Уля брела по дороге, усеянной какими-то бревнами, беспрерывно спотыкаясь о них. Она старалась обойти преграды, но стоило ей это огромного труда. С каждой минутой бревен становилось все больше и больше. Неожиданно, вдали показался ряд домишек и Уля радостно бросилась к ним.
Она стала колотить в дверь одного из домов, но никто не откликнулся, бросилась к другому, но результат был тот же.
Вдруг стало холодно, пошел снег. «Что происходит? - подумала Уля. - Почему среди лета – снег? Неужели случилась какая-то аномалия?»
В это время раздалось мычание и к ней навстречу, откуда ни возьмись, двинулась, продолжая мычать, огромная корова. «Возле нее я согреюсь!» - обрадовано подумала Уля и… проснулась.
На тумбочке, чуть ли не подпрыгивая, трещал мобильный телефон, а плед, которым она укрывалась, валялся на полу возле кровати. Все еще находясь под впечатлением этого безумного сна и поднимая плед, Уля поняла: вот почему приснился снег, и взяла телефон.
- Все еще дрыхнешь? – раздался голос подруги.
- Ну да… Еле глаза протерла. А ты чего так рано?
- Какое рано! Скоро девять! Одевайся скорей, мы за тобой через полчаса заедем.
- Куда собрались? И кто – мы?
- Грибочки любишь?
- Маринованные – люблю. А при чем тут они?
- А при том, что и жаренные хороши, а в лесу, говорят, их народилась прорва. Нас Вовка завезет: меня, тебя и Лену.
- Ой, Томка… А может, без меня? Я же в них ничего не смыслю, наберу еще поганок…
- А тут и разбираться не надо. Будем собирать только белые, боровички. Их от ложных отличить легко. В общем, форма одежды - походная. Осенний лес, со своей чарующей красой, ждет нас! Все, поторопись, мы скоро будем!
Уля, все еще сонная, беспрерывно зевая, отправилась в ванную.
Осенний лес был действительно прекрасен своей золотой оправой. Деревья еще не успели сбросить пожелтевшую листву, а кусты пестрели оранжево-красным нарядом. На земле, покрытой едва пожухлой травой и частично опавшим убором деревьев, кучками коричневых головок на крепких белых ножках то тут, то там виднелись упругие боровички. Их действительно было на редкость много – только успевай кланяться им, срезая и укладывая в корзинку. Правда оной у Ули не было и она, вооружившись ножом и пакетом, и получив инструкцию опытной в этом деле Тамары, активно принялась за работу.
Сначала собирали вместе, весело переговариваясь и восхищаясь каждой находкой, почти соревнуясь, а затем разбрелись в разные стороны, часто окликая друг друга.
День был в самом разгаре. На дворе стояло бабье лето и солнце щедро дарило, несмотря на конец сентября, свое тепло. По-видимому, от этого, да к тому же от азарта, с которым Уля, увлекшись новым занятием, высматривала добычу, она вся взмокла и вынуждена была снять, навязанный ей мамой, свитер, который обернула вокруг талии.
Подняв голову, Уля неожиданно увидела стоящие почти рядом кусты орешника, щедро облепленные его плодами.
- Девчонки, здесь орешник, фундук! – крикнула она. – Идите сюда!
Сорвав несколько орешков, Уля стала освобождать их от одежки, чтобы полакомиться. Работа оказалась не из легких, но игра стоила свеч: молоденькие орешки были очень вкусны.
- Девчонки, чего ж вы не идете? – еще раз крикнула Уля, но ответом была тишина.
«Вот глупые, - подумала она. – Такую прелесть игнорировать!»
Но, куда их собрать, вот задача? К грибам, которые уже покоились в пакете, не положишь, карманы джинсов, тонко облегающих фигуру, настолько узки, что туда еле втискивается ладонь. Но желание нарвать орехов было так велико, что Уля, недолго думая, развязала свитер и, обвязав его горловину рукавами, сделала большой мешок. Мысленно похвалив себя за идею, она с энтузиазмом принялась обирать куст, ловко орудуя ножом, очень пригодившимся и для этой работы.
