Пола Дженкинс

Артур Тишецкий
  Пола, одна моя знакомая, живущая в двух кварталах отсюда, выходит на крыльцо своего двухэтажного дома. Она, как всегда, прекрасна. Её волосы светятся на голове под солнечными лучами, у неё стройная фигура, тоненькая шея. Она мечта всех мужчин, живущих здесь. Чем она занимается, никто не знает.
    Никто не знает, откуда у Полы шов на щеке. Раньше там была дыра.
    Пола - постер, выкрашенный, а позднее изуродованный. Она модель, и пять лет назад она попадает в первую десятку красоток Соединённых Штатов. Ходят слухи, что она отсосала продюссеру. Вряд ли это правда. Она не может не попасть в высокие столбы рейтингов. Её фанаты, бизоны с вросшими в плечи головами, только и делают, что чмокают губами, выстраиваются в очереди, чтобы посмотреть на её шикарное тело, завёрнутое в какую-то новомодную простыню стоимостью свыше тридцати тысяч долларов. Эта шлюха, как именуют её жёны бизонов, у которых заметна эрекция, которые скрывают свои лица от паппарацци, впрочем, как и сама Пола, бредёт по аллее славы, всем приветливо улыбаясь. Шлюха, которая круглосуточно путешествует от края подиума к другому краю. Никаких шаблонов, никаких апарптаментов, заснятых любопытными репортёрами, никаких интимных лазеек. Пола - сама себе звезда. Она была звездой. В то время, когда шутки были смешными. Когда оскорбления вели за собой последствия. Эта Пола, которая, по мнению многих женщин, дешёвая патаскушка, пять лет назад заставляет мужчин облизывать губы. Множество ртов сосут пепси-колу и спрайт через пластиковые трубочки из громадных пластиковых стаканчиков, тогда как великолепная и обворожительная Пола выходит на сцену в белой рубашке и короткой юбке. Таблоиды скандируют: "Секретарша"; простая одежда, которую покупают пятнадцать-двадцать процентов женщин. Суть в том, что эта простая одежда на Поле. У неё видна татуировка зелёного дракона на правой ляжке, у неё сияет лицо, её грудь третьего размера говорит: "Хочешь меня?". Пола словно вымышленный персонаж, потому что то, что происходит с ней потом, оригинальнее фантастических романов, самых лучших комиксов и кинофильмов. Пола оригинальнее секретарши. Она выходит в платье огненного цвета, под подолом которого цветёт её ароматная мошонка, возбуждает мужчин и уходят. Сексуальная революция, как-то высказывается Пола, я устроила свою скромную революцию. Дыра в щеке - не то, о чём вы думаете. Нет, это то, но совсем в иной истории. Вы поняли, о чём я? Дыра в щеке Пола - долгая невнятная история, которая может оказаться и выдуманной.
    Пола демонстрирует шикарные костюмы. Эти костюмы шикарны лишь потому, что они на Поле. Олицетворение всех мужских фантазий. Топ-модель. Параметры превосходны, грудь, которая будто требует силикона, словно смотрит вперёд, на публику, на зрителей, в особенности, на мужчин, туфли на высоких каблуках кажутся божественными, потому что они на ногах Полы; заводящие, ликующие, чёрные.
    Божество-Пола одевает нейлоновые перчатки, сворачивает язык в трубку и надевает очки. Её продюсер, мексиканец, который смотрит на неё с первого ряда, предпочитает разнообразия в плане нарядов, настроения и ожидания. Изредка он сам не понимает, чего хочет. Он хочет Полу, и это понятно. Тот, кто не хочет Полу, псих или гей. Её показывают по телекам в Миннесоте, Орегоне, Таллахасси, Коннектикуте, Восточном Кентуки. До того, как в её щеке образовалась таинственная дыра, которую неуклюже зашили, сцепив кусочки кожи, она была богиней. Эта богиня, эта Пола.
    Грязная пиратская шлюха.
    Дальше она погрязает в силиконовые долины, искусственные губы, накаченные икры. Она теперь нарасхват. Пола, скандирует публика, Пола и только Пола. От мужей уходят жёны. Пола - революция. Причина угасающей патриархии. Ну и скатертью дорожка, говорит Пола. Вы не любите своих мужей, раз ревнуете к звезде, которая даже мужских имён не помнит. У меня давно всё засохло там... в этой зоне... ну вы понимаете, заявляет Пола, так какая же я к чёрту шлюха?
    Горства мужиков и лесбиянок облизывают её ноги на расстоянии. Они выискивают эти точки на её теле, которые могут доставить женщине удовольствие, тем не менее, испытывая моральные оргазмы. Небеса расходятся, и на землю приземляется Пола. Её руки, её ноги, её голова, её туловище. Пола - и все мужчины хлопают в ладоши.
    Отвратительная. Мерзкая. Дешёвая. Мокрая. Опустившаяся. Долой приличие - да здравствует, Пола Дженкинс.
    Прожектора светят. Оператор снимает. Всё готово.
    Камера. Раз-два-три. Белые вспышки слепят глаза.
    Пола хихикает: "А что с тем парнем, убившем отца по телефону?". Я отвечаю ей, что его уволили, и он уехал куда-то на запад. Поле сейчас двадцать семь или двадцать восемь.
    Она обаятельна. Немножко. Следы её красоты в прошлом замело снегом.
    Когда захочешь чего-нибудь новенького, предупреждает она, откажись от этого.
