Ты должна жить

Яна Соснович
      - Ты должна жить долго, счастливо и хорошо! Ты должна жить долго и счастливо! Ты должна жить долго!...
       Он шептал эти слова день за днём, как заклинание, твердил, как наказ на всю её оставшуюся жизнь… Она слушала и плакала, смотрела и плакала, ухаживала за ним и плакала… Он тоже плакал. И умирал. Он знал это и молил Бога прекратить  страдания. Он умирал, а она ничего не могла сделать, не могла облегчить его муки, не могла удержать его здесь, на этом свете, не могла, не могла, не могла… Всё было слишком поздно…
       Они встретились  в девяносто седьмом,  в Бойске. Она приехала туда работать, вернее, дорабатывать до льготной учительской пенсии. Так договорились они с мужем: она дорабатывает до пенсии, а муж в это время остаётся в деревне (деревня, из которой она приехала, была в тридцати километрах от Бойска) на хозяйстве. Потом она возвращается, и они счастливо живут дальше. Вернуться она должна была через четыре года…  Ну, конечно, на каникулы, на выходные дни, на праздники, по возможности, она обязательно будет приезжать домой. Всё обговорили, обсудили, и она поехала в Бойск, взяв с собою сына семиклассника и трёх племянников – третьеклассника, шестиклассника  и тоже семиклассника, как и сына. Если не взять, то им пришлось бы жить в интернате в двадцати километрах от дома, куда неудобно и не на чём добираться, да и интернатская  жизнь не сладкая, а так всё-таки с родной тётей.  Благополучно сняла в Бойске  квартиру за сто рублей в месяц и приступила к работе в местной школе.
        Правда, до этой квартиры пожили они всей кучей у бабы Нины, до 12 октября. Бабушка была уже старенькая, но пустила квартирантов и была рада, что она опять не одна. Были у неё дети и внуки, которые её никогда не забывали и всё звали к себе жить, но старому человеку так не хочется покидать родной угол, что она всё тянула и тянула с переездом к дочери. А у неё в доме всё время жили какие-то квартиранты, которых баба Нина пускала по доброте душевной. Вот и учительницу Марию Петровну с мальчишками пустила… Опять была рада людям, разговорам  с учительницей по вечерам, толкотне, которую создают дети (а тут сразу четверо, да пацаны!), ещё и картошку варила к их приходу из школы. Но домик старенький, бани нет, бабушку на эту зиму одна из дочерей  точно уж забирала к себе, поэтому, когда подвернулась квартира, учительница, не раздумывая, переехала туда вместе со своими мальчишками. Там три комнаты, баня, дрова (оставили прежние хозяева кубов пять, за деньги, разумеется). А перевёз их немудрёные вещи на новую квартиру сосед бабушки – Павел. У него был тракторёнок, всё и поместилось, ещё и мальчишки уселись сверху. Павел с матерью, подругой бабы Нины, жил рядом, и у него был телефон. Вот от Павла-то она поначалу и звонила мужу Владимиру в деревню, или он звонил к Павлу. Кстати, как потом Мария узнала, Павел и её Владимир в молодости ещё и приятелями были, работали вместе в совхозе…  Раза три Павел пускал их в баню – и её, и мальчишек. А они ему за это помогали картошку копать, дрова кололи. Вот тогда, когда она увидела Павла в первый раз, то поняла, что уже видела его в молодости, в деревне мужа, где начинала работать после педучилища, где вышла замуж. Павел там в это время работал бухгалтером в совхозной конторе. Мария ходила в местный клуб в библиотеку, участвовала в художественной самодеятельности, а он приходил играть в бильярд. Играл он замечательно!
        Теперь, увидев его в Бойске, она вспомнила этого мужчину. Вид у него был такой, запоминающийся: умное, красивое лицо, высокий рост,  согнутые левая  рука и нога (последствия врождённого дцп), что нисколько его не портило... При этом он, как потом узнала Мария, был в деревне одним из лучших охотников и рыболовов, заядлый грибник и ягодник, лучше всех выращивал картошку, прекрасно справлялся по дому со всеми мужскими делами, водил трактор, мотоцикл, машину… Но не был женат, стеснялся своего физического недостатка. А девчатам,  считал Павел, нужны парни здоровые и красивые… Всю жизнь он жил с родителями и братом, а когда отца и брата не стало – с матерью, и не мог ей угодить. Многие люди к старости становятся сварливыми и раздражительными. Вот и Пашина мать была такая же. Тяжеловато им было, но оставить мать он не мог, хотя шёл ему уже сорок третий год.
