Роман в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
в литературоведческих исследованиях
Учитывая, что роман «Евгений Онегин» является одним из самых глубоких и неисчерпаемых произведений отечественной литературы, неудивительно то количество литературоведческих исследований, посвященных жанру романа в стихах, особенностям сюжета и композиции романа, «онегинской строфе», проблематике романа, сущности замысла и его воплощению, историческому контексту романа, осмыслению роли «Евгения Онегина» в становлении русского реалистического романа и т.д.
А основой для всех этих исследований в большей мере послужили критические труды 19-20 веков. Одним из первых критическую оценку деятельности Александра Сергеевича Пушкина и его роману «Евгений Онегин» дал «автор первого философского обозрения нашей словесности» Иван Васильевич Киреевский, литературный критик и один из главных теоретиков славянофильства. В 1828г. Иван Васильевич в журнале Михаила Петровича Погодина «Московский Вестник» напечатал статью Нечто о характере поэзии Пушкина». В ней критик подчеркнул «живописность», «задумчивость» и «что-то невыразимое», что может быть понятно только «русскому сердцу», также он отметил о стремлении Пушкина к самобытности, которое, кстати, можно обнаружить и в его произведениях. В заключении статьи он отмечает «еще одно важное качество в характере его поэзии – соответственность со своим временем».
Видный русский литературный критик Виссарион Григорьевич Белинский продолжил эту идею, но «соответственность со своим временем» поэта он осмыслил и озвучил несколько иначе: «Пушкин был совершенным выражением своего времени… современного ему мира, но мира русского, но человечества русского». Виссарион Григорьевич впервые заговорил о национальной значимости Пушкина и его творчества. В своей статье «Литературные мечтания» он четко выявил проблему народности литературы. По мнению критика, она, народность, проявилась в «в верности изображения картин русской жизни» . Однако, чтобы наиболее точно понять отношение критика к Александру Сергеевичу Пушкину да и к роману «Евгений Онегин» далее следует рассмотреть его фундаментальный труд «Статьи о русской литературе» , в котором собраны статьи критика, посвященные творчеству ряда писателей. Две статьи из этой книги посвящены «Евгению Онегину»: «Статья восьмая. "Евгений Онегин"», «Статья девятая. "Евгений Онегин" (Окончание)».
В восьмой статье заметно сделан акцент на исторической ценности романа: критик отмечает, что историческое достоинство «этой поэмы», прежде всего, заключается в том, что она была первым опытом в своем роде. Также он довольно резко отзывается об исторических произведениях предшественников и современников Пушкина, подчеркнув, что «в них «русского» и «исторического» – одни имена: все остальное столько же русское и историческое, сколько французское или татарское». Конечно, без внимания не остались и вопросы, связанные с жанровой спецификой романа. Прежде всего, Виссарион Григорьевич считает показателем смелости и гениальности решительность поэта «писать подобный роман», когда еще не было «ни одного порядочного романа и в прозе», хотя в этом утверждении можно разглядеть не только намек на жанр, но и на реализм романа. А что касается жанра, критик не утверждает, что сам жанр роман в стихах был создан Пушкиным, но путем сравнения «Евгения Онегина» с «Дон-Жуаном» и ««Паломничеством Чайльд-Гарольда»» Байрона приходит к выводу, что кроме формы и манеры нельзя найти ничего общего у перечисленных произведений.
Разбирая композицию романа, критик предпринял попытку осмыслить значение и роль авторских отступлений. В первую очередь, он отмечает направленность отступлений к самому автору и необычайную остроту ума и задушевность, присущие им. Критик отмечает, что Пушкин «умел коснуться так многого, намекнуть о столь многом», что связано только с миром русской природы и может быть понятно только человеку русскому. Каком итог? Критик делает вывод, что роман «Евгений Онегин» «можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением».
