Тёмные хроники Великого мага

продолжение истории "Рыцарь Слепого меча", повествующее о сюжетах из жизни другого героя по имени Тамора, того самого, учителя Айренда.

Пролог. Гостевой доступ к воспоминаниям

Память напомнит о былом,
Расправит занавес забвения.
Тот, кто доживает стариком,
Моложе станет на столетие.

И в этом вряд ли будет доблесть,
Если тебе хвалиться нечем.
Спрячь в карманы свою робость,
Храбр будь в речах, и честен…

- Таллия, девочка моя, может не стоит бить Эллая жезлом смирения? Всё-таки он твой брат, а жезл ещё не отрегулирован. Ты же не хочешь, чтобы Эллай стал подобием овоща с грядки?

Девчушка лет шести-семи обернулась и увидела меня: седовласого старика, который возвышался над ней, грозно поигрывая кустистыми бровями. Она потупилась в пол, опустив свои голубые глазки с оттенком молодой зелени, точь-в-точь, как у её матери.

- Ну-ну, не думаешь же ты, что я буду тебя ругать? Вы же с братом для меня, как родные внуки. Только вот жезл положи на место и имей привычку спрашиваться!
- Прости, дедушка Тамора! Я как-то и не подумала, схватила первое, что было... Это всё Эллай – он обзывается на меня постоянно, и ещё он... а потом он... Дурак – вот кто он!

Тут Таллия совсем залилась краской, и на её щёчках начали расползаться румяные островки, а это означало, что девочка начала нагло привирать или говорить глупости. В эти мгновения мне было её искренне жаль, ведь маленькая светлая головка ещё не знала стольких замечательных слов, которые бы пришли ей на помощь. Малышку спасала детская непосредственность и ангельски миловидная внешность. Конечно, под её вьющимися локонами прятались демонические рожки, а длинный подол платья скрывал остроконечный хвостик вместо крылышек. И всё-таки она была ребёнком, и это давало ей большие привилегии в моих старческих глазах.

Брат-близнец этой несформировавшейся маленькой демонессы, наречённый волей своих родителей Эллаем, был полной противоположностью сестре. Задумчивый тихоня, он всегда сосредоточенно выполнял любые действия: будь то игра или обучение, обед или ловля насекомых. Мальчишка был прирождённый экспериментатор, и в нём таился высокий потенциал к местной магии. Только вот Айренд, его отец, настоял, что Эллаю следует получить обычное образование прежде, чем окунуться в магическую дисциплину. Аргументируя сие своим примером из детства, доказывая, что мальчик растёт весь в отца.

Ну да ладно, я особо и не претендовал на роль учителя. Подумаешь, полгода упрашивал Айренда, хотя бы дать азы ворожбы, чтобы мотивировать мальца. Но родительское слово оказалось твёрже, и мне, как дедушке по совместительству, оставалось баловать близнецов редкими проявлениями магических возможностей, которые заставляли блестеть глазки от любопытства и восторга.

- Эллай, ну почему ты терпишь её? Если не можешь дать отпор этой фурии, хотя бы уйди или спрячься.
- Дедушка, просто папа говорит, что это необходимость, а прятаться это последнее дело. А что такое отпор, это как железный топор у стражников?
- Нет, отпор — это обратное действие против нападок другого человека. В твоём случае, против сестрёнки. Может ты слышал иное высказывание: «дать сдачи»? Оно имеет тот же смысл.
- Нет, деда, это вовсе исключено! Отец строго настрого наказал не обижать Таллию и других девочек. Он говорил, что это крайняя мера в отношениях с женщиной, недостойная благородного человека, которому дорога честь и славное имя.
- Верно-верно, мой маленький рыцарь! Твой отец, Айренд, плохого не посоветует. Так что слушайся и впредь...

Стоило мне закончить фразу, как двустворчатые двери распахнулись, и в комнату вошли мать и отец близнецов. Оба сияли неподдельной улыбкой от уха до уха. Чувствовалось, что отдых в моём лесу идёт семье на пользу. Хотя кого я обманываю, их присутствие мне во стократ приятней. В их окружении я помолодел лет на сто, а, значит, ещё поживём!

Это чувство очень сложно передать словами, это то, что нужно пережить, пронести сквозь себя. Ко всему прочему, эффект от моего восприятия усиливается от трёх сотен лет, что я существую в этой реальности. А это по местным меркам предельный возраст, его достигали два-три раза за историю тёмного мира. Так что я по-своему уникум, который переживает второе рождение средь жизнерадостной молодости.

Наверно, схожие эмоции у узников башенных тюрем. Когда ты один средь каменного заключения, вокруг лишь плесень и прохлада, не дающая спокойно спать. И тогда-то, покинув чертоги тюрьмы, через пару десятков лет, если, конечно, не сойдёшь с ума, ты станешь иным человеком. Для тебя будет всё ново, ведь по твоим расчётам прошло две долгих сотни лет, и даже чувства, раннее забытые тобой, словно глоток свежего воздуха.

А свежесть моего воздуха зависела от этих четырёх людей, которые наполнили жизнь чем-то давно забытым. Кажется, это насыщенность красок, яркость звуков и полнота эмоций. Рядом с ними я захотел вернуть свой естественный облик старика, чего уже не делал десяток лет. Ведь я осознал всю значимость семьи, которой лишил себя во имя магии. Два слова из пяти букв, а насколько разные судьбы...

- Тамора, если бы ты видел какие замечательные цветы растут близ подножья горы. Такое ощущение, что там берёт своё начало радуга после дождя. Всё так и переливается разноцветьем и благоухает ароматом весны.

Анакса, мама Таллии и Эллая, а также первая женщина тёмного мира, давшая жизнь близнецам, воодушевлённо описывала увиденные красоты. Я улыбался и кивал в ответ. Не хотелось огорчать девушку, ведь цветы моих рук дело. Эти разноцветики, и зимой, и летом стоят истинным воплощением жизни. Кажется, полянка появилась полсотни лет назад, тогда я впервые познакомился с друидом Явередом, который и научил заклинать природу.

- Ага, а вот и сами родители! Проходим дорогие, тем более скоро ужин. Присмотрите за Таллией, а я покину вас на пару минут.
- Вот же несносная девчонка! Ну и что ты натворила на этот раз?

Краем глаза и в пол-уха я заметил, как на сестру Эллая напал отец, который взъерошил её волосы и закружил в объятиях. Чего-чего, а вот ругать он их не умел или не хотел. Умел он достучаться до их сознания правильными словами и точными действиями.

А вот мать дети боялись. Странно, конечно, но я за всё время даже не видел, чтобы Анакса повысила голос на одного из них. Чувствую, без вмешательства Айренда не обошлось. Это ж что надо было такое внушить ребёнку, чтобы родная мать вселяла трепет и уважение. Ладно, при удобном случае разведаю у него лично.

Как-то так повелось, что с момента появления гостей в моём доме после ужина всегда звучала история из жизни одного из присутствующих. Естественно дети не в счёт, а вот родители и я лично, участвовали в пересказе дней минувших с удовольствием, чем не сказка на ночь для близнецов. Вот и сегодня, покончив с трапезой, пришла очередь поведать сюжет из моей жизни. Благо память никогда меня не подводила, предлагая из широкого ассортимента самые удивительные моменты.

И вот, почему-то именно сегодня я решил рассказать своим гостям своё становление в мире магии. И, кажется, они узнают много нового о дедушке Таморе, который далеко не такой белый и морщинистый. Конечно, главным образом, я рассчитываю на реакцию Айренда, который гость не только в доме под горой Адлавук, но и в тёмном мире, который

знаком с ворожбой и владеет приёмами боевой магии. Для него откроется иная сторона существования в этой чуждой ему реальности...

- Ну что же, все в сборе! Пришла и моя очередь поведать вам, мои дорогие, историю из своей долгой жизни. Вряд ли моё повествование сможет вместиться в один-два вечера, поэтому не обессудьте, если рассказ окажется длиною в незаконченную книгу.
Айренд не даст соврать, я люблю делать сюрпризы, устраивать розыгрыши и просто удивлять, поэтому я постараюсь изо всех своих ораторских и магических сил, представить иного Тамору, молодого и глупого, который побывал на тёмной стороне, и смог вернуться к свету.

Вечер 1. Всё великое берёт начало в малом

И у каждого есть шанс,
Попытка стать Великим.
Воспользуйся сейчас,
Чтобы не быть забытым.

С малого стремись,
Найди свою дорогу.
Ты на чужих учись,
Ошибок чтоб немного...

Странные были деньки, казалось, что каждый из них последний. И не то, что бы опасность подстерегала на каждом шагу, просто я был мелкий и никчёмный, а возрастом немного старше Эллая. Большинство горожан видело во мне попрошайку или мелкого воришку, поэтому при удобном случае указывали на меня стражникам.

Помимо рыцарских затрещин, всюду по пятам за мною ходил голод. Не сказать, что я не ел вовсе, но моё телосложение имело вид удручающий. Сквозь рубаху виднелись рёбра,и впалый живот, а щёки прилипли к зубам. По сути я существовал на детском безрассудстве, и уже тогда был знаком с холодной рукой смерти. Так что насколько я не был бы глуп в свои девять-десять лет, я умел ценить жизнь.

Самостоятельность мне и моим двум братьям прививалась с пелёнок. Я был младшим из троих, средний, Хапаз - на три года старше меня, а самым взрослым был Дынах, тогда ему уже минуло девятнадцать. Я их практически не помню, слишком уж быстро нас развела судьба. Сомневаюсь, что они дожили до моих дней. Так же, как и мои родители, они всегда живы в моей памяти, и пусть Небеса будут благосклонны к ним.

Мне исполнилось десять, когда и я покинул дом, оставив в нём всё из прошлой жизни. Даже маму и папу я помню смутно, хотя напутственные слова отца врезались в детский ум крепко-накрепко: «Помни, Тамора: поступай так, как велит твоё сердце, но суди поступки других всегда головой! Добро должно быть огнём свечи, давать тепло и свет, но обжигать возжелавших большего. Не дай им погасить себя!». И я старался следовать услышанному и быть справедливым со всеми, от встреченных людей до самой судьбы.

Из дома я ушёл по воли случая, который явился мне в виде благородного рыцаря на мощном коне. В очередной раз убегая от городской стражи, под копыта последнего я и угодил. И знать, любят мою задницу Небеса, раз я уцелел под тушей скакуна. Отделавшись испугом, я обнаружил себя, висящим в воздухе.

Моё тощее тельце оказалось на вытянутой руке улыбающейся бороды. На тот момент это было единственное за что ухватился мой взгляд. Огромная борода чёрной смоли и пухлые губы, растянутые в добродушной улыбке, вот что предстало моим глазам. Это потом я осмотрелся с высоты двух с половиной метров и еле сдержал крик.

Сэр Молорпан, так он представился мне, оказался рыцарем из знатного рода, берущего начало в столице государства Стоунолдж. Да-да, та самая, откуда и наш с вами друг Син Танг! В застенках Невеллы он оказался проездом и собирался на рассвете следующего дня отбыть в обратный путь.

Как-то так сложилось, что рыцарь не только отбил меня у стражников, но и в качестве компенсации предложил поработать на него. Помню, как он опустил меня на каменную дорогу и спросил своим сочным басом: «Слушай, малец! Я смотрю ты не особо-то и держишься за свою жизнь, зато она за тебя руками и ногами. У меня есть заманчивое предложение, только сначала мы разберёмся с твоей погоней, а потом отправимся в трактир обедать, и не вздумай бежать, а то до конца своей долгой жизни будешь в бегах!».

И только сейчас, сидя перед вами, я стал задумываться: а не маг ли был Молорпан? Ведь рыцарское одеяние и даже недюжинная сила, которой он обладал, не мешали ему владеть искусством ворожбы. И мои сомнения далеко не беспочвенные. Так, только его проницательность, граничащая с предвидением, спасала его ни раз. А сколько я видел необъяснимых, мистических превращений, и ведь каждый раз он был рядом, чаще всего за моей спиной.

Естественно, что я согласился работать на него, даже не уточняя, чем придётся заниматься. Достаточно было узнать, что мне грозит неплохое жалование и возможность получить образование. В трактире, где остановился Молорпан, мы пожали друг другу руки в знак добровольного согласия, а после мой господин заказал столько блюд, что на столе едва хватило место.

Я впервые видел воочию столько еды одновременно, половина из стоявшего даже не находило в моей голове соответствующего названия. Что уж говорить об аромате, который плотной стеной стоял над нашим столом. Не знаю как, но мы управились за полчаса, и, откинувшись на спинки стульев, поглядывали на поле кулинарного сражения. Пустые миски и подносы, как павшие воины, лежали опорожнённые, блестели от жира и открывали груды белых костей. Как же это было восхитительно быть сытым и чувствовать лёгкость в ногах и тяжесть в животе.

Договорившись встретиться на рассвете, мы распрощались. И всё бы ничего, но дома меня ждала бессонная ночь. Нет, родители как раз-таки были только рады, и разговор сводился к напутственным словам. А вот мой живот не поверил собственному счастью и разболелся так, что среди ночи пришлось звать лекаря. Сон пришёл лишь к рассветным лучам, но меня ждали великие свершения, и я, как главное лицо, не имел права пропустить встречу с ними.

Всю дорогу верхом на коне я прижимался к холодному обмундированию господина Молорпана, и это позволило вздремнуть почти пару часов. Потом мой всадник вскричал, а когда я открыл глаза, он рукой указывал в сторону огромного озера. Оказывается, Молорпан интересовался названием этой «великолепной лужи», как он его обозвал. Рассмотрев приметные места, я прокричал: «Это Вдовье озеро, одна из его запруд». Уже позже, на привале, он спросил почему оно именуется Вдовьим и уточнил, что здесь путешествует второй раз в жизни, а в первый был совсем юнцом. Я вкратце поведал, что знал о тех местах: «Ходят слухи, что на том озере утопли две дюжины дев. Почти каждая была вдовой, потерявшей мужа на междоусобной войне или в пылу драки. Всё случилось в течение пяти лет, но вот что странно: ни одна из них не была знакома с другими утопленницами... А ещё раньше это озеро в народе звалось Счастливым Клевером, по форме берегов и количеству запруд, коих тут было аж четыре».

До господского поместья мы добрались после трёх с половиной дней пути. Средь обычных привалов на природе, Молорпан позволял себе заезжать в деревушки, чтобы выспаться и вымыться. Моя костлявая задница просто таяла, если доводилось лежать на чём-то мягче земли и сидеть на чём-то не скачущем под ней. Так что по прибытии по рыцарскому велению мне отвели маленькую комнату с зарешеченным окошком, и я отсыпался почти сутки.

Господин Молорпан, да будут благосклонны к нему Небеса, широкой души человек, и я по сей день вспоминаю его с благодарностью в своём сердце. Я прожил в его владениях шесть лет, и никогда ни в чём не нуждался. Мне удалось забыть про голод, и нищенское существование, получить маломальское образование и подзаработать денег. Таких люди, как яйца дракона, – найти великая ценность и немалая удача.

- Думаю, на сегодня достаточно! Если вы хорошо попросите, то и последующие вечера мне будет что рассказать. А пока нам не помешало бы выспаться. Кстати, Таллия уже не преминула этим воспользоваться.

На этих словах я обвёл взглядом сидящих и в конце остановился на маленьком комочке, который уютно посапывал, свернувшись на диване. Других же охватило оцепенение. Маленький Эллай, приоткрыв рот смотрел прямо мне в бороду, а его родители смотрели друг на друга, как будто видят себя в первый раз.

Видать, моя болтовня их потрясла, хотя, наверно, всё дело в магии, которая витала в комнате на протяжении всего рассказа. Ну не думали же они, что я просто так размахиваю руками, черчу в воздухе и дирижирую их вниманием. Ну ничего, в первый раз всегда так, а потом и замечать не будут.

Ну люблю я удивлять, что я могу с этим поделать. Может, это моя старческая блажь или детское хвастовство, но приятней слушать и одновременно ощущать. Если солнце припекало мне голову, то и мои гости будут согреты теми лучами; если я скакал в седле, то и зрители почувствуют встречный ветер. Айренд, кажется, называл это «эффектом присутствия», а я зову «волшебством воспоминаний».

Вечер 2. Есть такая профессия - «чудить»

В детстве всё иначе –
Проще верится и легче.
Чудо больше значит,
Ты, как истинный разведчик.

Манит неизвестность,
Шепчут на ухо секреты.
Веришь в честность,
До последнего момента.

Научишься чудить –
Магия, всё те же чудеса.
И уже не удивить:
«Чудить» – профессия твоя.

Весь следующий день я ловил на себе оценивающие взгляды своих гостей. Складывалось ощущение, что они не могли поверить, что я когда-то был маленьким мальчиком, а не родился сразу бородатым магом. На все их поглядывания я отвечал приветливой улыбкой, непонимающе пожимал плечами.

После вечерней трапезы, случилось, так ожидаемое мной, продолжение моих воспоминаний. Но прежде, стоило разлить по кружкам чай. От Анаксы и Айренда в унисон прозвучала незаконченная фраза: «Тамора, а как же...», отчего они переглянулись и расхохотались.

- Тамора, а как же продолжение твоей истории? Мы все четверо с нетерпением ждём последовавших событий. Ведь ты до сих пор не стал магом!
- Точно-точно, мои наблюдательные! Ну, раз вы доверяете мне этот вечер, то, думаю, мы с вами обязательно доберёмся до моего знакомства с искусством магии.

Несколькими пасами рук я приглушил свет в обеденном зале и зажёг камин, который тут же затрещал сухими поленьями. Потом я осмотрел каждого из присутствующих, подмигнул близнецам, и, найдя ниточку повествования, окунулся в года давно минувшие.

На исходе шести лет беспечной жизни у господина Молорпана, случилась со мною встреча, перевернувшая мою жизнь подростка. Не знаю, но, видимо, судьбе надоело наблюдать, как мне приедается размеренное существование в родовом поместье. Ведь вся моя работа сводилась к мелким поручениям, которые редко занимали более пары часов. Так что эта самая судьба взяла меня за задницу и решила хорошенько встряхнуть, чтобы на моей довольной физиономии переменились эмоции.

Хотя, честно признаться, то ли я отъявленный оптимист, то ли судьба, вместо выгребной ямы, макнула меня в варенье, но я был счастлив. Это, как в детстве: получать крепкий подзатыльник за то, что лазил по соседским деревьям, и при этом вспоминать, какие же вкусные те яблоки и как разливается сумасшедшая энергия во время бегства от соседских проклятий.

Так вот о «варенье», в гостях у моего рыцаря случился местный маг, который славился целительскими способностями. Уже и не припомнить, но, кажется, заболела родная тётка господина или её племянница. Факт остаётся фактом, когда я прибежал с улицы, всё уже было кончено, а Молорпан с гостем сидели за обедом.

Тут-то я и познакомился со своим первым учителем Ракелем, который почти год занимался со мной целительскими техниками и бытовой магией. В мои шестнадцать лет я был на голову выше этого человека. Позже он признался, что его мать имела связь с местным гномом, которые работали на серебряных рудниках. Но помимо небольшого роста, он унаследовал скверный характер и железную хватку горного народа, что ваш покорный слуга испытал на своей мягкотелой заднице.

Молорпан настоял, чтобы я присоединился к их трапезе, и подробно поведал о магическом лекаре. Тот в свою очередь, очень пристально вглядывался в меня и иногда размахивал руками. «Какой-то он дёрганый, нервничает, наверно!» - думалось мне тогда. Одно было неизменным: на протяжении беседы его глаза округлялись раз от раза, а уже под конец он напоминал бородатого филина.

Хозяин дома уже хотел было попрощаться, сославшись на дела, запланированные на вечер, как гость кивнул и сказал, что прежде хочет переговорить с глазу на глаз. Естественно, меня попросили выйти и плотно затворить дверь. Самого разговора я, конечно, не слышал, но после у меня состоялась серьёзная беседа с господином.

Наш диалог сводился к его попыткам склонить меня к обучению магии. Видите ли, наш гость усмотрел во мне огромный магический потенциал, который следует развивать во имя искусства и благо тёмного мира. Тогда я просто не понимал на что меня отправляют, поэтому и сопротивлялся как мог. Кому же охота покидать уютный кров, сытую жизнь и идти к незнакомцу в ученики, когда этот человек тебе не приглянулся с первого взгляда.

Конечно, моему господину пришлось изрядно потрудится, чтобы уговорить меня. Всё могло закончиться намного быстрее, но мой переходный возраст, с сопутствующими метаморфозами, ещё давал о себе знать. Поэтому я, как упёртый осёл, стоял на своём до последнего момента, пока сэр Молорпан не выдвинул ультиматум. «Хорошо, Тамора, если ты не отправляешься в ученики к Ракелю, то теряешь мою благосклонность к твоей персоне. И пойми, владение магией — это ремесло на всю жизнь, и это не мне нужно, а тебе...» – сказал он.

Ну, что же, выбор, так или иначе, был сделан. На следующее утро после того разговора, я покинул стены поместья Молорпана и выдвинулся на окраины. Пришлось изрядно поплутать по закоулкам старого города прежде, чем я наткнулся на небольшой каменный дом. Он полностью совпадал с описаниями господина: та же двускатная крыша из красной черепицы, круглое окошко на мансарде и крупные разномастные камни в кладке – всё говорило о том, что я на месте.

Я долго мялся, стоя у входной двери, не решаясь постучать или как-то выдать своё прибытие. Но наконец проём распахнул тёмный провал, и меня просто втащило вовнутрь каменного чудовища. Я просто верещал, как настоящая девчонка, ведь ничего не мог поделать. Метр-другой, и дверь с лязганием захлопнулась за моей спиной.

Потом сила, втащившая меня, начала стихать, пока я не почувствовал себя свободным. Я по-прежнему стоял с открытым ртом, но уже открытым больше от удивления, чем от испуга. Моим глазам открылась освещённая гостиная, а не тёмный мрак подвала, как мне показалось в начале. Было ощущение, что я зашёл в лавку лекаря, а не жилой дом, потому что повсюду, тут и там, висели веники и венки из всевозможных трав, а кое-где проглядывали высушенные конечности животных.

Я так был увлечён осмотром помещения, что даже позабыл о хозяине дома. А он всё это время сидел передо мною в кресле. Поэтому, когда Ракель спросил: «Ну чего ты так орёшь?» – я отскочил назад с воплем и плюхнулся на другое кресло. Очень хотелось ответить что-то типа: «И ничего я не ору, я просто восхищаюсь убранством вашего дома!» – но вовремя опомнился и понял насколько это прозвучит нелепо. Так что, сглотнув, ответил: «Извините за шум! Доброго дня, господин Ракель!». Он оценивающе окинул меня взглядом и, кивая, сказал: «Добрый! Только не господин, а просто Ракель! Имей привычку обращаться к другим на ты. Оставь придворный этикет и манерность для благородных, им нравится эта напускное величие... Они без этого станут совсем людьми...», – а потом с улыбкой добавил: «А ты знал, Тамора, что благородные тоже опорожняют кишечник, точь-в-точь, как и мы с тобой! А ещё их беспокоит воспаление в заду и кашель при простуде, и хуже, когда всё случается в один день».