    Вот она в пиджаке и в юбке по колено. Волосы убраны в недлинный хвостик. Откуда-то издалека кричат: "Крошка, приподнеми юбку". Ведущий показа со своими приглаженными волосами берёт в руки микрофон, повторяет: "Раз-раз-раз", и говорит: "Тут не стриптиз-бар. Тут показ мод. Так что заткнитесь!". Сквозь улыбку сверкают белые ряды зубов Полы. Она в восторге. Все эти люди, смотрящие на неё, в восторге от Полы. Этого надо было ожидать.
    Раз-два-три. Смена ракурса.
    - У меня было множество опытов, - Пола закуривает сигарету. - Могу разделить на нас двоих. Мы всё-таки соседи. Не так ли?
    Да, пожимаю я плечами.
    Её приглашают в разные модельные агенства. Символ красоты двадцать первого века, в числе знаменательных таблиц и первого единственного десятилетия. Она слушает, в основном, кантри. Ей нравится группа "Роллинг-Стоунз". К соврменной музыке её не тянет. Она или позирует в гримёрной, готовясь к выступлению, или договаривается с продюссером из Мексики о том, что надо делать и как загипнотизировать зрителей. Нету никакого гипноза, естественно. Гипноз скрыт в красивых глазках, накрашенных ресницах и распущенных волосах. Глаза гораздо важнее титек. Ресницы важнее талии. Вся прелесть в том, что нет ничего дороже откровенной гримасы красавицы. Почему видео с голыми "звёздами" так востребовано? Потому это "звёзды", а если вся их сексуальность собралась в лужу, то мужчины или женщины только и мечтают о том, чтобы заглянуть под трусы кумиров; если это, конечно же, заведённые мужчины и женщины. Все мечтают заглянуть под трусики Полы. Все. Даже я. Даже сейчас, когда не могу не смотреть на её дыру в левой щеке. Меня воротит от никотинового запаха, но я возбуждён. Она в свитере с горлом, и я мысленно представляю, как рву этот свитер.
    Перспектива модели - не предел. Перспективной может быть каждая предыдущая и последующая девушка, выпускница школы, заслужившая серебряную корону, простушка из придорожной забегаловки, уборщица сортиров. Под целофановым пакетом дерьмовой внешности таится нечто. Пола знает об этом всё. Она - простушка. Обыкновенная девчонка, одноклассники которой в шестом или седьмом классе старались быстрее расстегнуть заднюю пуговицу её лифчика. У неё уже были сиськи, у неё уже шли месячные, она каждые тридцать дней покупала прокладки. Она была самой симпатичной девочкой в классе.
    Была.
    До дыры в щеке. До вступления в антипедофилийную группу. Нет, до близкого знакомства с мексиканским продюссером. Вроде бы его звали или зовут Мергос или Эргос.
    Она ездит по городам, путешествует по штатам, выступает, а жёны всё уходят и уходят. Что ж, такое случается. Вполне логично. Для этого вводят правила: не домогаться моделей, не трогать руками, не заниматься непристойностями.
    - Реакция понятна, - комментирует Пола.
    О чём ты? спрашиваю я.
    - Передо мной стоит мужчина. Он расстёгивает молнию прорехи. Он вытаскивает пенис. Тот же сюжет в порно-жанре, когда студентка пересдаёт сессию, не отвечая при этом на вопросы. Она пускает слюни. Это фишка. Я отреагирую нормально. Я не закричу, как психованная. Я скажу: "Я понимаю, но мне не нравится ваш член". Разве дело в члене? Он сможет узнать об этом, если затащит меня в койку. Этого никогда не произойдёт.
    Она смотрит на всех свысока. Даже сейчас, когда от той мисс Дженкинс ничего не осталось. Колоссальные перемены сожгли всё прежнее, существовавшее раньше. Размазанное жиле или что-то наподобие. Тогда она бы ни за что не закурила бы, она бы ни за что не стала бы налегать на сладкое, ни при каких обстоятельствах не утопила бы последние шансы вернуться на сцену. Она - эпицентр всех возможностей во Вселенной моды, красоты, стилей и стилистических шрифтов. Была этим эпицентром.
    Их заставляют садиться на индивидуальную диету. "Диета для отрешённых, диета для изголодавшихся волков", Пола раскусывает весь этот модельный бизнес. К ним, к этим позирующим девушкам, относятся, как к куклам. Подклеенные волосы, покрытая лаком пластмасса, настоящая одежда, напяленная на них. Простушки превращаются в идолов. Смешно и глупо, а ряды, которыми набиты залы, вестибюли, может, аудитории, которые могут посетить исключительно богатые и меркантильные сволочи, ревут. За кулисами их ставят на колени злобные продюссеры, в прожекторском и журнальном свете их восхваляют.
    Чтобы пробиться туда, надо соблюдать все параметры.
    Чувак с собакой - не тот пример. Чем-то они похожи с Полой. Чувак с Бокси - подтверждение человеческой глупости, которая считается своеобразной правдой. Бедный Бокси.
    Пола повторяет дикторским голосом: "Бедный Бокси". В этом она солидарна со мной.
    Твоя самоуверенность не закреплена к сорока годам?
    - Он - специалист, - говорит Пола, - не то, что мы, модели.
    Мы - актрисы, продолжает она, мы - певицы. Их преследуют сумасшедшие поклонники, создатели популярных фанатских клубов в интернете, их комментируют, их оскорбляют, на них наносят извечное проклятие клеветы. Им обливают лица кислотой, на них набрасываются в масках с бейсбольными битами; завистники играются с их страхами, досаждая ночными звонками, провоцирующими нажать тревожную кнопку, ночными взломами и всякими посылками, обычно нарисованными на стене аэрозольными баллончиками. Им присылают видео-обращения с угрозами.