         Муж Марии, Владимир, остался дома на хозяйстве.  Работы на производстве к тому времени в родной деревне не было, всё, как и везде, разваливалось, поля зарастали, скот с ферм угнали… А дома было большое хозяйство: две коровы, свиньи, овцы, куры. Как и у многих в деревне…  Сначала  мужу даже нравилась такая свободная жизнь – старшие  дети в городе живут, младший – с матерью в соседнем селе, на выходные жена с сыном и племянниками приезжает (вернее, он их привозит на Запорожце, а когда и с почтовой машиной приедут, так как из Бойска в их деревню каждую неделю почту возили), в будние дни созваниваются. Были и с этим проблемы – на всю деревню один телефон, и тот в медпункте. Но что поделаешь, договаривались о времени, ходил, звонил, надоедал молодой фельдшерице…
       Вот, думала Мария, ходи себе потихоньку за хозяйством, пои, корми, убирай, жди жену и детей.  Готовить Владимир  умел, с голоду не пропадал, да и было из чего готовить, хозяйство ведь держали… Вроде, ничего сложного, в деревне вырос, с детства был и на покосе, и по хозяйству родителям помогал. Да затосковал мужик без жены и детей, захандрил что-то… А тут и фельдшерица стала знаки внимания оказывать,  её-то дорогой  попивал да наркоманить пытался. Никого не слушал – ни жену, ни родителей, опускался всё ниже и ниже. А молодой бабёнке и ласка, и любовь нужны. Вот Владимир и подвернулся. Сам из себя видный, хозяйственный, как говорится, первый парень на деревне. Особенно сейчас, когда мужиков-то в деревне и не осталось почти. Ну и что, что на семнадцать лет разница? И влюбился мужик, да так, что и сын младший не остановил.  С женой-то, ладно, третий десяток разменяли совместной жизни, а сын любимый, самый младший, пестун, как говорила бабушка… Нет, не остановил.
          У фельдшерицы жизнь со своим дорогим совсем распалась, и решили они с мужем Марии  пожениться и уехать жить в город.
        А Мария жила в Бойске, работала, придумывала каждый раз, чем накормить четырёх мальчишек (растущие организмы постоянно хотели есть, но  время было трудное, послеперестроечное, и мало помогали передачки из дома, от родителей), помочь им с уроками, постирать, баню приготовить, самой к урокам приготовиться… Хватало забот и хлопот.
        Когда же она узнала о том, что произошло в деревне (сестра позвонила в январе и рассказала), то чуть с ума не сошла. Это было для Марии как оглушительный гром среди ясного неба, или даже ещё страшнее и неожиданнее. Ведь любила она своего Владимира всю жизнь. С самой молодости, когда дружили,  поженились, уехали жить в Т-ский район, потом вернулись в деревню, потому что умерла его мать и отец остался один на хозяйстве… Всю жизнь муж казался ей самым красивым, самым сильным, самым умным, самым, самым, самым… И дети уже выросли почти – старшему сыну двадцать один год, дочке – девятнадцать, младшему четырнадцать уже…  Более двадцати лет прожила Мария с мужем. Всякое было, как у всех, но жили ведь, жили, старались, детей растили!  И на тебе! Как это «влюбился в молодую?!» Всё, жизнь остановилась, все краски померкли, руки не поднимаются ни на какую работу… Боже! Боже! Ну почему всё так случилось?!  А Витенька, самый младший, самый любимый папкин сынок, почему он должен остаться без отца?! Не удержалась, рассказала сыну, что произошло, он плакал вместе с Марией. Очень уж  сильно любил отца и привык к тому, что тот пестовал его с детства.