Так вот и началось моё знакомство с магией в лице Ракеля, который оказался ворчливым стариком в свои-то без малого сорок лет. При первой беседе он старался как можно больше узнать из моего прошлого. Около сотни вопросов, которые редко были связаны меж собой, длились почти три часа к ряду. Потом маг взглянул на солнце сквозь окно и возвестил, что пора бы и отобедать. Интересно было другое, с того раза он не возвращался к расспросам обо мне, дальше только были поручения, поток информации по искусству магии и задания по лечению болезней.

Я действовал, как механические часы, что стоят на главной площади Невелы. Стоило прийти рассвету, как я уже приканчивал завтрак и отправлялся готовить эликсиры и снадобья. В обед меня всегда можно было найти в кабинете Ракеля за очередной книжкой, либо, если маг был свободен от работы, слушающим пространную лекцию по магическим заклинаниям. Вечер знаменовался практическими заданиями, а позже и самостоятельными попытками излечения больных. Благо последних было в избытке, и учитель с лёгкостью отдавал двух-трёх в мои неумелые руки.

Ракель как-то сказал: «Понимаешь, Тамора, ученик мага и учитель не могут существовать в одном городе. И это придумал не я... Благодаря ученику маг растёт в глазах страждущих, а ты же, как недомаг, падаешь, делая ошибки, которые я исправляю. Да и к тому же кому охота иметь под боком конкурента в своём ремесле?». И я уже тогда понял, что мне придётся изрядно попутешествовать по тёмному миру, чтобы однажды осесть на своём месте. А это было неизбежно, потому что я влюбился в само проявление магии. Также, как садовник, растит цветы, чтобы увидеть их благоуханное цветение.

Как я уже упомянул ранее, Ракель мне не приглянулся с самого начала. И дело не в его менторских способностях, мне-то и сравнить было не с чем. А в простом человеческом поведении. В сравнении с Молорпаном маг был скользким, если вы понимаете о чём я. В общем, внутри он был породистый горный гном со всеми вытекающими последствиями и причудами. Этот факт и побудил меня бежать после года обучения на поиски новых преподавателей.

Помню, перед тем как исчезнуть из Стоунолджа, я попытался свидится с господином Молорпаном, всё-таки он сделал для меня слишком много, чтобы я просто так ушёл не поблагодарив. Увы, его не оказалось на месте, а мой хороший знакомый из числа слуг сказал, что рыцарь отбыл в соседнюю страну. Когда он вернётся, мне так никто и не смог ответить.

Чтобы хоть как-то обозначить свой отъезд, я оставил записку, в которой и пояснил свои мотивы побега от Ракеля. Рассыпаясь в словах благодарности, я не забыл сказать спасибо и за возможность стать магом: «Благородный Молорпан, я искренне благодарю Вас за то, что Вы смогли настоять на моём обучении под началом мага Ракеля. Я поистине впечатлён тем, как открывается искусство ворожбы, как оно взаимодействует с окружающим миром и моей душой. Как следствие, я влюбился в магию и готов продолжить своё обучение, но уже вдали от Стоунолджа...».

- Надеюсь, мой беглый рассказ удовлетворил ваши ожидания. Я не хотел бы описывать свои будни с больными или склоки с Ракелем, я лишь приблизил вас к своему становлению среди магов тёмного мира.

Айренд, сидевший напротив меня, встрепенулся и подался вперёд. В его глазах до сих пор отражалось письмо, обращённое к рыцарю по имени Молорпан. Потребовалось целое мгновение, чтобы мой ученик сфокусировался на моём морщинистом лице.

- Так ты обучался с шестнадцати лет? Неужто этот факт никак не задел твоего преподавателя, ведь насколько мне известно, дети с малых лет познают магию в местной гильдии.
- Ха, в то время, когда я занимался магией, никто и не слышал про гильдию магов! А возраст была слишком относительная величина, все смотрели на твой внутренний потенциал к магическому искусству, который у меня, как ты можешь понимать, был одним из сильнейших за все времена.

Гость согласно закивал, и переглянулся с супругой, которая показала глазами на детей. А близнецы спали вповалку, растянувшись вдоль дивана. В этот раз даже Эллай не выдержал. Хотя я краем глаза видел, что он напряжённо вслушивается в повествование и до последнего сдерживал зевки, предательски рвавшиеся изо рта.

Вечер 3. Правильная цель укажет верную дорогу

И на пути к своей судьбе
Пройдёшь немало пыльных миль.
Не откажут в помощи тебе –
Здесь слово доброе опора и костыль.

С тобой в дороге Небеса
И луч Солнца – вектор направления.
Так пусть горят твои глаза,
Успех преследует в свершениях.

Двигался я около недели, то и дело набредая на маленькие селения, которые, как грибы после дождя, вырастали передо мной необычными шляпками соломенных крыш. Большую часть пути я проделал верхом, зачастую это был попутный экипаж или телега местного земледельца. Так что смена пейзажа была не единственным развлечением в моём путешествии.

Каждый считал своим долгом узнать, куда и откуда я двигаюсь, чего и зачем ищу в столь отдалённых местах. Мои же ответы после двух первых знакомств сводились к обычному желанию повидать тёмный мир, а кое-кому повезло узнать, что я странствую в поисках учителя магии. Естественно после этого начинался неиссякаемый поток уточнений и предложений, оказалось, что тут маги на каждом углу.

Хотелось бы им верить, но я понимал, что для обычного трудяги с полей и местная знахарка будет магистром целительского искусства. А знатные люди не любят распространяться о таких вещах, потому что обращаются к ворожителям обычно по личным вопросам. Но бывают и исключения, которые деформируют твой вектор судьбы, указывая в сторону от цели.

Так и случилось. Примерно на пятый или шестой день в дороге повстречался мне тяжёлый экипаж, который я и сейчас не смог бы классифицировать. Странная конструкция из железа и дерева, скорее напоминала сарай на колёсах, внутри которого было порядка пяти мягких скамеек. Тянули это безобразие четыре лошади под руководством пары извозчиков, один из которых спал, натянув широкополую шляпу до самого носа. Второй же, остановив экипаж впереди меня, стал дожидаться.

Какую-то часть пути я проделал на высоком месте, отводящемся извозчикам. Как пояснил бодрствовавший: «Через час мы прибываем в небольшой городок, где освободится большая часть мест внутри. А пока рассказывай...». В общем, беседа пошла по тому же руслу, но очень уж зацепили слова проснувшегося извозчика, который очень правдоподобно описывал мага в чёрных землях Тайгерга. Дважды им счастливилось подвозить его, и оба раза тот маг спасал жизни пассажиров. «В первый отбил он нас у разбойников, случилось это год назад. Во второй раз приключилось нам увязнуть в грязи, что была по всем дорогам после ливневых дождей, так тот маг высушил путь до своего перекрёстка. А дальше-то каменная дорога пошла, и уже полегче стало».

Я перебил извозчика, уточнив, когда был второй раз и где тот самый, перекрёсток. Оказалось, что виделись они месяц тому назад, а перекрёсток на дороге как раз перед городком ожидается. Воспылав желанием разыскать этого мага, я попросил остановить там и спросил: «А что за местность по той дороге?». На что оба извозчика пожали плечами, пояснив, что никогда не ходили тем маршрутом, да и дорога слабо различима, знать, редко тут бывают колеи от колёс.

Дела нет, выбор в моей голове уже был сделан, осталось лишь найти ниточку до жилища мага. Попрощавшись с экипажем двумя серебряными монетами, я пешком отправился в сторону от главной дороги. Странно, но через час дорога привела к стене леса, а дальше она обрывалась высокой порослью травы. Складывалось чёткое ощущение, что перекрёсток не тот, или маг сюда приезжал не к себе домой. Никакой тропинки и даже намёка на присутствие человека здесь не было, а может я просто не следопыт.

В итоге на то, что считалось у мага домом, вывел меня всё тот же случай. Посчитав, что идти до города уже поздно, первые сумерки должны были упасть с минуты на минуту, я решил углубиться в лес и подыскать место для ночлега. Проделал я около сотни шагов и уткнулся в огромное дерево, ствол которого был необъятным, а высота терялась в кронах зелёных соседей.

Я вздрогнул всем телом, когда меня вдруг окликнули, причём звук шёл сверху. С ужасом я поднял глаза и увидел человека, который спускался по верёвочной лестнице. Первой мыслью было то, что я набрёл на логово лесных разбойников, но всё оказалось намного прозаичнее.

Предо мной стоял мужчина средних лет, крепкого телосложения, который улыбался широкой неподдельной улыбкой. Он располагал к себе с первых минут знакомства. Знаете, когда выходишь из темноты на ярко освещённое место, испытываешь приятную гамму чувств, которая покрывает тебя мурашками, заставляет жмуриться и ощущать неожиданную радость. Так вот, этот человек с дерева был тем солнечным местом.

Наше знакомство было сумбурным, а с моей стороны ещё и невнятным. Я так и не смог с первого раза объяснить цель своих поисков. Человека, спустившегося с дерева, звали Адарган, и, слава Небесам, он был тем самым магом, который оказался отзывчивым пассажиром на пути того конного экипажа.

Оказывается, здесь, в лесной глуши, наверху разветвления ствола, был испытательный полигон Адаргана. А сам он жил неподалёку от ГОРОДКА, КОТОРЫЙ Я УСПЕШНО МИНОВАЛ. «Понимаешь, Тамора, городские жители, да и люди в общей своей массе, не очень приветствуют странности магов. Поэтому после пяти-десяти жалоб от соседей, я перебрался на лесную опушку, а потом и взобрался сюда», - рассказывал мне маг.

Адарган – доброй души человек, магистр боевой магии, состоящий на службе в местных войсках. Так как никаких конфликтов у государства не было последние пятнадцать лет, а маг не отличался воинственным характером, посвятил он себя изучению внутренних процессов магии в человеке. Как он говорил: «Чтобы из человека вышел толк, в него следует вложить этот самый толк, будь он неладен! Вот я, как твой учитель, должен в тебя вложить всё, что знаю сам, но не отвлекаться на мелочи, до которых ты дойдёшь самостоятельно... Также и с искусством магии: нам даются общие законы ворожбы, а до мелких нюансов мы доходим сами. Мне же стало интересно заглянуть ещё глубже...».

- Всё, ребята! На сегодня, думаю, достаточно. Пока описывал дорогу выложился по полной, надеюсь, вы прочувствовали дух странствий.
- Да уж, но на мой непритязательный вкус пыль была лишним ингредиентом в твоей истории. До сих пор ощущение, что она скрипит на зубах.
- Ха, насчёт этого не переживай, дорогой Айренд! Этот эффект достался только тебе, остальных встречал обычный лёгкий ветер с душистым запахом полевого разноцветия.
- Ну, спасибо учитель, умеешь ты угодить! Ладно, пойду почищу зубы, может, этот зуд на дёснах пройдёт.

Пожелав всем спокойной ночи, я предупредил любителей прогулок, что завтра будет ливневый дождь до самого вечера. На что они согласно закивали и ответствовали, что останутся дома. «Вот и отлично, будет кому заняться уборкой в доме!» - произнёс я в полголоса сквозь усмешку.

Вечер 4. Мысли имеют свойство материализовываться

Воображение – главный инструмент,
Искусство в деле магии.
Для кого-то ум лишь рудимент,
Для тебя – самовыражение.

Невозможное творишь подчас,
Потоки направляя силы.
Так создавай без лишних фраз,
Лишь подумав молчаливо.

Увидишь, всё получится по взмаху,
По мановению руки.
Сконцентрируйся, ненужно страхов.
Сосчитай: и раз, два, три.

На ужине активничали только дети, которые почти не участвовали в уборке помещений. А вот взрослые сидели с видом мучеников каторжного труда. Глядя на них, было даже их чуточку жаль, но с другой стороны труд облагораживает человека. А то привыкли, что всё у них слуги выполняют, скоро в конец забудут, как пыль выметается.

Единственное, чем я мог взбодрить этих обиженных на весь тёмный мир, это продолжить свой рассказ, который сулил слушателям раскрыть некоторые тайны воплощения чудес магического заклинания. А почему бы и нет, само по себе знание не несёт практической пользы, а близнецы кое-что будут понимать, вопреки отцовскому запрету.

- Итак, моё обучение под началом Адаргана продлилось немногим больше года. Он и впрямь постарался поделиться всем, что знал сам. Только многое из того было лишь теоретической информацией, для которой ещё следовало найти применение.

Мой новообретённый учитель был не только маг-пацифист, но и философ, и физик, и, Небеса знают, кто ещё. Практически всё, что он изобретал для боевой магии, являлось только пространной теорией, сводившейся к чертежам и рукописям. Нет, я не хочу сказать, что Адарган не умел применять магического искусства, ведь не зря он был титулован знаком магистра боевой магии. Просто ему интересно было поговорить о вещах запредельных и недоступных для смертных тёмного мира.

Спустя сотню лет я мысленно благодарил мага, спустившегося с дерева, так как именно его слова о рабочих процессах в голове помогли мне стать на голову выше почти во всех направлениях магического искусства. Только не спрашивайте почему прежде прошло столько лет, я же говорю, что Тамора был глуп и совершал подчас непростительные ошибки.

А теперь я хотел бы приблизить вас к пониманию самой главной составляющей ворожбы. И поверьте, это далеко не жезлы или фехтование ими, всё рождается в нашей с вами голове. «Тамора, друг мой, в магии нет ничего кроме тебя, твоя голова, твой ум и его воображение – вот что порождает ворожбу. Фантазия твоего ума — главный инструмент, а магический жезл лишь трость для опоры. Поэтому сделай всё, чтобы твоё сознание было чистым, а мысли сильными», – наставлял меня Адарган в первые недели обучения.

Увы, я так и не смог в полной мере воспользоваться полученным знанием. Всё-таки во мне бурлил юношеский максимализм. Мне нужно было всё и сразу, меня переполняли всяческие чувства, не давая опомнится, накатывала новая волна эмоций. И чтобы в моей голове воцарился хотя бы упорядоченный хаос, потребовались десятки лет. А тогда это было не больше, чем слова от очередного мага, который в моих глазах, хотел поумничать перед несмышлёным мной.

Каждый урок там, наверху раскидистой кроны дерева, был, как сказка на ночь, красивый сюжет с непонятными действующими лицами. Я слушал и согласно кивал в ответ на вопросительные интонации, я всё надеялся, что вот-вот мы начнём заниматься настоящей боевой магией. Только одна сказка сменялась другой, и я впал беспробудную меланхолию.

Если мне не изменяет память, то за тот год я разучил с дюжину боевых заклинаний, и это на фоне того, что Ракель дал мне в четыре раза больше. Но, я повторюсь, что я не осознавал всей важности услышанного из уст Адаргана, о чём смог пожалеть, лишь придя к пониманию сути незримых вещей.

«Только представь, Тамора, ты можешь отложить жезл, спрятать руки за спину и сотворить любое заклинание, доступное твоей памяти. Тебе нужно только вообразить результат ворожбы, представить, как ты размахиваешь руками в такт свершению магической единицы, и вот, оно уже пред тобой... С твоим потенциалом, который виден без каких-либо ритуалов, ты сможешь творить чудеса в считанные секунды, но это позже, пока что твой сметенный ум слишком взбудоражен, чтобы приблизиться к спокойствию. А ведь именно спокойствие — ключ к силе», – говорил учитель, глядя прямо мне в глаза.

Дважды за время обучения у Адаргана мне удавалось смагичить без жезла в руках и один раз без взмахов руки. Помнится, он даже связывал их у меня за спиной, и я мог полдня проводить в попытках хоть что-то сотворить. Кроме солёного пота, который стекал со лба от моих умственных потуг ничего не выходило. И только раз, каким-то чудом, удалось выполнить простенькое заклинание ветра, после которого мы с учителем два дня ремонтировали крышу его домика на дереве.

Просто ветер требует указания направления, что и делает маг, обладающий жезлом или посохом. А так как я был связан и сидел с запрокинутой головой, удар заклинания обрушился на хлипкую крышу. Я истерически покатывался от хохота, не давая учителю снять путы. Меня переполняла радость от успеха и разрывал смех от результата содеянного.

Краешком сознания я понял суть произошедшего, но этого было мало. С того раза я проводил часы и дни в попытках сделать хоть что-то без магических пасов руками. Раз от раза я лишь больше злился на себя и ненавидел учительский подход к обучению. О каком спокойствии могла идти речь, если постоянным спутником моего болезненного взгляда стал нервный тик. Внутри меня клокотал сгусток силы, который не мог найти выхода...

В итоге Адарган в один прекрасный день сказал, что ему надо покинуть страну, и он не знал, когда сможет вернуться. Мне оставалось только покинуть его и отправляться на поиски новых приключений на свою магическую задницу. Помню, как он посмотрел на прощание и промолвил: «Береги себя, того, кто живёт в тебе и верит в чудеса! И помни, не добившись спокойствия мысли, тебе не получить силы в действии. Только твоя голова решает, как распорядиться энергией, и только ты стоишь на пути правильного решения».

Осмотревшись, я молча указал глазами Айренду на близнецов, которые сосредоточенно смотрели в камин. Они даже пытались завести руки за спину, а их маленькие губы беззвучно что-то бормотали. Эта картина потрясла меня до глубин моего сердца, вызвав искреннее умиление на лице.

- Смотри-ка, эти крохи решили нас поджарить. Эллай! Таллия! Может, хватит уже? Рассказ закончился, а, значит, пора спать.

Анакса только сейчас заметила, куда мы так пристально смотрим, а, увидев детей, расхохоталась. Видимо, мать позабавили попытки подражания малышей сотворить чудо магии. В отличие от отца, который знал, что усердие, помноженное на желание, может компенсировать и опыт, и знания.

Перед тем как гости отправились спать в свои комнаты, я поймал на себе строгий взгляд Айренда, на который я улыбнулся в бороду и подмигнул ему вослед. Это была моя маленькая победа, так как мне удалось втянуть близнецов в игру под названием «Магия». В игру, где каждый участник по своей сути победитель, потому что награждён ещё на старте...

Вечер 5. А в море своя магия

Устав от странствий на пути,
Найдёшь пристанище у моря.
Ведь больше незачем идти.
Ты – штиль, так будь спокоен.

Здесь волны новых впечатлений,
Не будет времени на чудо!
И из сопутствующих болезней
Лишь тошнота под утро.

Обрести себя, найти бы сил,
Вернуться б к цели.
Когда бы горькую не полюбил,
Сохранил бы человека...

Дальше, распрощавшись с Адарганом, мой путь лежал на север. Собственно, с каждой милей я продвигался в этом направлении, удаляясь от каменных стен Невеллы. Там меня ожидало Зеркальное море, представлявшее собой бескрайнюю гладь воды до самого горизонта. Мысли об этом грели мою душу, но говорить о спокойствии было слишком рано.

До побережья я добрался к середине осени, я понимал, что где-то тут придётся остаться зимовать, хоть с новым наставником, хоть под крышей рыбака. Путешествовать на север, когда вот-вот наступит зима, не самое приятное из доступных занятий. Так что я решил разыскать городок покрупнее, где моя задница не будет так сильно мёрзнуть.

Ну, что же, спустя какое-то время любования морскими пейзажами, город нашёл меня сам. Это архитектурное безобразие вышло на меня из-за скальной гряды, поразив своим беспорядком цветов и форм. Обитель местных рыбаков и судостроителей звалась Мариннорд, столь выразительное имя и столь же неприветливая панорама.

После тщетных поисков мага я успел отметить, что жители в сравнении с обликом города имели опрятный внешний вид и доброжелательную улыбку, которая беспрестанно дежурила на их лицах. Хотя, казалось бы, северный край, продуваемый холодными ветрами, а вот посмотри-ка, что творит магия моря. Поговаривают, волны — руки Зеркального моря, а обитатели его глубин — мысли. И стоит выловить несколько сотен хороших мыслей, как сильные руки утянут горе-рыбаков на дно. «Чем не пища для размышлений?!» – равнодушно пробурлит море, заглатывая хлипкое судёнышко.

Слава Небесам, мне удалось устроиться работать помощником местного лекаря, который оказался невообразимо вредным стариком. Складывалось впечатление, что целительское дело портило всех своих адептов, либо притягивало только таких и никак иначе. Господин Кагрел, так звали моего работодателя, тоже имел улыбку Мариннорда, только она каким-то непостижимым образом сочеталась с угрюмо сведёнными бровями и колким взглядом.

Для начала мне доверили оставаться в лавке, оборудованной на первом этаже его дома. Скудный ассортимент из нескольких десятков трав и настоек мало кого интересовал из местных жителей. Зачастую лекарь готовил снадобье по заказу, что позволяло не держать лишнего товара и брать с больного вдвое больше, ссылаясь на занятость или недоступность компонентов.

Лишь немногим позже Кагрел разрешил присутствовать на лечении, объяснив своё решение тем, что я был на испытательном сроке, а теперь пора браться за настоящую работу. Было одно «но»: мне не разрешалось своевольничать, применяя магию, даже, если это спасёт жизнь больного. Сам же старик был обычный лекарь, без всякого намёка на ворожбу. Его спасало лишь отсутствие магов в радиусе дюжины миль.

В общем, вся эта ситуация загоняла меня в меланхолию, а позже в какое-то упадническое настроение. Моментами я думал, что если пойдёт так и дальше, то мне не пережить эту зиму. Ещё до первых метелей я пытался выходить за черту города и повторять разученные заклинания, но потом погода внесла свои предательские коррективы, и я совсем поник.

С тех пор я стал завсегдатай местных питейных заведений, которыми пестрило побережье, встречавшее моряков. Видимо какая-то часть моего сознания решила сдаться, и я просто напивался. А так как я раньше не позволял себе алкоголя крепче ячменного эля, то от креплённого вина или местной браги, под названием морская пена, быстро проваливался в спасительное забытьё.

Нет, это не было запоем, каким его видят люди со стороны. Я по-прежнему работал в лавке Кагрела, ходил с ним спасать жизни или провожать в последний путь, а вечером вновь заливал мысли от безысходности. И всё бы так шло и дальше, до самой весны, если бы не одна встреча, перевернувшая во мне юного мага с ног на голову. Именно там, где-то на побережье Зеркального моря, осталась отправная точка всех последующих злоключений, которые своими щупальцами затянули задницу Таморы в тёмную бездну.