    Сумасшедшие поклонники этим и занимаются. Они обращают на себя всё внимание.
    Убийцы в тени. Пожиратели душ. Те ещё стервятники. В почтовом ящике находишь открытку с фигурой в плаще и косой, с надписью: "Сдохни, мразь!". Мексиканский продюсер низкого роста и с пузом, от которого воняет дерьмовыми духами, обеспечивает тебе безопасность, нанимая габаритного телохранителя, тупого, сильного и мускулистого, - второго Бокси, второсортного героя, второстепенного персонажа, требующего молчание и стакан апельсинового сока.
    Груда мышц постоянно с тобой. Скрытый видеоряд.
    Мой отец, говорю я Поле, был аистом, сбросившим меня с небес. Его же высрали небеса, как выбрасывает пробку, словно яблоки, выпадающие из порванного пакета.
    Внешний обзор: горячая публика, сенсации, многочисленные выступления, рёвы фанов, аплодисменты, бешеные гонорары за "Топ-красоту". Внутренний обзор: страх. Страх заснуть и не проснуться. Страх остаться без своего лица. Страх потеряться. Страх лишиться обороны.
    Очень сложно.
    Когда камень разбивает окно в спальне. Когда на камне листочек с фразой: "Я тебя достану и выпотрошу, мисс Вселенная". Когда твоей подруге, выступающей до тебя или после тебя, обжигает лицо прямо на улице, среди толпы, в недрах людской массы.
    Ты вдруг осознаёшь, что это естественно. Ничего не бывает без препятствий. Вся жизнь - беговая дорожка с выступами и ямами. Неровная поверхность, - просёлочная дорога с ухабами, с кюветами, с впадинами.
    Низкоуглеводная диета, кефирная диета, Дюкан. Питайся йогуртной продукцией, милочка. Убивай калории. Нет никаких жировых складок, нет никаких пластических операций. Хирургическим путём ты только навредишь себе. Пола скучает по мясу. Её холодильник всё пустеет и пустеет, заполняясь лишь добавками, приправами. Ни чипсов, ни гамбургеров, ни кока-колы. Только диетическая кока-кола. Брокулли, капуста, молочная каша. Питание - два раза в день. Ни больше, ни меньше. Ей нанимают специального диетолога, который осматривает всех девушек перед показом мод.
    Если у кого-то есть мешки под глазами, если у кого-то где-то заметна какая-то складочка, если у кого-то слишком кривые или слишком короткие ноги, если у кого-то не настолько белые зубы, насколько надо, если кто-то не помыл голову, если у кого-то секутся волосы, эту девушку отправляют домой. Мексиканец присутствует при осмотре. Диетолог поднимает руку, и это означает: "Нет". Диетолог кивает, и это означает: "Всё Окей". Пола в форме, всё в порядке.
    Ежедневные обсуждения, консультации, советы. Безукоризненные аргументы. От этого устаёшь, но слава - это слава, и нужно работать по максимуму. Набирать масштабы.
    Строгое расписание.
    Составленный и детально запланированный график.
    Всё меняется, когда продюссер заходит к тебе в гримёрную, выгоняя других девушек. Ты в серебристом платье. Продюссер хватает тебя за волосу и бьёт лицом о зеркало, в котором ты глядишь, не сводя глаз, прихорашиваясь. Он даже не запирает дверь. Он не боится, что кто-то вас застукает.
    Он сжимает твои ягодицы. Небрежно и болезненно хватает тебя за грудь. Сдирает платье. Он опрокидывает тебя о стол, спиной вверх. Он трахает тебя, сжимая шею, придушивая. Ты пытается закричать, застонать, вырваться, но бесполезно. Продюссер низкого роста и с пузом перекрывает твои дыхательные пути. Это длится очень долго, по крайней мере, для тебя. В реальности это мгновенный незаметный акт изнасилования, о котором никто не узнаёт, о котором не напишут в газетах, которое лежит по сей день в гримёрной, в комнате с красными обоями.
    Ты, вся с расстрёпанными волосами, отходишь от шока и боли в промежности, а он, твой продюссер, который поднялся вместе с тобой, заверив: "Ты можешь на меня положиться", застёгивает ширинку. Он закуривает, шлёпает тебя по заднице, нашёптывая: "Если кто-нибудь об этом узнает, тебя поимеет сорок человек, а потом выкинут, как барахло. В этом деле ты - вещь, тут ты - тело, которым я могу пользоваться, сколько захочу. Попробуешь перечить, тобой пользоваться буду не только я один". Ты плачешь. Он смеётся. Женоненавистник. Оправдание феминизма. Оправдание кастрации. Оправдание казни.
    Интересно, сколько через него прошло девушек? Судя по тому, как он это сделал, он не впервые насилует.
    Ты будешь приезжать ко мне, говорит он голосом властителя, ложиться со мной в постель и делать всё, что я захочу. Я скажу, ты сделаешь. Ты - шлюха. Всего навсего.
    Грязная дешёвая шлюха, как скандируют уходящие жёны.
    Бизнес. Тут бродит и СПИД, и жертвоприношения, и гомосексуализм, и изнасилования. Всё, что за кулисами, живёт за ними. Закон бизнеса. Этого бизнеса, связанного с этим продюссером.
    В следующий раз он насилует тебя у себя дома, потом в своём личном кабинете, потом за пятнадцать минут до выступления. Ты, прихрамывая, выходишь на сцену. Тушь растекается по лицу. Ты стараешься скрыть это. Он смотрит на тебя, и по нему ты читаешь: "Когда выступления закончится, я жду тебя в гримёрной". Он - повелитель, ты - бесхребетное создание. Тело.
