Всегда, во все века, дни и ночи были отношения между людьми и лешими сложными, ведь хозяин леса не может ни в коем случае отдать на поругание своих владений самонадеянному и невежественному, стремящемуся к личной наживе человеку, которому ещё и поспособствовали нынешние священники, объявив лесовиков нечистой силой. Но, если хорошенечко разобраться, то в большинстве случаев леший не вредит людям, а только иногда проказничает, хотя нередко проказы довольно чувствительны и злы для собственного человеческого восприятия.
Вот, например, сосновик – добрейшее, можно сказать, создание лесное. Сосна издревле считалась благороднейшим деревом, отсюда и лесовик наш, мужчина в полном рассвете сил в вывернутом наизнанку кафтане старинного образца, в лаптях добротных надёванных без всякой разницы, на какую ногу, которого коллеги Евграфом величают почтительно и уважительно за его справедливость неподдельную и честность неподкупную. Сосновик очень-очень редко, в отличие от других леших, в дерево заходит потому, как в соснах души умерших зачастую правятся. А как же, если ты прилично в жизни явной нагрешил, но не до такой степени, чтобы отправиться в Навь на без исходное скитание в вечно воющей ужасной вселенной, пожалуйте… на исправление в Правь, где душа переходит к животному или к дереву. Коль исправишь свою душеньку в новой жизненной упаковке, то непременно возродишься вновь в своих праправнуках.
«В лесу люди лесеют, в людях людеют». Насколько точно приведена на наше рассмотрение всего несколькими словами эта интереснейшая мысль и потому не перестаю я удивляться до глубины своей деревенской души языку русскому, языку народному, к которому мы на сегодняшний день применяем жесточайшие пытки засорами словесными неподобными, ни в какие ворота русские не лезущие! Я тоже не безгрешен, зачастую так же делаю и поступаю, увы. Наш леший скорее на помощь придёт к людям, которые непрерывно свою жизнь с лесом связали и знают непреложные правила поведения в данном месте. Он непременно водит дружбу с лесниками и егерями, которые чтут неписаные природные законы, непосредственно соблюдая их, одновременно воплощая в жизнь своих сограждан.
Евграф старается переселить души людские с одного дерева в другое, когда идёт заготовка древесины, та же самая процедура осуществляется и со зверьём при охоте. Но, если идёт сплошная вырубка леса и полное истребление жителей его, тогда леший обращается в лесника, егеря или даже, например, в медведя. Как выйдет он в медвежьем обличье из кустов внезапно, охотник тут же накладывает месячную норму осадков из собственного дерьма в маскировочные цвета хаки штаны, и стоит столбом с волосами в вздыбленном состоянии. А, всё потому, что ружьё заряжено не на медведя патронами с жаканами, но даже и эти, которые есть, вдруг дают осечку из обоих стволов. И бежать нельзя, обязательно догонит и… сожрёт, начав непременно с головы. В былые времена, на лошади не умчишься от такого, казалось бы, неуклюжего товарища, но бросали шапку позади скачущей лошадки или всё, что под руку подвернётся, дабы пока косолапый с этой вещью возится, только и можно было ускакать в целости и сохранности. Вот, подойдет тогда мишка к остолбеневшему от страха горемыке, олешек, к примеру, в брачный период пострелявшему, да как даст со всего размаху лапой по бездумной башке, чтоб вразумить и на путь истинный поставить глупость неразумную. Тот и призадумается, ну а коль не в терпёж станет и подумает, что просто повезло, то другим разом настоящий медведь придёт и уж точно в усмерть заломает.
В самоличном исполнении Евграф никогда не будет к смерти человека причастен. Всегда киллеры природные находятся под его непосредственным руководством и таким образом он дело всё обстряпает, что не придерёшься и ни за что в жизни не докопаешься. Ведь в итоге, приговорённый, сам себя к своей же погибели и ведёт, он не хочет в природе жить, но руководить флорой и фауной командовать желает, а в большей степени, просто дико уничтожая растущее и бегущее без всякого на то жизненно важного смысла, для собственной эгоистической наживы и личного фальшивого удовольствия.