Каждый раз, когда я упоминал в рассказе свою задницу, детишки не могли сдержать смеха, указывая пальчиками в сторону моего седалища. А я и рад, что им в столь малом возрасте недоступно понимание многих проблем, которыми пронизана жизнь любого человека, находившегося в постоянном поиске, испытывающего голод во всех его проявлениях.

- Вот так вот, закончим на сегодня. Надо, чтобы в моём повествовании зависла интрига, а то разбаловал я вас, раскрывая всё в один вечер.
- Так же нечестно, Тамора! Вот о каком сне может идти речь, когда остаётся думать, что с тобой случилось дальше...

Не ожидал, что Анакса воспримет мою историю столь близко. Да так, что с нотками возмущения отчитала меня, как провинившегося сына. Я даже слегка напрягся, но потом улыбнулся, вспомнив, что я старик и дальше сюжет из прошлого обязательно приведёт к настоящему сегодня.

- Кстати, к нам завтра прибудет Син Танг, так что думаю вечером он даст возможность мне отдохнуть, и поведает свою историю из жизни дрессировщика. Уж поверьте, ему есть что нам рассказать...

Ну, а такому повороту были рады только близнецы, которые пищали от восторга, ожидая увидеть очередное чудовище с перепончатыми крыльями и ветвистыми рогами. Родители, напротив, переглянулись с видом обиженных детей, которых лишили сказки на ночь, не понимая за что их наказали.

Вечер 6. История Син Танга: яйцо Дарконы

А высота — дорога в небо,
И нет разметки на пути.
Если ты сердцем будешь смелый,
То, оторвёшься от земли.

Не любит небо посторонних,
Когда вторгаются в него.
Держись в седле, будь осторожней,
Беду накликает яйцо.

Как я и обещал, ближе к вечеру в доме у горы случился ещё один гость. Этот новоприбывший не любит верховую езду, к коей мы привыкли, предпочитая передвигаться на волшебных существах. То ли ему нравится внимание окружающих, то ли просто ему без разницы на чём добираться.

Вот и на этот раз вместо того, чтобы, как все нормальные люди оседлать лошадь, он восседал на мохнатом пауке, на существе под несколько сотен килограммов, шерсть которого лоснилась в лучах закатного солнца, а желваки по полметра внушали трепещущий ужас, истекая липкой слизью. Именуется эта прелесть паутонном, передвигается он с особой грацией, мастерски управляясь всеми восьмью суставчатыми лапами.

Естественно ещё до сумерек с позволения Айренда, на чудовищном пауке покатались все, даже Анакса, которая при первой встрече смотрела на паутонна с опаской, выглядывая из-за плеча супруга. Вконец загоняв паучка, мы отправились ужинать, предварительно напугав Син Танга платой в виде истории из жизни. И каково же было наше удивление, когда неразговорчивый дрессировщик волшебных зверей смог красочно поведать случай, который обошёлся без моего участия.

Я человек, которому не свойственно красноречие, оттого мне проще общаться с животными. Понимаете, они в отличие от людей умеют понимать без слов, точнее, без лишних слов. Если ты любишь существо всем сердцем, проявляешь к нему должное уважение, то и оно ответит тебе тем же.

С человеком такое не пройдёт, обязательно произойдёт какая-нибудь гадость, которая встанет между вами. Людские обиды, ненависть, меркантильность, и ещё, Небеса знают, что может убить ваши отношения. А зверю, к счастью, недоступны грязные чувства, те, о которые так просто испачкаться и уже не отмыться в глазах другого.

Вот взять моего паутонна Ровера – мы понимаем друг друга без слов, а то что ему недоступно, то и не стоит его просить. Мы же не заставляем лошадей карабкаться на деревья лишь оттого, что нам нужно достать яблоко, а подняться самим просто лень. Вот и я не стану летать на пауках и плавать на дракондоре. Кстати, о последнем и пойдёт речь в моём рассказе.

Как-то в разговоре с друидами случилось мне познакомиться с новым существом, которым оказалась птица даркона. Об этих пернатых мало что известно по сей день, ведь селятся они на высоте недоступной обычному человеку, а гнёзда их располагаются на выступах отвесных скал. И, быть может, я бы пропустил эти байки бородатых травников, но, по слухам, дарконы умеют подражать человеческому голосу. А кому ж не захочется завести говорящую птичку, которая ко всему и сама по себе редкость дикая.

Тогда я только делал первые шаги в деле дрессировки, хоть и был неплохим боевым магом. Это сейчас мой зверинец насчитывает около двух сотен в той или иной степени волшебных существ. А тогда у меня были два кокона с паутоннами и один подрощенный дракондор, который только становился на крыло. Это крылатое чудо получило имя Летибертси, что с древнего языка гномов означало «не боящийся высоты». Чем не кредо для летающего дракона?

Вот с ним то мы и отправились на западные окраины материка, где был скалистый массив, облюбованный дарконами. Пришлось брать минимум снаряжения и припасов, чтобы в короткие сроки настигнуть место гнездовья. Хотя, помнится, всё равно пришлось дать полдня отдыха дракондору, чтобы восстановить силы. Шутки ли преодолеть больше тысячи миль за световой день!

Оказавшись на месте, я и не думал, что высота гнёзд настолько велика. Те самые выступы терялись в облаках, лишь изредка выдавая себя потёками птичьего помёта. Так что задача была далеко не из лёгких, так как я не мог налету взять яйцо, да и высадиться было практически нереально. Это сейчас я понимаю, что мне повезло, хотя бы в том, что яйца откладывались именно в это время.

В общем, решено было брать максимальную высоту и выбирать просторную площадку для высадки. Если даже там не окажется гнёзд, будет возможность спуститься ниже по верёвке. Снарядившись, мы начали постепенный подъём по крутой спирали. Каждый взмах, каждый круг возносил нас к облакам. И вот мы прорвали белую простынь, оказавшись средь сотен даркон, взиравших на нас с немым удивлением.

Кстати, я тогда даже не догадывался, что эти птицы проводят всю жизнь в молчании. Главным инструментом для общения с сородичами является жестикуляция крыльями и головой. А вот подражание человеческой речи лишь побочный эффект сожительства с нами, который я пока не готов объяснить.

Но вернёмся к полёту. Мы с Летибертси достигли одного из скальных пиков, незанятого гнёздами. Пришлось садится прямо на острые выступы, а иначе мы могли привлечь лишнее внимание у пернатого сообщества. Здесь же, затянув верёвку на каменной глыбе, я и начал свой спуск.

Из снаряжения у меня был небольшой заплечный мешок и кинжал длиною с локоть. Последний брался скорее из страха быть забитым родителями невылупившейся дарконы. И даже не знаю, помогла ли моя интуиция или нет, но первый же удар мощного клюва пришёлся в запястье, отчего кинжал устремился к подножью скал.

Возможно, я бы справился с одной или двумя взрослыми птицами, но непостижимым образом налетели ещё с десяток, окружив меня на треугольнике уступа. Верёвка хоть и была предусмотрительно привязана к другой руке, была скорее удавкой, за которую, то и дело, потягивали парочка самых смелых защитников гнезда.

Мне пришла бредовая мысль схватить яйцо и, оторвавшись от уступа, попробовать вырваться к плоскости скалы, а там будь что будет!

В итоге, мне никто не помешал погрузить драгоценное яйцо в мешок, но и расступаться никто не спешил. Поэтому, издав протяжный свист, я попытался окликнуть дракондора, а сам тем временем пошёл напролом пернатой стены. Двое-трое с глухим клёкотом упали вниз, хлопая крыльями, а моя тушка пронеслась над скальной громадой и с щёлкающим звуком спикировала навстречу земле.

Эти гады перебили верёвку, истрепав её клювами, и, конечно же, она не выдержала моего веса. Я летел бесконечных четыре секунды, пока не почувствовал, что массив скал удаляется в сторону. Оказывается, мой Летибертси подхватил меня меж крыльев, а я, находясь в шоке от падения, даже не почувствовал твёрдый панцирь спины. Так и лежал в позе эмбриона, сжимая яйцо руками и ногами, словно заботливая мать.

Немного оклемавшись, я поднялся и заметил погоню из пяти даркон, которые не без успеха нагоняли меня. Честно, я до сих пор не могу сдержать смеха, вспоминая ту погоню. Через полчаса трое самых выносливых взмыли вверх и, поравнявшись с дракондором, просто опорожнились на нас, и повернули в обратный путь.

Вот так мы и добрались домой, покрытые птичьим помётом с ног до головы, но непобеждённые и довольные собой. Мой спаситель Летибертси был тщательно вымыт, и в благодарность за мою жизнь неделю питался лучшей бараниной. А даркона из яйца получила соответствующее имя — Намсилат, что значит «хранящая жизнь».

На этом Син Танг, сделав паузу, отвесил лёгкий поклон, какой возможен лишь сидя за столом. И что-то мне подсказывало, его история произвела не меньший фурор среди гостей, чем мои воспоминания. Особенный восторг читался на лице маленькой Таллии. Острый сюжет описываемых приключений на высоте прогнал с обоих близнецов всю сонливость.

Вечер 7. Случайность или предначертанная встреча?

Только не вещай мне о случайном,
Как-будто верить тысячи причин.
Не говори, что лишь в отчаяньи
Судьбу узнать из тысячи личин.

А всё предначертано задолго,
Когда ты ещё в колыбели.
Так что не кричи с порога
И не устраивай истерик.

Пусть случайной будет встреча,
Судьбины рок здесь ни причём.
Ведь чудесами здесь не лечат –
Любовь предстанет палачом.

Хорошо то, что хорошо кончается. Только вот до конца моей истории было слишком далеко. Собственно, я приблизил слушателей к началу главных событий, всё остальное была лишь прелюдия, целью которой было разогреть интерес в гостях и подвести к пониманию происходящего.

Однажды после работы я как обычно направился в кабак на берегу, уж очень мне приглянулась местная публика. Там постоянно крутились какие-нибудь моряки, охочие до пьяной потасовки, и капитаны судов дальнего следования. И название у этого заведения было соответствующее, то ли «Дыра морского демона», то ли «Демон из морской дыры».

Так вот, успел я тогда только заказать бутылочку вина, как в помещение вошёл капитан при форме. Это был огромный человек, плечи которого едва втиснулись в дверной проём, а рост вынудил совершить лёгкий поклон, который не лишён был достоинства. Стоило ему очутиться в круге света масляных ламп, как я разглядел немолодое лицо, испещрённое шрамами и морщинами, и невзирая на них, морской волк был чисто выбрит.

Крепкой поступью он приблизился к стойке, и лишь тогда я разглядел юную девушку, что до сих пор скрывалась за широкой спиной. В тот миг я позабыл обо всём, даже о том, где находился и что собирался сделать. В каком-то немом исступлении я пожирал это создание своими глазами. Жаль, что магия далеко несовершенна в делах сердечных. Я не могу передать ту гамму чувств, что переполняла меня, а слова — это только слова.

Завсегдатаи провожали взглядами самого капитана, негромко переговариваясь меж столиками. Девушку замечали редко, и, обратив внимание, быстро отводили глаза. Похоже, я был один из пары десятков посетителей, который беспрестанно любовался хрупким существом с чёрными локонами волос. От созерцания меня отвлёк неслабый тычок в бок, от которого я тут же закашлялся, оказалось мой приятель из рыбаков, уже несколько секунд пытается докричаться до моего сознания.

Мой задыхающийся кашель, переходящий во всхлипы, привлёк внимание многих, вызвав одобрительный гогот. Среди общего внимания я встретился с глазами незнакомки, которая так и держалась позади бывалого моряка. О, Небеса, что это были за глаза! Их можно сравнить лишь с морской гладью после шторма, когда спокойная вода принимает тёмный оттенок голубого, когда буйство стихии сменяется спокойствием лёгкой волны.

Последним ударом в сердце бесшабашного Таморы стала её улыбка, адресованная лично мне. И это было сродни материнской любви. Меня окутало давно забытое чувство нежности. В глазах щипали слёзы, которые примешались к тем, что проступили в приступе кашля. И, послушайте, о какой выпивке может идти речь, если твоя голова в один момент наполнилась образом улыбающейся девушки с глазами моря?

Весь вечер я так не притронулся к купленному вину, с радостью поделившись с товарищами по столику, ожидая от них хоть толику информации о возникшей паре посетителей. Конечно, многого я и не ожидал, но и услышанного было предостаточно, чтобы утолить первый приступ информационного голода. И, если отбросить незначительные мелочи, озвученные раскрасневшимися моряками, то выходило, что капитан — это отец девушки, и появляются они здесь раз в полгода, пересекая Зеркальное море и Широчайший залив. Мужчину звали Лом Дрейф, и ходил он под парусами крупного сухогруза «Марианна», названного в честь его погибшей жены. О дочке же не было известно ничего, она никогда не заговаривала с местными и старалась держаться в тени отца.

Эта ночь была первой за долгое время, когда я ворочался совершенно трезвый и без особых на то причин. Мой хаос, царивший в голове, смущённо потеснился в сторону, занимая отдалённый пыльный угол сознания. А на переднем плане, во всей красе, кружил хоровод из мыслей о капитанской дочке, средь которого стояла виновница буйства чувств.

Утром Кагрел заметил мой потрёпанный вид, но удивился, что от меня не пахнет алкоголем, о чём не преминул спросить. Видимо, мои вечерние попойки в течение месяца стали некой традицией, и видеть меня с потухшими глазами в совершенно трезвом виде для лекаря стало неожиданностью. «Уж не заболел ли ты? Тамора, что случилось, может, старик Кагрел сможет как-то тебе помочь?» – запричитал он.

Отбиться от напористых расспросов Кагрела оказалось невероятно нелегко, особенно в моём состоянии. Так что я не стал тратить силы и поведал о встрече в стенах «Демона из морской дыры». И что вы думаете?! Этот старичок ухмыльнулся складками морщин, и, подмигнув мне, выдал: «О, мой юный друг, твой диагноз слишком распространённая болезнь средь твоих ровесников. И девушка та, лишь твоя инфекция... Да-да, нет сомнений, это любовь и ни что иное».

Впрочем, я и сам догадывался о симптомах своего недуга, но столь яркие чувства меня одолевали впервые. Если уйти от терминалогии Кагрела, то я и раньше испытывал нечто подобное к противоположному полу, но то скорее была симпатия. Сейчас же одна только мысль о встрече с тем дивным созданием заставляла моё сердце биться чаще и чаще. И надо было же влюбиться именно в этот нелёгкий период жизни, и в дочь капитана из нездешних мест.

Из моего скудного описания старик лекарь понял кто посетил прибрежный кабак и возликовал, потирая ладошками. «Тамора, это же господин Лом Дрейф! Он – редкость в наших краях, и к тому же постоянный мой клиент. Понимаешь, это значит, что на днях он заглянет в лавку для заказа на несколько тысяч серебряных монет. Таки нам везёт! А дочку его можешь забыть – больна она рассудком. Никто в целом свете не в силах ей помочь... Но если станет тебе оттого легче, то зовут ту девушку Лилианна. Беда приключилась с нею, когда они с матерью попали в шторм на отцовском судне».

У меня всё оборвалось внутри и лавиной покатилось в тёмную бездну. Я не знал, как отреагировать, но уже мыслями оплакивал судьбу девушки, которую полюбил ни головою, но сердцем. Как мне дальше поступить и что делать я не представлял. Воспалённое сознание било в набат, разрывая связи с реальным миром.

- Ладно, хорошие мои, на сегодня покончим с историей и отправимся на поиски прекрасных сновидений. Уж больно тяжко идут последующие сюжеты минувшего… Надеюсь, вы пожалеете старика.

Конечно же, в последнюю фразу я вложил нотки самоиронии, хотя мыслями и правда переживал вновь события того времени. А ведь это было три сотни лет назад, а всё ещё живо в моей памяти, затаилось в уголках сердца, которое уже вряд ли полюбит кого-то так безнадёжно и без остатка. Сердце, спрятавшись под старыми рёбрами, стало просто мышцей, которая гоняет кровь, заставляя жить и помнить.

Вечер 8. Последний шанс, и сотня попыток до него

Любовь творила чудеса и не с такими.
Магия не шла в сравненье с ней.
И видеть истину начнут слепые,
Глухой услышит в тот же день.

Главное, взаимных чувств добиться,
И тронуть сердце чрез любовь.
Ведь она в руках, как птица, –
Не терпит металлических оков.

Судьба не ограничила попытки,
Так почему бы не добиться своего?
Есть шанс, хоть он и зыбкий,
Но перед ним попыток миллион!

- Дедушка Тамора, а почему у меня не выходят заклинания? Я же сын мага, и у меня есть потенциал к ворожбе. Да вот только ничего не получается. Я полдня потратил на Таллию, чтобы превратить её в жабу...
- О, мой маленький магистр тёмных свершений! Магия не терпит выскочек и не даёт шанса слабым, поэтому между исполнением твоих желаний всегда будет сотня-другая попыток... И, Эллай, не стоит начинать ворожить на собственной сестрёнке, как бы она к тебе ни относилась! Запомни раз и навсегда: ваша сила в единстве!

Ох уж эти дети!.. Они считают, что магия решит их проблемы, даст власть над реальным, но всё наоборот. Магическое искусство до последнего будет твоей проблемой, оно будет держать тебя во власти возможностей. Лишь единицы избегают искушения, остальные пропадают или сходят с ума.

Хотя даже у сумасшедшего есть шанс отказаться от навязанных иллюзий, прийти к свету из тьмы забвения. Но для этого нужна великая сила воли и безграничная жажда жить, а эти два компонента – редкость в юной голове недомага. Наверно, мне повезло родиться в относительной гармонии с собой, которая, как на чаше весов, постоянно клонила меня к свету, не давая погрузиться во мрак безрассудства.

- Тамора, к столу! Уже не терпится узнать, что ты сделал после слов Кагрела о болезни Лилианны. Уж на что я не падкий на лирические истории, и тот не смог сдержать эмоции...
- Иду-иду, Айренд, только детей соберу. Кажется, они решили поселиться на ветвях деревьев. Эх, всё-то надо им попробовать, всё-то им надо...

Безусловно, слова старого лекаря произвели на меня неизгладимое впечатление. Было ощущение, что во мне образовалась дыра, которая своими рваными краями уже зацепилась за сердце и частично втянула душу. Это, как клякса чернильного пятна, которую уже невозможно стереть без последствий, либо ты её размажешь, либо она высохнет грязной лужицей.

Было в моём состоянии что-то сродни безысходности, хотя другая половина Таморы, напротив, воспылала надеждой. И, знать, Небеса были на моей стороне, раз я не пал духом в первый же день. «Почему бы не попробовать, ведь хуже, вероятно, уже не станет! Почему бы мне не рискнуть, хотя чем, собственно, я могу рискнуть, кроме своей малозначительной жизни...» - размышлял я тогда.

В конце рабочего дня я уточнил адрес, по которому капитан «Марианны» останавливался в Мариннорде. Оказалось, среди местной аристократии у них с дочкой была родня, то ли троюродная бабка, то ли двоюродная тётка. Наверняка, было известно, что команда размещалась в прибрежных тавернах, а Лилианна и её отец гостили у дальней родственницы в течение одного месяца. За это время корабль приводили в порядок, а его трюмы набивали всевозможными товарами и продуктами, работами ремесленников и предметами искусства.

Мной было решено наведаться в особняк и снискать понимания у отца девушки. Как знать, быть может, ни такой он уж и суровый, этот морской волк. Нужно было шевелиться, пока теплится надежда, пока любовь даёт мне силы верить. Но первый раз разговор с Ломом Дрейфом состоялся гораздо раньше, уже на следующий день прямо на рабочем месте.

- Доброго дня, молодой человек! А как бы мне увидеть господина Кагрела? Меня зовут капитан Лом Дрейф, я хочу сделать очередной заказ лекарственных средств.
- Добрый день, благородный Лом Дрейф! Рад нашему знакомству, я — Тамора, работник под началами лекаря Кагрела. Я буду готов принять ваш заказ в точности с вашими пожеланиями. Сам господин будет намного позже, так как он отбыл в соседний город для лечения тяжело больного.
- Хорошо, Тамора! Тогда, если тебя не затруднит, сделай две чашки чая и приготовь письменные принадлежности, нам предстоит долгая работа. И, канат мне в зад, если мы управимся хотя бы за пару часов. Именно столько мы тратили с этой старой каракатицей.

Да уж, капитан не соврал, мы просидели за столом больше двух часов, а я исписал три листа бумаги. Вот где и пригодились навыки, полученные в застенках поместья рыцаря Малорпана. Кое-какие названия я слышал впервые, поэтому записывал под диктовку, а кое-что вовсе пришлось описывать в компонентах и симптомах.

Когда весь чай был выпит, а списки убраны за прилавок. Лом Дрейф поднялся из стола и хотел было попрощаться, но я, неожиданно для самого себя, начал разговор о Лилианне: «Господин Лом Дрейф, не уделите ли несколько минут своего драгоценного времени в частном порядке. У меня нет мочи держать это в себе, если Вы не выслушаете это сожрёт меня изнутри. Кому как не Вам понять порыв юного сердца, что бьётся волнами о борта моего бренного тела...».

На последней фразе этот великан прервал мою тираду, беззлобно усмехнулся и приглашающе указал на покинутые стулья. В его глазах читалась игривое любопытство, которое никак не вязалось с жуткими шрамами на лице. Я до последнего момента не понимал, что мне ожидать от капитана, готовиться ли мне замертво пасть от меча, либо услышать одобрение и поддержку.

Глупо считать, что человек лишён страхов. Даже если он говорит об этом во всеуслышание, то знайте, что сейчас, стоя пред вами, он боится признаться в страхе самому себе. А я никогда не считал себя героем, и страхов у меня было побольше, чем пальцев. Тогда, открываясь перед отцом Лилианны, мои кишки сворачивались в морской узел, а сердце готово было проломить темницу рёбер.

Мне казалось, что я уже час говорю, боясь остановиться и услышать ответ Лом Дрейфа. А он за всё время лишь покачал головой и согласно кивнул, когда я восхищённо описывал красоту его дочери. Потом-то я понял, как ошибался насчёт времени, ведь прошёл даже не один, а два часа. Поражаюсь, как этот просоленный морскими ветрами человек, смог выдержать эту романтическую чепуху, остаётся только позавидовать его хладнокровности и выдержке.

Наконец-то мой запал погас, и ничего иного не оставалось, как замолчать и выслушать. В тот момент, казалось, что тишина звенит от напряжения, а в моих ушах вот-вот порвутся барабанные перепонки. Стоило капитану начать говорить, как у меня всё внутри сжалось, как будто мне зачитывали приговор, стоя у эшафота.