    - У тебя всего одна складочка, как у любого типичного человека, и тебя выгоняют. Этот мексиканец пялится на нас, на девушек, заводится и насилует. Он грозится убить нас, - Пола закуривает вторую сигарету. - Он говорит, что тело - это я, хотя он сам не лучше. В нём нет ни души, ничего. Он - тело. Он - животное. Зверьё.
    Ты заходишь в гримёрную. Он просит тебя запереть вас. Он стоит голый. Твоё лицо перекашевает от омерзения. У тебя за спиной раскладной нож. Банальная и жёсткая сцена, где за всё приходится платить местью.
    Его голос: "Садись на колени. Располагайся поудобнее". Когда ты уже кладёшь в рот это, из-за спины вылезает рука с ножом. Нож глубоко впивается в низ живота. Продюссер вскрикивает. Садист повержен. Он избивает тебя, корчась от боли. В дверь стучатся. Оттуда раздаются голоса, встревоженные. Они, эти голоса, похуже ножа. Никогда не знаешь, что произойдёт дальше. Что последует за этой сценой. Она примитивна, последствия неожиданны. Для них нет сценария. Сюжет не всегда проработан на "ура". Пола широко лыбится.
    Её лицо в крови. Её руки в крови. Рукоять раскладного ножика торчит из плоти. Верхушка эрогенной зоны. Верная импотенция. И пусть это не порок. Вероятнее, это будет вследствие шоковой волны, парализующего все мягкие ткани прилива.
    Пола ржёт. В прямом смысле этого слова. Она ржёт, как никогда. Продюссер вытаскивает из себя нож и за секунду одним молниеносным движением вонзает его в щеку Полы.
    - Оттуда дыра, - указывает Пола.
    Вламываются все. Весь состав. Все коллеги. Все девушки. Они хватают "пидераста", один из них бьёт его в пах, второй бьёт в солнечное сплетение, третий в лицо. Девушки, подружки Полы, успокаивают её, утешают, говорят всё, что можно. Дорогуша, всё в норме, пошли, что произошло.
    - Уж точно в норме, - ржёт Пола.
    Продюссера забирают полицейские. Его отвозят в больницу, а через две недели состоится суд. Девять девушек, девять моделей, признали, что он насиловал их. Пола была десятой.
    Перемены значительны, опасны и соответственны.
    Она уходит из модельного бизнеса. Перемены грандиозны. Она сидит дома, у неё депрессия, она начинает курить. Швы на щеке то вздуваются, то опускаются. Больно по утрам, когда она с первой чашкой кофе на кухне смотрит в окно. Временами ей кажется, что мир - воздушный шар, способный лопнуть в мгновение ока. С этим и идёт эпоха розысков и объявлений. Пропавшие дети. Пропавшие мальчики и пропавшие девочки, иссчезнувшие бесследно, пропащие ребятишки. Глупо разбрасывать впечатления и ощущения; неаккуратно завешивать домыслы, к тому же, если ты была изнасилована. Тебе рекомендуют обратиться в группы "женщин, пострадавших от мужской половины". Там ты ничего не найдёшь, как бы не искала. Лики женщин, таких же, как и ты.
    Плач, жалобы, рассказы о социопатах и сексуальных маньяках. Извращенцы, придумавшие снафф. Тебе от этого станет ещё хуже. Женщины не станут говорить, что тебе делать. Не станут говорить о том, как справится с проблемой. Это не самые настоящие проблемы, заверяем мы. Они скажут, что им жалко тебя, что ты бедняжка, что они всё понимают, что анализ данности - не предел всей мерзости, творящейся в потихоньку лопающемся воздушном шарике.
    Шар может быть эластичным. Латексным.
    Метафора. С переизбытком.
    Пола просто видит объявления. Мальчик по имени Карл, двенадцать лет, пошёл играть в футбол с друзьями и не вернулся. Проходит десять дней, Карла всё нет. Родители обзвонили всех знакомых, прошли через тонны бессонницы, нервов и сомнений. Карл жив! - обманный манёвр, трюк, который гарантирует временное успокоительное. Эндорфины ударяют в голову, адреналин отступает. Смех и радость, боже. Полу тошнит от этой лжи.
    Она знает, где мальчик.
    Она знает, где все девочки и мальчики, пропавшие за последние месяцы, полгода, год... Они - не тот эпицентр, которым будут зажигаться жёлтые полосы в графе: "Недельных новостей". Дети, очутившиеся в потоке событий. Конечно, если обнаружат труп, если поисковые собаки что-нибудь унюхают в городских или лесных чащах, об этом будут звенеть во все колокола. Всё же такие эпизоды цикличны. Дети будут пропадать дальше, как и девушки, когда-то побывавшие на сцене.
    Мы в прямом эфире. Раз-два-три. Добро пожаловать, на сцене сливочное масло.
    В их случае, в случае похищений, это должен быть бензин. Продырявленный бензобак, будто продырявленная некогда щека Полы.
    - Я уже не там, - рассуждает она. Она говорит сама с собой. Она замыкается в себе. - Я уже не там. К сожалению, наверное. Мне нравилось делать это. Так я справляла нужду. Я терпела, терпела, терпела и нависала над унитазом. Облегчение. Я же не свихнувшаяся?
    Не имею понятия, отвечаю я.
    Лучше отпустить надежду, чем ждать чуда. Ты видишь объявления, у тебя ком подкатывает к горлу. Детские ангельские личики. Тут в мысленном взоре возникает лицо мексиканского продюссера, отправившегося в федеральную тюрьму. Он курит и вставляет Поле. Хуже и не придумаешь. Пола об этом думает, когда курит. Ей противно курить, но она почему-то скуривает сигареты до фильтра. Она выкуривает по три, четыре пачки в день. Ей тошно, но она курит.