Совсем недавно чиновники важные на вертолёте решили поохотиться, причём уже не в первый раз. Евграф с выдержкой и расстановкой предупреждал по всякому: и по-плохому и по-хорошему. А им и море по колено, хоть кол на голове чеши, в таких-то должностях. Лесовик только и сказал сосёночке одной высунуться на два размера выше из общей массы, тут же верхушка дерева и попала в лопасти винта. Рухнула птица железная, беда неоспоримая, но видно же, что сами пожелали такого исхода дела наши выборные руководители, на полном серьёзе показывающие нам, как правильно сосуществовать простым людям вместе с деревьями и птицами, со зверями в мире этом.
Или вот однажды перевоплотился Евграф в обычного лесничего и подкатил с непосредственным, но важным видом к руководителю лесорубов, валящих лес без разбора и выбора, варварским на то способом:
- Аль тебе в лесу, лЕса мало? – спросил леший, поправляя зелёную фуражку.
- А ты кто такой будешь, дядя? – ни сколько не смутившись, переспросил гражданин в пиджаке, непрерывно наблюдая за происходящим беспределом.
- Аль не видишь, мил человек? Хформу чё ли не различаешь?
- Ты мне документы предоставь, утверждающую твою натуру неизвестную или вали до дому, пока крутить педали не научили мои ребята!
- Каки-таки тугаменты? Ни в каки дали мне не треба, я туточки, дома сам по соби, со своею собственной натурою! – Воскликнув от великого недоумения, Евграф ещё раз для пущей важности сместил на другой бок головы фуражку и продолжил: - Немедленно прекратить работы для последующего разбирательства, иначе кое-кому придётся ответить по полной программе, по закону то бишь!
- Ишь ты… Ты кто такой? Ты кто такой, я тебя спрашиваю? – Зорал начальник, аж пена полезла из-под губы, дрожащей от наглой вседозволенности.
– Я в этой местности всех лесников знаю, а главный их, директор, во-о-он под кустом… пьяный прикорнул на время.
- Ну, коль нет желания людской закон исполнять, придётся свои метОды применять, раз не шутишь. Я вам хочь и не директор, но папа ридный, - с невероятной грустью сказал сосновик и уже совсем тихо, почти про себя, добавил: - Вырос лес, так выросло и топорище.
В порыве наступившей ярости взбесившийся на полную катушку собеседник, считающий себя настоящим хозяином и владетелем данной лесной просеки и последующей разработки, хотел было толкнуть в полную силу фальшивого лесничего в грудь, но увидев дико испепеляющий взгляд на фоне посиневшего лица, малость угомонился и стал доставать телефон…
- Щас, полицию вызову! Будут и закон и права народные, а до приезда оных, мои мужики наваляют тебе по полной программе депутатской! – Проорав, злой лесоруб стал набирать номер, и в следующую секунду уже разговаривал в трубку с развивающейся на всю полноту лица в великом сарказме улыбкой: - Митрич, узнал? То-то же… давай поднимай своих полицейских, тут одного хмыря неподобного в каталажку следует упрятать на некоторое время, чтоб не совал свой нос вонючий, куда не следует!
Евграф ничего на это не сказал, только дождался дятла громадного, который совершенно, ниоткуда взялся и на плече устроился, раскрыв во всю ивановскую клюв здоровенный. Леший прошептал прямо в клюв что-то понятное только ему одному и дятлу и… исчез. Испарился сосновик вместе с другом пернатым, словно его тут и не было никогда, как сквозь землю в миг от секунды провалился! Всё бы ничего, но только, через некоторое время, машина полицейская в болото случайно угодила, немного не доехав до своей цели. Люди, в ней сидевшие, еле успели выпрыгнуть, и потом долгое время недоумевали, каким образом умудрились с дороги в болото свернуть, до которого было довольно приличное расстояние.