«Юноша, ты очень красиво говоришь, и, нет сомнений, что тобою движет любовь... Но, побери меня демоны всех морей, я не знаю, как тебе ответить на это признание. Я уважаю твой выбор и восхищаюсь высотой твоих чувств, но она больна... Пойми, я хочу, чтобы моя дочь была счастлива, как и другие...». Он хватил кулаком по столу и продолжил поникшим голосом: «Только я потратил почти десять долгих лет, чтобы отыскать лекаря, готового исцелить Лилианну. И, рвать ветрам меня на мачте, их нигде нет! Все встреченные мною сплошь шарлатаны, их удел – понос и сопли...». Задумавшись на какой-то момент, он вскрикнул: «Тамора, я даю тебе слово благородного человека, что не оставлю тебя в этой беде. Завтра, позже послезавтра, ты получишь ответ».

Так и случилось, Лом Дрейф заглянул в лавку Кагрела через день. Старый лекарь расплылся в улыбке, встречая дорогого посетителя, на что капитан лишь ограничился приветствием, и попросил оставить его с помощником наедине. Кустистые брови старика взлетели на лоб, но перечить ценному покупателю не стал, и он поднялся на второй этаж.

«Здравствуй, Тамора! Я поговорил с Лилианной, и она готова встретиться с тобой для знакомства. Хочу, чтобы ты знал, она забудет о тебе на следующий же день. И это не моё повеление отца, а её проклятие. Из-за одолевшего недуга, гнить ему на дне, она не запоминает никого и ничего после того случая. Лилианна помнит меня и мать, всех кто был до кораблекрушения, но другие уже на следующий день забываются…» – поведал он мне на одном дыхании. Подумав, капитан добавил: «Знай, если ты её обидишь, то кормить тебе рыб на морском дне. Ну, а пока у тебя есть сотня попыток до последнего шанса! Скорее всего, мы задержимся в Мариннорде до потепления, так что пользуйся моментом...».

Я как стоял, так и рухнул на колени перед огромным Ломом Дрейфом. По моим щекам катились горячие капли слёз, это были слёзы облегчения и благодарности. Ведь моя надежда оправдала себя, и я уверовал в силу желаний. Магия была повсюду, и в морской пучине, и в чувстве любви, и в наших головах.

- Всё, мои хорошие, на сегодня я исчерпал свои сердечные нервы. Но буду готов продолжить уже завтра. Кстати, пока я ожидал возвращения Лома Дрейфа, я написал стихотворение. В ту ночь я не мог уснуть, и слова рифмованных строк рвались из меня. Какое же облегчение я испытал, записав их на бумаге...

Эти слова предназначались для Анаксы, у которой глаза были на мокром месте. Видимо, она слишком близко приняла произошедшее когда-то у Зеркального моря. И эффект не заставил себя ждать, девушка встрепенулась и посмотрела пронзительным взглядом в моё сморщенное лицо.

- Но почему мы его не услышали, ведь это самое важное. Ведь в стихах так сложно лгать о чувствах.
- Да, Анакса, ты права! Стихи о любви идут от сердца, и подчас пишутся кровью. Глупо было бы тратить живительную влагу красных чернил на самообман. Каюсь, и обязуюсь начать наш следующий вечер именно с того стихотворения.

Вечер 9. Контрольный выстрел в раненное сердце

У неё две крепкие руки и острый глаз –
Осечка или промах исключён!
Любовь ведь ранит сердце без прикрас.
Удар, свершённый палачом.

Она святая, но твой крест —
Ей быть с тобой до гроба.
Она оставила рубец,
Там, где находится аорта.

- Тамора, надеюсь, ты не забыл о своём обещании, начать сегодняшний вечер с того стихотворения?

Вот таким вопросом закончился наш ужин, которому бы перейти к чаю, а нет. Анакса буравила меня своими глазками, нависнув над столом с чайником кипятка. Интересно, если я сейчас отвечу отрицательно, есть ли у меня шанс свариться?

- Да, дорогая, я всё помню! Вурдалаки побери эту память! Конечно, вряд ли я смогу воспроизвести тот стих слово в слово, но обещаю постараться во имя всех романтиков тёмного мира.

Почему же именно сейчас и в это время?
Когда от снега меркнет свет,
Когда бы струны-нервы на пределе,
Порвутся вдруг, услышав «нет».

Искал спокойствие, чтоб совладать с собою.
Дошёл до моря, повстречал тебя.
Меня в глазах твоих накрыла с головою
Их синяя, бездонная волна.

Знать бы мне, что не откажешь сразу,
Тогда б тонуть наверняка.
Я ж под Луною, не смыкая глаза,
Жду лишь ответа от тебя...

В ожиданьи эту ночь дожить,
Увидеться б с рассветом.
Ты пойми мне без тебя не жить,
Ни на свете том и ни на этом.

Магия любви к тебе околдовала,
И от неё на сердце раны.
Ты улыбкой милой приковала,
Я на коленях, Лилианна...

Когда я замолчал, пауза слегка затянулась, и что-то мне подсказывает, все ожидали продолжения. Только мне пришлось их огорчить, ведь это всё, что смогло выдать моё воспалённое сознание той бессонной ночью. С порывами души и сердца всегда так, вот думаешь сейчас создашь нечто вообразимо величественное, а в итоге романтическая безвкусица, максимум, на пару дюжин строк.

Чтобы как-то разрядить обстановку, я откашлялся и состроил извинения на своём лице. Увидев некое подобие одобрения в глазах присутствующей дамы, я решил продолжить повествование. Вряд ли был шанс выйти со стихотворением на бис, не забросали объедками и то ладно, сочтём за признание юного таланта.

На следующий день, после той встречи с капитаном, я после работы направился к особняку, который оказался родовым гнездом фамилии Дрейф. Поместье было основано прадедом Лома Дрейфа и было в ведении его двоюродной тётки. Хозяйке повезло с племянником, приютившим родственницу взамен на поддержание старинного здания.

Я бы пропустил всю эту информацию, но встретивший меня придворный старался услужить не только в действиях, но и в речах. Он был единственным слугой, не считая повара и подсобного рабочего, что выполнял функции садовника, каменщика и других полезных в быту. Ну, а я для вида озирал великолепие винтажной отделки, настенные фрески и мозаичные витражи оконных стёкол. И при этом мои мысли были далеко не об искусной руке мастера, создавшей сие оформление. Я был погружён в план действий и фраз, которыми должен был привлечь внимание Лилианны, оставить о себе какое-то яркое воспоминание. А иначе она забудет обо мне раньше, чем наступит новый день.

Тут, в просторном зале гостиной, появилась мощная фигура капитана, которая была обтянута шёлковой рубахой сверху, снизу же были свободные брюки, на вроде тех, что носят моряки. Он протянул мне руку: «Здравствуй, Тамора! Лилианна спустится в мой кабинет через пять минут. Пожалуйста, следуй за мной. Там, вероятно, тебя заинтересует скромная библиотека из сотни томов, собранных мною по всему свету...». Я изобразил живой интерес на своём лице, хотя, видят Небеса, я никогда не считался книголюбом или книгочеем, но что ни сделаешь, чтобы выказать своё уважение к другому человеку. Моя тощая рука встретилась с его: «Здравствуйте, господин Лом Дрейф! Я буду рад ознакомиться с Вашим собранием книг. Жаль, но в моём распоряжении всего два языка, и наречия местных не в счёт».

Мы вошли в уютный кабинет, обставленный минимум мебели. Зато по стенам было множество карт, как сухопутных, так и морских путей. На мои лингвистические познания, он отмахнулся: «О, два — уже неплохо! Я, по правде сказать, владею лишь четырьмя, а на полках издания на дюжине всевозможных языков. И, поверь, я незнаком и с половиной содержания, по сути безделица, презент из заморских стран...».

Нашу светскую беседу прервал стук в дверь, который громом Небес разнёсся по кабинету и вернул нас к реальности. Моё сердце глухо отдалось под рёбрами и затихло, пока к нам приближалась хрупкая девушка с чёрными волосами, доходившими до очерченной талии. Ещё несколько секунд мне потребовалось, чтобы вспомнить, как нужно дышать прежде, чем я смог поздороваться с вошедшей Лилианной.

С трудом могу представить, что за мина была на моём лице, но уверен, и без того светлая кожа побелела до извести на стенах. А стоило мне начать говорить, как я убедился, что голос предательски дрожит, как и всё моё нутро: «Добрый вечер, госпожа Лилианна! Безумно рад видеть Вас воочию! Меня зовут Тамора, и я к вашим услугам». Девушка посмотрела с какой-то строгостью, как будто пытаясь вспомнить меня. Но стоило мне замолчать, как она улыбнулась всем лицом, и, сделав необычный реверанс, вопросительно посмотрела на отца.

Лому Дрейфу ничего не оставалось, как взять инициативу на себя и представить меня дочери: «Дорогая, это мой друг Тамора. Мы познакомились в лавке Кагрела, он сейчас помогает старику с лекарствами. Этот юноша видел тебя со мной в прибрежном кабаке и воспылал желанием познакомиться».

Лилианна — сама невинность, заливалась краской от смущения, то ли ей льстило внимание молодого человека, то ли она не могла вспомнить ни человека, ни встречи в кабаке. Свою реплику капитан Лом Дрейф окончил предложением: «Думаю сам Тамора нам поведает намного больше о своей жизни, как не ему знать о своём прошлом и представлять настоящее. Я с удовольствием бы послушал, но надо распорядиться насчёт ужина». Так капитан оставил нас двоих.

Честно, так неловко я ещё себя никогда не чувствовал. Боясь сделать лишнее движение, сказать неверные слова, я притворился статуей из камня. И, верно, так бы и стоял до возвращения Лом Дрейфа, если бы девушка лёгким кивком не указала на пару кресел перед письменным столом. Там, в мягком лоне кожаной обивки, удалось немного справиться с волнением.

«Тамора, быть может, Вы расскажете откуда прибыли в Мариннорд. Я слышу по Вашему говору, что Вы не из местных», – спросила Лилианна, и чистый хрусталь голоса разнёсся в тишине стен. Это были первые слова, услышанные мною, и, казалось, что её голос не мог звучать иначе.

Ну, что же, внутренне взбодрившись, я начал описывать места, где провёл своё детство. После перешёл на момент жизни в застенках рыцарского поместья и к другим похождениям в поисках магического наставника. И в тот момент, когда она хотела что-то спросить, постучали в дверь. В проёме показалась курчавая голова придворного, который приглашал присоединиться к господину Лому Дрейфу за столом.

Не в моих правилах заставлять человека ждать, и я поспешно поднялся из кресла, предложив свою руку девушке, скорее, в качестве жеста вежливости: «Думаю, история моей недолгой жизни потерпит некоторое время, чтобы внести пару-тройку свежих моментов. А вот Ваш отец, наверняка, не будет рад нашему опозданию», - проговорил я, сопровождая Лилианну к выходу из кабинета.

Далее, уже за ужином, наше общение сводилось к обсуждению моих успехов в искусстве магии. Причём я почти в нём не участвовал, поэтому и имел возможность беспрепятственно любоваться девушкой напротив. Мой взгляд фиксировал малейшее движение её тонких рук, самую тонкую мимику лица, в общем, я был поглощён изучением Лилианны. Эта благородная особа стала моей болью и счастьем, предметом обожания и вселенской печалью.

Покончив с трапезой, я имел честь продемонстрировать несколько простеньких заклинаний без вреда для помещения. Наверное, больший эффект произвёл шар огня, возникающий на раскрытой ладони. Конечно, это удивительно и поражает с первых секунд, только опасность зашкаливает, ведь стоило мне резко выпрямить руку вперёд, как из неё вырывался столб пламени. О последнем я благополучно умолчал в присутствии Лома Дрейфа, боюсь, моя бы задница не пережила пары десятков лет работы в лавке лекаря на благо реставрации фамильного особняка.

Вечер 10. Чудодейственное свойство рифмованных строк

Каждая строка, что пишется вручную,
Несёт в себе магический заряд.
К тому прибавь любовь слепую,
И силы пред тобою фолиант.

Ещё немного боли и печали,
Капли крови жил сердечных
И пред тобою вновь скрижали
Стихов, что всё излечат...

- А как же Лилианна? Как вы расстались тем вечером? Ты как-то намекнул ей о своих чувствах?
- Эх, Анакса, если бы тогда было всё так просто... Конечно, я открылся ей и встретил улыбку на тонких чувственных губах, но я также знал, что завтра она забудет о моём визите.
- Неужели этим и закончится ваша история? В тёмном мире столько чудес, и почему бы одному бы из них не возвращать память?
- Да-да, я задавался в те годы тем же вопросом. Я измучил местных лекарей, ища поддержки, но их удел банальная простуда. Единственный раз, когда появилась надежда на исцеление, это когда я прочёл ей свои стихи. А на следующий день она вспомнила, правда, не меня, но рифмованные строки, которые я с удовольствием озвучил повторно...
- Не может быть! Так, значит, стихи о любви к ней оказались тем самым чудом?
- Вероятно, только это не решало проблему. Я по-прежнему оставался незнакомцем изо дня в день. Хотя, если бы ты видела, как был счастлив её отец. Мне кажется, он готов был отдать всё, чтобы я писал для Лилианны... А я готов был отдать всего себя, лишь бы она помнила обо мне!

Анакса откинулась на спинку кресла и мечтательно прикрыла глаза. Сложно было представить, о чём думала её головка. Хотя, что тут гадать, любая девушка мыслит романтическими шаблонами, и, вероятно, она хотела счастливого конца для той зимней сказки.

- Тамора, но ведь и это не было концом? С твоим настойчивым характером, ты, наверняка, пошёл дальше в отношениях. Ты же что-то придумал, да?
- Безусловно, сдаваться было не в моих правилах, я даже продолжал тренировки по магии, что преподал мне Адарган. А отпускать искреннее чувство лишь оттого, что меня забывают, совершенная глупость. Хотя и любовь достойна невероятных поступков. Я не знал, как помочь Лилианне, а отведённый месяц был на исходе. Судно через несколько дней должно было отчалить, а моё сознание судорожно цеплялось за каждый миг, проведённый рядом с капитанской дочкой...

Странно, но раньше мне с Анаксой не доводилось поговорить вот так просто, по душам. И, наверное, дело не в том, что некогда, а в том, что не о чем. И вот, благодаря моим воспоминаниям, мы нашли точки соприкосновения. Это было, как помириться после долгой обиды, когда уже забылись мотивы ссоры.

В задумчивости, осмотрев гостиный зал, я отметил, что уже некоторое время нас подслушивали три пары ушей, которые разместились на диванчике позади. Благодаря размеренной беседе и треску сухих поленьев в камине, любопытствующие остались незамеченными.

- А мы вас искали, чтобы позвать к столу. Мы жутко проголодались, никогда бы не подумал, что хождение в гору так изматывает. Десять раз подумаю, прежде, чем в снова соглашусь посмотреть, где же берёт начало ручей.

Мы с Анаксой усмехнулись, всё-таки перед нами сидел Айренд — рыцарь меча, которому довелось стерпеть и не такое, и слышать его слёзные жалобы было просто умилительно. Всё-таки, как быстро люди отвыкают от физических нагрузок, когда вокруг придворные, готовые услужить, а в пути под задницей выносливая лошадь. А тут такой стресс ­– нашему благородию пришлось прогуляться у подножия горы, даже не карабкаясь выше.

- Хорошо, думаю, мы можем пойти прямо сейчас, конечно, если вам совсем неинтересно о чём идёт речь.
- Нам, скорее, слишком любопытно, поэтому мы минут пятнадцать не подавали признаков своего присутствия. Как видишь, даже близнецы замерли, прислушиваясь...
- О, да! Это прям-таки невероятное событие, которое должно быть вознаграждено. Поэтому предоставляю право решающего голоса оставить за детьми, как они решат, так и будет.

И кто бы сомневался, что Эллай и Таллия были против (уж точно не моя борода!). Так что прозвучавшее согласие было отмашкой к продолжению диалога. Всё-таки детское любопытство великая сила, где главное то, чтобы ребёнок искренне был заинтересован в происходящем. А этих малышей затягивали любые повествования, лишь бы там была магия или место подвигу. Если одному из них становилось скучно, то и второй не станет дослушивать и отправится на поиски более занятных дел.

- Так вот, о чём это я... Ах, да! Я решил пойти на некоторую хитрость, которая целиком и полностью заключалась в стихах. Если девушка помнила стихотворные строки, то почему бы не попробовать сочинять историю нашего знакомства, как-то обыграть моё появление в её жизни.
- Точно, ведь это отличная идея! Эффект сродни лекарственному средству, ты постепенно можешь вводить себя в неё. Только это нечестно, ведь каждое слово несёт двойной-тройной смысл, а ход событий будет зависеть от пера в твоей руке.
- Всё верно, Анакса! Только тогда, я не мог даже и подумать об этом. Мною манипулировали более возвышенные чувства, позволь я себе вольности, где гарантии, что магия стихов сработает?

Анакса, сидя в кресле напротив, виновато отвела взгляд в пылающий камин. А я, расправив морщины в улыбке, решил предложить присутствующим оценить моё первое стихотворение, которое стало ключиком к сердцу Лилианны. Все тут же встрепенулись и даже как-то выпрямились на своих местах. «...Только с одним условием: когда я окончу читать стихи, то мы отправимся ужинать. Мой живот уже требует жертвоприношений во имя утоления голода!» – закончил я своё предложение.

И был холод зимний, и согревался лишь вином.

Я гость здесь в Мариннорде, я в поисках набрёл.

Самой судьбой мой путь проложен через север,

Где у Зеркального морскую гладь встречает берег.

В отчаяньи души скитался по притонам.

В угаре забывал, что имя мне – Тамора.

Ища спокойствия вдали родного дома,

Я оказался у черты, безумтсия порога.

Нелепая моя судьба ­– просто спиться магу,

Как в штиль морской, дать опуститься флагу.

Внутри меня ещё боролась воля к жизни,

Но снаружи, тут у моря, я оставался лишним.

Ты лучом прорвала пасмурное небо,

Что в душе стоит прохладней снега.

Ты вошла не в дверь, а прямо в сердце,

В сумерках зимы позволила согреться.

В твоих глазах мой берег моря,

В отраженьи волн сидело двое,

Я на коленях пред тобою,

Прошу тебя, накрой же с головою.

Мне красота твоя, как воздух.

Для тебя я измениться смог бы.

Перевернул бы этот бренный мир,

Вверх чтоб горы, вместо дыр.

* * *

Я сном пребуду наяву,

Я буду гостем недалёким.

Не забывай меня, прошу,

И мной прочитанные строки.

Не отдаляй, прошу, меня,

И помни чудо встречи.

Катастрофично мало дня.

Как жаль, что день не вечен.

Я напишу ещё,

Прочту во вхожий час.

Вложу своё тепло,

Ради света твоих глаз.

Мне тяжело,

Когда не узнаёшь.

Когда лицо

Твердит, что это ложь.

И завтра тоже я

Приду вновь к Лилианне,

Ты вспоминай меня.

Любви моей,

да не угаснет пламень.

Конец стихотворения ознаменовался звонкой тишиной, которую изредка нарушало потрескивание в очаге, звучащее, как выстрел пушек. Слушатели были в некотором оцепенении, магия которого передалась и детям. Для приличия я выждал несколько секунд, обвёл собравшихся вопросительным взглядом и откашлялся.

- Ну, что же, мне кажется, теперь самое время отужинать. Уже который раз замечаю, что от воспоминаний аппетит приходит с какой-то нечеловеческой силой. Так что айда за стол, мои хорошие!..

Вечер 11. Море иногда мутит от нерадивых пассажиров

Море надо уважать,
С ним нельзя иначе.
Мало ли, что говорят
Люди, что рыбачат.

А тебе и не до шуток,
Когда вокруг вода.
В стихии пресловутой,
Мутит день ото дня.

Но проложили курс,
И паруса под ветром.
Ты в колоде ­– туз,
Да только ль в масти дело?..

Своими стихами я добился почти невозможного, но на этом магия лирического письма иссякла, хоть и зажгла огонь надежды в глазах отца Лилианны. Но как же обидно осознавать свою беспомощность пред лицом любви и веры, когда ты готов идти на жертвы, но не знаешь, что или кого принести.

«Если ты готов покинуть берег Мариннорда, то я с радостью приму тебя на борт «Марианны». Но, извини, Тамора, мы не можем оставаться здесь дольше и оставить Лилианну на поруки тётке, я не согласен! Так что если ты решишься, то у тебя будет вторая сотня попыток добиться большего, чем смог сейчас. Ведь ты достойный человек, и я благодарен судьбе, что она свела нас», – сказал Лом Дрейф в предпоследний день перед отплытием. И разве я имел право отказаться?! «Конечно, я отправлюсь с вами, и пусть Небеса помогут мне добиться большего», – ответил я, порывисто обнимая капитана, возвышавшегося над моей головой.

Слова Лома Дрейфа произвели на меня какое-то тонизирующее действие. По сути он признал во мне спутника жизни для своей единственной дочери. И в связи с осознанием этого факта, я ходил оставшееся время в самом приподнятом настроении, перенимая местную манеру улыбаться. Я хотел запечатлеть всё, потому что был уверен, что не вернусь сюда больше никогда. Сейчас понимаю, что моя интуиция не подвела, ведь прошло три сотни лет, а мои дороги даже ни разу не пересеклись с морским ветром Мариннорда.

В тот период я почти не отвлекался на стихи, о чём горько пожалел, будучи на борту судна. Как оказалось, моя сухопутная душа была уязвима к морской качке, и меня выворачивало при любом удобном случае. Шутки ли, но путешествие должно было занять две недели, и это при попутном ветре! А организм в таком режиме мог не дожить до берегов родины Лилианны.

О морской болезни я узнал практически в первый же день, стоило кораблю покинуть гавань Мариннорда. Но перед этим мне предстояло собрать свои пожитки и поговорить с Кагрелом. Всё-таки этот старик смог приютить меня в трудное для меня время, и уже только за это я ему благодарен. Конечно, не будь его вредный характер выше моих амбиций мага, то мы могли бы неплохо сработаться, а так ещё один лекарь в копилке моих наставников.

«Тамора, мой дорогой человечек, поверь, я искренне рад был работать с тобою! Ты приятный юноша со светлой головой, которая не раз спасёт тебе жизнь. Я хочу, чтобы ты помнил одну присказку из уст старого ворчуна-Кагрела. “Свет всегда внутри нас, как бы ни было темно вокруг”. И пусть Небеса вовремя напомнят тебе эту истину, когда печаль или проблемы возьмут верх над твоим существом», – напутствовал лекарь из прибрежного городка Мариннорда в наш последний день совместной работы.

Никогда бы не подумал, что Зеркальное море будет столь неприветливым к новичкам судоходства. Стоило мне погрузить вещи в шлюпку с парой матросов, как оскользнулся на оледеневшем мостике и окунулся в обжигающе холодную воду. На что бывалые моряки сказали, что это хороший знак. Это было в их понимании, словно посвящение в рыцари, или в моём случае ныряние мага, которое ознаменовалось дробным перестуком зубов и стадом мурашек по всей коже, даже в тех местах, где их в принципе не может быть.

