Из цикла "В копилку читателя".
Автор - Иосиф Прут «Неподдающиеся»
Это было на фронте в 1943 году. После одного организованного мною и удивительно удачно закончившегося поиска в расположении противника я сказал исполнителю этой исключительно тонкой операции:
- Ты - самый лучший командир разведроты в нашей армии!
На что капитан Петр Цушко ответил с его неповторимым южным акцентом:
- Есть - више! И куды више: Казакевич!
Так впервые я услышал эту фамилию. А познакомились мы с Эммануилом Генриховичем уже после войны: у нас оказался общий друг - Веня Рискинд. А так как друзья наших друзей - наши друзья, мы сразу и подружились. Оставаясь на "вы" (Казакевич однажды сказал, что это признак наивысшего уважения), мы называли друг друга уменьшительными именами. Поэтому Казакевич стал для меня просто Эммой.
Сегодня с особой теплотой вспоминая о моем ушедшем товарище, я отлично понимаю, что многие, знавшие Казакевича как писателя (и возможно встречавшиеся с ним ежедневно), сообщат читателям другие подробности, достойные этого крупного самобытного литературного дарования. Мне хотелось бы отметить несколько микрограней лишь одной стороны его сущности: доброту и удивительную человечность.
Воин беспредельной личной храбрости в бою, Казакевич был в мирное время самым мирным из всех моих самых мирных знакомых. Никогда и никто по внешнему его виду, по манере двигаться, по особой фразеологии - такой предельно "гражданской" - не мог бы предположить, что его собеседником является первоклассный армейский разведчик.
Как-то утром раздался телефонный звонок.
- Слушаю!
- С добрым утром, Оня. Говорит Казакевич.
- Здравствуйте, Эммочка!
- Надо сегодня повидаться!
- А что случилось?
- Есть одно большое дело.
- Литературное? - спросил я.
- Наоборот: финансовое!
- Вам нужны деньги?
- Нет. Но о них пойдет речь! Захватите пятьсот (разговор происходил в 1956 году)!
- Где встречаемся?
- Не в Академии же наук.
- Значит, в кафе "Националь"?
- Именно.
- Когда?
- В двенадцать ноль-ноль!
Казакевич, ждавший меня за столиком, сразу приступил к делу:
- Надо выручать Рискинда!
- В каком смысле?
- Довольно ему сочинять впустую. Веня много пишет, но его гениальные опусы никто не покупает.
Рискинд был автором слов и музыки многих песен. Отлично сам аккомпанировал себе на баяне. Его рассказы читала со сцены Вера Николаевна Пашенная.
- Что же вы предлагаете: аукцион?
- Острить начнем вместе, когда решим главный вопрос! - сказал Казакевич. -
Рискинд должен начать выступать публично. Причем за нормальную плату. Конечно, он к этому не привык! Я присутствовал на его концерте сравнительно недавно: залом была кухня этого кафе. Народу - полно! Веня, в день Восьмого марта, пел для официанток и поварих, пел вдохновенно, но совершенно бесплатно!.. Я хочу пресечь эту опасную благотворительную деятельность.
За свой труд Рискинд должен получать нормальное вознаграждение! И есть человек, который согласен возглавить его артистическое турне: этого слова при Вене не говорите, он - его не знает и подумает, что речь идет о выпивке… Итак, Рискинд поедет выступать от Мосэстрады с песнями войны и мира по нашей необъятной стране. В его успехе я не сомневаюсь!
После паузы я спросил:
- А Веня согласен стать гастролером?
- Да. Я уговаривал его больше недели: поедет!
- Так значит, все в порядке! И при чем тогда деньги?
- Очень при чем! Деньги нужны. У Вени нет костюма! Ему для выхода нужен… фрак.
- Эммочка! Веня - бывший чемпион по велоспорту. У него фигура, более схожа с формами Григория Новака, нежели…
- …Нежели чем с линиями Галины Улановой? Согласен!.. Но в своей гимнастерке он выступать не может! Конечно, где-то вы правы, если Веня выйдет во фраке, зрители подумают, что он комик, изображающий капитализм. Может, смокинг? Будет очень эффектно, когда он с баяном начнет:
Здравствуй, мама, родная старушка!
Я сегодня иду в первый бой,
Набросаю фашистам игрушек
И с победой вернуся домой!..
- Эммануил Генрихович! Песни фронтовика - в смокинге?
- Полагаете, что может прозвучать насмешкой? Хорошо! Тогда - вы и я покупаем ему хороший черный костюм. Гоните ваши пятьсот монет.
Я протянул Казакевичу пять сотенных купюр.
- Вот и наши полтыщи. Покупать костюм пойдет с Веней моя жена Галина Осиповна.
- А он не обидится?
- На кого?
- В таком походе - под присмотром вашей супруги - есть элемент недоверия…
- Что вы предлагаете?
- Дать Вене деньги на материал, а костюм сшить в Литфонде.
- Может, вы и правы… У Рискинда, конечно, нестандартная фигура и подобрать что-нибудь подходящее для него будет нелегко.
Через месяц Казакевич сообщил:
- Деньги я Рискинду отдал. Материала он не купил и концертный костюм сшит не был. Веня отослал нашу тысячу в Ленинград своей племяннице Анечке, дочери его убитого на войне брата-капитана. Я, как инициатор этого грабежа, хочу вернуть вашу долю.
Услышав мой отказ, Эммануил Генрихович сказал:
- Дружба, если она настоящая, довольно дорогая штука. А раз мы друзья Вени, будем нести и дальше этот крест… Я придумаю для него еще что-нибудь в таком же роде…
Еще один памятный разговор:
- Что сочиняете, Эммануил Генрихович?
- Должно вам понравиться! Роман о разведчиках, о людях, действовавших в тылу врага. Таким образом, у моих будущих героев на войну - особая точка зрения: они видят гитлеровцев со спины и участвуют в боевых событиях с другой стороны. В последней главе хочу описать взятие Берлина. Факт грандиозного значения, ибо повержена цитадель самого страшного зла в истории человечества, да и сам город - не Жмеринка…
***
На фото: Кафе "Националь", 60-е годы.