          Ну, плачь не плачь, а на работу идти надо, детей кормить надо, жить надо… И встала, и пошла, и работала, и с людьми общалась, а на душе – камень. Не камень даже, а глыба какая-то придавила, прижала и не отпускает… Осунулась, потемнела Мария, как будто похоронила кого близкого. Слава Богу, уже появились у неё в Бойске хорошие друзья – семейная пара Блинных Коля и Нина. Вот уходила иногда к ним и рассказывала, рассказывала Нине о себе, о муже, об их жизни, о своей беде. И постепенно легче становилось на сердце. Верная подруга не ругала её мужа, не кляла разлучницу, а советовала всё принимать,  как есть. «Значит, так должно было быть, – говорила она – ничто в жизни не происходит просто так. Для чего-то и это нужно. Держись!» И Мария держалась, не ударилась ни во что плохое с горя, ни в разборки с мужем и его новой любовью. Тем более, что любовь эту она лично знала как хорошую деревенскую медичку, чистоплотную, аккуратную, симпатичную молодую женщину. Жалела, что мужик ей попался не очень путный, а тоже ребёнок растёт, которому отец нужен.
         В общем, уже летом девяносто девятого года позвала Мария эту любовь  мужа к себе в дом и спросила и её и мужа, серьёзно ли у них всё это. Услышала, что, да, и отпустила их с миром. Не было сил и смысла бороться, кричать, выть, биться в истериках, обвинять их… Тем более, что и сама виновата, как она поняла позже, в том, что оставила мужика одного и уехала в другую деревню. Вроде, и договорились, а нельзя было так делать. Надо было или вместе ехать, или вместе не ехать. Поздно она это поняла, ой, поздно! Только тогда,  когда Павел ей об этом сказал («Я бы сам от тебя никуда не уехал и тебя бы одну никуда не отпустил!»)  да сестра мужа, которая жила далеко и узнала обо всём тоже слишком поздно («Сама виновата! Бросила мужика одного!»).
          Уехал Владимир в июне девяносто девятого из родного дома, с одним чемоданом. Взял кое-что из одежды да документы. Тайком сунула ему в чемодан  фотографию младшего сына, понимала, что и ему, ох, как нелегко было решиться на такой шаг, но не смог он преодолеть себя, не смог оставить свою новую любовь… В двухтысячном году у них уже и сынок родился, Ванюшка. Вот так.
          А Мария после его отъезда взяла на руки маленького внучонка, которому и года ещё не было, и, прижимая к себе дорогое тёплое тельце, накручивала круги по двору да огороду, качая малыша и подвывая в голос.  Дочь и зять были на работе где-то (они приехали на лето в деревню из города), а дома в деревне далеко друг от друга, и никто её не слышал. Знать-то все в деревне знали об этом происшествии и все в один голос ругали Владимира  и его любовницу, жалея Марию от всего сердца.
        Немного успокоившись, поговорила с дочкой и зятем, решили, что те переедут из города в деревню, займутся хозяйством, огородом, а Мария вернётся в Бойск работать дальше. Так и сделали. Начался учебный год, и Мария снова с мальчишками уехала в Бойск.
       Работала, дети учились, из дома для них продукты привозили. Боль притупилась, но вспыхнула было с новой силой, когда муж прислал письмо с просьбой о разводе. Видать, жила до того момента в сердце надежда, что вернётся. Не вернулся… Оформила развод, отправила бумаги. Всё.

2
       
        И стал Мария, как говорят в деревне, разведёнкой, свободной женщиной с четырьмя своими мальчишками. Родные и дети осуждали отца, жалели мать, но Мария сумела их убедить, что не было смысла ругаться  с ним, останавливать его, что она-то уж знала его характер, что не просто было и ему решиться на такой шаг… В общем, жизнь продолжалась. Ох, как не сразу привыкла Мария к мысли, что Володи нет теперь в её жизни, что никогда не посидят они рядышком, никогда не обнимет он её, не поцелует, не пошутит, как он только и умел. Что никогда не лягут уже они в одну постель,  и не будут жить под одной крышей. Больше всего жалела младшего сына, знала, что очень любил тот отца и очень переживал из-за всего случившегося.
          А отец вдруг дал знать о себе – прислал денег младшему, звал его к себе в гости. Старшим иногда звонил, особенно, дочери. И съездил потом младший сын раза два к отцу в гости, и сам отец приезжал в гости к дочери раза три. Самый старший сын не очень-то  общался с отцом, не мог простить его за мать, наверное…  Мария же детей от отца не отворачивала, говорила, что это ваше право, общаться с ним или нет. Он ваш отец.