За первые три дня морского пути я узнал ещё полсотни всевозможных примет, которыми жила команда «Марианны». Из-за качки первое время я и довольствовался компанией матросов, стесняясь подойти к дочке капитана. Тогда я не держал в себе ничего: ни ужин, ни завтрак. Желудок просто отказывался переваривать твёрдую пищу, и кое-как справлялся с жидким бульоном или чаем. Так что благодаря такой диете и без того чахлое телосложение приблизило меня к внешности узников.

А между тем мне нужно было сочинять стихи, чего требовала влюблённая душа и недуг, сковавший память Лилианны. Приходилось изыскивать моменты одиночества и паузы между болезненными приступами тошноты. И на рождение следующего творения у меня ушло втрое больше времени, хоть и вдохновение посещало меня с завидным постоянством.

Однажды за завтраком в компании капитана девушка поразила меня своим вопросом: «А почему... ты перестал читать для меня стихи?». Ложка выпала у меня из руки, а челюсть непроизвольно пошла вниз, выражая удивление. Я не приукрашиваю, так всё и было. Поражённый до крайней степени, я ответил: «Сегодня же вечером я обещаю исправить сию оплошность. Это недопустимое упущение будет искуплено новыми строками во имя твоей улыбки, Лилианна».

Конечно же, я приложил максимум усилий, чтобы прошлые наброски зазвучали этим вечером. И даже море пошло мне навстречу, полдня мы стояли при полном штиле, ловя парусами лишь зимнее солнце. Тогда я ещё не знал, что это будет предпоследнее стихотворение, написанное от чувств переполнявшей любви.

Скажи, могу ли звёзды сосчитать,
Когда твои глаза затмили небо?
Могу ли ночью крепко спать,
Если во сне их, синих, нету?

Пойми, я вновь схожу с ума,
Когда б меня ты не узнала.
И полнится стихами голова,
Чьи строки ты запоминала.

А я всего лишь маг простой,
Удел мой заклинанья силы.
И рифма – то предмет чужой,
А всё же пачкают чернила.

Я перья изведу в слова.
Бумага — мыслей черновик.
Прошу же, вспоминай меня.
И пусть не будет строк пустых.

Я – твой попутчик на воде,
Гость в жизни недалёкий.
Ради тебя и я к тебе
Пишу рифмованные строки.

Моя любовь через всё море,
Так проложила путь в твой дом.
Я же – безумен, тем доволен,
Не пожалел бы о былом.

Влюблённый всей душой,
И имя мне дано – Тамора.
Останусь навсегда с тобой.
Да будет век мой долог!

Я сохраню свет глаз твоих,
Шептать я стану, как в молитве.
Ты для меня среди святых.
Тебя, любовь, не позабыть мне.

Тем вечером, прочитав это стихотворение, я увидел нечто большее, чем просто симпатия. В её глазах появилась ясность происходящего, будто я застал рассвет над морем. Две маленькие искорки воссияли в синих бездонных глазах, и плевать, что это были отблески горящей свечи. В тот раз она впервые поблагодарила за посвящённые ей строки и подарила лёгкий поцелуй, прикоснувшись к моим губам, с такой нежностью на какую только способна сама невинность или маленькие дети.

Я, наверно, повторюсь, но, если бы только была возможность передать всю гамму чувств, то вы бы в полной мере осознали знаковость того момента. Ведь я не только сыскал взаимности у души, но и смог добиться воспоминаний Лилианны. Теперь я знал, что я стал больше, чем незнакомец на борту её корабля.

Я решил закончить на этой лирической ноте повествования, ведь дальше юному Таморе предстояло пережить нечто, что ему будет не по плечу... Поэтому пусть гости насладятся романтикой морской идиллии, что воцарилась в каюте корабля.

- Дедушка Тамора, а «Марианна» большая? А сколько у неё парусов? А у неё были такие лесенки из верёвок?

О, да, я совсем позабыл о близнецах, которым не слишком интересны подробности человеческих отношений. В таком возрасте важны иные детали и чем их больше, тем лучше. Вот и наши Таллия и Эллай были озабочены размерами и снастями корабля, а не исходом морского путешествия двух повязанных судьбою сердец. Ну, что же, детям это простительно, и даже в какой-то мере приветствуется, на их долю ещё хватит переживаний, и если позволят Небеса, я буду рядом в те нелёгкие моменты.

- Конечно, тот корабль был огромен. Его главная палуба была размерами со столичную площадь Невеллы, а в его трюмах было несколько десятков тонн груза. А вот сколько парусов было на мачтах «Марианны», я, увы, не помню. Но выглядело это так, будто все хозяйки разом перестирали постельное бельё. И куда же без лесенок, там их была целая дюжина, и матросы, то и дело, карабкались наверх, чтобы убрать или расправить полотнище одного из парусов.

Вечер 12. У судьбы свои планы на твой счёт

Судьба — любитель путать карты,
Морские, сухопутные – ей дела нет.
И на тебя, дружок, иные планы,
Хотя и клином не сошёлся свет.

Просто вектор твой прямой
Тянется уж слишком долго.
А судьба согнёт тебя дугой,
Ты ж знай, терпи себе покорно.

Судьба — любитель путать карты,
Морские, сухопутные – ей дела нет.
Никто не любит горькой правды,
Но ведь и ложь нельзя терпеть...

- Таллия, маленькая моя, может не стоит играть с яйцом дракона? Хотя оно и круглое, и крепкое, но я бы пожелал дождаться потомства.
- А-а, яйцо?! Ой, а я и не подумала, оно такое чёрное! Так, оно стояло в подставке на камине и случайно выпрыгнуло на пол, вот я и погналась за ним, чтобы вернуть на место.
- Ну, хорошо, тогда нагони его и верни, пожалуйста, на то самое место, откуда яйцо само по себе спрыгнуло. И запомни, наконец, обманывать старших нехорошо, вот сейчас тебе повезло, а в следующий твой чудный нос вишенкой вырастит до морковки.

Девочка поспешно ощупала свой носик и, подхватив яйцо, побежала в зал. Всё-таки, Таллия слишком активна и неосторожна в своих действиях. А ведь этому яйцу больше трёх с половиной лет, и я ждал появления файеркона через полтора года. Это будет самый долгожданный питомец для Син Танга, мало того, что это первый огнедышащий дракон в его зверинце, так и инкубационный период яйца длится пять лет и 2 месяца. Это сейчас оно стоит на камине, а последние полгода должно прибывать в пламени огня или на углях.

- Тамора, вот я тебя и нашёл, ты не видел Таллию? Мы не можем её отыскать. Только представь, прогуливались все четверо недалеко от твоего озерца, кидали камушки, решил показать новую игру — прятки. В итоге нашлись все, кроме дочки...
- Ну что же, лучше нужно искать. Видимо, пока вы шарились по кустам, Таллия благополучно прошла в дом. Кстати, она чуть яйцо файеркона не разбила, хоть это и считается невозможным.
- Вот же «стихийное бедствие»! И кто сказал, что близнецы похожи друг на друга... Надеюсь, всё осталось целым, включая яйцо?
- Конечно, вон она, в зале, и яйцо, вроде как, вернулось на подставку. Помнится, именно с файерконом тебе пришлось схватиться во времена знакомства с Анаксой?
- Да-да, было дело, правда, тот уже был далеко не яйцо и имел наглость пару раз поджарить меня. На память о том подвиге у меня остались сапоги и рукавицы из выделанной кожи того дракона. Неплохая вещь, если имеешь дело с огнём.

На этих словах я перебил Айренда, чтобы его хвастливый рассказ о подвиге не стал причиной моего голода. Историю об отрубленной голове дракона я уже слышал неоднократно, и не хотелось стать свидетелем того, как туша этой огнедышащей твари в очередной раз прибавит в росте или весе.

- Ну, думаю, пора бы собираться на ужин. Рассказами о драконах сыт не будешь, а вот к чаю я преподнесу продолжение своих бесславных похождений.

Мне всегда казалось, что любая преграда на моём жизненном пути обязана рухнуть, иначе был ли смысл быть таким настойчивым в своём стремлении. Только я всегда забывал, что судьба не любит, когда ей навязывают собственный ход действий, отличный от вселенских планов. И вот, наверно, в какой-то момент реальность устала от моего фатального везения и решила, что с меня хорошего хватит.

Линия судьбы, что так безмятежно тянулась на протяжении десятка моих лет, в один момент резко согнулась в упругую петлю, которая должна была отвесить неслабый пинок под мой тощий зад. И всё это я ощущал всем нутром, тем чувством, что зовётся интуиция. Но мало того, что ты чувствуешь или знаешь, надо ещё вовремя заметить перемены и быть готовым встретить их грудью. Но ни то, ни другое мне не светило...

Заканчивалась первая неделя морского путешествия, и качка уже перестала быть столь навязчивой проблемой. Хотелось верить, что организм смирился с новыми условиями существования, а не море сжалилось над моим слабым вестибулярным аппаратом. Ну, не моряк я, что поделать?! Я родился на земле, где о море можно было слышать лишь из сказок или по слухам, заезжих купцов. Видимо, оттого и сложились столь непростые отношения у нас с водами Зеркального моря.

И естественно, что о таком понятии, как пираты и абордаж, я в принципе не мог знать. Так что, когда по палубе прошёл ропот о приближении пиратов, я не мог представить масштабы опасности. И только, когда чужой корабль оказался в паре сотен метров, а из «вороньего гнезда» на мачте вскричали: «Пираты! По левому борту!», я понял от чего весь сыр-бор.

«Нам не оторваться. “Марианна” слишком тяжело нагружена, а, расправив все паруса, мы рискуем переломать мачты. Придётся принять бой!» – говорил Лом Дрейф, дружески похлопывая меня по спине. «Я мог бы чем-то помочь? Никогда не магичил на море, и, не знаю заклинаний с водой, но, быть может, одно из доступных мне достанет вражеский корабль», – предложил я в свою очередь капитану.

И знаете, я почти час выкладывался, пытаясь хоть как-то навредить приближающемуся судну под чёрными флагами. И когда я смог найти заклинание достойное дать отпор, я был на издыхании, а пираты открыли огонь из пушек, которым то и дело отвечали орудия с нашей палубы.

Запустив последний огненный столб, меня качнуло на крупной волне, и пламя лизнуло мачты и паруса противника, а я сам, свалившись от бессилия, рухнул на солёные доски «Марианны». Я оставался в сознании, но даже встать был не в силах, слишком уж давно не было тренировок, подобных тем, что проводил Адарган. Это сейчас, сидя перед вами, я могу час ворожить по нескольким направлениям, рассеивая своё внимание, а тогда концентрация на одном заклятии выжимала меня до суха.

И когда, пиратское судно приблизилось так близко, что можно было рассмотреть лица, на том борту взревели десятки глоток: «На абордаж!». Ко мне подскочил Лом Дрейф и, как мешок, взвалил меня на плечо. Минута, и я был в тёмной прохладе одного из трюмов. Тут же послышался девичий голос: «Кто здесь?». Это была Лилианна, которая была спрятана отцом, так же, как и я. Я подполз ближе, ориентируясь на голос, и погладил её по голове, пытаясь успокоить. Только сам чувствовал, что моё сознание покидает меня, утекая далеко отсюда.

Не знаю, сколько я провёл в бессознательном состоянии, но, кажется, очнулся я по воле холода, который наполнил помещение трюма. Помимо зубодробительной температуры, я не чувствовал своей левой половины тела. Рука и нога отнялись от того, что я неудачно лёг на них, и первое время, прислонившись к стене, пришлось активно массировать их, пока по конечностям не разлилось болезненное покалывание. Потом я осмотрелся, насколько это позволял царивший мрак, и понял, что нахожусь один, а дверь наружу распахнута, впуская пучок холодного света.

Создав перед собой маленький шар белого свечения, я осторожно поднялся на ноги, и оглядел углы. Ничего не изменилось, я по-прежнему был один и Лилианны нигде не было. Шатаясь, я добрёл до выхода, и обнаружил, что стоит поздний вечер, а мертвенный блеск Луны слабо освещает палубу. Более не затрачивая сил на магический свет, я стал осматривать следы недавней схватки...

А посмотреть было на что. То тут, то там я натыкался на распростёртые тела моряков. Их форма была испачкана кровоподтёками. Я встретился глазами с матросом, которого знал лично, и меня тут же стошнило. Его голова покоилась на правом плече, а от шеи осталось лишь месиво, припорошенное мелким снегом. Я не буду заострять внимание на тех ужасах, что повстречались мне в тот злополучный вечер, но упомяну капитана, найденного распростёртым на крыше бака.

Лом Дрейф ещё дышал, коротко вдыхая и со свистом выпуская воздух. Из практики я понимал, что у него пробито лёгкое, но это было не самое страшное. Одного взгляда хватило, чтобы меня пробил озноб с новой силой, а мурашки пронеслись стадами от пят до самого затылка, затерявшись в моей макушке. Этот гигант, этот морской волк, был прибит гвоздями к доскам покатой крыши. В каждой ладони было по два гвоздя и столько же пришлось на каждую ногу.

Я плакал навзрыд, пока вытаскивал один гвоздь за другим. От холода инструмент дважды выпадал из рук, но я продолжал бороться, ибо, как твердил мне Ракель, «каждая жизнь имеет свою цену». Но я знал и другое, жизнь Лома Дрейфа бесценна, а, значит, он должен жить. Я сделал всё возможное, чтобы так и было.

На подгибающихся ногах я волоком оттащил беспомощное тело капитана в рубку. Растопил печь, и, немного отогревшись, отправился искать лекарства и перевязочный материал. Попутно я осматривал каждого из матросов, но, увы, все обнаруженные лежали бездыханными сугробами. Немного приведя в порядок Лома Дрейфа, я понял, что совсем забыл про Лилианну, и от осознания потери открылось второе или третье дыхание. Кинувшись на холод ночи, я вновь прошёл все трюмы и каюты, облазил все закоулки, освещая магическим светом каждую тень.

Меня охватила паника, а сердце пробила тупая боль, и в таком состоянии в рассветных лучах я вошёл в рубку, где уснул возле печи. Моё благостное состояние в любви померкло и накрылось пологом обессиленной безысходности. Я просто провалился в сон, не видя ничего, кроме кромешной тьмы. И где-то краешком сознания я просил Небеса, чтобы капитан очнулся и был рядом со мною, иначе мне не вынести выпавшей доли.

- Наверно, на сегодня хватит... Больно уж тяжёлые пошли моменты, и вспоминать их, что тревожить свежий шрам.

Не дождавшись реакции от слушателей, что так сосредоточенно внимали, я решил извиниться за описанные виды на корабле. Всё-таки здесь присутствовали дети, которые хоть и далеки от понимания смерти или серьёзных увечий, но являются существами впечатлительными. А впечатлительность умеет подключить фантазию и сделать сны беспокойной мутью чужих событий.

Вечер 13. Найти, чтобы уже навеки потерять

В поиске лишь два пути:
Найти иль просто сдаться.
Есть третий – в поиске любви,
Там не хотят теряться.

В поиске лишь две судьбы:
Найти иль потеряться.
Порвутся ниточки души,
Если больше не встречаться.

- Здравствуй, Тамора! Смотрю ты прям сжился с ролью дедушки. Даже не узнать, где тот старый прохвост, что обругает прежде, чем обнять старого друга.
- О, Яверед, рад тебя видеть! Какими судьбами ты оказался у Адлавука? А ты знаешь, я сейчас по-настоящему счастлив, и это настолько идёт вразрез с теми далёкими представлениями, что я понимаю, сколько времени потрачено за зря!
- О, да, мой седобородый повелитель чар! Таким воодушевлённым этой жизнью, я тебя вижу впервые. Смотри-ка, ты уже пять минут говоришь со мною, но ещё ни разу не упомянул мою задницу. Виданное ли это дело?!
- Да, теряю форму! Но пойдём же в дом, и ответь наконец, почему не предупредил о приезде?

На вопросе мы проследовали в просторный зал, где и разместили свои старые кости в потёртых временем креслах. Вся атмосфера, сопутствовала неспешной беседе, в камине играли языки жаркого пламени, а пока дети играли возле беседки, можно было насладиться сладостной тишиной, которую так неумело разрушил Яверед, маг и друид.

- Я вчера посетил твой дом, но не стал разрушать идиллию, царившую вечером возле камина. В общем, признаю, тоже был слушателем в числе твоих гостей. Правда, так и не узнал, чем закончилась история. Через полчаса меня отвлекли от заклинания связи, и моя голубка исчезла...
- Вот же, друидово отродье! Мало того, что оставил друга в неведении, так ещё и шпионил! Ну, я тоже хорош, слишком уж был погружен в воспоминания и магичил для гостей...
- Ну вот, узнаю старого Тамору! Глянь-ка даже зубки показал в оскале. А я, к твоему сведению, был в гильдии магов Невеллы, они хотят пригласить меня и моих учеников для озеленения столицы. Там намечается празднество – то ли рыцарский турнир, то ли коронация на престол. Небеса их разберут, что в очередной раз послужило поводом. Но главное, нам хорошо заплатят...
- Отличная новость, наш совет давно не пополнял сбережения. Надеюсь, ты взял задаток, а то будет, как в прошлый раз, когда мы гоняли их саранчу.
- Обижаешь, конечно, мешочек золотых при мне. И, кстати, помимо твоего чая, я планировал услышать продолжение твоего рассказа. Кажется, оно будет сегодня после ужина?

Я одобрительно кивнул и даже не стал уговаривать друга рассказать собственную историю, как было в случае с Син Тангом. Мне самому не терпелось подойти к самому важному моменту повествования. И посторонние речи могут сбить меня с лирического настроя, так что следовало позаботиться об ужине и приготовить ещё один прибор для нежданного гостя.

Возвращаясь к былым временам, я всегда погружаюсь в некий транс, который помогает вести неспешный рассказ и параллельно размышлять о линиях вероятности. В таком состоянии я успеваю задать себе несколько вопросов, дать столько же ответов, понять, что уже ничего не изменить и вернуться к реальности. Возможно, это одна из причин по которой я так устаю после каждого сюжета.

И вот я думаю, мог ли я что-то изменить, тогда, будучи ещё на корабле. И тут же, сам себе отвечаю, что вряд ли, мне бы не позволила моя глупость, подкреплённая юношеским максимализмом. Я бы обязательно где-то допустил ошибку, и происходящее вновь ушло бы из-под контроля. Так что каким бы ты ни был Великим магом, но событийность реального времени тебе не подвластна.

В рубке было холодно, видимо, дрова и уголь перегорели за прошедшие часы так, что меня поднял вездесущий холод морской стихии. А, разомкнув глаза, я увидел, что солнце уже отклонилось от зенита, и нужно было что-то делать, иначе опять окажусь под тенью холодной ночи. Первым делом я растопил печь и обратил внимание на Лома Дрейфа.

Капитан также покоился на диване, и единственное, что выдавало в нём жизнь – глубокое и мерное дыхание. Наложенные марлевые повязки пропитались кровью, а на лице расплывались гемотомы. Покончив с растопкой очага, я принялся накладывать свежие повязки, попутно обрабатывая все раны. Применив некоторое количество магии для восстановления, я понял насколько ослаблен сам и просто зверски голоден.

Я вышел на палубу и заметил, что невдалеке виднелся корабль, который следовал нашим курсом. Сообразив, как привлечь внимание, я выпустил три огненных шара вертикально вверх, постаравшись сделать боевое заклинание ярче обычного. Потом я отыскал подзорную трубу и постарался рассмотреть то судно, чтобы убедиться, что сигналы привлекли внимание.

Стоило кораблю приблизиться на пару-тройку сотен метров, как я увидел, что это небольшое судно с одной мачтой, скорее походившее на прогулочную яхту. Но это было неважно, главное, что там были люди, двоих я видел отчётливо. А с их быстроходностью они бы могли ещё до заката настигнуть берег большой земли и передать Лома Дрейфа в руки профессионального лекаря.

Эх, знать бы в каком направлении скрылись пираты, я бы попробовал их найти. Я будто чувствовал сердцем, что Лилианна в беде, но вот так бросать капитана на произвол судьбы я просто не имел права. И от всего этого у меня кругом шла голова, а душа металась от противоречивых чувств. С одной стороны, жуткий страх от пережитого и бескрайняя ненависть к тем дикарям, что зовутся пиратами; с другой, беспокойство за жизнь Лома Дрейфа и любовь к его дочери. Это всё напоминало пушечное жерло, в которое набивают и набивают пороховой запал, и не хватает только огня, чтобы запалить и дать взорвать остатки моей воли.

Когда корабль сблизился с бортом «Марианны», то оказалось, что это была рыбачья лодка, хоть и приличных габаритов. Из команды наличествовал капитан и пара помощников, которые суетливо бросились к верёвочной лестнице, что предусмотрительно была сброшена с обеих сторон. «Что здесь произошло? Задницу мою на якорь, здесь хоть кто-нибудь остался в живых?» – вскричал первый, поднявшийся рыбак. Его глаза перебегали с одного тела на другое, пока он не заметил меня. «Что здесь произошло? Где Лом Дрейф?» – вопросил второй вскарабкавшийся. «Капитан в рубке, он в тяжёлом состоянии. Но откуда вы его знаете?» – проговорил я, осипшим голосом, в котором появились истерические нотки.

Если не вдаваться в подробности, то команда рыбаков была родом из того же городка, что и Лом Дрейф, а тамошние моряки поголовно уважали морского волка. Судя по словам рыбаков, до береговой линии около трёх миль, и «Марианну» несёт именно в том направлении.

Безусловно, они согласились взять моего капитана и друга и обязались доставить на всех парусах до местного лекаря. На вопрос: отправлюсь ли я с ними, я отрицательно помотал головой, и сказал, чтобы они вернулись и за «Марианной». «Я уже вряд ли буду на судне, так что будем прощаться...» –сказал я напоследок рыбакам.

Когда мы с помощью одеял и лебёдки опустили тело капитана, я увидел растерянное лицо третьего из команды, который подслеповато щурился, высматривая опущенный груз. Он-то и рассказал, что, вытягивая улов в предрассветный час, они видели удаляющийся корабль, который шёл прямо на восход. Можно было не сомневаться – это были пираты, так как двое других подтвердили, что от мачт шёл слабый дым, а вместо полных парусов были спущены лишь пара боковых. Было одно «но»: мне подсказали, что пиратские судна имеют и вёсельный ход, так что вряд ли они далеко ушли, но и думать, что они будут ремонтировать паруса, не стоит.