    Шок, скажете вы. Шок всё объясняет, отвечает на все вопросы. Шок, и всё в порядке. Просто шок. Кома. Сновидение. Галлюцинация. Как наркотическое воздействие.
    - Их достоинства больше не были их достоинствами, - Пола опять улыбается. Она улыбается, и в карточках её щеки не видно швов. Никаких ран. Всё заживает, как в стране небылиц. - Вряд ли они всё помнят. То, что я делала, я делала для себя. Я эгоистка. Нам всё равно от них не избавиться.
    От кого?
    - От извращенцев. Они плодятся, как тараканы. У них есть классификация. Извращенцы, гуляющие по улице без нижнего белья. Извращенцы, насилующие детей. Извращенцы...
    Она перечисляет. От её слов душно. Я воображаю, как затягиваю галстук, и как он душит меня. Я не живой, а всё меня окружающее - бутафорные наброски гениального художника. Всё это - бутафория. Телефоны, планшеты, телевизоры, квартиры, частные дома, города. Прохожие, только кажующиеся нормальными. Они выглядят полноценно, у всех занимательные карьерные скачки, и мы с Полой вдвоём в этом безумии. Мы переплелись. Мне на ум приходит мысль: через тернии к звёздам. Звёзды не за терниями. Бутафорные кофеварки качают своими воображаемыми головками, нимфетки парят, деревья запускают процесс выделения кислорода, озоновый слой цел и невредим. Мы живём, мы наблюдаем, мы смотрим. За холодным безразличием семидесяти или восьмидесяти процентов чрезвычайные происшествия не вызывают рвотного рефлекса. Пропадающие изо дня в день дети не вызывают ненависти к похищающим их дядькам в кожаных куртках. Эти дядьки никогда не выделяются из толпы. Общество на них и построено. Они предприниматели, бизнесмены, они проводят аукционы и все их составляющие. Они - не бутафория, но прилипают к ней, к оболочке.
    Когда вокруг тебя убивают и насилуют детей, хочется сдохнуть. Галстук и вправду живой. Это Пола взламывает замок входной двери бухгалтера-ревизора. Это Пола смело и тихо шагает по его гостинной. Это Пола в состоянии аффекта, в парах злости и негодования, держит в руках садовые ножницы. Ох, Пола. Мексиканский продюссер не последний в её списке, длинном, без конца. Это она открывает дверь в комнату с ультрафиолетом. У неё дрожат руки. Ультрафиолет выражает невинные детские лица и имена под ними. Тут хранится водопад прошедших детей. Правильно, потому что никто не подумает на бухгалтера, у которого есть жена и двое детей. Дочь в следующем году поступает в колледж, сын прележно учится в средней школе. Это Пола включает свет в комнате.
    Жена знает о хобби мужа.
    Противогаз наивных разорванных в клочья душ. Пола видит, какой комната является наяву. Папки, бумаги, две или три фотографии стандартного размера. Пола сминает и выкидывает эти фото. На них то, на что она никогда бы не посмотрела. Тихий ужас подпольного подземного царства, другого бизнеса. Где бы она не была, это будет её преследовать. Несчастная Пола. Заказанная картина над столом с чьей-то подписью, письменный стол с компьютером, в процессоре флэшка. Пола врубает компьютер.
    Из процессора можно сделать что угодно. Или процессор для всего, что только на ум придёт.
    Модели разбираются в этом не хуже, чем программисты или виртуальные аферисты. Это, как биржа. Повезёт или не повезёт. Хватит ли тебе мозгов или нет? Пола мимоходом поднимается на второй этаж и просыпается в спальне бухгалтера-ревизора. Она копается в прикроватной тумбочке. На тумбочке эклеры. Она копается под кроватью, в гардеробной, в настенных книжных полках.
    Эти люди имеют привычку уничтожать все доказательства их виновности. Никогда не найдёшь ничего, если не подумаешь хорошенько.
    Тридцать три или тридцать четыре флэшки. На каждой не меньше шести гигобайтов памяти. Пола кладёт их в свою сумочку. Она возвращается в ту комнатку с ультрафиолетом и пробегается глазами по папкам на рабочем столе компьютера. Она кликает на папку с флэшки. Пятьсот фотографий детей. Десять-пятнадцать фотографий принадлежат одному ребёнку. Статья, объявление, характеристика. Ком поднимается. Статия, объявление, характеристика, и ещё семь или двенадцать фотографий иного рода. На этих флэшках - золото убийцы надежд.
    Пола вынимает флэшку и закидывает её в сумку. Она берёт какой-то листочек, вырванный из блокнота, пишет на нём: "Я знаю о тебе, ублюдок. Все твои запасы у меня". Снизу она добавляет номер сотового. Звони, сука. Позвони мне. Она налепляет листок на экран компьютера.
    Вечером Пола попивает джин с содовой. Раздаётся звонок. Встревоженный голос: "Кто вы?". Я - твой ночной кошмар, грёбаный мерзавец. Я - твоя ночная грязная шлюха. Пола кладёт трубку. Она говорит так, словно всё это кинофильм про киллера, ведущего игру с будущим покойником. Напоминает чем-то триллер на одном дыхании. Полу берёт интрига, каким должен быть разговор с педофилом. О чём он станет с нем разговаривать? Как нащупает выход из положения? Он боится. Все они боятся. Потому и набрасываются на слабых. Подлые трусы.
    Снова звонок.
    Трррууу, тррруууу, тррруууу.
