Мой учитель.
Мой любимый учитель, вырастивший меня с нежных лет до теперешних пор, когда я уж немолод, освобожден от энтузиазма, наивности и юношеского максимализма.
Мой несравненный автор, чьи страницы я перелистывал еще одиннадцатилетним несмышленым мальчиком, проглатывая жадным взглядом одну за другой, впитывая образы и лица, сюжетные повороты и удачные фразеологические обороты. Луну и Патриаршие пруды, трамвай и Берлиоза, Воробьевы горы и тень от шпаги Воланда...
"Рукописи не горят"... так же ты сказал, правда? Поверь, я этому не верил, когда жег на пустыре за домом в свои 19 лет черновик своего будущего "романа" - просторного, примитивного и жутко наивного. Бумага корчилась, чернела, свивалась в пепельные завитки, а я все смотрел и смотрел на ее агонию, повторяя в уме твои слова. Прошли пять мучительных дней - и я снова начал писать. Ругаясь, вычеркивая, выдирая страницы, но - начал писать, понимая, что ты имел в виду под "не горят".
Я не дождался тебя совсем чуть-чуть. Ты покинул этот мир в сороковом году, не увидев ужасов Второй Мировой войны, а я появился на свет почти на сорок лет позже, познав лишь войну холодную... Мы разминулись на каких-то там четырнадцать с половиной тысяч дней - мелочь, по хронометру этой планеты. Ты протянул руку - а я не успел ее подхватить вовремя. Все, что мне теперь осталось - только твои книги. Твои заметки. Твои неизданные записки. Твои рукописи, которые, слава Богу, не сгорели.
И вот теперь, сидя рядом с тобой, я могу лишь прислониться к камню на твоем надгробии. Могу ощутить его холод и его шероховатость.
Тридцать три года я ждал этой встречи.
На Новодевичьем кладбище нет никого. Почти никого. Где-то там мелькают тени - я их не вижу. Мои друзья ушли, повинуясь моей просьбе.
Я сижу, прижавшись к камню.
Ветви лип над головой раскачивает ветер.
Скромная могила, лишь камень и цветы.
Вытираю непрошенные слезы:
- Здравствуй, учитель... Я пришел.
Ветер закрутился вьюном и исчез в ветвях.
- Прости, что так долго... я пришел, учитель...
06.01.2016