Распрощавшись со спасителями, что так вовремя ниспослали Небеса, я начал осуществлять самый безрассудный план из всех, что приходили в мою голову. Я спустил одну из двух шлюпок, погрузил в неё вёсла и минимум из снаряжения. Потом было несколько провальных попыток сдвинуться с места, используя магический поток ветра, но в конце концов мой чудо-тазик разогнался на морской глади. «Марианна» удалялась с ошеломительной скоростью, превращаясь из величественного сухогруза в точку на синем фоне. Больше я не мог отвлекаться ни на что, вся моя концентрация уходила на поддержание двух заклинаний ветра, которые клином толкали деревянную шлюпку на восток. И за всё время я чудом не перевернулся на волнах, но замёрз до стука зубов, что отдавался вибрацией в копчике.

Стоило «Марианне» скрыться из вида, а солнцу оказаться супротив моего лица, как я увидел распростёртое тело, промелькнувшее в стороне от меня. О том, что это человеческое тело я узнал позже, когда подплыл на вёслах. А до этого мне привиделось цветное пятно, которое можно было принять за лоскутное покрывало.

Внутри меня всё оборвалось, когда я увидел знакомую одежду и чёрную смоль волос, что покачивались в такт волнениям Зеркального моря. Непослушными от холода руками я втащил окоченевшее тело девушки, и, прижавшись к нему, закричал в небо что было мочи. Я клял всё от своей беспомощности на корабле за промедление в поисках Лилианны. В тот момент во мне что-то окончательно сломалось, в ту самую пушку моего терпения зарядили ядро, а тлеющий фитиль уже был готов произвести залп. Но пока я сжимал её в объятиях, время было не властно надо мною, и мы покачивались в последнем танце под колыбельную моря.

Я не мог поднять глаза на слушателей, потому что из них катились горячие слёзы, как и тогда на лодке. Только триста лет назад среди зимы, они выходили с болью, застывая льдом на подбородке. Сейчас я просто чувствовал облегчение, и всем сердцем желал, чтобы Небеса были благосклонны к ней. А я, вопреки всему, прожил слишком долгую жизнь, держа в памяти каждый момент из прошлого, переживая вновь и вновь радости на ровне с болью...

Вечер 14. А месть самый короткий из тёмных путей

И наступит час расплаты,
Будет тот бесславным бой.
В гневе угостишь пирата,
Тем, что прячешь за спиной.

А там холодной злобы иглы,
Прошьют врага живьём насквозь.
Без жалости, как будто тигры,
Убившие твою любовь.

Ты разорвёшь все их тела,
Сожжёшь остатки в пепел.
Месть - есть дорожка в никуда,
Что душу скроет в темень...

- Друг мой магический, почему я до сих пор не знал об этой трагической истории? Хотя нет, переформулируем вопрос: почему я не слышал о твоей юности раньше?
- Ты знаешь, Яверед, я и сам не знаю. Видимо, не представилось возможности, а, быть может, эти воспоминания тяготили меня долгие годы. Более вразумительного ответа не могу придумать, так что уж прости старого прохвоста.
- Эх, а что же с тобой делать, как не прощать?! Очень уж печальная история, и я так понимаю, имеющая свой конец... Жаль, но мне надо спешить, я договорился с учениками встретиться на повороте у подножья твоей горы. Так что будем прощаться, а как покончу с работой в застенках Невеллы, сразу загляну к тебе, ожидай через недельку.
- Всегда рад, мой растительный друг! Главное, чтобы твоя борода не пустила корни в одном из тамошних кабаков, а то знаю я твою страсть к винам.

Мы оба рассмеялись и, обнявшись на прощание, отправились к его лошади, которая была самой обычной породы, без густой шерсти и восьми лап.

Как-то у нас повелось с Явередом постоянно подначивать друг друга, и любое ругательство в свой адрес мы воспринимали, как безобидную шутку. Именно поэтому (и ещё по дюжине иных причин) этот друид был моим товарищем по совету магов и лучшим другом. И ни разница в возрасте, ни профессиональные конфликты не могли нас по-настоящему развести по жизни.

Далее у меня по плану было составление меню сегодняшнего ужина. И хотелось бы удивить гостей чем-нибудь эдаким, а то гастрономические банальности уже изрядно приелись. Идея пришла сама собой, всплыв из памяти морских путешествий. Блюдо называлось «Кораблики» и было до смешного простым. Половинки клубней запечённого картофеля исполняли роль лодки, а ломтики поджаристой солонины использовались в качестве парусов. Чаще всего его подавали в тавернах и кабаках, так как главным инструментом для приготовления была кухонная печь с духовым шкафом. А на закуску планировалось продолжение истории, и, хочется надеяться, что уж это блюдо ещё не успело приесться моим гостям.

Ночь наступила резко, будто на голову надели мешок. Стоило солнцу закатиться за голубую линию горизонта, как свет померк, а на небе проступили бисерины звёзд. Я же неподвижным изваянием встретил сию метаморфозу не в силах переключиться на что-нибудь другое. Я уже не чувствовал рук и ног, что замёрзли на морозном воздухе.

Наконец-то я проморгался, как после ночного кошмара. А оглядевшись, понял, что недалёк от истины ощущений. Со дна лодки на меня смотрело застывшее лицо девушки, которую было сложно узнать из-за посиневшей кожи и распухших щёк. Я отвернулся на восход солнца и вновь ударил заклинанием ветра, надеясь, что есть шанс повстречаться с теми тварями, что звались пиратами.

И вы знаете, наверно, судьба решила вновь обратить внимание на мою задницу, которая погружалась в дерьмо, происходящих событий. Я хоть и с трудом держал котелок своей головы на месте, но готов был взорваться с минуты на минуту, теряя крышечку, и вот же удача, предо мною очутился корабль без парусов, который стоял на якоре.

Лишь подплыв немного ближе, я заметил маленький остров, размером примерно сто пятьдесят метров в радиусе. В этот поздний час на корабле шла какая-то возня. Туда и обратно сновала шлюпка, видимо, переправлявшая награбленное добро. А редкие огни на суше, навевали мысль, что кроме факелов, там нет иного освещения. «Ну и замечательно, значит, добавим света во мрак беззакония! Посмотрим насколько им по нраву обжигающая месть», – подумалось мне за мгновение до того, как остров воспламенился.

Чтобы не привлекать внимание пиратов раньше времени, я воспользовался их факелами, которые отлично взорвались, рассыпая снопы оранжевых искр. При виде языков пламени и моряков, носившихся с воплями, во мне проснулась необъяснимая жажда крушить и убивать всех и вся...

И они получили своё, ведь я не видел в них ничего человеческого. У загнанного зверя в глазах можно прочитать больше разумного, нежели в поведении этих морских ублюдков. Тогда сгорело всё, а что не поддалось огню, пошло на дно Зеркального моря.

Сойдя на остров, я осмотрел каждый уголок, заглянул за каждый камень, чтобы убедиться, что никого не осталось в живых. И в конце меня пробрал хриплый заливистый смех, который со стороны показался бы собачьим лаем. В моих глазах плясали огоньки пожарищ, а от сладковатого запаха жаренной человечины выворачивало наизнанку.

Я втащил свою шлюпку на берег и устроился под её бортом на ночлег. С другого бока меня грели останки деревянных построек, да и место внутри самой лодки я уступил своей девушке. Свернувшись, я в один момент забылся сном, в котором было всё, что пережил я за эти пару дней, а после, уже под утро, когда холод остывшего острова стал нестерпим, мне приснилась Лилианна. Точнее сказать, я был ею на пиратском судне...

Захлёбываясь во сне морской водой, я с резким вдохом открыл глаза и осознал видение. Оказалось, девушку насильно втащили на корабль, когда на «Марианне» было покончено с командой, а трюмы проверены. Но похоже с дисциплиной у пиратов было туго, и Лилианне удалось бежать, но плыть в открытом море, в зимний холод по плечу не каждому закалённому моряку. Хрупкое создание, она почти час сопротивлялась стихии, пока её ноги не сковала судорога, а потом одна тяжёлая волна за другой начали топить её.

Притянув колени руками, я сидел у борта и раскачивался с утробным воем. Слёз и криков больше не было, я лишь исступлённо смотрел в точку и не мог поверить, что её больше нет. Из меня сочился тот самый свет, о котором говорил мне Кагрел, я терял что-то очень важное, что-то напрямую связанное с моей душой. Истончаясь, как восковая свеча, я отдал слишком много света своего огня, и там, где-то глубоко, внутри меня образовалась выжженная дыра, а от той свечи лишь огарок в лужице воска.

В тот роковой день, когда я немного пришёл в себя, казалось, что окружающая реальность состояла из противоположностей. Всё играло на контрасте: смерть и жизнь, свет и тьма, холод и жар, море и суша... Возможно, здесь было так и до моего появления, но тогда здесь не было такого великолепного меня, который бы однозначно приметил сей упорядоченный хаос.

При дневном свете я смог разглядеть не только следы своего магического разгула, но и приметить островок-другой поменьше этого. Один из них стал именоваться островом Лилианны. О чём свидетельствовала надпись на песке, обожжённая пламенем до гладкости стекла. Но перед этим я подготовил могилу, которая не уступала размерами, виденным мною, склепам. Девушка была погребена прямо в лодке, укрытая парой одеял. И со стороны могло показаться, что она просто спит. Да вот только сон тот непробудный, но знал я и другое, что ей будет приятно вновь услышать мои стихи. А, быть может, я просто надеялся, что там, в недосягаемой бесконечности, она всё же дарует мне прощение.

Скажи, за что ты так со мною,
Когда б не веровал в тебя?
Всегда путеводною звездою,
Теперь погасла для меня.

Судьба моя, ответь же, не молчи,
Где разошлись во мнении?
Дай знак, ветрами прокричи,
Чтобы развеять все сомнения.

Кляну я волею Небес!
За то, что ты разрушила.
И где последний шанс, там крест,
Ведь ты меня не слушала.

Смотри, дрянная, что натворила!
Вновь возопят глаза слезой.
Плевать, что наделена ты силой,
Услышь, отныне – враг ты мой!

Я у могилы, стоя на коленях,
Взрываю полог тишины.
Молюсь, взываю Свыше, к Небу,
Во имя одиночества любви.

Она мертва, но теплится у сердца,
Искра праведной любви.
Мне в зиму больше не согреться,
И в людях счастья не найти.

Лилианна, если слышишь ты,
Я буду помнить всюду,
Строк написанных стихи,
Что стали нашим чудом.

Прошу, обо мне не забывай,
Там, где найдёшь покой души.
Тебя люблю я, так и знай!
Мой шанс, воспетый на крови.

Прости меня, что не был рядом,
Когда бы не моя судьба.
И я, Тамора, не будь магом,
Знай, что ты отомщена.

Я ухожу, но буду вечно помнить
Твоё море синих глаз,
И как зимой прибили волны,
Меня к тебе в вечерний час...

Всё прозвучавшее в те пару минут вышло настоящим экспромтом. Но я не мог опустить глаз на дно ямы, что зияла на теле острова открытой пастью. Там, в глубине, нашла последний приют дочь капитана Лома Дрейфа, которого я вряд ли уже повстречаю на своём пути, ибо не смогу посмотреть в глаза морского волка и увидеть бездну боли и душевных мук. Поэтому я стоял и читал рифмованные строки своих чувств прямо в небо.

Вечер 15. Остановиться, значит, принять происходящее как данность

Когда уж всё случилось разом,
И чуду не осталось места,
Иди вперёд, не моргнув глазом.
От скуки нет иного средства.

Не скалься, не показывай зубов,
Будь верен своей цели.
И даже если потерял любовь,
То не горюй без меры...

- Тамора, всё бы ничего, но мы с Анаксой, так и не поняли, окончен ли твой рассказ. Не пойми превратно, но по всем признакам вчера мы услышали конец, который вряд ли может именоваться счастливым...
- О, да, Айренд, было бы несправедливо вот так бросать того Тамору наедине со своим горем. Думаю, я в силах помешать трагедии былых времён взять верх над историей. Так что передай своей супруге, что до конца нам ещё следует добраться и мы повоюем за душевное спокойствие молодого мага.

Пока мы вели пространную беседу о моих воспоминаниях, Анакса незаметно подошла. Она улыбалась всем лицом, как умеют только молодые девушки, когда улыбка губ находит отражение в глазах, что сейчас с хитринкой взирали, то на меня, то на Айренда.

- О, вот вы где! И, значит, обсуждаем, что сказать Анаксе. Можете не сочинять витиеватых предлогов для очередного вечера историй. Я уже поняла, что наш Тамора вошёл во вкус, а теперь помогите мне найти детей. Я по глупости согласилась поиграть с ними в прятки.

Мы с Айрендом рассмеялись. Мало того, что игра слишком нравилась близнецам, чтобы сдаться родителям в первые пару часов, так ещё они ориентировались в подворье моего дома лучше, чем я сам. Ничего не остаётся, как всем отправиться на поиски, и даже тут, мне кажется, без магии нам не обойтись. Прошлый раз, они умудрились взобраться на крышу беседки, и не сдались бы до сумерек, если бы Таллии не приспичило справить малую нужду.

А ведь если задуматься на миг, то из таких забавных мелочей и складывается семейная жизнь, и мои друзья яркое тому подтверждение. Видят Небеса, но когда-то я мог тоже стать отцом, наверно, даже стать примером для своих детей. Увы, но что-то напутали в Небесной канцелярии, и вместо большой и крепкой семьи мне вручили величие мага долгожителя. И, как знать, видимо, эти два понятия не имеют точек соприкосновения. Но пора бы оставить эти размышления, ведь каждый в настоящем имеет своё предписанное назначение, и глупо жаловаться на то, что ты лошадь, если так оно и есть. Лучше переключусь на воспоминания...

А ведь жизнь прекрасна, несмотря ни на что! Жаль, но понимание сего факта приходит только когда твоё существование совпадает с твоими потребностями. И тогда ты находишься в балансе, как монетка, вставшая на ребро, вместо того, чтобы упасть на одну из сторон. Но сие состояние такая редкость, что кажется, недостижимым уровнем на твоём собственном пути.

Наверно, я тоже был бы доволен своей жизнью, если бы не целый ряд обстоятельств, мешающих помыслить о прекрасном. Вот и получается, что я весь такой молодой и перспективный чувствовал себя на дне всё той же отхожей ямы. А в таком положении можно лишь весело булькать, стараясь не захлебнуться в зловонной жиже.

Мои действия, а точнее их отсутствие, граничили с безрассудством. Ведь после всего случившегося не могло быть и речи о продолжении поисков учителя. Оговорюсь, искать-то следовало бы, но мой воспалённый разум желал уединения, и неважно, где таковое будет найдено, на берегах большой земли или на дне морской пучины. Поэтому я действовал наугад: взял уцелевшую лодку и решил двигаться с магической помощью, покуда хватит сил, а там будь что будет.

Вероятно, чтобы судьба тебя чаще баловала позитивными проведениями надо как следует, обозвать её последними ругательствами, а затем послать подальше. И глядишь, она-то и начнёт присматривать за твоей беспечной тушкой, что так и ищет приключений на своё мягкое место, оборудованное копчиком. Где-то аккуратно, а где и не таясь, будут появляться помощники и подсказки, и ты останешься бестолковым ослом, если не примешь их в расчёт.

Ну, для начала представьте: заклинание ветра хватило только на полдня! Дальше я просто выдохся и почти без памяти упал на дно лодки. Не знаю сколько я так провалялся, но факт остаётся фактом – я не перевернулся на волнах и даже не разбился о берега. А, очнувшись и ощутив жуткую головную боль, я убедился, что нахожусь на земле, причём это был не очередной остров, а полновесная суша материка. Оставалось узнать к каким вурдалакам меня занесло. И как же последняя мысль была близка к истине моей дислокации.

Правда, потеряв остаток времени, до глубоких сумерек я не нашёл ни единой души в радиусе пары миль. Мало того, жутко хотелось есть, казалось, кишки вот-вот начнут переваривать сами себя. Хоть и такой вид каннибализма за желудком ранее не наблюдался, не хотелось бы рисковать. Найдя пару кустов вроде бы съедобных ягод, я начал активно набивать ими рот. Как вдруг за спиной услышал хруст веток и хриплый голос произнёс: «Хе, ты смотри-ка, вурдалочьё на ягоды перешло! Похоже, можно вздохнуть спокойно...». От неожиданности я подпрыгнул на месте и повернулся на сто восемьдесят градусов.

В темноте стояла худосочная фигура, определить сколько ей было лет не представлялось возможным. Только вот лицо незнакомца слегка подсвечивалось красноватым отсветом его курительной трубки. И в то мгновение я не смог увидеть в нём ничего хорошего, но это-то и понятно. В моей голове была такая тёмная каша, я был полностью истощён, а тут такая встреча в прибрежных зарослях среди ночи. Естественно, что я, ничего не отвечая, ударил по фигуре «каменным дыханием». Заклинание из боевого арсенала Адаргана, сработало в лучшем виде, парализуя движения противника, который вряд ли смог бы пошевелиться, даже если очень захотел.

Мой оппонент удивлённо вертел головой, что уже было из ряда невозможного. Потом он забормотал какую-то ерунду на незнакомом мне языке, перевернул трубку в зубах и просыпал пепел себе на грудь. И каково же было моё ответное удивление, когда он стал спокойно отряхиваться, при этом дёргая ногами и руками без видимых усилий.

«Ну что же, теперь можно и познакомиться, раз ты не из местных. Меня зовут дядюшка Кабат. Можно сказать, местный житель из рода человеческого, выполняю на вверенной мне территории функции лесничего. Хотя, как ты это не назови, народец здесь дикий...» – быстрой скороговоркой выдал тип напротив. Я мялся на месте и недоверчиво взирал на него, пытаясь сообразить, чего ещё ожидать от этого недомага. Ни каждый боевой маг сможет избавиться от действующего заклинания в столь короткое время. Видя моё недоумение, он откашлялся и добавил: «Может, у тебя того, языка нет? Вон и ворожишь безмолвствуя. Можа представишься, да и расскажешь, откуда такой прибыл к нам на Вурдолакль?».

Ну, а что мне оставалось? Конечно же, я заговорил с ним. Вряд ли моих сил хватило бы на самое завалящее заклятие, не говоря уже о поединке. «Меня зовут Тамора! Видимо, я к вашим услугам! А очутился я в ваших землях по воле немилосердной судьбы, постигшей меня на отдалённых островах к западу от этих берегов. А вообще я родом из столичного города Невелла» – неуверенно вступил я, чтобы развеять подозрения дядюшки Кабата, который поперхнулся дымом, услыхав последние слова. «Зыбучий щебень, так это ж столица в нескольких тысячах миль отсюда! Бывает же такое!» – прохрипел он, избавляясь от дыма.

Как-то так незатейливо и завязалось наше знакомство с дядюшкой Кабатом, который уже дюжину лет существует в одиночестве среди зверей и местных существ, что зовутся вурдалаками. И всё бы было симпатично в этом человеке, если бы не тот факт, что он бывший пират, который и оказался-то тут случайно, при кораблекрушении.

«Э-э, ты чего это, Тамора! Не кипятись ты так, подумаешь бывший пират, с кем не бывает?! Да, якорь мне в зад, если я не стал другим человеком, находясь в одиночестве...» – быстро пробормотал Кабат, увидев, как сжались мои кулаки, а на скулах заиграли желваки. Естественно, немного остыв, я поведал все свои злоключения, особенно делая акцент на встрече с пиратами. На что мой новый знакомый помотал головой в знак сочувствия, а глаза отвёл в сторону.

«Да, парень, нелегко тебе пришлось... Вот с пиратами всегда так, ну не знаем мы границ в пылу разбоя. Это, как с голодухи сожрать жаренного поросёнка. Вроде и понимаешь, что сыт был ещё ножку назад, а остановиться уже не можешь! Надеюсь, ту команду уже побрали демоны на дно морских ущелий...» – извиняющимся тоном проговорил бывший пират, будто беря часть вины на себя. Ему пришлось прерваться, так как при словах о поросёнке мой живот напомнил, что он так и не насытился. В течение пары минут в ночной тишине слышались угрожающие звуки моих кишок, пока дядюшка Кабат не сжалился и не предложил мне лепёшку и вяленое мясо, которое чудом оказалось в заплечной сумке. Но перед этим он изрядно похохотал над ситуацией, видимо, вспоминая за чем застал меня.

«Не знаю, как ты ещё тут сидишь со мною, но, когда мы встретились в тех зарослях, ты ел не самые съедобные ягоды, оттого-то они и целы по морозную пору. Только не надо корчиться прежде времени, они не ядовитые, просто сильно слабят желудок. Случится чудо, если ты проспишь до утра, так и не посетив ближайшие кусты!» – сказал он, отсмеявшись. Я вздохнул и продолжил пережёвывать свой поздний ужин или ранний завтрак, демоны меня разберёшь.

Покончив с выданными продуктами, я решил проявить интерес: «Так, а кто такие вурдалаки? Честно, первый раз слышу о таких. У нас в землях Большого Плато о таком и не слыхивали. Среди наших это слово ходит, как ругательство, никто иного смысла в то не вкладывал». Тут-то дядюшку понесло… Мало того, что собеседника здесь днём с огнём не сыскать, так ещё и тема для разговора благодатная. «Понимаешь, Тамора, всё, что я тут описывал, ничего не стоит, нужно своими глазами их увидеть. Помню, когда я первый раз заприметил вурдалака, так по мне табуны мурашек пробежали, а потом и эта тварь за мной гонялась, знать, отобедать желала», – с воодушевлением закончил он, выдыхая очередной клуб дыма. «Ну, что же, давай попробуем дожить до утра, а там посмотрим, что за дикость обитает в здешних землях», – зевнул я в ответ.

- Вот, на этом мы и закончим очередной эпизод моих воспоминаний! И, судя по округлившимся глазам, я смог вас вновь удивить. Ну, если позволят Небеса, так будет и дальше, а теперь я бы не прочь выспаться.

Я без промедления встал и направился к выходу. Слыша, как Анакса отвечала близнецам на вопросы о вурдалаках, Айренд, мне кажется, был в числе вопрошавших, и немудренно, ведь откуда ему знать об этих жителях тёмного мира. А то, что я использую «вурдалаков», как ругательство, он пропускал мимо ушей, либо не придавал особого значения.

Вечер 16. И, знать, в каждом из нас спит свой вурдалак

И все хорошие такие до поры,
Покуда горе не коснётся.
Когда бы не было проигранной войны,
Где свет твой тьмою обернётся.

И все хорошие такие до поры,
Но лезет из тебя иная суть.
Вместо улыбки покажутся клыки,
И тебя, хороший, не спасут.

В каждом прячется свой зверь,
И спит до времени поры.
А он проявится, поверь,
Лишь вдруг услышит клич войны.

Иногда мне кажется, что вся эта затея с вечерними рассказами напоминает исповедь, а иной раз кажется, что это случилось не со мной. Уж слишком давно это было, чтобы вот так явственно утверждать о тех временах, восклицая через строчку - «я», «со мною», «у меня»... А на деле осознаёшь всю эфемерность воспоминаний, когда лишь память не позволяет отступить от хода событий три века назад.

