Алиментщик

 

Справедливости ради надо и про Кешу Карасева рассказать, и вовсе не потому, что из милиции на него бумага пришла с благодарностью за мужество при задержании преступника. Он, в общем-то, и в преферанс прилично играл, и специалист толковый. Но слава народная не в цехах куется и не в кабинетах начальников, а в пивных да курилках. И, опять же, один за ней сломя голову носится, другого –– сама догоняет. А как не догнать, если мужик в трех бабах, как в трех соснах заблудился. И снова без оговорки не обойтись. Оно вроде и так, да не совсем. Сами знаете, в каких омутах черти прячутся. Знавал я и более злостных алиментщиков. Разъездная работа, обязательно где-то что-то… Одним комплименты, другим алименты. Наши орлы даже шкалу вывели для возведения на пьедестал. Кто платил тридцать три процента поглядывали свысока на тех, у кого простенькие двадцать пять. Но случались чумарики, которые забирались и на пятидесятипроцентную высоту. Пусть и временно, но, тем не менее –– рекорд есть рекорд. Герои, мученики. Уважения и почестей требовали не слабее папанинцев после дрейфа. Кеша в этой гонке не участвовал, на алименты, случалось и жаловался, но за пиво расплачивался сам. Деньги его душу не терзали. Он в главном разобраться хотел –– почему не вьются кудри у порядочных людей. Его несправедливость обижала.
Имена и клички его подруг, знали не только секретарша с кадровичкой –– этим по штату положено; бухгалтерша тоже заинтересованный человек, выучила пока несчастную зарплату процентами кромсала. Но и остальной коллектив, от сопливых чертежниц, которые только что из техникума вылупились, до начальника управления; все знали, что первую зовут Аллочка, вторую –– Скандалистка, а третью –– Кроха. Не только имена, но и подробности взаимоотношений. С одной дружил в школе, другая окрутила его в институте, а Кроха появилась уже после тридцати трех. Все знали, что под кодовой цифрой скрывается не возраст, а процент алиментов за двоих детей. Знали, но переспрашивали. Кеша начинал объяснять и, разбередив душу, выкладывал на потеху зевакам свои печали.
С  Аллочкой он учился в одном классе. Два раза ходил с ней в кино. Смотрели «Рокко и его братья» и «Человек-амфибия». На выпускном вечере она поцеловала Кешу. Но поцелуй оказался прощальным. Он к ней оком, она к нему боком. Влюбилась в музыканта из ресторана, который через некоторое время, узнав, что девушку тянет на солененькое, оказался женатым. Она бросила музыканта, но ребеночек все-таки появился. Кеша встретил ее в булочной. Грустную, но красивую. Красивее чем на выпускном вечере. Проводил до подъезда. Помог поднять коляску на крыльцо. И совсем голову потерял. Перевелся на вечерний, чтобы комнату в частном секторе снимать. Отношения узаконил, маленькую удочерил. Пеленки стирать научился, печку топить –– комнатка-то без удобств. Зиму пережили, летом съездили на курортное озеро Шира, десять дней в соленой воде купались. Осенью стал подыскивать комнатенку потеплее. У Аллочки зуб заболел, места себе не находила, щеку разнесло, а зубных врачей боялась, еле выпроводил в больницу. Опухоль спала, зубик подлечили. Доктор оказался не страшный, и Аллочка переехала к нему в кооперативную квартиру. Потом развод попросила. А через какое-то время и алименты, как снег на голову. Он побежал разбираться, узнавать: кому и откуда. А ему объясняют, что вовсе не от верблюда –– девочка в его собственном паспорте записана. Новый муж удочерять не захотел. Зубные врачи всегда неплохо зарабатывали, но у богатых лишних денег не бывает. И лишних нервов на разговоры с бывшим мужиком нет. Выяснение отношений пустая трата времени. И небезопасная, к тому же. Аллочку после ее переселения, он видел только во сне. Но в первое время –– очень часто.
«Любовь зла» –– вздыхал Кеша.
Добрые люди сочувствовали. Умные люди объясняли: «Полежала нагишом и осталась с барышом».
Кеша пробовал защищать Аллочку, уверял, что зубник ее подбил, а ему напоминали, что муж и жена –– одна сатана.
Те же умные люди посоветовали Кеше уйти с вечернего на дневной: какие, мол, алименты со студента. Он послушался, Но не век же в студентах отсиживаться.
