шириной метра полтора — два, и, если бы не чистейшая холодная вода и уверенность что они высоко в горах, Катенин мог бы предположить, что это подземный канализационный коллектор. По обоим берегам речки в беспорядке валялись разного размера камни. Вода была абсолютно чистой и прозрачной, без каких-либо признаков флоры и фауны. Красно-розовые своды и стены отражались в ней, закручиваясь, пенясь и взрываясь кучей брызг. Золотые огни четырех факелов, воткнутых в расселины скал по обе стороны речки, придавали действу сказочный характер.
Рыжов посидел молча минут пять, встал, прошелся по залу, хотел было перепрыгнуть ручеек в узком месте, но не решился. Отряхнул руки и ушел. Гарик сразу же продолжил работу. Мешало то, что Татьяна была связана более толстой веревкой, почти канатом толщиной с сантиметр.
— Не то делает, не то! — возмущался Катенин. — Меня надо было первого…
Он понимал, что для Гарика мать дороже всех на свете, но ведь если что — от Татьяны мало толку в рукопашной схватке! Его надо было освобождать первым, его!
Но кричать не мог — услышат, а Гарик так остервенело и виртуозно развязывал узлы, что ему некогда было смотреть по сторонам. Наконец справился, и руки Татьяны были освобождены. Она сразу же указала ему на Егора: быстрее, быстрее. Сама начала развязывать веревки связывающие ноги.
Гарик приполз на удивление быстро. Татьяна, глядя на него, замерла и раскрыла рот от изумления: в извивающемся на полу теле сына она явственно видела работающие ноги, слабо отталкивающиеся от земли. Но ведь отталкивающиеся же!
Очнулась от радостной для себя картинки и, быстренько освободив ноги, побежала к Егору. Вдвоем они торопливо начали развязывать веревки, связывающие Катенина, и уже втроем кинулись к Жене.
В этот момент и случилось то, чего они больше всего боялись — вернулись бандиты. Они вошли в пещеру, мирно беседуя между собой. Увидев свободных от веревок людей, мгновенно сориентировались и вдвоем кинулись на Егора, сбили его с ног и, подтащив к речке, стали топить. Женя дергала руками и ногами, пытаясь освободиться, Татьяна и Гарик бросились на помощь Егору. Татьяна подбежала первой и вцепилась в Энкина, пытаясь оттащить его. Как и следовало ожидать, попытка была безуспешной: Крапивин одним ударом отбросил ее в угол пещеры, и наступил ногой на руку подползшего Гарика. Крик стоял в пещере неимоверный, кричали все — и пленники, и палачи, поэтому никто не расслышал сказанные Крапивиным слова:
— Ты тоже хочешь! Ну, раз хочешь — получишь, — ненависть и злоба, словно ореол,обволакивали его слова. Гарик, стиснув зубы, терпел боль в придавленной ботинком руке. Он единственный расслышал Крапивина. Заставил себя улыбнуться в ответ на угрозу, и смело сказал: «Попробуй!»
Пленники осознали опасность только тогда, когда бандиты волоком потащили парня к ручейку и стали ритмично окунать его голову в воду. Гарик задыхался, барахтался, пытался сдержать дыхание, но сильная рука Крапивина методично давила на затылок, заставляя снова и снова погружаться в холодные струи. Татьяна, которую бандиты снова связали еще крепче прежнего, испытывала такую боль, как будто ее живьем сжигают на костре. Поэтому она и кричала на разрыв. Казалось, от этого крика сейчас рухнут своды и похоронят здесь всех. Кричала Женя, все еще связанная по рукам и ногам, кричал Карен, недавно очнувшийся, и только Егор, который был так обессилен водяной пыткой, что бандиты даже не сочли нужным связать его, только Егор молча наблюдал за происходящим, скрежеща зубами…
Пока бандиты заняты Гариком, он потихоньку отполз к проему, ведущему в помещение, которое они проходили недавно. Еще когда они шли сюда, он заметил засыпанное песком старое кайло — до него и хотел добраться. За проемом стояла темень. Не такая, конечно, как в их «склепе», все-таки какие-то отблески от факелов попадали сюда, но все равно, вдали от него была космическая тьма, а вблизи – еле видные контуры предметов.
Катенин уже почти выполз из проема, когда кто-то ухватил его за руку. Мгновенный ужас сменился радостью. Это был не бандит, иначе зачем ему лежать у входа в освещенный зал и молча пытаться заткнуть рот Егору. В темноте трудно было что-либо разглядеть, но человек заговорил шепотом, и волна радости окатила Катенина с головы до ног. «Вот это да! — ликовал Егор. — Невозможное возможно! Это волшебство, это…»
— Ни нада кричат, Игор джан, это я — Степан. — Даже шепот Степана был таким колоритным и неповторимый акцент таким знакомым, что Егор едва справился с волнением. А Степан тем временем знаком показал ему на проем — надо вернуться на место, иначе они пойдут за ним и увидят Степана. Тогда пиши пропало.