         Осень девяносто девятого года выдалась дождливой, прохладной. Люди торопились закончить сезонные работы. Кто-то ещё с сеном возился, кто-то уже вовсю урожай с огорода убирал и картошку копал. Старалась деревня, зима всё подберёт. Мария с мальчишками свой урожай убрали (хоть немного, а сажали около дома, где жили, и овощей и картошки), соседу помогли докопать. Сосед – директор школы. Мария сама предложила помощь, он не отказался. Потом друзьям своим Блинных помогла, и мальчишки с удовольствием у них поработали. Те щедро оплачивали их труд молоком, сметаной, потому что хозяйство своё  держали, как и многие в деревне. А огород друзей находился рядом с огородом Павла. Видела Мария, что нелегко ему одному справляться с картошкой, хотя и старается изо всех сил. Но один, мать уже старая, сил нет, дома кое-как по кухне топчется. А Павел, слышала Мария, ещё и заболел,  что-то серьёзное у него было с горлом. Вот и ему предложила помощь с уборкой картошки. Ох, как он обрадовался! И в один погожий выходной, почти в середине сентября, они и докопали картошку в огороде Павла. Павел попросил Марию помочь матери стол приготовить, чтобы отпраздновать такое событие, а сам с мальчишками перевёз картошку домой на своём тракторёнке и ссыпал в подполье.
          Довольны были все: и Павел, что закончил тяжёлый деревенский труд, и Мария, что её и мальчишек помощь оказалась так кстати, и пацаны её, которым нравился этот дядя Паша своим уважительным отношением  к ним и прямотой и справедливостью. Да ещё отобедали так вкусно в честь докопок – баба Настя, мать Павла, выставила на стол  всё, что могла: и варёную картошку, и яичницу с салом, и грибы маринованные, и борщ с мясом. Объеденье! Мария помогла ей накрыть стол, и сама на радостях наелась от души. Простая деревенская пища, да после работы, была так вкусна!
        Мальчишки наелись и убежали домой. У них свои дела. Уроки нужно приготовить, дров в дом наносить, воды, погулять сбегать. Отпустила их Мария, а сама помогла бабе Насте убрать со стола, помыть посуду. Видела, что утопталась старушка на кухне и хочется ей уже отдохнуть. А та,  пользуясь случаем, жаловалась Марии на своё нездоровье («Голова всё кружится, ходить не могу – ноги болят, белить надо, а некому…»), на свою немощность и старость. Мария огляделась вокруг, и так ей захотелось чисто по-бабьи навести в этом стареньком доме порядок, что, не раздумывая, предложила свою помощь в побелке. Баба Настя с радостью согласилась. Павел ворчал на мать, говорил, что сами как-нибудь справятся, наймут кого-нибудь… Но Мария и баба Настя уже договорились, что недели через две на выходных Мария придёт белить в их доме.
      
3

         Так и получилась. Мария рассказала Нине, что собирается помочь Павлу и его матери с побелкой. Верная подруга  тут же изъявила желание тоже помочь. Вдвоём они за субботу и воскресенье выбелили домик – кухню и две комнатки, протёрли нехитрую мебель, повесили чистые занавески на окна, вымыли полы. В домике запахло свежестью и чистотой. Баба Настя была очень довольна работой учительниц. А Павел протопил баню. Мария помогла помыться бабе Насте, сама вымылась (Нина отказалась, сказала, что дома муж  ждёт с баней), и они все вместе замечательно поужинали по такому случаю. Павел пожарил мясо, сварил картошку, женщины помогли ему собрать на стол. Поставил он и самогонку на стол, на радостях не удержались и Мария с Ниной, выпили по полстопки и задохнулись от крепости домашнего питья. Павел смеялся и угощал женщин своей нехитрой и вкусной едой. Как потом признался Марии, очень уж неловко он себя чувствовал, когда две учительницы пришли белить и убирать у них в доме. Учительницы, а грязи вывезли… Не привык он к тому, чтобы женщины столько внимания уделяли и им с мамкой, и их старенькому дому. А они были рады, что сделали такое нужное дело для этих людей, шли домой счастливые, немного уставшие и охмелевшие и от работы, и от вина… Да Павел им ещё и по сто рублей всучил чуть не силком. А в это безденежное время, когда зарплату выдавали то частями, то чем-нибудь, то поздно, сто рулей были деньги. Радовались, что на хлеб  завтра будет.
