В нашем НИИ работал Венечка. Ему было уже больше сорока лет. Когда встречаешь его в коридоре института, он всегда вытягивает голову в твою строну, выпучивает глаза и говорит: "Здрасте!" Вежливо, кланяясь. Это может происходить раз десять на дню. Если ему займешь в долг небольшую сумму денег, то и сам не рад. Не потому, что Венечка "забудет" и не отдаст. Наоборот. Встречаясь с вами раз десять на день, после традиционного приветствия, он обязательно скажет:
- Вы не волнуйтесь. Я вам долг отдам!
После первых раз, вы, конечно, вежливо говорите, что не сомневаетесь. Потом вы себя уже чувствуете, чуть ли не должником, потом потихоньку начинаете "сходить с ума", раздражаться и проклинать ту минуту в вашей жизни, когда вас угораздило дать Венечке в долг. Даже интеллигентнейшие и воспитаннейшие люди нередко не выдерживали и посылали его на трёхбуквенное заборное слово и навсегда зарекались не давать Венечке в долг. Но эту его черту всегда использовали в тех случаях, когда надо было подписать какую-то бумагу у начальства или заказчика. Доведя кого угодно до "тихого" или "буйного" сумасшествия, он притаскивал бумагу с нужной закорючкой. Он был везде и не был нигде. У Венечки всегда было два портфеля. Один оставлял в общей раздевалке внизу, а второй у рабочего стола в лаборатории. У него также было по два пальто, плаща, пиджака, короче говоря, в зависимости от погоды. Расставив ложную маскировку в лаборатории, раскрыв книги, журналы и научные отчеты, он спускался вниз, одевался, брал портфель и - по магазинам или другим личным делам. В редких приступах борьбы за дисциплину, Венечку "отлавливало и усаживало" за рабочее место наше руководство. Но после одного инцидента навсегда отказались от этой затеи. Себе дороже.
Однажды "пойманный" Венечка, мучаясь за своим столом, не справившись с управлением своей головы, мирно заснувшей от отупелого сидения: целых десять минут, что целая вечность для Венечки, со всего маху врезался носом в стекло, лежащее на его письменном столе. Стекла в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого тысячелетия были непременным атрибутом рабочего стола, под которые засовывались всякие нужные и ненужные бумаги, что якобы облегчало работу. Ну, во-первых, были номера телефонов, режимы работы нужных людей и организаций, а также фотографии дорогих людей и всякая другая информативная нужность.
Венечка разбил нос в кровь. Измазал ею готовый к сдаче в переплет отчет отдела, который он должен был подписать у директора, а также библиотечные книги и журналы. Спросонья зацепился за шнур кипятильника, который стоял в кружке пятидесятилетней Инессы Висвальдовны. Шнур вырвался из розетки, кружка опрокинулась, и кипятком обдало то место дамы, которое уже с большой натяжкой можно было назвать грудью. Но самое страшное: была залита ее новая кофточка, которую она надела, по случаю предстоящего в этот вечер похода в театр. Рванувшись от неожиданности, она опрокинула на соседнем столе тушь, которой Люся чертила графики для статьи завлаба. Её он срочно должен был сдать к концу дня в редакцию журнала. Тушь залила все графики, а одна капля сделалась пикантной "мушкой" на лице увядающей "Кармэн" - Инессы Висвальдовны. Она выскочила из-за стола и направила свой гнев на ... начальника отдела, чьё «дурацкое» решение по поводу «усаживания» Венечки на рабочее место вылилось в прямом смысле этого слова, катастрофой для отдела...
А хитромудрый Венечка получил ещё и компенсацию за несчастный случай на производстве, взяв измором своей, мягко говоря, настойчивостью профсоюзную организацию.
Очередной "отлов" Венечки произвели тогда, когда предстояла на следующий день поездка на овощную базу, чтобы доконать почему-то не сгнившую в благоприятных для того условиях, картошку.
- Поймайте Веню, а то явится завтра на работу и ещё чего-нибудь натворит, - кричал вне себя, всегда спокойный зав. лабораторией.
- Как обычно, - объявил парторг. - Мужики по три рубля, а женщины - по рублю.
- Зачем? - с детской наивностью и не наигранным выражением лица солдата Швейка спросил Венечка.