Когда набрался почти полный свитер добычи, Уля опять стала звать подруг. Поклажа была тяжела, да и неудобно стало тащить: грибы, орехи, нож… Однако девочки не откликнулись. Как решила Уля, они проигнорировали ее призыв, занятые своей работой. «Ну и пусть остаются без орехов, - подумала она, решив вернуться к машине. – Мне и этих грибов достаточно, да и спина устала».
И Уля отправилась в обратный путь. Но, чем дальше шла, таща свою добычу, тем яснее становилось, что она идет явно не в ту сторону. Повернув назад, Уля решила вернуться к орешнику и оттуда пойти налево, а не направо, как сделала раньше. Но время шло, уже исчезли солнечные лучи, что стрелами пробивались сквозь лесные заросли и, несмотря на ходьбу и тяжесть, стало чувствоваться похолодание. А дороги, возле которой оставили машину все не было видно…
Уля, обеспокоившись, почти без передышки звала девчонок. Неужели уехали, бросив ее? Ну, нет, надо им позвонить. Она привычно запустила руку в карман и тут вспомнила: телефон она положила в сумку, которая осталась в машине.
- Уа! Уа! – начала кричать перепуганная Уля. «Ой, - спохватилась она, – что я кричу?! Совсем с ума сошла, стала кричать, как младенец!» - Ау, девчонки! Хватит вам куражиться, откликнитесь! Ау! Ау! – продолжала она кричать в надежде, что может, кто-нибудь откликнется, ведь в лесу должны быть и другие грибники.
Уле казалось, что она не так уж далеко ушла от дороги. Но, почему же дороги все нет? Она потеряла счет звериным тропкам, что встречались на пути, но которые, как нарочно, все вели в чащобу, где лес становился все гуще и гуще.
Стали попадаться кусты с какими-то ягодами. «Наверно, волчьи» - подумала Уля. Но ведь мимо этих кустов она раньше не проходила, значит, идет в неверном направлении… И Уля повернула назад, надеясь хотя бы вернуться к орешнику. Но его все было не видать…
Начало смеркаться. Испарина от сознания, что заблудилась, проступила на лбу, по телу пробежала дрожь. Эти орехи, которые Уля почти возненавидела, мешали ходить, к тому же изрядно устали ноги. Хотелось пить, есть...
Сумерки окутали лес. Стало по-настоящему холодно и страшно. Почему-то вспомнился этот дурацкий сон с бревнами через дорогу и дома без людей.
- Ау! Ау! - с надрывом крикнула Уля и стала развязывать свитер. Отчего-то силы почти покинули ее: даже это сделать было тяжело.
Уля положила несколько орешков в рот, но теперь они показались не такими вкусными и скоро вызвали колики в животе, по-видимому, от голода. Без сожаления, она вытряхнула орехи из свитера, который тут же натянула на себя, спасаясь от холода. Невольно вспомнилась мама, потребовавшая взять его вместо джинсовой курточки, которую хотела надеть Уля. «Бедная мама, она, наверно, уже волнуется… А что ее ждет впереди, если я здесь останусь на ночь?» Эта мысль будто обожгла Улю и она, подхватив кулек с грибами и нож, бросилась опять на поиски дороги.
Скоро темень совершено окутала лес. Шорохи чащобы настораживали то каким-то шуршанием на земле, то шелестом в кронах. Уля стояла посреди этого темного, полного страхов леса, ощущая себя его безысходной пленницей и не зная, что предпринять, чтобы не быть съеденной хищниками и не погибнуть от холода и голода, тем самым пополнив списки без вести пропавших. Но ничего умного в голову не приходило и она присела на корточки, опершись на шершавый ствол, чтобы хоть немного передохнуть и привести в порядок свои мысли.
