АУКЦИОН
Наступила самая ответственная часть ярмарки – аукцион. Пожалуй, больше всех переживали местная власть и господин Беркуль. По условиям торгов двадцать процентов от заключённых сделок должно пойти в казну города и семь процентов – в ЮНЕСКО.
На торги выставлено 32 лота, минимальная заявленная сумма на которых составила десять миллионов долларов. Предусматривалась оценка в евро и рублях.
Вёл торги сам Беркуль. Во вступительном слове он ознакомил присутствующих с деловой информацией, выразив уверенность в том, что итоги ярмарки будут впечатляющи.
Первым на торги выставлен лот японских учёных, предложивших проект подводного города, рассчитанного на двадцать пять тысяч жителей. Интерес проявили, в основном, островные государства и те, территории которых в силу исторических условий были подвержены затоплению океанскими водами. Соперничество развернулось между Нидерландами, Фиджи и Новой Каледонией. Больше всех предложили голландцы.
Канада, страна тысяч островов, обошла других претендентов в торге за проект моста, соединяющего государства.
Сирийцы, ливийцы, алжирцы, марокканцы, мексиканцы и другие жители пустынь оспаривали первенство за обладание проектом высотных электростанций, работающих на подвесных тросах в условиях постоянных воздушных потоков. Здесь выше других ценовую планку подняли ливийцы.
Японцы выиграли лот, предложенный Арабскими Эмиратами, чей проект одноногих зданий, выдерживающих самые сильные землетрясения, пришёлся очень кстати, поскольку подземные колебания изнуряют жителей страны Восходящего Солнца.
Американцы без особого соперничества выкупили проект «Полёт в космос», о котором давно мечтали в Диснейленде.
Страсти разгорались. Господин Беркуль, увлёкшись, не успевал повторять:
- Кто больше?.. Кто больше, господа?..
Среди участников торгов в первом ряду сидели Кузнецовы – Роман Романович и Анна Евдокимовна. По правую сторону от них – Стоян Бончев. Они оживлённо беседовали. Близкое соседство человека, в чьих руках находится их сын Русий, раздражало академика. Его порывало встать и в присутствии всех бросить Стояну вызов: «Какой же ты подлец!» И тут же потребовать немедленного освобождения сына. Но нервы приходилось сдерживать ради того, чтобы не навредить Русию.
Академик искал глазами Тарасова, но его нигде не было. «Наговорил, наобещал, заверил, а сам пропал»,- с укором подумал Роман Романович. Время от времени, когда к нему обращались, он отзывался, в основном, краткословно.
Анна Евдокимовна, как ни в чём не бывало, вела со Стояном Бончевым приятельский разговор, не упуская возможности оценить хозяйским глазом всё, что выставлялось на торги. Детей, вдоволь насладившихся аттракционами, родители отправили домой - повода для беспокойства не было.
Однако Анна Евдокимовна не сразу, но заметила непривычную для мужа замкнутость. Слушая Бончева, её так и порывало спросить Романа, что с ним, может, есть какие-то новости о Русии. Встретившись с Бончевым, Анна Евдокимовна, прежде всего, поинтересовалась, что нового узнал их друг о пропавшем сыне. Тот, ни чуть не смущаясь, намекнул, что кое-какой след обозначился, но надо проверить, чем его люди и занимаются. Анна Евдокимовна поблагодарила Стояна. Она даже не могла предположить, что непривычная замкнутость Романа упирается в её лучшего друга.
Аукцион продолжался.
– На торги выставляется лот под номером двадцать семь, – торжественно объявил господин Беркуль. – Проект суперсовременного завода по утилизации отходов человеческого бытия. Весьма перспективный проект, в чём господа могли убедиться лично на примере действующей модели. Начальная стоимость проекта тридцать пять миллионов долларов.
Пауза продолжалась недолго:
– Сорок!
– Пятьдесят!
– Семьдесят пять!
– Восемьдесят!
– Сто двадцать! – поднял планку представитель Китая. Им-то с полуторамиллиардным населением, производящим ежедневно эвересты отходов, иметь такие заводы, как говорится, сам бог велел.
Бончев застыл в напряжённом внимании. С неменьшим азартом следил за борьбой конкурентов и Роман Романович Кузнецов. Ещё бы! Решалась судьба детища их сына. Не оставалась равнодушной и Анна Евдокимовна. Посещение завода оставило неизгладимое впечатление – она высоко оценила завод как экс-Хозяйка своего города.
– Сто двадцать миллионов долларов. Кто больше?