- Как зачем? На базу же завтра, - искренне удивился парторг. Любому нормальному человеку, в то время, было понятно: "Зачем?" Водка стоила в то время три рубля шестьдесят две копейки. Весь остальной расклад был известен. Венечке популярно объясняли.
- С меня рубль, как с женщины. Я чисто символически.
- Тогда с тобой, когда выпьем, поступим, как с женщиной,- сказал "серьёзным" видом Сашка.
- А это как? – спросил, искренне заинтересовавшись, Венечка.
- А там узнаешь, - хихикнул Сашка. - Что делают выпившие мужики с женщинами?
Женщины смеялись. Инесса Висвальдовна фыркнула, так как это к ней не относилось. Венечка искренне не понимал.
Когда с картошкой было окончательно покончено, как с продуктом, пригодным для приготовления пищи, началась обязательная в то время трапеза.
- Мне чисто символически, - говорил Венечка, подставляя под бутылку водки, свою кружку. В отличие от нормальных символистов, пригубляющих "белого друга" (Наш зав. лаб. говорил: "Соль - белый враг. Сахар - белый враг. Водка - белый друг), Венечка "символически" выпил граммов двести, по норме потребления, приблизившись к "алкашам" нашего отдела. Закусывая, он поднимал глаза до долу, что-то соображал. И, очевидно, довольный, что затраты оказались в несколько раз меньше выпитого и съеденного им. Незаметно, по-английски, не попрощавшись, удалился. Его ждала молодая жена. Она была лет на пятнадцать моложе. У Венечки и его жены эта был первый брак.
Через некоторое время по отделу разнеслась весть, что у Венечки родился сын. Рождение ребёнка всегда святое дело. Счастливые отцы бежали за бутылками, сооружали стол, готовилась какая-то закуска. Все искренне поздравляли счастливого отца. Все соседские отделы. Это был общий человеческий праздник. Поэтому, как бы все, кто с иронией, с издевкой, с сочувствием или с ненавистью не относились к Венечке, искренне радовались за него, что наконец к нему пришло, пусть запоздалое, но главное человеческое счастье - это рождение ребёнка. Все лучшие силы были брошены на "поимку" Венечки. Поиски были тщетны. Но вот он появился. Все, как будто ничего не зная, стали наблюдать за ним. Венечка, как ни в чем не бывало, сел за свой стол и начал шуршать журналами, зачем-то морща лоб, мучительно изображая ход мыслей, хотя всем было известно, что эти самые мысли дорогу в его голову не знали. Природа на нём отдыхала, отдав все его отцу, крупному ученому, другу нашего директора. Все в комнате переглядывались. В соседней - уже ждал накрытый стол, как это было заведено в подобных ситуациях. Все ждали пароля: "У меня родился (ась) сын (дочь). Я ставлю". Но пароль не прозвучал. Первым не выдержал Сашка:
- Веня. Говорят, у вас сын родился. Ставьте!
- Я здесь не причём, - захлопав своими невинными глазами, произнес Венечка.
- Ну, что ты привязался. Может он и вправду
не причём, - сказала Люся. - Пойдемте тогда сами выпьем за здоровье того, кто причём, за малыша, его маму. Он же не знает, что с женщинами делают пьяные мужики, не то, что трезвые.
Все рассмеялись и пошли за стол. Через десять минут пришёл Венечка с бутылкой водки, сказав:
- Это мой вклад в ваше торжество. А что за событие?
Все переглянулись.
- У моей жены сегодня тоже праздник. Она сына родила. Я здесь не причём, - сказал Венечка и, оглядев нас своими преданными глазами, откланялся и ушёл.
Шло время. Венечка бегал по магазинам, покупая разные вещицы своему сыну. Однажды притащил самокат и просил слесарей отремонтировать его.
- Как сын? - спросили его.
- Умненький. Весь в отца, - гордо говорил Венечка.
- Хорошо, что ты не причём в рождении малыша.
- Сейчас я причём. Тогда она мучилась, рожала. А теперь я помогаю воспитывать. А умненький он в моего отца, своего деда, - сказал Венечка, гладя своими невинными глазами.
Он достал из кармана фотографию сына. На нас смотрела точная копия Венечки.