Все – таки наше православие самая чудесная религия на белом свете. И даже более чем чудесная, она самая, что ни на есть, праздничная. А если кто в этом сомневается, то я могу доказать. Мои аргументы будут просты и неопровержимы. Они основаны на фактах. Во-первых, я смотрю на нас, православных, и все время удивляюсь, какое мы диво – дивное. Нет, не потому, что я удивляюсь нам, как созданиям Творца, а потому, что зная все заповеданное Им, Его волю и, считая себя учениками Сына Божия, мы ничегошеньки не делаем из того, что нам заповедано. Не надо перечислять все десять заповедей Господних. Почти каждый христианин при их произнесении говорит: «Грешен! Каюсь!» И это правильно. Самое простое, как закон, основанный на любви, не понятно и не принимается нами. Разве это не диво? Ну, конечно же: диво – дивное и чудо – чудное. А наше отношение к своей земле и своему народу! Народ верит не только в Бога, но и в тех, кто называет себя православными. Он надеется на них. А они? Бьют себя в грудь и клянутся в любви, как к ним, так и к Богу, но дальше этого не идут. Не хотим мы защищать тех, кого любим. Надеемся, что их Господь защитит, а сами даже пальцем двинуть не можем. Сказать: не сметь трогать! Да и где ж нам кому-то грозить, если сами все свое отдали и служим ему – рогатому, надеясь на защиту Бога. А еще смеем просить: «Господи, прости и помилуй!» Вот, чудаки! Натворили чудес, а нам их все мало: ловим чудеса от Бога, бегаем по храмам, прикладываясь к мироточащим и кровоточащим иконам. Чудеса, да и только! Их всех, как поется в одной из известнейших песен, не счесть. Мы и не будем их считать.
Одним из основных чудес нашего православия являются наши праздники. Они у нас каждый день. Можно сказать, что мы самый праздничный народ на белом свете. Я знал одного из преподавателей семинарии, которого так и прозвали – «С праздником!»
Он, когда встречал кого-либо, говорил: «С праздником!» У него, по-видимому, на душе праздник был всегда. Так должно быть у каждого из нас. Мы должны жить праздником и ждать праздника. Праздником праздников является Пасха Господня – кульминация чаяния православного человека, которую он встречает «веселыма ногама». Здесь нет ошибки. Ноги две у человека, и в песнопении по этому случаю употребляется двойственный падеж, которого нет в русском, но есть в славянском языке. Ноги две и обе веселые, - слабо? Нет? Тогда вы точно православный человек. А раз так, то «придите, пиво пием новое», - как поется в стихирах на Пасху Господню. Это означает стать другим человеком, который думает и живет для чуда. Чудо – это сказка, воплощенная в нашей жизни.
Жизнь же для некоторых, особенно далеких от Господа, скучна, несмотря на праздники. Праздники у таких становятся буднями, и тогда отсутствует радость. Так было и с Дим Димычем, историю которого мне хотелось бы рассказать.
Дим Димыч не любил праздники из-за того, что они вносили много суеты и, самое главное, приносили с собой сплошные денежные затраты. Он старался от них избавиться или, по крайней мере, сократить, совмещая один праздник с другим. О том, как это происходило, мы с вами сейчас узнаем, незримо проникнув в его квартиру.
Тс… Тише! Слышите? Это звонок телефона. Димыч снимает трубку. В ней голос близкого друга Димыча – Андрея: «Дим, привет!»
- Привет!
- Ты что делаешь на день независимости?
- Ничего. Какой независимости? От кого и кого?
- Да ладно, не заводись. Праздник, коль его назначили, он и есть праздник. Хотя бы тем, что обозначили красной краской в календаре.
- А я думал, что красной краской обозначают, как одна моя подружка, другие дни. Те, в которые в Церковь не ходят.
- Не ерничай. Давай по серьезному.
- Давай. Я ничего не делаю.
- Тогда слушай. У меня дома собирается балдежная компания. Ты не хочешь присоединиться? Отпразднуем независимость страны от ... Ну, я не знаю от чего, но отпразднуем. У меня будут такие девочки! Пальчики оближешь!
- Нет, я не хочу. Уже отпраздновал недавно.
- Не заливай! Он же будет через три дня.