На вечернем по электрической специальности с ним училась единственная женщина, и очень даже толковая, зато на дневном –– не меньше чем голубок на паперти. Ходят, воркуют, будто никого не замечают, однако никого не боятся. И перышки –– ухоженные на загляденье. Но Кеша отворачивается, ему отдышаться надо, как после удара в солнечное сплетение. Все голубки воронами кажутся. Ползком, где низко, тишком, где склизко. Чуть ли не три года от девиц шарахался. Потом попросила одна помочь сделать курсовую. Парень безотказный, учеба давалась легко. Ни спину гнуть, ни голову ломать не пришлось. Сделал. Она в кафе пригласила, надо же отблагодарить. После кафе, как и положено рыцарю, проводил даму до дома. Само собой, за веселым разговором не заметил, как в квартиру поднялись. И матери дома не было. А наливочка нашлась. Хмельная наливочка. Дальше… можно и без подробностей обойтись. Но понравилось. Подвела сухоту молодцу к животу. А Скандалисткой она сделалась чуть позже, когда  в паспорт Кеши записали вторую дочку и заселились на жилплощадь, которая досталась счастливой мамаше после смерти бабушки. До боли знакомая история. Все вдруг стало не так: и зарплата маленькая, и ноги потеют, и веник неправильно держит, когда в квартире подметает, но самое невыносимое, что платит двадцать пять процентов за чужого ребенка. Хитрую дорожку, чтобы снизить потери, она искала не долго. Тоже подала на алименты, и Кеша стал выплачивать тридцать три процента, но в чужой карман уходила только половина из них. Тридцать три пополам –– меньше чем двадцать пять. Какие рубли-копейки выгадала –– дело десятое, но моральное удовлетворение получила. Даже на коньяк ради такой победы расщедрилась.
Но дурную натуру не переделаешь и не задобришь. Сначала зудела, потом на крик перешла, дальше –– больше, руками стала махать. Если мужик бьет, значит, любит: так вроде народная мудрость успокаивает. А когда наоборот? Безмолвствует говорливая мудрость. Терпи, казак. И Кеша терпел, хоть и в казаки не рядился. Иногда увернется, а не успеет, так и… сам виноват. Пятерня не тяжелая, а все равно. Важен не подарок, а внимание. И самое обидное, что в ответ подарить нечего. Не способен Кеша на такую благодарность. Сначала скандалила по выходным. Если начинала с утра, Кеша отступал на улицу. Летом спасался на берегу, смотрел, как рыбу ловят, а клюет в городе плохо, время ползет медленно. Зимой в кинотеатрах отсиживался. Все фильмы пересмотрел. Даже на «Рокко и его братья» попал, Аллочку вспомнил. Красивая все-таки была. Но в постели, как снегурочка. Наверное, растаять боялась. Пока с ней жил, думал так и положено, но Скандалистка сумела открыть ему глаза на это темное дело, показала, какой бывает настоящая женщина. Засыпал с полной уверенностью, что утром начнется другая жизнь, добрая и веселая. И каждый раз обманывался. Насчет доброты. Веселья хватало. Чем дальше, тем веселее. Даже кино перестало спасать. Пришлось в родительский дом отступать. Стыдно, конечно, так не на вокзале же ночевать?
Чаи с матушкой гоняет, врет, что к жене родственники нагрянули. Пироги на вид хороши, но лучше их не вороши, а на вкус попробуешь –– здоровье потеряешь. Матушка притворяется, что верит. Он делает вид, что не замечает ее благородного притворства. Кино, одним словом. А тремя словами –– лучше и не заикаться, чтобы старушку в краску не вводить. Отсидится день другой и по набитой дорожке тащит к жене тяжелую тоску по жарким объятьям. А квартирка у Скандалистки хоть и маленькая, но на пути от порога до спальни столько острых углов –– со счета собьешься. Не сам, так помогут. Посильную помощь Скандалистка всегда рада оказать. И снова приходится матушку беспокоить.
Когда подвернулась разъездная работа, ухватился за нее обеими руками, даже о заработках не спросил. И ведь наладилось поначалу. Улетит на месяц-полтора, мужицкий дух из квартиры выветрится, баба скучать начинает. Вернется на пару недель, его куча мелких поручений заждалась: то кран починить, то розетку, то с ребенком погулять. Подтянет, где капало, устранит, где искрило, ножи наточит, дочку в цирк сводит, но спиной чувствует, что Скандалистка готовится к сольному концерту, уже репетирует понемногу. И здесь главное вовремя смыться в новую командировку. Думал, что приноровился. Но если нутро гнилое, дурные газы копятся постоянно и рано или поздно вырываются наружу. А повод при желании всегда найдется. Перестала придираться к заработкам, так ревновать начала. Давала в командировку единственную рубаху, самую застиранную и пару носков. Это на целый месяц-то! Модником он не был, но все равно неудобно, с людьми же приходилось жить. Три командировки отмучился и нашел простой выход. Парень-то не дурак. Купил с калыма приличную одежду. А когда возвращался, пакет с тайными тряпками оставлял на работе или сдавал в камеру хранения, если в контору заехать не мог. Но и у Скандалистки хватало своей черной изобретательности. Взяла и отправила мужика к венерологу за справкой, подтверждающей, что ничего загадочного из командировки не привез. Такого, Кеша стерпеть не мог и ушел к матери. Навсегда. Или, вроде как.