При этих словах господина Беркуля в зале воцарилась гробовая тишина. Все выдержали.
– Итак, лот под номером двадцать семь, – напомнил ведущий, – сто двадцать миллионов долларов. Кто больше?
Молчание продолжалось.
– Сто двадцать миллионов – раз! – ударил молоточком господин Беркуль.
Зал продолжал молчать.
– Сто двадцать миллионов – два!
– Сто тридцать! – выкрикнул представитель жёлтой расы. За этим последовал шквал возгласов: никто из участников торгов не хотел уступать чудо-завод двадцать первого века.
– Сто сорок! – вступил в торги представитель мэрии.
– Сто сорок пять!
– Сто пятьдесят!
– Сто шестьдесят! – мэрия поднимала планку.
– Сто девяносто! – впервые подала свой голос Анна Евдокимовна. Перед тем, как вступить в борьбу за суперзавод, она оживлённо переговаривалась с мужем и Бончевым. В своё время, будучи владелицей всего движимого и недвижимого Цебулевска, она сколотила собственные средства, лежащие на её счетах в швейцарском банке, что позволяло ей сейчас идти на более серьёзные затраты.
Решение включиться в торги Анна Евдокимовна приняла не сразу. На подобную мысль её натолкнул высказанный ею же в адрес земляков призыв превратить Цыбулевск в цветущий оазис юга России.
Строительство завода, свидетелем работы которого она была, как ничто лучше подходило для этой цели. Как граждане Цыбулевска, они, Кузнецовы, тоже должны включиться в благородное дело и внести в него свой достойный вклад. Так пусть таким вкладом станет суперзавод. Если бы она знала, кто автор проекта, то наверняка без раздумий включилась в торги с первой ставки!
Обменявшись мнениями с супругом и Бончевым, Анна Евдокимовна решила бороться до конца. А Кузнецов, зная автора завода, не только поддержал жену, но и сам активно включился в торги.
– Сто девяносто миллионов долларов, – напомнил господин Беркуль. – Кто больше?
Кузнецовы промолчали.
– Сто девяносто миллионов – раз!
Кузнецовы и их конкуренты продолжали молчать.
За ходом торгов внимательно следил Фёдор Подстрочкин, который не мог не заметить, что рядом с Кузнецовыми сидит загадочный "человек в чёрном" (правда, по случаю праздника сегодня он был в ослепительно белом костюме), и не просто сидит, а время от времени о чём-то с ними переговаривается.
Память папарацци восстановила всю цепочку событий, связанных с этой семьёй. Человек-инкогнито закрыл ему рот, запретив любую информацию о Кузнецовых. Оказывается, таинственный незнакомец – владелец необычно умного и перспективного завода, выставленного на торги. Наконец, снимая павильон аттракционов, Фёдор не увидел среди детей Кузнецовых самого маленького, коего ему удалось заснять во дворце бракосочетаний с подачи любовницы Вероники Иосифовны. Тогда этот материал стал сенсационным. Отсутствие среди братьев меньшего, подтверждало догадку журналиста, что именно о нём шла речь в загадочном телефонном послании от убитого Лёхи. Но почему эти люди вместе?.. Попахивало новой сенсацией.
– Сто девяносто миллионов долларов – два!
– Двести миллионов! – поднял планку представитель жёлтой расы.
– Двести тридцать! – выкрикнул представитель мэрии.
Бончев что-то шепнул Анне Евдокимовне, та мгновенно отреагировала:
– Двести пятьдесят!
Теперь зашептались те, кто был на стороне жёлтого. О чём-то советовались чиновники мэрии. Конкурентов осталось трое. Сражение за лот продолжалось.
– Триста миллионов! – столь высоким поднятием планки власть хотела поставить точку. Но Кузнецовы, не совещаясь, пошли ещё дальше:
– Четыреста миллионов!
Зал замер в ожидании. Всех захватил дух азарта. Как ответят соперники? На этом этапе мэрия прекратила борьбу. Предчувствуя торги не в свою пользу, но всё же не желая сдаваться, жёлтые предложили:
– Четыреста двадцать.
Поняв, что противник на последнем издыхании, Кузнецовы, дабы не давать ему повода для дальнейшей борьбы, нанесли последний удар, решивший судьбу завода:
– Пятьсот миллионов!..
Завод перешёл в собственность Кузнецовых. На радость всех цыбулёвцев.