— Эта ни нада, — Степан показал на полузакопанное кайло, — эта сразу увидят. На тебе моя ханжал. — он протянул небольшой острый кинжал. Катенин взял оружие, осторожно попятился назад, и лег на свое место, изображая обессиленного человека, которому уже ни до чего нет дела.
Тем временем Гарик, которого продолжали методично топить, перестал подавать признаки жизни, он уже не боролся, не сопротивлялся, тело его обмякло — труп, да и только! Похоже, Крапивин тоже заметил это и вытянул тело на сушу. Энкин подошел к Егору посмотреть не помер ли и этот. И как только он подошел к нему, раздался выстрел — Крапивин упал как подкошенный, лицом вниз, а Катенин вскочил и приставил кинжал к горлу Энкина. Все получилось как нельзя замечательно: за одну секунду обстановка в корне изменилась. Стоявший в стороне от всех Рыжов, услышав выстрел, упал навзничь и закрыл голову руками. Пока Степан связывал Энкина, Егор развязал путы Жени и они вдвоем стали приводить в чувство Гарика. Женя командовала процессом:
— Куртку под голову! Перевернем на живот! Давите сюда! Искусственное дыхание! Посадили! Так, хорошо! — наконец сказала она, когда Гарик закашлялся и изо рта полилась вода.
Крапивин был убит выстрелом Степана. Степан целился вообще-то по ногам, но в момент выстрела бандит резко нагнулся над телом Гарика, и пуля попала в голову. Татьяна пришла в себя еще когда откачивали ее сына, она видела, как суетятся вокруг него Женя, Егор и Карен, видела и боялась шелохнуться, боялась спугнуть удачу, боялась, что Женя разведет руками и скажет, что уже ничего нельзя сделать. Она поняла, что все обошлось, что они свободны, и, что судьба ее сына решается сейчас здесь.
Энкин и его помощник уже не представляли никакой опасности. Тем не менее, наученные горьким опытом, пленники решили связать бандитов их же веревками. Только после этого, а также после оказания необходимой помощи Карену, на голове которого запеклась кровь, начались расспросы Степана.
— Ох, Степан, если бы не вы, мы бы уже трупами были. Не знаю, как вас благодарить, — Татьяна подошла к нему и обняла.
— Они же нам сказали, что выбросили вас в пропасть! Как же вы выжили? — Женя и все остальные придвинулись к старику.
— Они много сказаль неправда. — Степан хлопнул руками по коленям, — Када зрыв стал, я очень боялся, все бросил и убежаль подалше, а они пришли назад посмотрет что стала с пещера. Один меня увидел и пабижал на мине. А я хитры бил, я спрятался за камен и када он пришол, я иво талкнул. Это бил тот арминин, которы иму памагал. Патом я пабижал на вадапад: я думал — если вада выходит, можит и я могу проходит. Там узки дирка, через нево выходит вада, потом лиотся по камни, а потом падает как вадапад. Я глаза закрил, носу закрил и полез напротив течении ваду. Лез, лез… и вижу гора канчаитса и вада канчаится и воздух ест. Так я суда пришол. А ани оказываица за мине ходили и все видели и как я — так ани тоже пролезли. Када я услишал в пищера ихни голос я спрятался, потом в темноте мы патирялись. Ани мине патиряли, я их патирял. Я нимножко заблудился и три дня ходила пищеры искаль ваши голос. А сичас ви так громка кричаль, што я сразу суда пришол и нашел всех.
Скорее всего, где-то существовал «сухопутный» выход из каменоломен, но искать его вслепую не представлялось возможным. К тому же, никто не мог гарантировать, что вход не завален землетрясением или оползнями. Решили не испытывать судьбу и пройти по уже разведанному пути.
Руководителей фонда «Рукопожатие» заставили идти сразу за Степаном и нести носилки с Гариком, за ними шла Татьяна, потом Егор с Женей и замыкал колонну Карен. Дорогу теперь освещали факелами. Несколько раз возвращались обратно, так как Степан проходил не в тот проем или не в ту пещеру. Оно и понятно: заблудившись, блуждая по пещерам, он шел на звуки, на голоса, поэтому плохо запомнил дорогу. Несмотря на то, что у них был прекрасный путеводитель — речка, следовать по ее течению было не так-то просто. Она то и дело ныряла куда-то под стену, а когда путники обходили стену, то с другой стороны реки не обнаруживали.
Все терялись в догадках, но продолжали блуждать из пещеры в пещеру, пока не нападали на след воды. Тем не менее, к концу дня они все-таки пришли к выходу. Собственно, выхода, как такового, не было. Была речушка, которая текла-текла и, уткнувшись в стену, образовала небольшое озеро, скорее — прудик. Вот в этот прудик и предстояло им погрузиться, чтобы выбраться из каменного плена.
(Продолжение следует)