Скоро наступил вечер. Направо темнели холмы, которые, казалось, заслоняли собой что-то неведомое и страшное, налево всё небо над горизонтом было залито багровым заревом, и трудно было понять, был ли то где-нибудь пожар или же собиралась восходить луна. Даль была видна, как и днем, но уж ее нежная лиловая окраска, затушеванная вечерней мглой, пропала, и вся степь пряталась во мгле.
В августовские вечера уже не кричат перепела и коростели, не поют в лесных балках соловьи, не пахнет цветами, но степь всё еще прекрасна и полна жизни. Едва зайдет солнце и землю окутает мгла, как дневная тоска забыта, всё прощено, и степь легко вздыхает широкою грудью. Как будто от того, что траве не видно в потемках своей старости, в ней поднимается веселая, молодая трескотня, какой не бывает днем; треск, подсвистывание, царапанье, степные басы, тенора и дисканты — всё мешается в непрерывный, монотонный гул, под который хорошо вспоминать и грустить. Однообразная трескотня убаюкивает, как колыбельная песня; едешь и чувствуешь, что засыпаешь, но вот откуда-то доносится отрывистый, тревожный крик не уснувшей птицы, или раздается неопределенный звук, похожий на чей-то голос, вроде удивленного «а-а!», и дремота опускает веки. А то, бывало, едешь мимо балки, где есть кусты, и слышишь, как птица, которую степняки зовут сплюком, кому-то кричит: «Сплю! сплю! сплю!», а другая хохочет или заливается истерическим плачем — это сова. Для кого они кричат и кто их слушает на этой равнине, бог их знает, но в крике их много грусти и жалобы… Пахнет сеном, высушенной травой и запоздалыми цветами, но запах густ, сладко-приторен и нежен.Когда взошла луна, ночь стала бледной и томной. Мглы как не бывало. Воздух прозрачен, свеж и тепел, всюду было хорошо видно и даже можно различить отдельные стебли бурьяна. На далекое пространство были видны серые камни, стрекотали ночные насекомые.. Среди монотонной трескотни, тревожа неподвижный воздух, раздавалось чьё-то удивленное «а-а!» и слышался крик ночной птицы. Широкие тени ходили по холмам, как облака по небу, а в непонятной дали громоздились друг на друга причудливые образы, на бледно-зеленом усыпанного звездами небе не было ни облачка, ни пятна, а теплый воздух недвижим. Казалось, что природа тоже настороже и боится шевельнуться: ей жутко и жаль утерять хоть одно мгновение жизни. О необъятной глубине и безграничности неба можно судить только на море и в степи ночью, когда светит луна. Оно страшно красивое и ласковое, глядело томно и манило к себе. От этой ласки Саше было немного жутко. кружилась голова. август 2011г.