    В полумраке, со светящимся квадратом телевизора, на панели которого располагается хрустальная вазочка и стеклянный сфинкс, Пола отвечает: "Я к вашим услугам". Пола ехидничает: "Вам шотлданца, американца, корейца? За кого заплатите тридцать пять тысяч?". Пола поражается: "Неужели вам мало раздвинутой пасти проституции?". Пола истерит: "Неужели закон о запрете детской порнографии вам не мешает?". Пола уже орёт: "Почему бы вам не обратиться в клинику для умалишённых? Вам там вправят все ваши кости! Где ваша мораль!?".
    Она просматривает документы бухгалтера. Снимки голых детей. Они проецируются в её воображении. У неё не набирается сил досмотреть файлы. Она разбивает флэшки и сжигает их. До звонка.
    Я засуну дубину в твоё анальное отверстие, кричит Пола, я выдавлю твои глазные яблоки, чтобы ты не видел. Я засуну твой член в твой рот и не отпущу, пока не проглотишь его, конченная тварь.
    Пола меняет интонацию.
    Ты проглотишь член и сядешь в тюрьму. Я посажу тебя. Слышишь?
    Он слышит. Она же слышит его тяжёлое дыхание. Так он дышит, когда нервничает или когда показывает мальчикам и девочкам ультрафиолет. Чем ты их заманиваешь? Ооо. Пола фыркает, плюётся, вертит головой, словно в каком-то припадке: "Чем ты их заманиваешь? Жевачка? Алкогольный напиток? Что? Как ты это делаешь? Как вы, чокнутые пидерасты, это делаете? Как вам это сходит с рук?".
    Тяжёлое дыхание. Пола кричит. Её осыпает дрожь, но она держится. Джин с содовой булькает. Вот-вот, представляет Пола, запузырится, как и чьё-то серое вещество.
    Она шантажирует его. Восхитительно. Она издевается над ним, как он издевался над детьми. Грозно: "Я покажу все твои файлы копам! Я отнесу им их завтра на рассвете! Я покажу! Твоя жена знает об этом. Знаешь, что с насильниками делают в тюрьме?". Она сожгла всё. Она изнечтожила хоть малейшую вероятность его виновности. Он, несомненно, стёр все улики у себя дома. Он забивается в угол, бьётся головой о колени и ноет. У него течёт пот. У него текут слёзы. Рыбка в аквариуме, кролик в клетке.
    Ты проглотишь ЭТО и сядешь в тюрьму.
    - Я затолкаю тебе это по самые гланды, - Пола прямолинейна и честна. - Так я ему сказала. Он просил меня договориться, совершить сделку. Я согласилась. Я взяла с собой садовые ножницы. Чувак с собакой - нежинка по сравнению с подземным царством. Детей насилуют, животных насилуют, везде эта система размножается. Куда всё катится? В конце концов, я не такая скверная материалистка. В Бога я верю, но...
    Мы все верим в Бога, Пола, сознательно или подсознательно. Вера тверда и тонка. В подсознании божественный отголосочек - сомнение в правильности шара.
    Бог запустил нас сюда и проверил, сможем ли мы нормально жить.
    Мы не оправдали его ожиданий.
    Пола застаёт бухгалтера врасплох на автостоянке в полночь. Она бьёт булыжником ему по голове, привязывает к батареи неподалёку от сортира за углом магазина.
    - Там почти никого не бывает, тем более, в субботу.
    Пола - вымышленный персонаж. Она была моделью, а теперь - тень сущей агонии. Она хлестает бухгалтера, отвешивая ему пощёчины. Он открывает глаза. Скотч - изоляционная лента - подавляет его крик. Руки у него связаны за спиной. В фильмах всё также. Есть одно отличие: в реальности всё намного хуже. Нет хэппи-енда. Есть только грязь.
    Под вспышки фотокамер. Раз-два-три.
    Я отрезаю тебе член, говорит ему Пола, засовываю тебе в рот, ты проглатываешь. Только так ты останешься в живых. Ты согласен?
    Он думает. Он принимает решение.
    Ты давно взял на себя ответственность гражданина, говорит Пола жёстким голосом с оттенком хрипоты, и ты давно знаешь, что такое дети. Ты знаешь, что нельзя такое вытворять. Это плохо. Чтобы ты больше такого не вытворял, я отрежу тебе твоё мужское начало. Ты съешь его.
    - Они всегда кричат.
    Бухгалтер издаёт звук, обозначающий: "Да". Пола лезет в карман зауженных джинс и достаёт раскладной ножик. Маленькое острое лезвие. Зазубренный перпендикуляр хорошего и плохого. Она лишает бухгалтера-ревизора того, чем он пользовался, что спасало его. Потрясающее мероприятие. Этот ножик поможет ему гораздо больше, чем что-либо. Поле не составило труда стянуть с него портки. Он оказался чересчур слабым. Полноватый мистер-хранитель-фотографий.
    Можешь пойти к копам и настучать на меня, говорит Пола, мне хуже не будет.
    Она отрезает его достоинство. Он дёргается в конвульсиях. Кровь брыжжет. Пола сдирает скотч. Он дёргается. Удушье. Она затыкает ему нос, и он, устав от криков, преобразившихся в мычания под "изоляционной лентой", молча открывает пасть, издавая кряканье. Или хрюканье. Пола не помнит. Она засовывает это ему в рот. Он барахтается, за углом закрытого магазинчика, рядом с безлюдной автостоянкой. Детский кошмар сметён в сторону. Он умирает от кровотечения.
    Фото его трупа во всех газетных выпусках, во всех тиражах. Извращённое убийство с пристрастиями.