           С этой побелки и завязалась у Марии с Павлом дружба не дружба, любовь не любовь, но появились какие-то особые отношения, которые радовали обоих и вселяли в сердце надежду на то, что жизнь не кончилась, что и они кому-то нужны. Чувствовали, что тянет их  друг к другу, хочется увидеться, поговорить, рассказать о чём-то сокровенном, поделиться радостью ли, горем ли.
         Павел был болен. У него пропадал голос, начинало болеть горло, его пробовали лечить в районной больнице, но прогреваниями и различными процедурами только ухудшили его положение. Друзья помогли провериться в городе, у специалиста – фониста оперного театра, потом в онкологической больнице. Вот там и поставили ему страшный диагноз – рак гортани. Он считал, что заболел от курения (курил давно и много, когда понял, что заболел, сыновей и племянников  Марии всё уговаривал не курить, говорил «Посмотрите на меня и бросьте!»), от охоты, от рыбалки, от одинокой неустроенной жизни. Назначили ему химию, лежал в больнице, мало помогла эта химия – голос пропадал, опухоль росла. Сорвался мужик, ушёл в запой. Друзья поддержали, вытянули, заставили лечиться.
           Мария оказалась для него соломинкой, за которую стоило держаться и ради которой стоило жить. И Павел для Марии оказался спасительной ниточкой, за которую уцепилась она и не отпускала от себя никуда. А он никуда и не хотел от неё. Он, наконец-то, обрёл жену и семейное счастье. Казалось, даже болезнь притихла в это время их встреч.
          Весной двухтысячного года переехала Мария к Павлу жить. На том самом тракторе перевёз он её вещи к себе в дом. Витя, младший сын Марии, конечно, поселился с ними. Он заканчивал девятый класс. Племянников родители забрали по домам. Витя сначала ревновал Марию к Павлу, сердился, что мать задерживается у дяди Паши, не мог понять, что мать уже прикипела сердцем к этому человеку. Потом успокоился, понял, что ничего плохого нет в отношениях матери и Павла. И стали они жить вчетвером в старом домике, работать, радоваться друг другу, сообща решать жизненные проблемы. Старшие дети Марии против не были, приезжали в гости, помогали со всякими деревенскими делами справляться – то дров наколоть, то забор поправить, то сарай переделать. В деревне всегда дело найдётся, были бы руки.
        А в две тысячи первом году Павлу сделали операцию и удалили гортань. Очень тяжело ему было, очень. Но Мария была рядом, жизнь продолжалась. Она поддерживала его всеми своими силами, как могла. И он выкарабкался. Ходил с повязкой на шее, учился говорить, есть, работать… Но тут новая беда. Через год от инсульта умерла баба Настя. Павел, который всю жизнь прожил с матерью, заботился о ней, жалел её, очень тяжело пережил эту смерть. Благодарил Марию, что досмотрела мамку до конца, ходила за ней как за малым дитём. И всё повторял: «Мне тебя Бог послал! Мне тебя Бог послал!»… Мария же на это отвечала: «Это ещё неизвестно, кому кого Бог послал! Это ты меня спас от одиночества и тоски!».
       Судьба подарила им семь лет счастливой и сложной жизни. Семь лет Павел был женат в своей жизни. Поначалу никак не мог поверить, что у него есть жена! Что она никуда не денется. Приговаривал и в шутку и всерьёз: «Хорошо, что твой Вовка ушёл, а ты мне досталась!».  Никогда ни одного плохого слова не слышала Мария от Павла о своём Владимире, только переживал, чтобы она не ушла никуда. А она и не могла никуда уйти. От добра  добра не ищут. А Павел был настоящим человеком. Жил по совести, никому не был должен, никогда не нуждался. Имел свои незыблемые жизненные правила, которые очень нравились его друзьям и Марии. Говорил: «Работай каждый день хотя бы понемногу и никогда не будешь голодать и холодать. Есть сто рублей – трать девяносто девять. Не хитри и не обманывай  и тебе легко будет жить. Помогай друзьям, и они тебя не бросят в трудную минуту».