РАЗВЯЗКА
Одним из первых с блестящей победой поздравил Кузнецовых господин Беркуль. Менее оптимистично был настроен Бончев. Он заранее договорился с мэрией, что высшая ставка будет за ней. То, что в торги включатся Кузнецовы, Стоян и не предполагал. Мэрии что! – она свои миллионы получит. А ему хотелось быть единственным собственником завода. Такой исход никак не устраивал Бончева как коммерсанта.
В ходе торгов почему-то ни разу не напомнил о себе мобильник. В общем азарте Стоян не обратил на это внимание. И только сейчас, проиграв завод, вспомнил и попытался связаться с усадьбой. Но там все номера молчали. Чёртов автомат всякий раз равнодушно констатировал:
– Абонент недоступен.
Инстинкт разведчика сработал молниеносно: что случилось? Не Тарасов ли?..
Стоян поспешно распрощался с Кузнецовыми, на что те не могли не обратить внимание, и сослался на необходимость принять срочные меры в связи с продажей завода. Для себя Роман Романович объяснил такую поспешность операцией по освобождению Русия.
Всю дорогу от ярмарки до дома Грузин пытался разложить по полочкам последствия внезапного отключения связи. Если его разоблачили как шпиона, то единственным смягчающим его участь обстоятельством станет то, что на его совести нет крови, а убийство Гашиша и Лёхи – не его рук дело. Укрывательство сына академика не должно грозить большим сроком. Лично он его не крал. Наоборот могут поставить в заслугу то, что он предоставил идеальные условия для реализации его таланта. Как доказательство – завод, построенный по проекту и под руководством гениального строителя, работает и, главное, принадлежит семье Кузнецовых. Общее руководство, и это не станет отрицать сам Русий, было за ним – Стояном Бончевым. По-человечески ему не хотелось терять дружеские отношения с порядочными людьми, особенно с Анной Евдокимовной. Ведь именно она доверила ему основное строительство в Цыбулёвске.
Стоян содрогнулся от мысли, что будет с Хозяйкой города, когда она узнает о нём правду. Он обещал найти ей Русия. "А почему бы и не найти?" – возникла мысль. Возвращение Русия можно преподнести как личную заслугу его, Бончева. "А как же Изабелла? Наверняка она в руках Тарасова. Если так, то с Русием не стоит торопиться." Тайник, в котором он находится, известен одному ему, Стояну. Значит, только обмен и свободный выезд в Израиль.
С такими думами Бончев подъехал к воротам своей усадьбы. Не успел он выйти из машины, как его окружили люди в чёрных очках.
Профессиональному разведчику достаточно было беглого взгляда на этих истуканов, чтобы сообразить, что они – по его душу.
– Господин Бончев, вам необходимо проехать с нами, – обратился, по-видимому, старший из них.
– С кем имею честь? – скорее для формальности, чем для защиты, спросил Бончев.
– Федеральная Служба Безопасности, – старший предъявил в раскрытом виде служебное удостоверение.
– Надеюсь, что санкция прокурора у вас имеется? Вы, конечно, знаете, что я являюсь гражданином иностранного государства.
– Разумеется, господин Бончев, он же Грузин. И имеется, и знаем.
Услышав свою агентурную кличку, Бончев опешил, но вида не показал. Ребята Тарасова наверняка обладают достоверной информацией.
– Надеюсь, право за выбором адвоката будет за мной?
– Наша служба защищает конституционные права любого гражданина, – заверил Бончева старший.
– В таком случае я готов следовать за вами.
– С вашего разрешения, господин Бончев, мы воспользуемся вашим мерседесом, что для вас, лица, известного в городе, так будет безопасней.
– Пожалуйста, господа, – согласился Грузин.
– Господин Бончев, я думаю, что нам нет необходимости надевать на вас браслеты. Любая попытка к бегству бесполезна, да и вряд ли возможна.
– Спасибо за доверие, господа. Не получив обвинения, у меня нет даже мысли о побеге, тем более, вы сами намекнули, что я – личность в городе хорошо известная.
– Тогда поехали.
Стояна усадили на заднем сиденье. По сторонам от него расположились охранники. Старший сел за руль.
Несмотря на то, что мерседес был оснащён глубоко тонированными стёклами и перегородкой от водителя пуленепробиваемым тёмным стеклом, Бончев отлично ориентировался в маршруте движения – он сам строил Цыбулёвск. Это был его город.
Как и предполагал Грузин, его доставили в кабинет Тарасова, где, кроме него, находился человек солидного возраста в гражданском. Он сделал вид, что не заметил вошедшего.
