Творческая Мастерская Алкоры
На Орловщине, в селе Горохове, 4(16) февраля 1831 года в семье небогатого судейского служащего, поповича Семена Дмитриевича Лескова родился сын Николай, ставший впоследствии одним из лучших, талантливейших русских писателей. Николай Лесков с его обостренным интересом к национальной культуре создал удивительно своеобразный художественный мир и разработал неповторимый – "лесковский" - способ изображения. Своими произведениями он пытался найти путь такого развития России, которое позволило бы опереться на национальные традиции и культурные ценности. "Обращаемся к истории и видим, - писал Лесков, - что русский народ ... не лишен способности понимать общественную пользу и служить ей с образцовым самопожертвованием даже в такие ужасные исторические моменты, когда спасение Отечества представлялось невозможным…".
Писатель прожил довольно долгую творческую жизнь. Похоронили этого удивительного человека 23 февраля (7 марта) 1895 года в Петербурге, на Волковом кладбище при завещанном им молчании. Подробности его жизни вы можете сами почерпнуть из интернета, моя задача - познакомить будущих участников Литературного конкурса "Русские классики" с особенностями поэтики Н.С.Лескова и стилистикой его речи.
Лесков, безусловно, писатель первого ряда. Значение его постепенно растет в нашей литературе, возрастает интерес к нему читателей. Он изумительный экспериментатор, ставивший себе большие цели, во имя которых он и вел свои эксперименты. Какие именно?
Во-первых, в определении ЛИТЕРАТУРНЫХ ЖАНРОВ. Очень многие из произведений Лескова имеют под своими названиями жанровые определения, которые им дает Лесков, как бы предупреждая читателя о необычности их формы:
«автобиографическая заметка», «авторское признание», «открытое письмо», «биографический очерк» («Алексей Петрович Ермолов»), «фантастический рассказ» («Белый орел»), «общественная заметка» («Большие брани»), «маленький фельетон», «заметки о родовых прозвищах» («Геральдический туман») , «семейная хроника» («Захудалый род»), «наблюдения, опыты и приключения» («Заячий ремиз»), «картинки с натуры» («Импровизаторы» и «Мелочи архиерейской жизни»), «из народных легенд нового сложения» («Леон дворецкий сын (Застольный хищник)»), «Nota bene к воспоминаниям» («Народники и расколоведы на службе»), «легендарный случай» («Некрещеный поп»), «библиографическая заметка» («Ненапечатанные рукописи пьес умерших писателей»), «post scriptum» («О „квакерах"»), «литературное объяснение» («О русском левше»), «краткая трилогия в просонке» («Отборное зерно»), «справка» («Откуда заимствованы сюжеты пьесы графа Л. Н. Толстого „Первый винокур"»), «отрывки из юношеских воспоминаний» («Печерские антики»), «научная записка» («О русской иконописи»), «историческая поправка» («Нескладица о Гоголе и Костомарове»), «пейзаж и жанр» («Зимний день», «Полунощники»), «рапсодия» («Юдоль»), «рассказ чиновника особых поручений» («Язвительный»), «буколическая повесть на исторической канве» («Совместители»), «спиритический случай» («Дух госпожи Жанлис») и т.д., и т.п.
Лесков хочет сделать вид, что его произведения не принадлежат к серьезной литературе, написаны в малых формах - в этом его особая «стыдливость формы», но еще и желание, чтобы читатель не видел в его произведениях нечто законченное, «не верил» ему как автору и сам додумывался до нравственного смысла его произведения. Странные жанровые определения Лескова выступают как своего рода предупреждения читателю не принимать их за выражение авторского отношения к описываемому. Он делает форму своих произведений как бы чужой и, снимая с себя ответственность, перекладывает ее на рассказчика или на документ, который он приводит. Автор как бы скрывается от своего читателя.
И здесь обнаруживаем второй литературный эксперимент Лескова - ПОБУЖДЕНИЕ ЧИТАТЕЛЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ. Там, где надлежало бы закончить повествование, Лесков его продолжает, уводит в сторону, передает другому рассказчику и пр. Этим закрепляется та любопытная особенность произведений Лескова, что они интригуют читателя истолкованием нравственного смысла происходящего в них. Читатель сам должен мастерить из предлагаемых ему материалов "игрушку" или найти ответ на те вопросы, которые Лесков ему ставит. Его собрание сочинений - это огромный задачник, в котором даются сложнейшие жизненные ситуации для их нравственной оценки, и прямые ответы не внушаются, а иногда допускаются даже разные решения, но в целом - это все же задачник, учащий читателя активному добру, активному пониманию людей и самостоятельному нахождению решения нравственных вопросов жизни.
Автор подчас даже не прячется за спины своих рассказчиков или корреспондентов, со слов которых он якобы передает события, он вообще отсутствует, предлагая стенографическую запись разговоров, происходящих в гостиной («Зимний день») или гостинице («Полунощники»). По этим разговорам читатель сам должен судить о характере и нравственном облике разговаривающих и о тех событиях и жизненных ситуациях, которые за этими разговорами постепенно обнаруживаются перед читателем. Последнему ничего не навязывается: читатель обо всем сам догадывается и решает предложенную ему моральную задачу.
Третий характерный прием художественной прозы Лескова - СЛОВЕЧКИ-ИСКАЖЕНИЯ в духе народной речи и СОЗДАНИЕ ЗАГАДОЧНЫХ ТЕРМИНОВ для разных явлений. Прием этот известен главным образом по самой популярной повести Лескова «Левша» и неоднократно исследовался как явление языкового стиля. Эти «словечки», искусственно создаваемые в языке произведений, ставят перед читателем загадки, которые интригуют читателя на промежуточных этапах развития сюжета. Лесков сообщает читателю свои термины и загадочные определения, странные прозвища и пр. раньше, чем дает читателю материал, чтобы понять их значение, и именно этим он придает дополнительный интерес главной интриге.