         Всё старался сделать Павел для своей Марии, что только было в его силах.  Лес они оба любили. Сколько ягодных и грибных месть показал Павел Марии, сколько раз они и одни, и с детьми, и с друзьями были в лесу «на природе»! Сколько шашлыков пожарили, сколько ухи переварили, сколько праздников отметили, сколько радости было от этих походов в любое время года. И внуков с собой брали, приучали благодарить природу за всё добро, что даёт людям. 
      Болезнь, казалось, отступила. Четыре года прошли как один день, более-менее спокойно. Мария уговаривала Павла лечиться, пить травы, настои (ЗОЖ много чего рекомендовал для профилактики рака, врачи советовали), пыталась оградить его от тяжёлой работы, от  вечеринок с друзьями, от рыбалки, без которой он просто жить не мог. Рыба в их доме почти не переводилась. Все места и местечки знал Павел на речке Бойке, уезжал к вечеру на стареньком мотоцикле – «козлике», возвращался к ночи, и всегда с хорошим уловом. Хариус! Вкуснейшая речная рыба. Они любили делать из неё маканку – такое рыбное блюдо с луком, сметаной, юшкой. Объеденье! Да со свежей картошечкой. Вот и радовался Павел, когда на Илью «будили» картошку, варили её, первую, вкусную, и выставляли на стол всё своё – картошку, маканку из хариуса, огурцы свежие и солёные, грибы, сало-мясо, зелень огородную… Какой красивый и вкусный получался стол! Да в огороде, под черёмухой, на большущей чурке, на свежем воздухе… Живи и радуйся! И радовались, и спешили впитать в себя эту радость, и запомнить и жизнь эту, и друг друга…
         Вот и не признавал Павел никакого лечения, кроме походов в лес, рыбалки, общения с друзьями, работы, которая никогда не кончалась. На все уговоры Марии отвечал: «Ну, давай, я сяду и буду каждый день пить какую-нибудь гадость! И ничего не делать и медленно помирать. Нет! Не могу! Не хочу сидеть и пить лекарство! Я хочу пожить с тобой, сколько Бог даст полной жизнью!»…
        Бог дал семь лет. Через четыре года после операции болезнь опомнилась, и опять полезли шишки. Ещё несколько сложных операций, больницы, облучение, запрет на всё… Борьба за жизнь продолжалась у Павла с Марией ещё три года. Но ему становилось всё хуже и хуже. Витя уже учился в городе в техникуме, дети приезжали в гости, жалели и дядю Пашу, и мать, помогали, как могли. Мария оставила работу и всегда была дома с Павлом. Как могла, старалась облегчить его страдания, помочь, отвлечь, приготовить что-нибудь, что ему хочется поесть… В сентябре две тысячи шестого года отметили его юбилей – пятьдесят лет. Очень скромно и спокойно: дети приехали, друзья пришли. Посидели, поговорили. Все понимали, что Павлу уже тяжело долго находиться на людях, не надоедали, разошлись, оставив его с Марией.
           Двадцать восьмого ноября утром его не стало… Отмучившись по полной программе на земле (За что, Господи?!), в сознании почти до самого конца, он умер на руках у Марии, задыхающейся от слёз и беспомощности перед страшной болезнью. Всё. Опять одна.

4

         На похоронах было очень много народу. Все деревенские очень хорошо знали Павла и уважали. Родственники и его и Марии приехали, друзья,  учителя пришли… Проводили Павла в последний путь, разъехались и разошлись, осталась Мария со своим горем. Опять потемнела и осунулась, много плакала, корила себя за что-то, не могла смириться с мыслью, что нет больше Паши, которого успела полюбить всей своей душой.
        Спасали звонки от детей, их приезды в гости, внуки. Через полмесяца вышла на работу, стало легче, меньше времени оставалось на слёзы и думы. Продолжала жить в домике Павла, обустраивала его с детьми как могла, облагораживала. Дети помогали во всём. А в одиннадцатом году со старшим сыном и его женой даже в Петербург и в Москву съездила. Незабываемое путешествие. Проехали полстраны на машине (сын в Выборге купил шикарную Ниву) и вернулись в Бойск.