Потом Кроха появилась. Эта не шпыняла алиментами, не заставляла мыть пол и сына ему родила. Вылитый Кеша Карасев. Живи, радуйся и старайся побыстрее забыть прошлые кошмары. Так не получается. Кроха и верная, и надежная, но слишком уж невзрачная по сравнению с Аллочкой. И добрая она, и нежная, но ляжет с ней в постель, а сам думает о Скандалистке. Дурная голова не только ногам покоя не дает. Понес дочке подарок на день рождения, а вернулся через неделю… с поцарапанной рожей. А зачем, спрашивается, оставался, знал же, чем кончится. Мало ли, что хорошо приняла. За удовольствия надо платить. У Скандалистки хватило дури и Крохе визит нанести, и наговорить нехороших слов с подробностями. Другая бы отправила Кешу к матери, чай пить, а Кроха терпеливо принимала, как неизбежные осложнения после болезни. Она же медсестрой работала.
И всей этой путаницей Кеша делился с каждым встречным-поперечным. Ладно бы по пьянке или в поезде случайному человеку, чтобы душу облегчить. Так нет же, совершенно трезвый, не обращая внимания, кто перед ним: секретарша-сплетница или завистливый глупый пацан из молодых специалистов. Такой вот доверчивый. Над ним издеваются, а он не замечает, душу наизнанку выворачивает. Когда встрял в историю с бандитом, на работу заявился с шикарным фингалом. От любопытных взглядов и глупых вопросов увернуться труднее, чем от кулака. Интересно людишкам за какими  утехами он к Скандалистке ходил. Кеша начинает объяснять, как помешал ограбить пожилую женщину. Его слушают, поддакивают с издевочкой, и тут же спрашивают про Скандалистку, давая понять, что знают, откуда фингал прилетел. Кеша начинает обижаться, а чего обижаться, если сам приучил.
Откровенному человеку всегда трудно. Ему бы посдержаннее быть. Да не у всех плучается.
Помню, в Братске пускали большой цех. Народищу нагнали: проектировщики, монтажники и наладчики всех мастей. Спокойных авралов не бывает, без ругани и склок не обойтись, особенно если подрядчики разные. Но когда пустили первый агрегат, решили отметить событие. Сдвинули в Красном уголке столы, накрыли их горячительными напитками и холодными закусками. Уселись. Ну и сами понимаете…
А о чем говорят русские мужики за пьяным столом?
И о бабах тоже.
Но там другой случай. Пускали на нервах. Больное отболеть не успело. Банкет стал превращаться в планерку. И поднялся московский проектировщик, не самый старший, но проектировщики, они всегда умнее других, да тут еще и москвич. Встал и говорит:
«Хватит. Надоело. Вижу, что без крепкой руки здесь не обойтись, поэтому принимаю командование на себя. С этой минуты любое упоминание о пуске будет наказываться лишением рюмки. А пока предлагаю выпить за Ермака Тимофеевича, который прорубил окно в Сибирь».
И все согласились. А что? Предложение очень даже дельное. Только Кеша не понял, какая связь между Ермаком и Братским алюминиевым заводом. Переспросил и за упоминание о заводе был лишен рюмки. Такую мелочь могли бы и простить. Но мера пресечения всем понравилась. Не потому, что водки пожалели, а просто любят у нас, когда других наказывают. Второй тост был за летную погоду, которая позволит нам вернуться по домам. И Кеша снова встрял, напомнил, что канцелярия, которая будет подписывать акты, намного капризнее небесной. И снова лишился рюмки. Все дружно выпивают, старательно закусывают, а он нервничает. Рот пустой, голова переполнена. Ну и поделился с иркутянином, сидящим рядом, своими сомнениями в правильности установки датчиков. А тот возьми да и заложи его тамаде. Из вредности или внимание к себе хотел привлечь –– не знаю. Но Кешу снова оштрафовали. А третий тост, как и положено, был за любовь, за женщин, которые нас ждут. Наказание, вроде как, с намеком получилось. Толпа гогочет, он по простоте душевной оправдываться начинает и снова работа,  как матерок, под язык подворачивается. Короче, просидел около часа на общем пиру и ни одной рюмки не выпил. Психанул, подался в ресторан и, будучи в расстроенных чувствах, напился. По дороге в гостиницу напоролся на милицию. Загребли в вытрезвитель, якобы из гуманных соображений, чтобы не замерз. Наверно из тех же соображений и донос на работу отправили.
Телегу приняла секретарша. Ведь могла же стерва потребовать с Кеши коробку конфет, а вредную бумажку потихоньку заныкать. Не первый год место просиживала –– знала, что к чему и могла пойти навстречу. Выручала даже тех, кого не следовало, проявляла милосердие. И не раз. А Кеше не помогла. Не из вредности, просто не догадалась.
.