- Я и не заливаю. Хочешь послушать?
- Говори, только покороче.
- Короче так: две недели тому назад меня пригласили на банкет. То был юбилей одного чудака. Ну, что мне этот чудак? Знал я его плохо, лишь из уважения к его племяннице, с которой мы достаточно близки, пошел на это мероприятие. Там я выпил. Выпил то неплохо, но так мне все опротивело, что хотел уйти. Хотеть то, хотел, да неудобно уходить в самый разгар застолья. И чтобы время зря не пропадало, я решил сэкономить и время и деньги. Стал праздновать твой день независимости. Даже тост сказал, связав его с юбиляром – подкаблучником своей жены:
- Сей муж, уж сорок лет, как вышел из утробы матери и получил независимость. Так выпьем же за независимость! За независимость данную ему Богом и полную свободу в приближении к чарующим утробам прекрасных дам!
Успех был полным и превзошел ожидания. Бабы лезли на меня, разрывая на части. На танцульках жались так, что дрожь пробивала, и чуть было не терял сознание. Только один юбиляр сидел, печальный и тоскливый, в полной независимости, как от своей жены, так и от всех. Ну, как?
- Неплохо, даже очень. Любопытно, поучительно и назидательно. Только я одного не понял: ты пойдешь на пьянку?
- Нет.
- Вольному – воля. Пока.
- Пока. Звони.
Да…, большой оригинал Дмитрий Дмитриевич! Уж он «чего решил, так выпьет обязательно». И здесь, раз заявив о своем хобби праздновать свои торжества на торжествах других людей, он уже не отступал от генеральной линии. Мысленно причислив себя по партийной принадлежности к многомиллионной партии «За дармовщинку», Димыч продолжал теоретически обосновывать свою позицию, а практически подтверждать ее делами.
И тут он многих перещеголял. Быть может, и есть такие, но их мало, и о них не записано в книге Гиннеса, только мало кто может похвастаться тем, что он отпраздновал свой сорокалетний юбилей в Московском Кремле. Причем еще и получил, как Димыч считает, поздравление и от президента и от патриарха. Туда он попал случайно, как могут подумать посторонние ему люди, а Димыч уверен, что это было вполне закономерно. Его направили устанавливать и следить за новой техникой, которую поставила в Кремлевский Дворец их фирма. Это был старый новый год.
- С Новым годом! – произнес президент.
- Спасибо! С Новым годом и Вас! – ответил, как и все Димыч, а сам от себя мысленно добавил, - С Новым Сорок Первым годом от моего рождения!
Патриарх закончил свою речь следующими словами: «С Новым годом, чада мои и дети Божии!»
- Как точно Святейший обозначил меня! Я - чадо Божие, я – чадо Церкви Христовой, я – дитя был, есть и останусь в течение всей своей жизни! Дай Бог и мне и вам всем здоровья!
Для Димыча это была победа. В таких победах проходила и вся жизнь. Правда, иногда были и поражения, но он старался не замечать их или переводить в ранг будущих побед. Ярким примером этому стало празднование двадцати пятилетие работы на своей фирме. Его все поздравляли, руководство выплатило двойной оклад плюс поездку на двадцать пять дней на море. Димыч все это взял, на море съездил, а затем моментально подал заявление об увольнении. Как вы думаете, зачем? Затем, чтобы не праздновать юбилей второй раз. Это была бы плохая примета. Он отпраздновал сей знаменательный день заранее, никому об этом не говоря
.
- Ну и характер! Как можно позволять себе такую блажь? – говорили сотрудники.
Он же дождался, когда гром и гроза пройдут и, зная о своей нужности и незаменимости, через определенное время вернулся и был принят. После этого случая Димыч работал в своей фирме еще очень долго. Так и проработал бы он до пенсии, если бы фирма не потерпела крах из-за дефолта. Став безработным, он почувствовал всю тяжесть жизни. Его не брали никуда – возраст не позволял. Лишь изредка удавалось перебиться случайными заработками. Хорошо еще, что семьи не было, не надо слышать и видеть укоры со стороны домашних. Денег не стало даже оплатить квартиру. Друзья сначала сочувствовали и помогали, затем перестали помогать и заходить домой к нему, а через какое-то время стали забывать и звонить. Как говорится, «се ля ви»
Он все чаще стал думать о смерти, как об избавлении этих мучений. Лукавый проникал в эти тяжкие думы и старался вложить мысль о самоубийстве. Димыч мог бы поддаться дьявольскому внушению, мог бы совершить смертный грех, если б не боязнь того, что не отпразднует свои поминки, как и все. Уж очень хотелось ему быть последовательным в своих пристрастиях.