         Ещё до отъезда знала от дочери, что у мужа бывшего жизнь разваливается. Его молодая жена  нашла себе другого, моложе, здоровее, богаче. И Владимир стал не нужен, жил где-то один, как-то работал, с сыном своим там общался. Но, как поняла, Мария, не прочь был вернуться к ней, если она его примет. Конечно, знал всё о Павле, дети рассказали давно ему. В общем, вернулась Мария из своего турне, а бывший муж уже в городе у дочери ждал её. Сын привёз их вместе в Бойск. И был очень рад, что мама опять не одна, что меньше за неё переживаний будет. Простили дети давно своего отца за тот уход из семьи, простила и Мария. Очень уж жалко было ей своего бывшего мужа. И ему было совсем нелегко. Сильно переживал за Ванюшку, звонил ему каждый день, привозил в гости раза  два на каникулы к себе, то есть, к Марии. Хороший мальчишка, смышлёный, тянулся к отцу и старшим братьям и сестре. Владимир считал, что с отчимом там ребёнку плохо, готов был оставить Ваню у себя, но мать есть мать, конечно, она ни за что на это не пошла… Помогал теперь как мог, самому младшему своему ребёнку, пошёл работать в клубную кочегарку, дома старался загрузить себя работой.
        Так Мария опять оказалась замужем за своим же бывшим мужем. Фамилия осталась Павла, с Владимиром они, конечно, снова не расписывались, как-то и не думали об этом. Да и не успели ни о чём толком подумать. Жили, притирались снова друг к другу, пропадали на работах – она в школе, он в кочегарке, иногда к друзьям Марии в гости ходили, иногда в лес выбирались по грибы-ягоды. Чувствовал мужик свою вину, не навязывался, жил да жил. А Мария и рада была  в душе, что он вернулся, и успокоилась уже, что не одна, а вот поговорить по душам, высказать друг другу всё, что хотелось, так и не смогли почти за два года. Время бы помогло им, поняли бы, что вдвоём (да не чужие же люди!) легче и лучше жить, но…
           Но в феврале тринадцатого года Владимира свалил инсульт. На ходу. Собрались ехать к друзьям на юбилей, сели в машину, кончился бензин, пока ходил к соседям, занял, чтобы доехать до заправки, подошёл к машине и… осел на руки Марии. Только и успел сказать: «Мне плохо. Лицо немеет…». Пока скорая пришла, пока до района довезли, пока в больницу… Неделя в коме, и тринадцатого февраля Владимира не стало.
          Ну, что, Мария, кричи опять, вой, стенай. Опять ты его потеряла, теперь уже навсегда…  Одно утешало, что нашёл  Владимир свой вечный приют на родной земле, рядом с матерью и отцом. Приехали на похороны все дети, все его сёстры и братья, Ванюшку старший брат привёз. Проводили до родной деревни, похоронили на родном кладбище. Лежи, Володя, спокойно, а нам опять плакать, опять горевать… О, Боже, за что?!
          Нет Павла, нет Владимира, страшно тебе, Мария, одной в твоём стареньком домике, под вой ветра и метели? Страшно, тяжело, горько. А жить-то надо! Детям и внукам ты нужна, мама твоя ещё жива, ей нужна. И маленьких внуков сыновья один за другим подарили Марии – Мишутку и Максимку. Живи, бабушка, и радуйся! Вот оно, твоё продолжение, твоя радость и смысл жизни! Живи!
          Так и живёт Мария в Бойске. Работает в школе, ждёт своих детей и внуков в гости, радуется, когда приезжают, помогают во всём, с друзьями встречается, занимается любимыми делами – стихи сочиняет, книги читает, в клуб бегает на спевки,  по хозяйству и по дому топчется, там работа всегда найдётся. На Новый год получила в подарок велосипед от друзей - нечего сидеть, форму терять. Летом поедем в путешествие по району! И внуков с собой возьмём!
        - Ты должна жить долго, счастливо и хорошо! – говорил когда-то Павел.
        - Я живу долго, счастливо и хорошо! – теперь сама Мария твердит себе каждый день эти слова и живёт. Долго, счастливо и хорошо…