Аполлон Александрович Григорьев, русский поэт, литературный и театральный критик, в своей статье «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина» назвал роман «Евгений Онегин» драгоценным алмазом «поэтического венка» Пушкина. В своей работе он предпринял попытку объяснить, что из себя представляет душевный недуг, коим страдает Онегин. Сам Пушкин назвал это состояние своего героя «русской хандрой»:
«…Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу…»
Стоит отметить, что Онегин пребывает в этом состоянии в большую часть романа, ибо все очень быстро ему надоедает да и «рано чувства в нем остыли». Аполлон Александрович в статье утверждает, что это его душевный недуг является не следствием воздействия общества и не следствием пребывания в нем, а связан он с природным критицизмом Онегина, в его методологическом подходе к осмыслению действительности, который восходит к «критике разума» И. Канта. Таким образом, критик приходит к выводу, что «русская хандра» (или же душевный недуг Онегина) своими истоками уходит к его даровитости. Григорьев также не упускает возможность сравнить главных героев «Евгения Онегина» и «Паломничества Чайльд-Гарольда»: критик убежден, что «английский сплин» Чайльд-Гарольда является следствием озлобленности и скептицизма героя, чем он и отличается от Онегина.
Надо отметить, что попытки объяснить «русскую хандру» Онегина предприняли не только литературные критики и литературоведы, но и психологи. Так, Иванова Людмила Владимировна, психолог и преподаватель психологии, в своей статье «Русская хандра Евгения Онегина», опубликованной в августе 2014г. в газете «Нить Ариадны», утверждает, что хандра Евгения Онегин есть не что иное, как психическое расстройство. В своем исследовании она предлагает присмотреться к теме психических расстройств среди литературных героев, утверждая, что сами авторы диагнозы не поставили своим героям, а оставили эту возможность домыслить и досказать о психологическом состоянии своих героев читателю. И даже если в свое время эти намеки остались не замечены, то у современного читателя эти диагнозы в голове постепенно «дозревают». Далее в работе идет анализ психологического состояния Онегина, который начинается с риторического вопроса: сам Пушкин Онегину диагноз поставил, деликатно назвав его хандрой, а каким же был бы вердикт сегодняшних врачей, окажись он «под обследованием?». Статья разделена четыре части:
1. «Судьба Евгения хранила»;
2. «Им овладело беспокойство»;
3. «Как я ошибся! Как наказан»;
4. «Нерешенная проблема».
В них проанализирована вся жизнь Онегина, но здесь прослеживается не становление личности героя, а становление его болезни. Людмила Иванова приходит к выводу, что Онегин – тот «кому тяжким роком выпала судьба жить с расстроенной психикой», и ему никогда не удастся ни быть счастливым, ни найти свое место в обществе.
Статья вызвала стала объектом многих полемик; ситуация дошла до того, что Шмиловичу Аркадию Липовичу, председателю редакционного совета газеты и кандидату медицинских наук, пришлось прокомментировать статью Людмилы Владимировны. Аркадий Липович отметил, что публикация статьи еще не означает его согласие с ее содержанием, а также заметил, что установление, диагностика психического расстройства есть прерогатива врача-психиатра. Помимо этого, в его комментарии, оставленном на форуме «Шизофрения и Я», указано, что подобная диагностика основывается на «субъективном понимании» каких-либо высказываний, поступков и т.д.
Впрочем, сама Людмила Владимировна неоднократно отмечала, что целью подобных исследований является не столько стремление «очернить» Онегина, сколько стремление формировать позитивное отношение к людям с такими психологическими расстройствами на уроках литературы в школе.