Для того, чтобы отпраздновать свои поминки, необходимо прежде всего умереть. Но это была проблема для кого угодно, кроме Димыча. Он все решал философски: «Разве это жизнь? Я, итак, уже готовый мертвец, чистый покойник – меня никто, даже друзья, не считают существующим. До налоговой полиции до меня тоже нет дела. Для всех, в том числе и государства, я, как покойник лучше, чем живой. И он смело пошел в Церковь отпевать себя, и произошло чудо.
Войдя в храм Божий, Димитрий как бы ожил, но не для этой жизни, а для другой - вечной. Он забыл, что у него есть тело и весь превратился в бесплотное существо. Он все видел, слышал, но себя не ощущал.
Посреди храма стоял гроб с чьим-то телом, но для него это был его гроб и его тело. Шло отпевание: пел хор какие-то удивительные песнопения, чередуясь с тем, что произносил священник. Имя новопреставленного, лежащего среди храма, было другим, но это не имело никакого значения. Значение имели только слова, звучащие в храме:
«Со святыми упокой душу раба твоего, идеже несть \там, где нет\ болезнь, печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная».
- Так вот он, что там…, там не смерть, там жизнь, причем жизнь без печали и болезней, как здесь, там жизнь бесконечная. Как здорово-то, в мечте такого не найдешь, а тут…
Хор пел: «Покой, Господи, душу усопшего раба твоего.
- Только уснуть, и ты уже там, где красиво и легко, где летишь как птица, а внизу цветы, цветы, цветы… и все тебя любят! Хорошо!
«Блажен путь, в который идешь ты, душа, где уготовано тебе место упокоения», - как-то само по себе, всем своим существом, понял он новое звучащее песнопение.
Казалось, его состояние могло длиться долго-долго, но стоило начать священнику произносить разрешительную молитву, как Димитрий понял, что он еще не готов. Не готов умирать, т.к. не было покаяния, не было еще соединения со Христом, без чего и жизни нет ни здесь на земле, ни там на небе.
Он вышел из храма и встал на паперти, действуя автоматически, как наметил заранее, чтобы собрать денег на последний путь, а потом как Бог даст. Сложно собирать милостыню в наше жестокое и дикое время. Мало кто ее дает, а если и дают, то тоже мало. Но бедолаге повезло: кто-то, выходя из храма, сунул ему бумажку. Она оказалась иностранной купюрой хорошего достоинства.
По старой привычке, когда у него еще были деньги, Димитрий пошел в кафе, где всегда проводил время. Кафе носило смешное название «Му – Му». Взяв еду, он сел за столик. Рядом с ним, за другим столиком, сидела молодежь. Молодые люди праздновали день рождения своего товарища. Димитрия разобрало, как это: такая теплая компания и вдруг без него, непорядок. Его натура взяла вверх над ним, и он влез в эту компанию со своим тостом. Тост звучал так: «Друг мой! Помни о смерти и вовек не согрешишь. Выпьем за то, чтобы и тебе, и твоим друзьям, и мне достичь вечной жизни. Многая лета стремящимся к вечности». Молодые люди оказались достаточно грамотными и воцерковленными. Они поняли этот тост, как призыв ко всей полноте жизни и подхватили его многолетием.
Многая лета…, многая лета…, многая лета…, - звучало в кафе.
Кто-то из них произнес за дьякона: «И еще раз: Мно-гая ле-та… Многая лета…, многая лета…, многая лета…
И всегда ему: Многая лета…, многая лета…, многая лета…
Во время звучания многолетия Димитрий встал, поклонился и вышел из кафе. С тех пор знакомые и друзья его не видали. Долго названивали они по телефону, искали через милицию и не могли найти.
Один Бог знает, где он живет, но он живет. Это точно.