Но это непонятное приключение, явилось лишь только началом целой серии невероятно случившихся происшествий. Здоровущая спиленная сосна, вдруг не захотела подчиняться известным законам физики. Она со всей своей неподобной массой упала, не думая, накрыв с головой обидчика Евграфа. А ведь упала-то совсем в противоположную сторону от намеченного маршрута. Итогом явились сломанная ключица мощным сучком и вывернутая в сторону челюсть. Что там не говори, наибольшее невезение досталось, почему-то, пьяному начальнику над местными лесничими, отдыхающему в кустах на полном расслаблении коррумпированного организма. Про него, несчастного алкоголика, в тот вечер позабыли наухнарь при общей суматохе, но нашли только на другой день, о ужас, с выклеванными неизвестной птицей глазами.
Боже упаси, не только месть такую жестокую наш сосновик творил. Если с почтением к лесу люди относились, лужайки зря не топтали, без нужды деревья не ломали, зверей не обижали, то Евграф, с превеликим удовольствием, мог взамен привести на поляну с самой крупной ягодой. Леший мог указать на тропинку, ведущей к грибам, к дуплам с пчёлами, наконец, направить по кратчайшему пути, чтобы выйти из леса и уберегал от нападения хищников. И только за неуважение к своему хозяйству наш лесовик строго наказывал тех, кто ему не угодил.
Когда моей матушке двенадцать лет было, шла ужасная война, забрав в свои лапища всех мужиков деревенских. Пришлось девочке Фае вместе с бабами местными на лесоповале присутствовать и топориком сучки обрубать. А как же, ведь сестрёнка и братишки, мал мала и меньше в ту пору были, а их ещё и прокормить надобно. Осень холодная выдалась уже в октябре, когда лешие к спячке готовились. И снежок раненько выпал, а Фая в обмотках вместо обувки и вечно голодная девочка… Однажды занималась она в лесу своим привычным делом трудовым, но вдруг углядела под ёлкой ближайшей тёмное пятно. Раз… а там валенки, точно ей в пору пришлись. Но, что самое удивительное в одном из них наполовину сухарей оказалось ржаных, да таких вкусных, что запомнила она их на всю жизнь свою сознательную, да и мне рассказала про тот случай. Мол, не иначе, как лесовик-сосновик ей помог в ту самую трудную минуту.
Кстати, именно в этом месте, можно и даже нужно вернуться к самому началу нашего повествования, когда бежал по полю напрямки… к огромному лесу дедушка-домовейка с мешком на плече. Но ведь и не домовой вовсе, то был и даже не дедушка, которого героиня наша, Аня, увидала сильно испугавшись. К ней-то мы ещё вернёмся, а пока… Ах, как сюжет закрутился невероятно загадочно, но ведь так оно и было на самом деле. Борода-то была не настоящая и вместо горба подушка, под которыми скрывался обычный мальчуган лесной по прозвищу опушка. Звали его все лешие, кто Филькой, кто Филиппком, ельник так вообще кликал Фикулькой, лишь батя родной называл его не иначе, как Филипп Евграфьевич, величаво, но достойно. Да-да, он самый, сын сосновика Евграфа опушка Филипп.
На прошлогоднем сходе, по выражению людскому, силы нечистой, главный дух леса выдал в свет лесной, для подчинённых ему леших, довольно странное, казалось бы, желание.
- А нукась, отпрыск, подь сюды, - сказал тогда пнище-великанище с языком от удовольствия цокающим.
- Я туточки, ваше… как его… того самого, - запутался в собственных мозговых извилинах Филипп, выходя в центр обозначенного лешими круга.
- Пеничешства, оболтус! Повтори, неуч потерянный…
- Ваше п-п-п-шства, - отвечал заикаясь от непроизвольного страха опушка, упорно прошивая взглядом землю насквозь и ковыряя её носком правой ноги.
- Возникла у меня в одночасье очередная мысль наимудрейшая, воинство моё лесное. Давеча лежал, да думку разумел и вот до чё додумался. Давненько мы не испробовали человечьего житья-бытья. Ага, это точно, как снег белый в зимнюю пору. А энтот Филиппок шустёр не погодам. Може его и отправить щёб наследил малёха в деревеньке людской, да взял на примету придумки ихние новые, направленные супротив нашего лешачества, а?