Вот, например, повествование «Умершее сословие», имеющее подзаголовок (жанровое определение) «из воспоминаний». Прежде всего отметим, что элемент интриги, занимательности вводит уже само название произведения - о каком сословии, да еще «умершем», будет идти речь? Затем первый же термин, который Лесков вводит в эти воспоминания, - «дикие фантазии» старых русских губернаторов, выходки чиновников. Только в последующем объясняется, что же это за выходки. Загадка разрешается для читателя неожиданно. Читатель ждет, что он прочтет о каком-то чудовищном поведении старых губернаторов ( «дикие фантазии!!»), но выясняется, что речь идет просто о чудачествах. Лесков берется противопоставить старое дурное «боевое время» современному благополучию, но оказывается, что в старину было все проще и даже безобиднее. «Дикость» старинных фантазий совсем не страшная. Прошлое очень часто служит Лескову примером для критики его современности.
Наряду со странными и загадочными словечками и выражениями в интригу произведений вводятся и ПРОЗВИЩА, которые «работают» тем же самым способом. Это тоже загадки, которые ставятся в начале произведения и только потом разъясняются. Лесков-автор как бы прячется за чужими словами и словечками, так же, как он прячется за своими рассказчиками, за вымышленным документом или за каким-либо псевдонимом.
Лесков - это «русский Диккенс». Не потому, что он похож на Диккенса вообще, в манере своего письма, а потому, что оба - и Диккенс, и Лесков - «семейные писатели», писатели, которых читали в семье, обсуждали всей семьей, писатели, которые имеют огромное значение для нравственного формирования человека, воспитывают в юности, а потом сопровождают всю жизнь, вместе с лучшими воспоминаниями детства. Но Диккенс — типично английский семейный писатель, а Лесков — русский. Даже очень русский.
Есть одно, что очень сильно сближает Лескова и Диккенса: это чудаки-праведники. Чем не лесковский праведник мистер Дик в «Давиде Копперфильде», чье любимое занятие было запускать змеев и который на все вопросы находил правильный и добрый ответ? И чем не диккенсовский чудак Несмертельный Голован, который делал добро втайне, сам даже не замечая, что он делает добро?
А ведь добрый герой как раз и нужен для семейного чтения. Нарочито «идеальный» герой не всегда имеет шансы стать любимым героем. Любимый герой должен быть в известной мере тайной читателя и писателя, ибо по-настоящему добрый человек если делает добро, то делает его всегда втайне, в секрете.
Чудак не только хранит тайну своей доброты, но он еще и сам по себе составляет литературную загадку, интригующую читателя. ВЫВЕДЕНИЕ ЧУДАКОВ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ, по крайней мере у Лескова,- это тоже один из приемов литературной интриги. Чудак всегда несет в себе загадку.
Творчество Лескова имеет главные истоки даже не в литературе, а в устной разговорной традиции, восходит к тому, что я бы назвал «разговаривающей Россией». Оно вышло из разговоров, споров в различных компаниях и семьях и снова возвращалось в эти разговоры и споры, возвращалось во всю огромную семейную и «разговаривающую Россию», давая повод к новым разговорам, спорам, обсуждениям, будя нравственное чувство людей и уча их самостоятельно решать нравственные проблемы.
Для Лескова весь мир России - как бы «свой». Он вообще относился ко всей современной литературе и русской общественной жизни как к своеобразному разговору. Вся Россия была для него родной, родным краем, где все знакомы друг с другом, помнят и чтут умерших, умеют о них рассказать, знают их семейные тайны.
Так говорит он о Толстом, Пушкине, Жуковском и даже Каткове. Даже умершего шефа жандармов он называет «незабвенный Леонтий Васильевич Дубельт» (см. «Административную грацию»). Ермолов для него прежде всего Алексей Петрович, а Милорадович - Михаил Андреевич. И он никогда не забывает упомянуть о их семейной жизни, о их родстве с тем или иным другим персонажем повествования, о знакомствах... И это отнюдь не тщеславное хвастовство «коротким знакомством с большими людьми». Это сознание - искреннее и глубокое - своего родства со всей Россией, со всеми ее людьми - и добрыми и недобрыми, с ее многовековой культурой. И это тоже его позиция как писателя.
Стиль писателя — это часть его поведения в литературе. В стиль произведений Н.С.Лескова входит не только стиль языка, но отношение к жанрам, выбор «образа автора», выбор тем и сюжетов, способы построения интриги, попытки вступить в особые «озорные» отношения с читателем, создание «образа читателя» - недоверчивого и одновременно простодушного, а с другой стороны — изощренного в литературе и думающего на общественные темы, читателя-друга и читателя-врага, читателя-полемиста и читателя «ложного» (например, произведение обращено к одному единственному человеку, а печатается для всех).
Лесков - писатель «непостыдной совести», которая требовала особого рода духовного призвания и творческого созидания. «Литература - тяжёлое, требующее великого духа поприще», - говорил он. Несмотря на критический пафос, вызванный горячим желанием видеть свою Родину «ближе к добру, к свету познания и к правде», каждой лесковской строке свойст¬венна «скрытая теплота».
Особенность творчества Лескова такова, что за конкретно-истори¬ческими фактами русской реальности у него всегда проступают вневременные дали, открываются духовные перспективы, «мимотекущий лик земной» соотносится с вековечным, непреходящим.
Алкора
http://www.stihi.ru/2017/01/09/10197