Вот и получается, что истинность истории зависит лишь от рассказчика, сможет ли он передать всё то, что пережил или ограничится обрывками сюжетных эпизодов. Очень надеюсь, что не упустил тех маленьких кусочков большой мозаики, которая зовётся моей жизнью. Хотя это скорее лоскутное одеяло, потому что в ней были тёмные и светлые времена, мягкие и жёсткие уроки, крепкие стежки и рваные дыры. Я до сих пор думаю, что это наказание, а не подарок судьбы. Когда вот так, спустя почти три сотни лет, ты можешь вспомнить каждую мелочь от детских лет до старческих седин, пережить вновь всё от боли потерь до случайных улыбок радости. И хорошо, если последних было с избытком...

- Дедушка Тамора, а почему ты такой грустный? Это, наверно, из-за меня? Я опять что-нибудь взяла без спроса?

Я улыбнулся в бороду, добавляя маленький лоскут в своё одеяло. Всё-таки, непосредственность детей — лучшее средство от меланхолии. Вот и гостившая Таллия умела не только ломать вещи из любопытства, но и ремонтировать настроение окружающих, одной улыбкой, парой фраз и неосознанной любовью к жизни.

- Нет, милая! Просто дедушка стал слишком часто вспоминать своё прошлое, а это очень вредно, ведь жить нужно днём сегодняшним. Вот видишь, сколько у меня седых волос в бороде, столько я и возвращался к прошлому.
- Ой, не уж-то вспоминать так вредно? Я не хочу, чтобы у меня была такая же борода!

Вот и как тут не улыбнуться, когда ребёнок, не понимая сути разговора, подсознательно соглашается с твоими словами. А взрослые так не умеют, если быть точным — не каждому дано, им нужно как следует постареть, прежде чем прийти к пониманию прошлых ошибок. И хочется верить, что триста лет достаточный срок, чтобы вовсе исключить их...

Проснувшись, я не сразу понял, где очутился. Ощущение было такое, будто с головы сняли мешок. В голове гудело, как после изрядной попойки, а в животе урчал хор беспокойного голода. Поэтому одной из первых пришла мысль: меня похитили и истязали пытками!

Осмотревшись, я понял, что не только не связан по рукам и ногам, но ещё и рядом предусмотрительно оставлена еда. Уж не знаю, что это было, но, главное, что оно съедобное и горячее. А вот моего нового знакомого нигде не наблюдалось, и я оказался в одиночестве в стенах его жилища.

Крыша нашлась в одной из труднодоступных пещер, и не знаю, как мы вчера взобрались сюда, не переломав ноги о покатые валуны. Здесь по-своему было уютно, вроде бы каменный свод, но чувствовалась рука человека. Шкуры на полу и стенах, кровать странного вида, очаг, напоминавший пародию на открытый камин. Всё это добавляло некоего шарма в дикую жизнь лесничего Кабата, каким он мне представился при встрече.

Дожидаясь его возвращения, я осматривал скудное убранство каменной обители. Но усмотрел я немногое за первые пару минут, а всё остальное время пытался сообразить, что же мне делать дальше. А ведь и впрямь, мысль о дальнейших действиях зародилась в моём сознании только сейчас. До этого я лишь хотел убраться подальше от гиблых островов, где мёртвыми лежало почти сотня пиратских тел. И стоило вспомнить о них, как кровь вскипела в жилах, застучала натянутой струной в висках, а скулы побелели от напряжения. В этот момент и заглянул дядюшка Кабат.

Я повернулся к нему лицом, и хозяин пещеры вздрогнул от увиденной гримасы. «Ух ты ж ёж в лепёш! Ты это чего тут? Неужто на тебя так похлёбка подействовала? Так и думал, надо было меньше перца сыпать...» – провозгласил он, протягивая несколько фруктов на раскрытой ладони, а из-за спины скидывая вязанку сухих веток. «Я вот рано просыпаюсь, и пока ты тут кошмарами страдал, дай думаю за дровами схожу, а то старые прогорели за ночь», – неторопливо ответствовал Кабат. Я сменил гнев на удивление и посмотрел на него: «А с чего ты взял, что мне снились кошмары?». Тут пришло время удивляться ему: «Ну, как тебе сказать, не подумай ничего плохого! Просто ты всю ночь проорал, выкрикивая какие-то бранные слова, то переходил на стихи, от чего я вновь засыпал. В общем, приятными такие сновидения не назовёшь!». Отвлекаясь от растопки очага, он добавил: «Стихотворения у тебя красивые, правда, рифма хромает местами, но это ничего. Ведь в стихах главное то, что вкладываешь...». На последние слова я недоуменно заморгал, а он успокаивающе отмахнулся и пробурчал под нос что-то о практике и завтрашнем дне.

Полдня мы неторопливо вели светскую беседу, иначе наш разговор и не назвать. Я делился новостями с большой земли, рассказывал тамошние новости, не акцентируя внимания на какой-то одной. То, что я маг, дядюшка Кабат уже понял и проверил на своей шкуре. Правда, сам я еле сдерживался, чтоб не завалить его вопросами о том, как он избавился от боевого заклятия каменной стихии. Ну, ничего, думается, ещё представится возможность расспросить его обо всём.

А пока, между делом, я узнал, что это вовсе не материк, как мне показалось в начале, а просто огромный остров. Как говорит Кабат, по берегу остров можно обойти за неделю, а у него за дюжину лет была ни одна такая прогулка, чтобы свериться с прошлыми цифрами. Плюс ко всему, территория острова, помимо животных и птиц, была населена вурдалаками, с которыми мы собирались познакомиться во второй половине дня.

Дядюшка Кабат провёл меня через отлогое ущелье и вывел в лесной массив, где у него была сооружена хижина на деревьях. Как он объяснил, мы уже на территории вурдалаков. И чтобы нам не мёрзнуть в ожидании, будем греться на безопасном расстоянии. И тут же отметил, что эти твари не умеют лазать по веткам и на горы то идут с опаской. «Видать, врождённое у них это...» – закончил мой провожатый.

Мы сожгли почти все собранные дрова, но так и не застали ни одного захудалого вурдалака. Тогда Кабат объявил, чтобы я ждал, а сам спустился и куда-то убежал в чащу леса. Прошло не более десяти минут, как он с озорным улюлюканьем перебирал ногами обратно, неся перед собой небольшую охапку веток. Как бешенная белка, он взлетел в хижину, умудрившись не растерять ни единой палочки.

«Я не трус, но я боюсь!» – заявил дядюшка, переводя дыхание. – «Ты того, давай смотри в окошко, если не боишься, можешь высунуться в проём лаза, но я уже говорил, они не полезут». И вот через несколько секунд в отдалении послышалось звериное рычание, которое неумолимо приближалось к нам. Когда они подошли поближе, я смог насчитать троих.

Коренастые фигуры, худощавые до сухости. Сплошь обмотаны в шкуры животных, они сами походили на диких зверей. Взъерошенные волосы торчали нечёсанными колтунами, а утробной рык лишь придавал большее сходство.

Вурдалаки почти приблизились к нашему дереву и начали принюхиваться, шумно втягивая ноздрями воздух. Один из троицы издал невнятный звук, указывая на ствол нашего дерева. Тут же трое подскочили и начали стучать кулаками по коре. Их действия даже позабавили меня. Вроде как сунуть мышонка в банку, и наблюдать, как тот царапается по стенкам, пытаясь выбраться. Через минуту они сменили тактику: двое решили качать ветку. В итоге я заржал в полный голос. Один упёрся в ствол двумя руками, а другой поступил точно так же, только с противоположной стороны. Со стороны показалось бы, что они держат дерево, не давая тому упасть.

Услыхав мой громкий смех, дядюшка Кабат присоединился ко мне и ухмыльнулся: «Ага, и ведь только представь, вот так вот, каждый раз! Я тоже хохотал до коликов первые три года, а потом ничего, обвыкся». Я всё наблюдал за ними, их нападки на дерево утихали, а один, видимо, вожак, запрокинул голову и посмотрел прямо мне в глаза. Тут-то меня и пробрало, ведь лицом они были люди, обиженные на весь тёмный мир. И та обида читалась в чертах лица и в невинных по-детски глазах.

Вот если бы у ребёнка отняли игрушку, он бы поплакал, но потом ещё долгое время смотрел на вас обиженным взглядом. И там не было бы ненависти, как и у того вурдалака, что долгих пару секунд разглядывал меня снизу-вверх. Я, наверно, догадывался на что они обижались. Нет, не на нашу забаву, а на то, что Небеса не позволили им стать полноценными людьми среди равных. И отнятая игрушка была ценнее многих сокровищ и звалась – разумом.

- Вот так и состоялось знакомство с вурдалаками на одноимённом острове Вурдалакль. И ведь тогда я не понимал простой вещи, что мы в глазах аборигенов были более дикими особями, нежели они в наших. И дело не в их невежестве, а в нашем поведении, которое так легко опускает нас до уровня обиженных дикарей.

В этот раз я сдержался, не став упоминать в рассказе многих моментов, услышанных или увиденных об островитянах. Хватит с гостей кровавых сюжетов! Описание поедания зайца живьём определённо не представило бы аборигена с лучшей стороны. А то, что они не делают различий между ушастой тварью и человеком, а иногда и случался каннибализм в голодное время, останется на полках моей памяти. Пусть мои слушатели думают, что встреченные вурдалаки не так уж и противны, а в чём-то даже забавные существа.

Вечер 17. Насколько велико чувство любви, настолько ты слаб без неё

Когда бы ты любил её,
Писал стихотворенья ей.
Но муза спрятала лицо,
Во мраке сумрачных теней.

И нет уж силы больше той,
Что исцеляла мою душу.
Не лягут рваною строкой,
И некому тебя послушать.

- Мне кажется, сегодняшний рассказ будет интересен в первую очередь Айренду, который узнает кое-что интересное о магических практиках. И неважно, что я в них так и не смог ничего добиться, ведь само осознание иной силы ворожбы открывает новые реалии тёмного мира.

Мой благородный рыцарь из параллельного мира усмехнулся, давая понять, что словами его сложно пронять. Такому упрямому нужно всё доказывать здесь и сейчас. Помнится, он долгое время сомневался в магической связи на расстоянии, пока не создал своими руками заклинание и не пообщался с Анаксой.

- Неужели мы увидим танцы с бубном? Наконец-таки, хоть здесь эти шаманские выходки найдут применение.
- Э-э, не знаю, что у вас делают с бубном, но единственное применение ему – в руках придворного шута. И неужто твоя фантазия не нашла иного пути развития магического искусства, как пляски с бубном? Ну, что же, тогда придётся тебя огорчить, всё намного прозаичнее, если не сказать, поэтичней!
- Ну, всё-всё, заинтриговал! У меня даже мочки ушей зудят от предвкушения...

Я усмехнулся, узнав кое-что новое о чувствах Айренда, которые могут цепляться за его уши. Остаётся, надеяться, что его мочки будут удовлетворены услышанным. Хотя моё чутьё на грани пророчеств говорит, что мой друг найдёт себя. Не в сюжете, конечно, но в том, что сокрыто между строк и не прозвучит в речах.

«Сколько ни живи, всё будет мало» - промелькнула провидческая мысль, которая вскоре стала лейтмотивом моей жизни. И здорово, когда ты по-настоящему чем-то интересуешься настолько, чтобы самозабвенно отдаваться этому делу. Нет, не то пустое любопытство, что появляется раз от раза, стоит возникнуть очередной непонятности на твоём пути, а именно истинный интерес.

Как знать, быть может, именно искусство магии стало для меня самоцелью познания себя, позволяя раскрываться на протяжении долгих лет. Избери я гончарное ремесло или живопись, я бы неминуемо сошёл с ума в поисках вдохновения, либо выработал свой потенциал в первые три десятка лет.

Благодаря случайному знакомству с дядюшкой Кабатом, я по воле рока сыскал ещё одного учителя магии. По сути судьба ткнула меня лицом в этот остров. И заставила осмотреться, и наконец понять, что необязательно специально искать, чтобы найти. И мысленно я кивнул моему с недавнего времени врагу в лице судьбы.

Обучать премудростям своей магии Кабат согласился, но далеко не сразу. И мне, как заинтересованному в новом знании, пришлось поупрашивать его. На коленях я, конечно, не ползал, но прошло добрых пару недель прежде, чем он начал посвящать новоиспечённого ученика в тонкости ворожбы. А там, поверьте Таморе, было чему поучиться...

Но давайте по порядку. Начнём с того, что продемонстрированное бывшим пиратом было за гранью моего понимания, и, в тоже время, я от части принимал сказанное им. Все виденные мною практики не шли ни в какое сравнение по силе и простоте, уступая лишь в скорости.

Ключом к нестандартной магии были стихи. Как говорил Кабат: «Важен не столько язык, на котором написаны строки, сколько то, что вкладывается в них помимо звука». Если донести мысль до обывателя, то учитель предполагал, что стихотворение само по себе уже несёт напряжение, а магу остаётся только вложить эмоциональную составляющую, подкрепить желанием исполнение заклинания. Звучит, конечно, до невозможного странно, но я был свидетелем, когда простенький стишок на нашем с вами языке воспламенил собранный костёр. Звучали строчки, примерно, так:

«Если б здесь, да не мороз,
Если не замёрзли бы всерьёз.
То не воспылать костру,
Если только я того хочу».

И почти за год моего пребывания на Вурдалакле, он не раз показывал, что это работает. Только представьте, а мне приходилось разводить руками и горевать о своей безнадёжности. Ведь сколько я бы ни старался, так ничего и не выходило. Настолько неумелым и глупым в искусстве ворожбы я ещё себя не чувствовал. Я рифмовал строчки, даже сочинял неплохие стишки, но оттого не было прока. Это как замесить тесто для хлеба по рецепту, но в итоге достать из печи пустую жаровню...

«Да ну, чепуха эта твоя магия! Сам видишь, прошло полгода, а я не продвинулся дальше теории... Уж и не знаю кого обвинять в моей не состоятельности, но сколько в том моей вины?!» – однажды заявил я в лицо Кабату, на что мой учитель рассмеялся. – «Тамора, если ты не можешь летать, то не стоит ругать птиц только за то, что те так легко уходят в облака...».

К сути моей проблемы мы подошли в одной из философских бесед на пространные темы. Дядюшка Кабат вёл речь о сильных чувствах, и я решил поддержать его, упомянув любовь. Это я сейчас уверен, что он специально умолчал про это возвышенное чувство, а тогда я считал, что принимаю участие в такой серьёзной дискуссии.

«Вот-вот, Тамора! Всё верно, а как же без любви, на которой строится всё сущее в этом жалком мире? И это чувство настолько сильное, что может созидать и разрушать реальности, воплотить желания и загубить жизни. И почему бы ей не убить человека, но не до конца, а лишь какую-то часть, а уж что окажется под лезвием ножа - вопрос третий...

Вот смотри-ка, есть ты - молодой маг Тамора, и, уж прости учителя за грубую бестактность, была девушка Лилианна. И важен не сам факт вашей духовной связи, а факт того, что ты испытывал к ней. Хорошо-хорошо, и испытываешь до сих пор... Тебя переполняла внутренняя сила, дарованная великим чувством любви, которому не требуется взаимность и выгода. И яркое тому доказательство – твоя история исцеления благодаря стихам, посвящённым лично ей, а если заглянуть глубже, то твоей любви. То есть ты в строках обращался к своему чувству, и оно услышало тебя, смогло воплотить просьбу твоих слов, желания меж строк.

Так что не так уж ты и безнадёжен, мой друг! Просто то самое лезвие любви полоснуло по живому, и, возможно, нужно время, чтобы раны души затянулись. Рифмовать уж точно ты не разучишься, а, значит, дело за малым...» – разложил по полочкам дядюшка Кабат, попыхивая дымом из свежей трубки.

- И знаете, наверно, он был прав. Хотя по сей день я не смог продвинуться дальше рифмоплётства в магии с острова Вурдалакль. Видимо, мои раны так и зарубцевались, не успев затянуться.
- Да уж, никогда бы не подумал, что такому Великому магу, как ты, может оказаться что-то не по зубам! А ты не пробовал скрестить полученные от Кабата знания с нашей местной магией тёмного мира?
- Айренд, неожиданно услышать такое предложение из твоих уст! Всё-таки есть в тебе что-то помимо магического потенциала! И впрямь. Я через пару десятков лет возвращался к экспериментам в магии и смог добиться кое-каких результатов. И, как ты говорил, «отрицательный результат, тоже результат». Выходило, что заклинания становились продолжительнее вдвое, а исполнение теряло свою изящность, хоть и приобретало какой-то романтический шарм.
- Представляю, наверно, такой вид магии пришёлся бы по вкусу придворным эстетам, а особенно дуэлянтам. Насколько зрелищней стали бы поединки, вся грязь схватки меркла бы на фоне, читающих на распев стихи магов.

Мы дружно рассмеялись, размахивая руками, как будто создавали магические заклинания, а наши рты безмолвно декламировали напевные строки. И хорошо, что среди твоих слушателей есть такой человек, который понимает серьёзность твоих идей и комичность твоих поступков. Разве не такого собеседника мы желаем видеть рядом, когда голова полнится безумствами, а мысли уходят от реальности?

- Кстати, Тамора, а этот дядюшка Кабат не так уж и прост! Тебя так послушать, он прирождённый софист, так и не скажешь, что он бывший пират.
- О, да! Я за долгую жизнь убедился в одной странной вещи, чем меньше человек имеет за душой, тем проще ему размышлять на отвлечённые темы. Видимо, у таких людей, как мой учитель, голова переваривает лучше за счёт отсутствия привязанности к целям. Ну, это как прибыть в пункт назначения, и, пока не получил новый маршрут, заметить, что ночью на небе слишком много звёзд, а жизнь человека так коротка, чтобы их сосчитать.

Вечер 18. Рассказ Айренда. Даже реальность рвётся под натиском желаний

Ей не хватало слов простых,
Чтобы прорвать однажды
Материю реальностей чужих
И утолить желаний жажду.

Набухнет, слушая тебя,
И ждёт ответственного шага.
Как будто стенки пузыря,
Дотронься – лопнет сразу.

Айренд нашёл меня у камина, я пытался раскурить трубку, которая подвернулась сегодня под руку среди вещей из моего прошлого. Я уже больше ста лет не курил и даже не имел такого желания, но вот воспоминания о Кабате навеяли. И я, сидя в высоком кресле, неторопливо набивал чашу трубки листьями мхора, что нашлись там же в кожаном кисете. И тут был важен сам процесс, который завораживал курильщика, поглощал его целиком и полностью.

- Тамора, а я тебя искал в беседке. Близнецы на перебой убеждали меня, что видели, как ты сидел там... Ну, ничего, они у меня получат, сколько им говорить, что обманывать нехорошо!

Эх, недолго же продлился мой момент уединения. Голос рыцаря разорвал ватную тишину и эхом пронёсся средь высоких стен. Звуки резко оборвались в моих ушах, а Айренд, поняв, что не вовремя, потупился в пол.

- И вот, понимаешь, человек, вероятно, единственное существо в этом сгнившем мире, которому требуется уединение. Заметь, требуется, а не доступно или ещё как... И очень важно, чтобы из этого одиночества тебя вывел правильный человек, как в случае с замками, что в своё время откроются своим ключом. Да ты присаживайся...
- Мне, верно, стоит заглянуть попозже. Тем более, скоро будем накрывать на стол, там и увидимся.

Скороговоркой пробормотал Айренд, но всё же присел в кресло напротив и демонстративно взялся за подлокотники, порываясь встать. Я отвлёкся от трубки и отложил кисет в сторону.

- Расслабься, я всё это сказал, именно потому, что ты тот самый человек, который должен избавить меня от мысли об уединении. Не знаю, уж насколько это в действительности работает, но иного я бы проигнорировал. Так что рассказывай, что у тебя за история.

Мой друг проводил глазами кожаный мешочек с листьями и воззрился на трубку в моих узловатых пальцах. Видимо, эти предметы изрядно возбудили в нём любопытство, которое ранее не замечало за мною сей пагубной привычки. Я натянул на лице одну из дежурных улыбок и решил пояснить.

- Мой давний знакомый, он же мой учитель по имени Кабат, любил не спеша выкурить трубку. Для него это было одним из немногих удовольствий, что он мог себе позволить на острове. Я тоже был под влиянием привычки вдыхать горький дым через мундштук, но сегодня это лишь дань памяти дядюшке Кабату. Хоть он и не веровал в высшие силы, полагаясь во всём только на себя, я искренне желаю, чтобы Небеса были благосклонны к нему.
- Да, человек среди нас, пока жива память о нём! Думаю, он оценит твой жест, ведь чему, как не привычкам делать нас таковыми, какие мы есть сегодня. Так что ты всё правильно сделал, хотя кому я говорю...

Мы усмехнулись комичности диалога. Молодой в сравнении со мной парень, кажется, чуть старше тридцати лет, сидел рассуждал на пространные темы, точно также, как и я с Кабатом под каменными сводами пещеры. Айренд тем и симпатизировал мне, что умел ненавязчиво поддержать любую беседу, зная, когда нужно замолчать, а когда вставить ответное слово.

- Я, собственно, искал тебя вот по какому поводу. Помнишь, ты перед началом вчерашнего рассказа сделал акцент на моей заинтересованности. Так вот, ты и тут не ошибся! Нашлась связующая ниточка, что пролегла от моей истории жизни к твоей. А предметом моих размышлений стала поэзия и моё путешествие меж тем покинутым и этим тёмным миром...

Я ещё с ночи задумался над твоими словами, а потом прокрутил в голове услышанный рассказ. И знаешь, сознание само зацепилось за момент магии стихов, как будто ткнуло пальцем в искомый кусочек мозаики и всё разом сложилось в одну красивую картинку. К тому же я подсознательно приложил и твой опыт творить чудеса в рифме.

Естественно, где-то за полночь я забылся сном, но даже там меня перенесли в дни минувшие. А утром меня осенила догадка, а, точнее, фрагмент воспоминаний из прошлой жизни, и нет сомнений, что в то мгновение вмешалась моя судьба, которая только и ждала подходящего момента.

Ну, не делай такое лицо, понимаю, что только больше запутал тебя. Сейчас я возьму за отправную точку время, когда я тоже писал стихи... Да-да, благородный Айренд тоже не без этого грешка. Только вот тематика моих строчек была навеяна депрессивным состоянием.

В те годы я молодым специалистом трудился на перспективную фирму. Ну, это, как у вас работать подмастерьем в лавке. И как-то не складывались у меня отношения с моим работодателем, да и в личной жизни не было места семейному счастью. И вот эти неприятные моменты стали копиться на душе, заполнять мою голову и выход нашёлся в стихах.