    У него дома ничего не находят, и складывается ощущение, что мужчина был убит просто так. Ему просто так отрезали пенис, его просто так заставили сожрать  это, в него просто так морально вдули.
    Извращённое убийство с пристрастиями. Пресса разоряется на выпусках, касающихся криминальной хроники. Убийцу ищут повсюду. Само собой, Пола не воспользовалась бы нейлоновыми перчатками. Не тут и не прошедшей ночью.
    Молодец. Задание выполнено. Бухгалтер ликвидирован.
    Пола лазает по веб-сайтам. Она регистрируется, как Фрэнк Колли. Ему сорок пять, он одинок, работает в отделе координации. У него на запястье золотые часы. У него некрасивые усы. Жуткое лицо. Вылитый педофил. Его статус: "Люблю девочек, - цветы жизни". Его семейное положение: "Ничего". Пусто. До него легко докопаться. Пола ищет тупую двенадцатилетнюю или тринадцатилетнюю девочку с красивым личиком и красивыми формами. Женщине судить легче, - она сама была девочкой. Несколько лет назад. Этих мерзостей было не так много.
    Корень зла: Чекатило, Джек Потрошитель и им подобные.
    Фрэнк Колли ведёт переписку с двенадцатилетней девочкой, которая пишет без орфографических и грамматических ошибок. Умная просветлённая девочка. Умная девочка не будет переписываться с сорокапятилетним мужиком о розовых наручниках, порно-сайтах и марихуане. Умная девочка не скачет по таким сайтам, где зарегистрированы одни извращенцы.
    Мы либо ипохондрики, либо эротоманы. Нимфомана нельзя назвать извращенцем, тем не менее, нельзя характеризовать его в таблице с тем бухгалтером или Фрэнком.
    Всё это - обманный манёвр, хитрый трюк, наигранная сценка.
    Пола должна принимать эту девочку за девочку, девочка должна принимать Фрэнка не за Полу. За монитором другие люди, о которых никогда неизвестно. Что они делают? Работают на правительство? Получают огромные премии? Кастрируют за дополнительную плату? Пола соглашается побеседовать с девочкой в парке. Она садится на скамейку, и вместо девочки приходит тридцатилетний парень Майрус, недоумевая отсутствием Фрэнка.
    - Кто вы?
    - Я? - Пола делает паузу. - Вы - охотник на педофилов. Из сообщества: "Отрежем им яйца" или что-то вроде. Я хочу работать с вами. - Пола хмурится. Майрос садится около неё. - Я обожаю отрезать им члены.
    - Действительно?
    - Да.
    Так они и знакомятся. Майрус, постер антипедофилийного сообщества, и Пола, постер красоты, уже никудышный и выброшенный. Хлам. Так, девушка, которую "чпокнули" в гримёрной против её воли, которую "чпокали" на протяжении двадцати дней, которая воткула нечто острое в продюссерское нечто непривычного характера.
    Пола и не догадывается, что очень скоро будет разъезжать на микроавтобусе по городу с тремя напарниками. Они атлеты, с высокими умственными коэффициентами. Они зарабатывают денежными средствами тех, кого убивают. Ты отрезаешь педофилам яйца, они их убивают. Вы берёте бумажник, паспортные данные, свидетельство о рождении, всё сжигаете у Майруса. Всё в камин. Долой. Вы выкидываете не только жизнь, но и все нити этой жизни. У вас на счету пять или шесть человек, у которых в рабочем столе найдутся вырезки журналов с пропажами детей и их фотографиями. Найдутся и получасовые видео. Кучи садомазохистских приборов. Полный аншлаг.
    Они все глотают свои мужские достоинства.
    Слизняки.
    Пиявки.
    Акция протеста. До свидания, двуличные. Адьёс, шизофреники. Они притворяются хорошими людьми. Половина из них говорит: "Мы и сами не ведаем, что творим. Мы невиноваты в этом. Это... болезнь... нам так жаль"; вторая половина говорит: "Мы вообще ни при чём". Они - собачки с порванными ушками и простреленными брюшками.
    - Ты откроешь рот, когда я это сделаю, и мы закончим, - говорит Пола.
    - Мы закончим, когда ты проглотишь это. Ты не умрёшь, если сделаешь всё, что мы говорим, - приказывает Пола.
    - Ты не умрёшь от кровотечения. Ты не умрёшь в муках. Тебе будет больно, но ты преодолеешь эту боль. Ты сильнее этого, - наставляет Пола. Они изредка умирают от кровотечения. Кровавые брызги так стремительны, что не всегда можно успеть сохранить им жизнь, чтобы доставить очередную порцию мучений. Напарники Полы делают всё зависящее от них, чтобы эти типы не умирали. Они применяют и дефибрилляторы. Разряд, есть, разряд, есть. Рано или поздно эти подонки очухиваются в полуподвальных помещениях с тусклым светом над головой, с пошатывающейся люстрой. Пахнет сыростью и плесенью, и вода стекает с из бровей. Они спрашивают: "За что?", а кровавое пятно растягивается на их ляжках, расплывается в их интимных местах. Они лишены своих достоинств, лишены мужского начала.
    Все из сообщества, - насчитывается двадцать три человека, - пытают их в этом полуподвальном помещении. Бьют и кулаками, и кастетами, и электрическим зарядом. Это тех, кто не умер от кровотечения.
    Кровотечение играет важную роль. Кровь так брызжет, говорит Пола, что это невыносимо. Некоторых рвёт, некоторых нет. Некоторые оказываются прочными ребятами.
    - Мы не сдадим вас полицейским, - успокаивает Пола. Майрус поддакивает: - Верь ей.