Неудобное сидение ни отдыха, ни тем более успокоения не принесло. В голову лезли холодящие душу вопросы. Есть ли в этом лесу волки? Не нападут ли они голодной стаей на нее? Не затопчут ли разъяренные дикие кабаны, которые, бесспорно, обитают в этой чащобе? Да и лисы могут покусать… А что уж говорить о разных бродягах, которые бывают страшнее зверей…
Ужас ни на минуту не покидал Улю, охватывая все сильнее и сильнее, усиливаясь от звуков ночного леса, а думы о том, что сейчас происходит с мамой, еще больше усугубляли страдания. «Так можно сойти с ума! – испугавшись и разозлившись, подумала она, поднимаясь и пытаясь растереть затекшие ноги. – Надо переключить психику на позитив и поверить, что завтра я, или сама выйду из этого проклятого места, или меня отыщут!» Ведь не могут же девчонки оставить ее здесь погибать! Да и мама обратится в милицию, в МЧС… Нет, все будет хорошо! Да и Олег, если узнает, что она пропала, организует поиски.
Уля подгребла к дереву упавшие листья, сделав что-то наподобие ложа и села на него, вытянув ноги. Мысли опять вернулись к Олегу… Вспомнилось впечатление, когда Уля впервые увидала его. Стройный, смуглый, с томным выражением карих глаз, с иголочки, модно одетый, он напоминал собой скучающего денди, полного загадок. Олег учился на третьем курсе физмата, увлекался несколькими видами спорта и играл в студенческом оркестре. Он сразу завоевал симпатию, если не более, Ули. А когда стал за ней ухаживать, она почувствовала себя на седьмом небе от гордости и ощущения своей неотразимости, если такой парень, пользующийся успехом почти у всех девчонок университета, в том числе и ее филфака, снизошел до нее, первокурсницы.
Правда, немного повстречавшись с нею, Олег переключился, по своему обыкновению, на других девчонок. Но вскоре опять напомнил ей, страдающей от его измены, о себе… Он был прощен, но через энное время история повторилась… Это стало почти закономерностью: Олег увлекался другими, потом каялся, рассказывая об очередном разочаровании, и опять искал у нее утешения. А Уля не находила в себе сил разрубить этот гордиев узел… Вот уже два года, как длится это испытание ее гордости и терпения...
А вот однокурсник Олега, Игорь, безнадежно влюблен в нее. Об этом говорят его обжигающие взгляды, да неизменная поддержка в периоды, когда Улю в очередной раз покидает Олег… Скромный, надежный и верный, он никогда не говорит о своих чувствах, но это очевидно по всему.
Игорь и внешне - полная противоположность Олегу. Чубатый, с открытым взглядом добрых глаз, немного застенчивый, что свойственно многим приехавшим в столицу из периферии, Игорь совершенно не обращает внимания на свой внешний вид. По слухам, он самый способный и умный на факультете, стипендиат каких-то фондов, однако не кичится этим. Считается, что Игорь - большая надежда науки…
Воспоминания Ули прервал, явственно послышавшийся, шорох, чуть ли не из соседнего куста, по-видимому, быстро бегущего зверя. Объятая страхом, Уля замерла в ожидании встречи с какой-то неотвратимой напастью. Но, прошло несколько мгновений, шорох стих и все опять погрузилось в обманчивую, полную опасностей тишину и тьму.
Уля сидела, боясь пошевелиться, даже придерживая дыхание, чтобы не привлечь к себе внимание притаившегося зверя. Но вдруг, несмотря на все старания удержаться, Уля чихнула. В это же мгновенье раздался топот опрометью бегущего зверя и шорох веток и листвы потревоженного куста. По-видимому, она вспугнула зайца. И опять наступила тишина, прерываемая все усиливающимися порывами ветра да скрипом деревьев и шумом опадающей листвы.
