Я до войны был скульптором...во всяком случае, пытался им быть. Я не поступил в Академию изобразительных искусств в Мюнхене. И дело не в отсутствии талатнов. Дело было в отсутствии денег.
Я всегда тянулся к прекрасному. В этом смысле, многие мои поступки были не логичными и до конца не ясными. Мой отец, старый бюргер часто говорил, что Манны так не поступают. Старый маразматик, он с первых дней прихода нацистов к власти обожествлял их лидера, эту сволочь Гитлера.
Я симпатизировал марксизму, но не вступил в КПГ...как многого в жизни я не сделал. Череда "не". Не достиг, не смог, не стал... В какой-то момент, я наконец-то нашел в себе смелость сделать что-то по-другому.
Все началось в 1941 году. Меня призвали в этот чертов Вермахт. Я очень не хотел воевать за этих проклятых наци. Меня отправили на войну с Югославией в апреле 1941 г. Наш полк сражался во взаимодействии с отрядами хорватских усташей. Я ненавидел этих мерзавцев. Они убивали простых мирных сербов, резали им головы и делали много чего плохого. Я даже подрался с их командиром, за что меня наказал наш майор.
В июле нас перебросили на Восточный фронт. Я был на передовой. Я видел как храбро дрались русские солдаты. Я много стрелял в пустоту и никого не убил на той войне. Но потом я опять подрался с какими-то эсэсовцами, этими отбитыми ублюдками. Они сжигали за живо целые деревни.
- Манн, это чертовы эсэсовцы! Они всегда так делают и не тебе их останавливать!
- Манны так не поступают!
Меня тогда серьезно отделали, я три месяца провалялся в дивизионном госпитале. Затем опять передовая, Курская битва, где я снова набил морду ротенфюреру СС. Не знаю, почему они меня не расстреляли.
Осенью 1943-го меня перевели служить в лагерь Собибор, это в Польше. Сюда свозили евреев отовсюду. Однажды к нам приехал один эшелон из Франции. Я не знаю почему так. Возможно на то поступил приказ откуда-то сверху, или в Освенциме просто не было свободных мест.
Я тогда впервые повстречал эту еврейку. Полостая роба и номер 1205. Она была похожа на одну скульптуру, которую я когда-то где-то видел.А ее взгляд...он просто привел меня в трепет.
Наши пьяные украинские охранники любили издеваться над бедолагами из этого эшелона. Я уже ничего не мог поделать, но все же заступился за эту еврейку. Однажды я даже пальнул из карабина в воздух, чтобы эти свиньи разбежались из барака. Вечно пьяные, вечно не мытые, эти украинские выродки раздражали меня больше всего на свете.
Мне стало казаться, что я влюбился в эту еврейку. Лицо ангела. Причем, достаточно не обычное. Я разбираюсь в женских типажах, у меня была хорошая практика в Мюнхене перед поступлением.
Я учил французский в школе, но здесь у меня была хорошая практика. Мы иногда общались с ней. Я узнал ее имя... Женевьев...
...я узнал, что скоро всех с этого эшелона умертвят в газовой камере. Я не знал что делать. Но однажды кое-что случилось. Несколько русских военнопленных устроили бунт. Я решил воспользоваться этим, чтоб разделаться с этими свиньями из СС. Я пристрелил ко всем чертям двух мирно спавших унтер-офицеров СС, а потом, уже на улице, снял пятерых украинцев из МП-38.
Я бросился искать Женевьев.
- ou etes-vous? Genevieve! ou etes-vous?!
Кто-то из эсэсовцев залез на пулеметную вышку и открыл огонь. Была неразбериха. Я так и не нашел ее.