    Случается и так, что они начинают верить, эти пленники, что Пола, Майрус или ещё кто-то из "отряда сорвиголов", идут за смертью. Шторки смерти открываются, закрываются, вновь открываются. Они думают, что Пола - Дьявол, а Майрус - Бог. Мужчины никогда не дойдут до точки предела. Они работают здесь по вине того, что ненавидят этих сумасшедших садистов, извращающих несовершеннолетних. Они не застревали в гримёрной на добрые полжизни. Штукатурка чего-то светлого и райского сыпится. Бог говорит им, что безразличие гораздо хуже самых неистовых пыток. Такие пытки даже не проводили в концлагерях. Бог намекает на Полу.
    Бог - это всё, на что нам можно рассчитывать. Иначе говоря, без него мы - утопленники. Мы утонем в своём сортире, мы застрянем в сливном отверстии, мы испаримся.
    - Итак. - Пола вздыхает:
    - Мне нужна конкретика. Ты "за"? - Пола не отводит глаз с мужчины, сегодня оказавшемся на этом деревянном стуле в этом помещении со слабым освещением. Она играется с ними. Ей надо понять, ей надо это обстругать и зазубрить: готовы ли они потерять яйца во имя выживания. Они не выживут. Они в нуле. Полу это развлекает. Она не замечает, как становится злым надзирателем.
    Майрус наклоняется, махая маленьким раскладным ножиком. Раскладной ножик - таблоид сообщества. Кодовый символ, значительный рисунок.
    - Этот нож отрезал немало яиц, дружище, - говорит он.
    Нож подтверждает:
    - Он отрезал немало яиц, дружище. Твои яйца - не первые и не последние.
    - Кастрация проводится по-другому. При кастрации яйца надрезают. Мы же их отрезаем. Мы запихиваем их и твою огромную штуку тебе в рот. Ты или умираешь с пулей в голове, как трусливое чмо, или живёшь, как храбрый певец.
    Их это мотивирует. Индивидуальный стимулятор.
    А если приставить ствол револьвера к виску, они визжат. Мы переписываемся с ними, заводим контакт, встречаем их, бьём в солнечное сплетение и кадык, кидаем в микрофургон Майруса. Мы отвозим их в одно место на окраине города. Там и проводится вся дискуссия.
    Мы не спрашиваем: "Как вы это делаете?" или "Зачем вы это делаете?".
    Они раскаиваются. Они клянутся, что такое не повторится. Мы не верим. Вначале отрезанный член в уличной туалетной кабинке, в переулке или на старой свалке. Затем тусклый свет, деревянный стул и электрошокер. Среди нас есть врач, который не позволяет им умереть от кровоизлияния. Брызг, брызг, брызг. Мы даём им болеутоляющее. Амидопирин, схожий с антипирином, акофил, оксадол, иногда раптен рапид. Это не то, что нужно, но это всё, что имеется в аптечке Майруса.
    Новые обновлённые инъекции боли. Истерички, в картотеках которых хранятся файлы с детсткой порнографией, списком шмоток из секс-шопов и видеозаписи с весьма сомнительным содержанием. Они раскачивают стул, ножки отваливаются. Майрус не применяет никаких физических сил. Он усыпляет совестью, словесно унижая их. От него ждёшь удара. Его глаза красные от злости. Он - бык, отбивающий чечётку.
    - Ваши яйца - принадлежности вашей прямой кишки, - гуляет по полуподвальному помещению Пола. - Мы не запихиваем их в ваши поганые рты, вы не проглатываете их, мы прибегаем к оружию.
    Вселяющая. Непоколебимая. Пола быстро перемещается на трон предводителя. Все операции отмечены дырой в щеке и отрезанными членами. Кодовое изображение: раскладной ножик. Второе кодовое изображение: распятый Иисус. У Полы такой стереотип: если эти люди росли в полноценных семьях, то к ним приставали отцы, поглаживая их в День Благодарения за семейным обедом по коленке; если же они росли с матерями-одиночками, то к этим матерям приходили незнакомые мужчины, трахали и мать, и сына. И пропадали.
    На территории её мнений и вразумлений нет такого: они родились тварями.
    Пола говорит: "Да, возможно". И в то же время: "В минимуме". Можно всунуть все эти грязные помыслы в долгий ящик, можно запереть всё это в рекламе, чтобы дело набирало обороты. Они - не люди, и нет к ним жалости, нет им ни прощения, ни уступков. У них единственная дорога, по крайней мере, у тех, кто угодил в лапы сообщества, "отряда сорвиголов", и эта дорога заводит в тупик.
    Обрыв, с которого слетает школьный автобус.
    У них нет никакого выбора. Слова о выборе, многослойные речи с подтекстами и ассоциациями, - это чушь. Они не уйдут живыми. Никак. Они испытают всю боль, которую обрушивали на детей. В помещении непревзойдённая звукоизоляция. Их не слышно. Ни Поле, ни Майрусу, ни фарам, прорезающим ночь.
    - Ваши яйца в наших руковицах, - говорит Пола.
    Вскоре сообщество распадается. Нету никакой гарантии, что мир засияет после предоставленных действий. Ни садовые ножницы, ни раскладные ножики. Только насилием можно побороть насилие. Но что, если насилие неоднократно? Люди страдают психическим расстройствами, которые они хотят носить в пальто и широких штанах. Для них это - не грех, для них это - слабость.
    Потные, молящие, оставшиеся без яиц.
    Пола говорит:
    - К чему бы мы не приходили, какие бы меры не предпринимали, от них нам не избавиться. Нам никогда от них не избавиться. Гнить будем мы, а не они.
    Изменить мир не получиться.