Непрекращающийся страх, сковавший Улю, не давал передышки. От любого звука она вздрагивала, а о том, чтобы хоть на какое-то время забыться сном, не могло быть и речи. Уля лежала на своем ложе, сжимая в ладони нож, готовая в любую минуту вскочить и дать деру. Это, конечно, при условии, что ноги подчинятся ей и страх не парализует волю…
«Наверно, это испытание послано из-за моих грехов!» – обожгла неожиданная мысль. Да, конечно, обозвать ее большой грешницей нельзя, но все же… Ведь немало кривила душой, много грубила, незаслуженно, особенно маме, которая всю жизнь заботится о ней, своей Ульяне, живя только ею. А она, Уля, неблагодарная дочь, бывает, не давая себе отчета, обижает маму своими выходками…
Вновь представилось, что испытывает ее бедная мама, как с ума сходит от волнения. И ведь ей даже не с кем поделиться, некому ее успокоить: отец Ули погиб на Кавказе, бабушка умерла. Тут вспомнился Уле ее старый грех перед мамой: как она, когда еще был жив отец, совершила кражу… Уле было восемь или девять лет, когда она, случайно увидав на мамином туалете одиноко лежащую купюру, по-видимому, забытую, взяла ее. Накупив конфет и мороженого, Уля угощала подружек, довольная производимым впечатлением: богатая и щедрая… А когда обнаружилась пропажа, мама начала спрашивать всех, не видели ли здесь деньги, оставленные как «нз»? Отец и бабушка недоуменно пожимали плечами, уверяя, что не брали, хотя и видели, а она, Уля, широко раскрыв глаза, чтобы не дай Бог не догадались, кто взял, тоже стала твердить, что не только не брала, но и не видела. А мама все к отцу приставала, чтобы тот сознался. «Ведь они могли из-за меня поссориться!» - с горечью теперь корила себя Уля. А ведь, совершивши тогда этот грех, она постаралась о нем забыть и с годами он выветрился из головы, занятой другими проблемами…
Ну и, конечно, сколько раз она обманывала ту же маму, просившую помочь или сделать то, что ей, Уле, не нравилось: помыть полы, сбегать в магазин… Она в ответ говорила, что надо еще доделать уроки или теперь, уже учась в университете, - готовиться к семинару. А сама сидела и читала роман, от которого не хотелось оторваться, в то время, как мама, придя уставшая после трудового дня, принималась за домашнюю работу…
Нет, неправильно живет она, неправильно! Кстати, а если со стороны посмотреть на ее взаимоотношения с Олегом, это же полнейшее унижение – прощать каждый раз его измены. Ведь и мама неоднократно намекала, что Олег не тот парень, на которого следует тратить время, а она ее не слушала и вела себя, как тряпка, о которую можно вытирать ноги... – к такому выводу пришла Уля. Неужели ей нужно было попасть в этот лес, полный страхов, чтобы понять и оценить себя и свое поведение?.. И этот сон перед походом…
«Хорошо, если выберусь отсюда, постараюсь многое изменить в своей жизни! – решила Уля. И тут же в голове пронеслось: - А ежели не выберусь?.. Может перед смертью я должна была вспомнить все свои грехи, чтобы покаяться, прежде чем она косой казнит меня…»
Несмотря на все пережитое, незаметно ее сморил сон и Уля задремала. Проснулась, когда уже начало светать и первое, что обнаружила, была пропажа ножа. Лихорадочно, Уля стала шарить вокруг себя, но его не было. Страшный испуг овладел ею - нет единственного средства защиты… Замерзшая, с заиндевевшими руками, она, став на колени, стала перебирать слежавшуюся под нею листву. Ножа не было. От проделанной работы стало даже жарко, очень захотелось пить. Увидав на листьях рядом стоящего куста росу, Уля стала слизывать влагу, жадно, перебирая один лист за другим. От этого пить захотелось еще сильнее. А вот голода, к удивлению, совершенно не чувствовалось, никакого желания. Продолжая облизывать листья, Уля, неожиданно, под ногой почувствовала что-то твердое и к великой радости обнаружила пропажу.
Утро было серое, промозглое. «Который сейчас час? Утро это или уже начались сумерки? И сколько я спала?» Лес по-прежнему стоял невозмутимым, полным тайн и тишины, даже ветер, еще ночью грозно нараставший, почти утих.
Сделав несколько движений подобных зарядке, чтобы размять мышцы, она с горечью подумала: «Завтрак окончен, пора и за работу!»
Уля, подхватив свой драгоценный нож и пакет с грибами, собралась опять в поход, с надеждой, наконец-то, выбраться из лесного плена. Но, всего через несколько шагов, нога попала в спящий муравейник. Тут же штанину облепила масса растревоженных муравьев. Они были повсюду: на кроссовках, на и под штаниной… Уля никак не могла сбросить насекомых, а они покрыли и ее руки… Она стала прыгать, стремясь избавиться от этих оккупантов, мстящих за нарушение их покоя. Казалось, от муравьиного нашествия ей никогда не спастись. Уля сбрасывала муравьев с одного места, а они расползались по другому… Лишь сообразив срезать ветку с куста, Уля благодаря ей смогла, вконец намаявшись, избавиться от этой напасти. С облегчением вздохнув, она двинулась в путь.