Первые пробы пера случились в начале осени, тогда я написал пару-тройку коротеньких стихотворений на злобу дня. И мне понравился опустошающий эффект, который избавлял меня от проблем. Нет, не в реальности, а от тех, что уже успели занять место внутри. И с каждым таким стишком, мой негатив начал циркулировать через меня на бумагу или в память компьютера. О последнем я тебе уже рассказывал, и не делай удивлённых глаз.

Наверно, одним из важнейших факторов в моей поэзии было то, что я не стремился запомнить сочинение наизусть, тем самым, отпуская весь накопленный негатив в никуда. Исключением стало последнее стихотворение, написанное за сутки до провала в тёмный мир, его-то я помню по сей день, хоть и всё реже возвращаюсь, так как оно потеряло для меня актуальность.

Помимо того, что я жаловался на жизнь, мои стишки нередко просили человеческого счастья, чистой любви, молили Высшие Силы о терпении и силе. Возможно, магия была бы более эффективна, если бы мне довелось читать сочинения вслух, а не забывать про них стоило лишь закрыть блокнот. И тогда-то выпал шанс проявить свои таланты, причём не где-нибудь, а прямо на работе. Девушка по имени Ирина, что работала секретарём при моём руководителе, заметила листок с последним творением, и я сначала разозлился, выхватив исписанный лист бумаги, сам не зная на что. А потом смягчившись, после недолгих уговоров прочёл для неё вслух.

«Признаю, я был не прав,
И в чём-то пред тобою провинился.
Как оставшихся пять глав,
Где автор позабыл раскрыться.

Письма неровный почерк
Исправит электронный шрифт.
В нём надаю пощёчин
Тому, кто в зеркале сидит.

Тот незнакомец в отраженьи
Смотрит дикими очами.
Десяток долгих лет лишений
В мольбе бессонными ночами.

И шепчут губы об одном:
Прости, останови мучения,
Дай силы совладать с собой,
Если не найти лечения.

Возможно, провинился где,
Указать на то, в твоей же власти.
Истинно веровал судьбе
И ждал, но нет мне счастья.

Так вот, опять с вопросом:
Скажи мне, что не так?
Знать, счастье пользуется спросом,
Но опустошён твой склад.

В надежде, с верою к тебе,
Я быть замеченным хочу!
Ты намекни уж о цене,
И я безмолвно оплачу.

И раз год новый на пороге,
Пусть в подарок будет счастье,
Всем и каждому, хотя б немного,
Знаю, что в твоей то власти...»

Закончив секундной паузой, я заслужил восхищённый взгляд и слова похвалы. Это было первое и последнее признание моего тайного творчества, которое вряд ли было понято юной особой. Автор всегда вкладывает слишком много, прячет слишком глубоко, но так, чтобы смысл достиг цели, того единственного адресата, в роли которого выступала моя судьба.

Рабочий день шёл своим чередом, суета будней – непоколебимая вещь. Я заканчивал ремонтировать компьютер заказчика, как заглянул мой шеф, бросив на прощание, что следует сдать технику сегодня, утром последний срок. Дверь хлопнула, закрывшись за тощим лицом в очках, а я с остервенением принялся ковырять компьютерное нутро, проклиная момент, когда согласился взять эту заявку, которая не в первый раз проходит через руки наших горе-мастеров.

Пока я стоял, согнувшись над железякой, за окном стемнело, и единственным кто обо мне вспомнил был диспетчер из охранной фирмы, что почти ласковым голосом напомнил, что объект до сих пор не под охраной. Я сдержался, чтобы не послать его куда подальше, например, к матери вурдалака. И случайно опустил руку к оголённым проводам, которые были под напряжением, за чем последовал электрический разряд. Ну, это словно разряды молний, только поменьше и потише, только оттого не безопасней.

Меня тряхнуло так, что телефонная трубка вылетела из рук, а другая судорожно вцепилась в провода, не давая мышцам разжаться. Уже начиная отсюда, я смутно что помнил, но, главное, что меня било током на протяжении пары минут, пока я скорчившись подошёл ко входной двери, а, распахнув, увидел белое свечение. Дальше… а что дальше?! Я потерял сознание, и, видимо, как стоял, так и упал в это молоко света.

Уж и не знаю, сколько я провёл в отключке, но по моим субъективным часам провалялся я на земле не больше получаса. И всё произошедшее казалось мне сумбурным сновидением, которое после того, как я пришёл в себя, продолжалось. Я лежал на голой промёрзшей земле, позади высилась громада горной пещеры, а вокруг стоял редкий лес, который выглядел уныло лысым без сочной зелени крон.

Только вряд ли это было сновидение. На моей раскрытой ладони, пульсирующей кляксой, расползался полученный ожог, который по сей день напоминает о себе белой ниточкой шрама. А от моего носа протянулись потёки красного, что было местами ещё липким и свежим, а кое-где успело засохнуть и взяться морозом. Видать, я неслабо приложился лицом о грубую промёрзшую почву, безапелляционно убедившись в плотности новой реальности.

- Да-да, тогда-то я его и встретила, видел бы ты его, Тамора! Это чудо было одето в какие-то цветастые тряпки странного покроя, которые никак не вязались с холодной зимой тёмного мира. Ко всему, он, перепачканный в собственной крови, смотрел на меня ошарашенным взглядом, и не мог связать и пары слов из-за стука зубов.
Кстати, любимый, а что за ласковый голос по имени Диспетчер, почему я о ней ничего не слышала?

Айренд расхохотался, откинувшись на спинку кресла. Он вздрагивал всем телом, и, кажется, пару раз взвизгнул, как маленький поросёнок. Немного успокоившись, он встретился с нашими непонимающими взглядами и со вздохом он принялся нам объяснять.

Нелегко же пришлось ему, ведь почти час мы задавали один уточняющий вопрос за другим. И скажу, что Айренд неплохо справлялся. «А что такое телефон? А зачем ему трубка? А что такое электрический ток? А почему он ударил тебя?» – и ещё другие вопросы в таком роде сыпались горохом на бедную голову рыцаря.

- Друг мой чужеземный! Кажется, мы окончательно пропустили время ужина. И судя по всему, Анакса и дети давно поели, пока мы предавались воспоминаниям.
- О, да! Но, что-то мне подсказывает, их воспитание позволило нам оставить хотя бы объедки со стола, а иначе в чём же благородство...

Вечер 19. Тёмные мысли позади, впереди лишь тёмное будущее

У всякого сюжета есть конец
И на продолженье право.
Сколько б не сменилось мест,
Нам не забыть о старом.

О том, что пережил когда-то,
Что стерпел во имя веры.
Была душа на грани мрака,
И у смерти в списках первый.

На нас есть у будущего планы,
Несмотря на мысли против.
Ждут впереди чужие страны,
От нас им надо свежей крови.

- Сегодня особенный ужин, ведь уже завтра утром вы покинете стены моего домика. Так незаметно прошли эти три недели, которые без преувеличения стали самыми счастливыми за последние несколько лет... Я хотел бы поблагодарить вас всех вместе и каждого в отдельности за возможность окунуться в тёмные хроники Великого мага. Да не иссякнет моя жажда жить и любопытство моей старой задницы!

Затем я шутливо приподнял кружку с чаем и отпил напиток, чтобы обозначить торжественность момента. Как ни странно, но гости поддержали меня, а после начали на перебой выказывать слова встречной благодарности.

- Тамора, дорогой наш маг, мы бесконечно рады были быть твоими гостями. Эти каникулы одни из лучших, что нам доводилось проводить в кругу семьи, а ведь ты нам не чужой, и дети относятся к тебе, как к родному дедушке. Думаю, Айренд подтвердит и поддержит меня в этом...
- Да, дорогая, эти двадцать с небольшим дней были сказочным отдыхом, и всё благодаря тебе, Тамора! Я ещё раз убедился в том, что ты не просто так выбрал это местечко под горою Адлавук. Не сомневайся, свою старость я бы встретил в точно таких же условиях. В конце концов, я могу присоединиться к тебе через сотню лет, если, конечно, ты не сделаешься совсем вредным старикашкой.

Все дружно рассмеялись, а Айренд даже поднялся изо стола и порывисто обнял меня. Чего-чего, а такой реакции от этого рыцаря я уж никак не ожидал. И пусть он не из здешней реальности, пусть он далёк от настоящего рыцарства, но он та квинтэссенция качеств и эмоций, что вызывает неминуемую симпатию. «Неважно, где ты родился, важно, где пригодился!» – всплыла в моей голове народная мудрость.

- Ещё раз спасибо, и, чтобы как-то поставить точку в своей долгоиграющей истории, я поведаю, как и чем завершилось моё обучение на острове Вурдалакль под началами бывшего пирата по имени Кабат. Не хотелось бы вот так бросать вас в неведении, а то получится, что я до последнего дня провёл жизнь среди вурдалаков, бегая по берегу от разъярённых аборигенов.

Островная жизнь по-своему замечательная штука, особенно для тех, у кого одиночество стоит на первом плане. Наверно, дядюшка Кабат именно поэтому и не помышлял ретироваться от границ Вурдалакля. Как знать, быть может, эта видимость уединения лишь, своего рода, наказание, приведённое в исполнение им самим. Истинных мотивов его присутствия на острове я так и не узнал, а мне же начали надоедать однообразные пейзажи. Молодость не приспособлена для существования на одном месте, она постоянно мотивирует двигаться вперёд или вверх.

На одном из философских диспутов, я коснулся этой темы. И Кабат согласился с такой расстановкой вещей, кивая каждому, сказанному мной слову. «Да, Тамора, жизнь в каждый из периодов требует от нас простейшего, например, не останавливаться на достигнутом в юношестве, утвердиться в молодости и так далее. Было бы глупо сопротивляться столь масштабным силам Вселенной... Я – другое дело, про меня жизнь или судьба забыли, вряд ли ты поверишь мне на слово, но мне уже больше сотни лет! И я тебя понимаю, как никто другой, ведь в свои годы я бороздил моря с командой пиратов, пока мы не разбились недалеко от берегов этого острова, демоны его побери!» – с жаром произнёс Кабат, эффектно выпуская дым через ноздри.

Почва для моего отбытия была подготовлена, осталось дело за малым. То есть нужно было решить на чём и куда мне отправиться. Передо мной лежала синяя гладь Зеркального моря и открыты пути на все четыре стороны света. Учитель со своей стороны начертил примерную карту берегов большой земли, указывая вектор движения. Я сразу же перечеркнул родные берега Лома Дрейфа, которые мы так и не достигли. Возвращаться в Мариннорд было последним делом, там ещё были свежи воспоминания о любви. Оставалось два заманчивых курса, один из которых привёл бы к Невелле с противоположной стороны от моих поисков. Другой же вывел бы к горному хребту на западе, где испокон веков обитали гномы.

Безусловно, выбор пал на подход к юго-восточным землям Невеллы. И не только оттого, что я соскучился по родным местам, но и потому, что найти учителя магии в тех краях мне представлялось гораздо легче, нежели совладать с бородатыми рудокопами. Вопрос стал за средством передвижения, ведь моя шлюпка разбилась в щепки и починке не подлежала. «Наверно, придётся делать плот из местного дерева. В принципе, неделя работы и месяц на сушку. Иного варианта не остаётся, по воде я ходить не умею, да и на плоту будут свои недостатки, особенно, если настигнет шторм», – сетовал я на свои проблемы.

А дядюшка Кабат оказался не только самым разумным на этом проклятом острове, но и предусмотрительным. «Знаешь, Тамора, первые годы я ещё надеялся видеть паруса на горизонте, даже поддерживал сигнальный костёр, но шло время, и надежды таяли. Поэтому я постепенно пришёл к мысли, что надо соорудить собственный корабль», – начал бывший пират издалека, выводя рассказ к тому, что в отдалённой скальной пещере стоит его лодка. Пусть она оказалась небольшим корытом, требующим ремонта за годы простоя, но, Небеса, как я радовался этой посудине.

На восстановление лодки ушло две недели, за которые удалось собрать провиант в дорогу и оговорить ориентиры. Так как я не моряк, то и парус решили не крепить, обойдясь силами магии. Планировалось, что от берегов Вурдалакля уже моя посудина будет двигаться под воздействием ворожбы Кабата, а потом по надобности подключусь я со своим ветром. Таким образом, за один рывок я, если уж и не достигну берегов материка, то буду совсем неподалеку...

Самодельная лодчонка была спущена на воду в середине осени, если ориентироваться по изменчивой погоде. На дно было погружено всё: от бесхитростного снаряжения до продуктов питания, и чуть не забыли поставить такого важного меня, что будет служить и парусом, и балластом на этом корабле. Потом Кабат пожал мою руку и вручил курительную трубку, не говоря больше ни слова, он начал в полголоса произносить заклинание. Незнакомая речь лилась мелодичным потоком добрых несколько секунд, а потом лодка стронулась с места и ускорилась, да так, что через минуту я уже не мог различить Кабата на берегу.

В отличие от моего заклинания ветра, учитель применил поистине морскую ворожбу, направив лодку с помощью глубоководного течения. «А, знаешь, я бы тоже смог вызвать ветер достаточной силы. Но есть два «но»: во-первых, с ветром может прийти непогода, а, во-вторых, придётся ставить парус и править движением», – объяснял бывший пират своё магическое решение.

А я, благодаря столь изящному решению, проплыл без малого сутки, и, когда лодка остановилась, впереди, на горизонте, показались тёмные очертания берегов материка. Так что я ударил по воде потоками ветра и с дикими возгласами домчался до суши, то и дело сбиваемый высокими волнами. Мокрый и счастливый, я продолжил свои поиски магических наставников, веря, что в любом событии есть своя правда, которая исходит от неминуемого рока судьбы.

- Вот так-то! Ещё почти семь лет я добирался до Невеллы, то случайно теряясь, то специально сворачивая с намеченного пути...
- Тамора, а сколько же ещё было учителей в твоей копилке знаний? Явно число наставников перевалило за два десятка.
- Ты прав, Айренд. За годы до встречи со стенами Невеллы я обучался ещё у четырёх магов. Один из них был магистром зельеварения, а последним стал прадед нашего общего знакомого – магистра Рандома. А вообще, конечно, я всегда рад узнать что-то новое, например, возможностям друида я обучился под началами Явереда всего пятьдесят лет назад.

Да, моя жизнь – это слишком долгая история для одних каникул, нельзя вместить три сотни лет в три недели, это будет несправедливо по отношению ко времени. Но что-то мне подсказывает, мои гости не в последний раз заглянули к своему старому другу Таморе, который благодаря им обрёл себя в качестве дедушки.

Эпилог. Старость – лишь повод почувствовать себя молодым

Память напомнит о былом,
Расправит занавес забвения.
Как был, ты остаёшься стариком
Без шанса на омоложение.

А память – твой тяжёлый крест,
Нести сквозь долгие года.
В мире этом нет темнее мест.
Чем твоя седая голова.

Разве старость юности помеха?
Чем старик ты хуже них?
Тебе всё чаще не до смеха,
Хотя шутить не разучился ты.

«Тамора, напомни-ка, почему все называют этот мир тёмным?» – спросил Айренд, зевая во весь рот. Честно, более странного вопроса в рассветный час мне ещё не задавали, оттого-то мои кустистые брови поползли на лоб, ища где бы повыше остановиться. «М-м, ну, дорогой мой друг, я вряд ли смогу ответить на этот вопрос в полной мере, так как не присутствовал на создании сего мира... Но, по общему мнению, что успешно укоренилось в умах жителей планеты, определение «тёмный» появилось в те времена, когда ночи были длинными, а появление солнца на небе считалось событием, а не закономерностью природы. Ну, а теперь доброе утро!» – не без труда ответил я ему, ведь вопрос был действительно неожиданным.

В глазах моего раннего собеседника прояснилось, и он кивнул в ответ моим словам. Затем стал искать свой меч, отправляясь на ежедневную тренировку или, как он её зовёт, зарядку. Я же, на правах хозяина, отправился ставить чайник на огонь и соображать очередной завтрак, но прежде я повернулся к Айренду и добавил: «А, знаешь, второй вариант мне нравится больше, есть в нём что-то недоступное, как и в искусстве магии. Так вот, говорят, что тёмный мир оттого «тёмный», что он загадочный и непостижимый. И шёпотом добавляют, что он не злой, ведь тёмный ещё не значит чёрный!».

Помимо завтрака в дорогу, у меня было припасено кое-что большое и крылатое. Пусть не думают, что Тамора подался в старики со всеми вытекающими последствиями. Чего-чего, а мой бесшабашный характер всегда при мне, так что пусть не списывают со счетов мою трухлявую задницу.

Ведь что такое старость? Лишь изменение внешности под влиянием времени. Так почему человек пытается соответствовать своему виду? Вот и я не согласен. Нужно остановиться в определённый момент, когда ты чувствуешь себя умудрённым годами, но ещё не растерял юношеские замашки. Очень тонкая грань, которую многие пожилые люди оставляют позади и начинают жаловаться на жизнь, вредничать по любому поводу и при этом ведь считают себя умными, не готовые дать дельный совет, но отчитать — всегда пожалуйста.

Когда Айренд вернулся с тренировки и отправился в ванную, чтобы смыть усталость, я уже накрыл на стол и потихоньку вышел незамеченный из дома. По времени мой план уже должен начать сбываться, лишь бы ничего не приключилось сверх того. В частности, я надеялся, что близнецы сегодня не выйдут гулять, занятые сборами в дорогу.

Я быстро отправился к озеру через лесную тропу, где меня должен был заметить сокол Син Танга. Так и есть, птичка кружила над лесом, покрывая территорию до самого дома. Я вскинул руку, привлекая внимание, и отправился к камням в ожидании. Прошло меньше минуты, как в воздухе захлопали перепончатые крылья огромного дракондора по кличке Летибертси, вставая я показал ему знак, поднеся палец к губам.

Обменявшись улыбками, я и наездник поздоровались. «Я надеюсь, наш план остаётся в силе, и у тебя, мой друг, есть ещё одна птичка?!» – заговорщически спросил я у Син Танга. На что он расцвёл в широкой улыбке: «Обижаешь, Тамора, как и договаривались! Тебе достанется нетопырь по прозвищу Милашка. Имя этой крылатой свинье давать бестолку, ну, не запоминает она их...».

Подмигнув на прощание, мы договорились, чтобы его заклинание в виде сокола продолжало наблюдать за окрестностями, а я отправился к гостям. Там царила суета: Анакса уже одела детей и выводила их из спальни к столу, Айренд безуспешно пытался сложить вещи в ту же поклажу, но тут требовалась особая женская магия. Я и сам удивлялся, как только удаётся сложить обратно всё извлечённое, если оно, ну никак, туда не лезет?

За завтраком детям достался тот же самый знак тишины, за коим я подмигнул Айренду, сидевшему напротив. «Ну, что же, дорогие мои, я хочу сделать вас немного счастливее, чем вы есть сегодня! Так сказать, вы мне – я вам. Поэтому я отправлюсь в путь вместе с вами», – при этих моих словах Эллай и Таллия даже взвизгнули от восторга, а Анакса одобрительно улыбнулась. «Но мы поедем не просто на лошадях, а на самых настоящих... хотя, что я вам рассказываю, вы и сами всё увидите в нужный момент», – закончил я и продолжил пить чай, как ни в чём не бывало, внутренне так же повизгивая от детского восторга.

Большой и шумной компанией мы вывалились на открытую площадку перед домом, и я приветливо помахал шпиону на небе. Потом присел рядом с Эллаем и шопотом спросил: «А как ты относишься к тому, чтобы полетать и добраться домой с ветерком?». Мальчик недоумённо похлопал глазами, но на всякий случай ответил: «Хорошо, летать мне нравится! А на чём мы поднимемся наверх?». Но я не успел ответить, так как его вопрос утонул в приближающемся стуке крыльев о воздух, и наши волосы затрепало вихрем в разные стороны.

Перед нами высились две громады, так не похожих друг на друга волшебных существ. Дракондор был уже знаком не только по многочисленным рассказам, но и по случившемуся полёту почти четыре года назад. А вот туша второго обескураживала одним только видом, и на язык приходили одни ругательства, по крайне мере, на мой точно. Складывалось такое ощущение, что огромной дикой свинье воткнули два чёрных кожистых крыла чуть пониже шеи. При этом она была покрыта жёсткой щетиной того же цвета, а пятак на морде лоснился от слизи, о происхождении которой не хотелось задумываться.

Как только оба чудовища покорно сложили крылья и совершили подобие поклона в нашу сторону, только тогда мы разглядели сияющее лицо Син Танга. Хотя, если честно, у нас у всех были счастливые лица придурковатого вида, а дети от нетерпения уже переступали на месте, не решаясь подойти ближе. Я подтолкнул близнецов, придавая ускорения в направлении животных, и вдогонку бросил: «Держитесь рядом с дядей Сином!». А потом развернулся к Айренду, и сквозь идиотскую ухмылку объявил: «Ну, что же, а мы, друг мой, полетаем на нетопыре! Да-да, именно на той крылатой свинье».

Некоторое время мы потратили на уговоры Анаксы, так как она долго препиралась, склоняясь в пользу обычных лошадей. И, если бы не детские голоса, то ехать бы Айренду с супругой почти два дня вместо трёх часов полёта над цветущими пейзажами Невеллы. Наш героический дракон взял большую часть поклажи и троих пассажиров, не считая самого Син Танга, а мы с Айрендом взгромоздились на крылатую свинью, и ничуть не пожалели о выборе лётного средства.

«Тамора, а ты уже летал на нетопырях раньше?» – прокричал Айренд позади меня, когда оба существа прыжком оторвались от земли и взмыли в небо, расправляя в стороны широченные крылья. «Нет, я первый раз вижу эту Милашку. И скажу я тебе, полёт на ней намного мягче, чем на чешуйчатом панцире дракондора», — перекрикивая поток встречного ветра, ответил я, демонстративно подпрыгивая на заднице.

И как же я упивался полётом и ошарашенной физиономией моего спутника. Ведь он и не догадывался, что эта хрюшка тупо следует за Летибертси, поэтому всю дорогу мы держались немного в стороне и сзади Син Танга. Позже, уже по прибытии, я не удержался, чтобы не пожурить Айренда: «Такой доблестный рыцарь, путешествующий меж мирами, и испугался лететь на хрюшке, пусть и большой, и с крыльями...». А чтобы успокоить Анаксу рассказал о Милашке и её роли в этом путешествии, на что Айренд сказал: «Ну, прям, как люлька у мотоцикла!» – и неминуемо был вновь завален вопросами.

И, знаете, я ни минуты не пожалел об устроенном сюрпризе. Полёт до стен Невеллы поставил жирную запятую в каникулах моих гостей. А я ещё раз убедился, что старость не помеха почувствовать себя вновь молодым.