- А чёй-то, его-то? Чё ли важный пан, Фикулька-то ентот? – заголосил неугомонный ельник, но тут же и умолк, получив во весь свой открытый рот недовольный, огромный кусок от мухомора, оторванный тем самым языком колдовским от здоровенной шляпки гриба-красавца.
- Итак, продолжим мероприятие. Этот придурок еловый своё слово использовал по своей тупой возможности, чё батька Филиппкин нам таперича скажет?
- Ну, так… пущай испробывает, мне то чё, нехай умища-то и набирается в опытной стадии. Я вам так скажу, господа лешие, - говорил Евграф, с искренней отцовской любовью, только одному ему понятной, обращаясь уже к собственному сыну: – Филипп Евграфьевич вполне подрос и способен оказать посильную помочь нашему лесному обчеству.
Все лесовики проголосовали «ЗА», один только Макар поднял скрещённые над головой руки-крюки, что означало – воздержался. Он, вроде пытался ещё раз вставить своё свободное демократическое слово, но в долю секунды умолкал от новой мухоморовской порции. В итоге, к концу заседания от мухоморова наваждения ельник возомнил себя принцем Датским, затем Офелией и многими-многими другими известными литературными персонажами, даже про муху-цекотуху не позабыл.
- Таким макаром… тьфу ты, - запнулся подытоживая повестку дня главный дух леса. – Таким образом, - исправился он, - Нынче Филиппушка почивать извольте, а вот к завтрему, коль вЁдро случится, милости прошу к человечьему шалашу. Постарайся влиться в их коллектив безмозглый, на рожон не лезь, но примечай, да присматривая на ус мотай, где и как они хладным железом кочерги круги от нас наводят, где посты с тулупами -выверташами овечьями выставляють и где полотенца заговоренные хранять. А и ещё, коли возможность любая придёть к тебе невзначай, так умудрись снопы установленные в поле повалять, и пока человеки спят, от души порезвись не однажды на каждом деревенском гумне, разворошив там всё, что только возможно. И вот тебе ещё одно пока что напутствие: остерегайся чёрных петухов, а особливо собак с чёрными кругами вокруг глаз…
- О главном, о главном… - заголосили внезапно в толпе лешие, ожидая оглашение наиболее важного вопроса, ради которого они, собственно, сюда и пожаловали, собрались так сказать ввиду такого случАя, побросав дела непреложные, а ведь могли бы и запросто откосить, если бы не такой важный момент, коренным образом засевший в колдовских мозгах.
- А о главном, вот чё: в придачу к прочим для нас пользительным безобразиям, ты, касатик, воспользуйся моментом, да и разузнай, как нам девицу на выданье в лес утащить. Не дурак ведь, чуешь небось - не одну а в нескольких вариантах даже. Потому младенцев некрещеных воровать не будем, поскольку при благоприятном исходе дела, своих нарожаем превеликое множество по потребности и по прихоти. Да, вот ещё – жранья ихнего прихвати по возвращении.
Филипп Евграфьевич по молодости своей был ещё только в самом зачатке колдовской деятельности. Поэтому не мог он превращаться во что вздумается, мог только быть невидимым. Сообразительный малый раздел пьяного в дупель скотника на деревенской ферме, приватизировав у него телогрейку драную и шапку-ушанку. Затем выкрал из клуба бороду дед мороза и подушку, которая стала играть сутулую роль. Перво-наперво решил он таким вот образом побыть простым домовым в пустующем доме, чтобы с другими домовыми встречаться и от них секреты человечьи выведывать. Хозяева переехали из этого строения на новое место жительства, а местный домовой за ними ушился. Осталась одна проблемка небольшая совсем – кикимора запечная. Но и с этим вопросом Филипп Евграфьевич довольно быстро разобрался, приведя в дом медведя знакомого. Кикиморы с великим ужасом ненавидят, до полнейшего безумия своего кикиморского, запаха медведя ужасного. Улепётывала наша знакомая, только пятки сверкали, через печную трубу. А раз через трубу, то обратно можно ей сюда вернуться только тем же путём. Филипп закрыл заслонку, выпроводил медведя до дому лесного, да и стал тут осваиваться. Пока новые хозяева не нагрянули и не вспугнули его по неопытности.
Продолжение…