День оставался таким же пасмурным и хмурым. «Если б вышло солнце, я смогла бы определить, где восток… – подумала Уля. – Хотя, ведь деревья могут помочь в этом!» Вспомнилось из географии, что мох гуще растет на северной стороне. Но, тут же мысленно себя обругала: «А что мне с того, если я не знаю, как по отношению к городу расположен этот чертов лес!» Ведь когда ехали с девчонками в машине, все были заняты болтовней, и не только она, но и подружки не смотрели по сторонам и не обращали внимания, в каком направлении движутся. «А вот отметки на деревьях делать надо!» – вспомнила Уля где-то читанное. Тогда она сюда опять, зная, что здесь уже была, не пойдет.
И хотя эта работа была не из легких (нож был туповат и порой не желал строгать твердую кору) и занимала время, но Уля настойчиво добивалась своего. Шла она, не понимая, вглубь леса или наоборот из него, по тропкам, ведущим в никуда и вовсе без них, полная апатии и тоски, все более овладевавшей ею. Той бодрости и воодушевления, с которыми проснулась, как не бывало…
Уля брела, тупо глядя вперед, уже ни на что не надеясь, да изредка, совсем не подчинявшимся ей голосом покрикивала: «Ау, я здесь! Откликнитесь!» Эти слова были обращены просто к любым людям, ведь в том, что подруги ее покинули, сомнений не было…
Неожиданно, Уля очутилась на полянке, по которой спокойно тек, извиваясь тонкой змейкой, ручеек. «Вода! Рядом где-то, наверно, есть родник!» - поняла Уля и стала идти вдоль русла этого, с позволения сказать, водоема. И действительно, буквально через пару десятков шагов, возле большой лужи между двумя камнями, небольшим, двухсантиметровым, не более, фонтанчиком, бил из земли родничок.
Уля, нагнувшись, помыла, измазанные в грязи, руки и хотела тут же зачерпнуть воды, чтобы сразу утолить, дававшую знать, жажду. Но, не тут-то было: вода с брызганьем выплескивалась из подставленной ладони и только несколько капель удавалось поднести ко рту. Конечно, если лечь рядом и подставить рот, то можно было бы насладиться этой, бьющей из-под земли, водой, но вокруг была грязная лужа в которой увязли кроссовки… Впрочем, жаждущая напиться, Уля на это уже не обращала внимания…
Прошло немало времени, пока она удовлетворила потребность в воде. Быть может, следует набрать воду в пакет, освободив от уже ненужных грибов? Но, во-первых, пакет грязный, а во-вторых, чтобы наполнить, придется утопить его в луже… И в-третьих, и это самое главное, пока не стемнело, надо идти и искать выход из леса, а то и так потеряно слишком много времени на борьбу с муравьями, пометку деревьев и добычу воды…
Взглянув на серое, свинцовое небо, Уля с грустью подумала: «Если еще зарядит дождь, мне – хана... Кто будет искать под проливным дождем?..» А надежда на самостоятельный выход из этой западни с каждым шагом убывала.
День клонился к завершению, а Уля все брела, полная тоски, еле передвигая ноги, лишенная сил от голода, холода и потери всякой возможности найти выход. Она, уже отчаявшись, перестала звать на помощь. Устроив из листьев очередное ложе, улеглась на нем, свернувшись калачиком, спасаясь от холода, безжалостно проникавшего через шерстяной свитер, еще недавно казавшийся панацеей от любого, даже морозного воздуха.
«Будь, что будет!» - решила Уля. – Главное, суметь заснуть, чтобы ничего не видеть и не чувствовать. Умру, так умру, значит - такова судьба…»
Полежав с полчаса, немного передохнув, она почувствовала, что еще чуть-чуть и окончательно окоченеет от холода. Уля вскочила: «Нет, нельзя сдаваться! Под лежачий камень и вода не течет!»