Предметом множества исследований стал и язык романа «Евгений Онегин». Одним из самых значимых исследований языка романа является статья русского писателя, литературного критика Александра Васильевича Дружинина «А.С. Пушкин и последнее издание его сочинений». Прежде всего, Александр Васильевич отмечает в статье, что Александр Сергеевич «не имел поэтов себе равных» и «превосходил и Байрона, и Мура, и Ламартина, и Крабба, и Вордсворта, и Кольриджа, и Гейне». Критик отмечает, что «Евгений Онегин» Пушкина во многом превосходит «Дон-Жуана» Байрона «по своей стройности, внешней занимательности, мастерскому сочетанию рассказа с лиризмом, неожиданностью развязки, своему влиянию на любопытство читателя». Также в исследованиях критика нашла отражение проблема так называемого «чужого слова», присущего «Евгению Онегину». Александр Васильевич занимался теоретической и практической разработкой данной проблемы совместно с Николай Алексеевич Полевой. Если Николай Алексеевич, русский писатель, драматург, литературный и театральный критик, понимал под «чужим словом» понимал совокупность «всеобщего» через типологическое соединение «частностей» из различных источников, то Александр Васильевич Дружинин рассматривается данную проблему в двух направлениях. С одной стороны, неосознанное заимствование писателем «чужого слова», по мнению критика, в первую очередь, тормозит развитие литературы, не внося в нее ничего новаторского. С другой стороны, такой тип заимствования можно считать «благом», так как такого вида заимствование является неотделимым элементом художественного метода. Правда, критик отмечает, что одни писатели способны сказать и при таком заимствовании новое слово, другие – нет; Пушкина критик относит к первым.
Изучение проблемы «чужого слова» как одной из особенностей романа «Евгения Онегина» продолжил Михаил Михайлович Бахтин, русский философ, теоретик европейской культуры и искусства, который, правда, нашел иной подход к изучению данной проблемы. Михаил Михайлович отметил тяготение пушкинского слова к монологизму и определил его ориентированность на чужую речь. В своем «Слове в поэзии и в прозе» он подчеркивает, что, находясь в окружении чужих слов, в пушкинском слове обнаруживаются новые и значительные художественные возможности, особая прозаическая художественность, «нашедшую свое наиболее полное и глубокое выражение в романе». Одной из основных новаторских особенностей романа «Евгений Онегин» является тип художественного повествования. Соединение двух форма речи (авторской и «чужой») является его важнейшей характеристикой.
Говоря об особенностях романа, нельзя оставить без внимания и так называемую «онегинскую строфу». Для своего новаторского романа Пушкин придумал и особую строфу (правда, первоначально данная строфа была создана Пушкиным для поэмы «Таврида»): большая строфа, которая состоит из четырнадцати строк и представляет из себя нечто единое, цельное и в синтаксическом, и в метрическом отношении. Рифмовка:
I четверостишие – перекрестные рифмы (а, б, а, б);
II четверостишие – смежные рифмы (в, в, г, г);
III четверостишие – опоясывающие рифмы (д, е, е, д);
IV двустишие – смежные рифмы (парная рифмовка) (ж, ж).
Подобное построение строфы позволяет поэту строфу весьма гибкой для передачи оттенков мысли, самых различных интонационных ходов и т.д. Вместе с тем «онегинская строфа» является удачной единицей композиции романа и служит ярким доказательством того, что новаторское содержание обуславливает появление новых форм словесного оформления.
Попытку объяснить многочисленные детали текста романа «Евгений Онегин» предпринял и Владимир Владимирович Набоков, русский и американский писатель, поэт и литературовед. Исследования Набокова, пожалуй, больше рассчитаны на западного (иноязычного) читателя, хотя он довольно широко рассматривается историю и литературы, и стихосложения. Довольно резко он отзывается о предшествующих исследователях и об их трудах, впрочем, комментарий Набокова ценен с точки зрения западного пушкиноведения.
В исследовании романа довольно важным событием стало издание Н.И. Михайловой, В.А. Кошелева и Н.М. Федоровой в конце двадцатого столетия «Онегинской энциклопедии» в двух томах. В ней собраны все статьи, комментарии и эссе, касающиеся романа «Евгений Онегин», также энциклопедия снабжена иллюстративным материалом. Впрочем, исследования романа продолжаются и по сей день.