И вдруг, где-то вдали послышалось: «Ау! Ульяна, отзовись!»
И снова – тишина. «Неужели начались галлюцинации?» – подумала она, но на всякий случай не крикнула, а, как ей показалось, пискнула:
- Ау! Я здесь!
Но никто больше не откликнулся… Конечно, показалось.
И тут Уля заметила свет фонарика.
- Ау! Ау! Я здесь! – выдавила она.
Горло сдавило от холода или от волнения, слезы выступили на глазах. Кто-то совсем рядом ищет ее, неужели уйдет, так и не найдя?..
Фонарик исчез. И снова издали послышалось:
- Ау! Откликнись, Ульяна!
Она хотела броситься по направлению голоса, но ноги не повиновались и Уля бессильно опустилась на землю, заливаясь слезами. Ушли, не найдя ее. Значит, конец предрешен...
И вдруг – свет фонарика резанул по глазам и кто-то, дотронувшись до ее плеча, сказал:
- Слава Богу, жива!
Затем он по рации повторил:
- Нашел ребята, все в порядке. Жива!
Уля не мгла промолвить ни слова, спазм сдавил горло. Слезы неудержимым потоком катились из глаз.
- Ну, пошли! Идти-то в состоянии? – спросил ее спаситель.
- Да. А вы из МЧС?
- Нет, мы волонтеры.
- Спасибо. Я уж думала…
- О чем ты думала, я имею представление. Главное – нашлась, жива и невредима!
…Проснувшись, Уля позвонила Олегу.
- Олежка, привет!
- А, пропащая грамота, сотворившая такой шум!
- Но я же не нарочно, заблудилась… Зайдешь? – спросила она с надеждой.
- Ой, некогда. Пишу курсовую. Как-нибудь выкрою время, но не сейчас. Мне…
Уля, не дослушав, отключила мобильник и набрала номер Игоря.
- О, Уляша! Наконец-то! Отоспалась?
- Да, проснулась. А как догадался, что спала?
- Я же звонил, твоя мама сказала. Если не против, я заскочу.
- Подгребай. Кстати, а ты что, курсовую не пишешь?
- Курсовую? До ее сдачи еще уйма времени, две недели, успею. Ну, до встречи!
Едва она успела умыться и привести себя в порядок, как Игорь, с большим букетом хризантем был на пороге.
- Игорек, привет! А зачем на цветы потратился? Они ведь сейчас дорогие…
- Глупости! У нас ведь праздник!
- Какой? – не поняла Уля.
- Как какой? Ты нашлась!
- Ой, да… Спасибо волонтерам. А, кстати… Они-то, как узнали, что я потерялась? Говорят, что и эмчеэсовцы меня искали. Наверно, девчонки, подняли всех?
Вошедшая мама внесла ясность:
- Твои девчонки – полные дуры. Вернулись и даже сразу никому не сказали! И лишь вечером, когда я, позвонила к ним, желая узнать, где ты и почему до сих пор не вернулась и на звонки не отвечаешь, то в ответ услышала удивленное: «Что, разве Уля не пришла?» Я не знала, что делать, позвонила к Олегу. Он сказал, что на даче и не знает где ты. Игоря номер мне был неизвестен. Я опять набрала Олега, но он не отвечал... И я снова, не зная, что предпринять и что думать, позвонила опять к Кате. Вот тогда она мне и сказала, что ты с ними из леса не вернулась и, наверно, поехала домой на электричке и скоро приедешь. Словом, успокаивала она меня. В это время, на счастье, позвонил Игорь и я ему все рассказала. Это он все организовал, поднял всех на поиски тебя!
- Спасибо, Игорек!.. Если бы не ты и волонтеры, от меня остались бы ножки да рожки.
- Мы бы не допустили!
- Знаешь Игорь, я хочу записаться в волонтеры. Помогать таким же безмозглым ротозеям, как сама. Пойдешь со мной пополнить их ряды?
- С тобой… я готов быть всегда, везде и повсюду!
- Вот как… А почему?
- А ты не знаешь?..
- Знаю, Игорек! Знаю и то, что очень стоило мне заблудиться, чтобы прозреть и многое понять! - ответила Уля, запуская руку в его вихрастый чуб.