Как ни странно, но Тарасов довольно дружелюбно поприветствовал хорошо известного ему человека:
– Доброго здравия, Стоян. Извини, что встречаемся далеко не в обычной обстановке. Что поделаешь, служба. Присаживайся.
Стоян не ожидал такого гостеприимства и теперь лихорадочно решал, как вести себя в сложившемся положении:
– Честно сказать, Анатолий Фёдорович, никак не предполагал, что наше рандеву состоится, как вы изволили сказать, далеко не в типичной обстановке. Так хорошо начался день и такой неожиданный финал.
– Почему "неожиданный"? – подал голос посторонний, по всей видимости, высокое должностное лицо. – Для вас, может быть, и неожиданный, но не для нас.
– Анатолий Фёдорович, – решил не затягивать неминуемую процедуру допроса Грузин, – мы с вами хорошо знаем друг друга. Я ценю ваш профессионализм, поэтому сразу бы хотелось услышать мотивы для моего задержания. Кстати, мне до сих пор не предъявили ордер на арест, и я не имею адвоката.
– Очень хорошо, Стоян, что ты не расположен волокитить нашу встречу, да и волокита не в твоих интересах. Вот ордер на арест, хотя я предпочитаю употреблять термин "задержание". Право на адвоката оставляем за тобой. Можешь хоть сейчас связаться с ним.
Стоян поблагодарил полковника, попросил мобильник, позвонил кому-то, в двух словах объяснил необходимость срочного вызова.
– Сейчас мой адвокат прибудет, а пока, полковник, – уже официально обратился Грузин, – в чём меня обвиняют?
– Логично, – согласился Тарасов. – Давайте в ожидании адвоката прокрутим некое подобие фильма, надеюсь, крайне интересного для вас.
– Если это необходимо, я не имею ничего против.
Тарасов нажал кнопку на пульте – и экран монитора ожил.
На нём – четкая картинка встречи Стояна с Подстрочкиным и с его угрозой журналисту держать язык за зубами в отношении всего, что касается семьи Кузнецовых, особенно их последнего сына.
Вот передача аванса. "Ну, это далеко не главный аргумент для задержания, – отметил про себя Грузин. – Но как это удалось всё заснять, ведь о встрече с журналистом никто не знал? И тем не менее…"
Дальше зафиксированы показания Подстрочкина, единственной уликой которого был запомнившийся ему грузинский акцент человека в чёрном. "Это вообще ни о чём не говорит", – продолжал мысленно комментировать Бончев.
В это время в дверях появился его адвокат, тоже лицо хорошо известное в Цыбулёвске. Он давно работал с Бончевым, неоднократно отстаивал его интересы в суде и, надо отдать ему должное, всякий раз выигрывал процессы. Естественно, Бончев хорошо оплачивал труды своего защитника.
Обменявшись приветствиями, адвоката пригласили включиться в просмотр доказательств, поставленных в вину обвиняемому.
Промелькнул ничего не значащий кадр, где Бончев заснят в парке у "писающего мальчика". "Неужели и это обстоятельство инкриминируют мне в качестве доказательства шпионской деятельности? Мелковато, мелковато, господин Тарасов."
Зато следующая запись действительно заставила насторожиться. В том же парке прослежена фигура его главного агента в цитадели Кузнецова – Куца, который, сам того не желая, раскрыл тайник, известный только трём лицам. Далее у тайника засветилась и Грудастая. "Чёткая работа!" – отметил Грузин.
А вот святая святых – персональная кабина в "Вечернем Цыбулёвске", где они вдвоём с Грудастой. Отчётливо зафиксирован момент передачи микрочипа из рук в руки. "Это уже доказательство посерьёзней", – резюмировал Бончев. Но окончательно его убедили кадры допроса Куца и Грудастой, подтверждающие его полное разоблачение. В ходе дознания они признались, на кого работали.
Вот расшифровка чипа, которую вложил в тайник Куц. Далее – расшифровка чипа, переданного Грузину Грудастой. Стояна как разведчика убил тот факт, что обе расшифровки были совершенно различны. "Подсунули дезу", – догадался Грузин, поняв, что проиграл Тарасову по всем позициям. Так обмишуриться!
Фильм, похожий на современный детектив, продолжался. Всё это время в помещении царила полнейшая тишина. Каждый оценивал происходящее на экране по-своему. Тарасов, с присущим ему спокойствием, оценивал работу своих помощников. Лицо в гражданском обдумывало серьёзные доказательства обвинения в шпионаже иностранного разведчика. Адвокат буквально пожирал глазами факты, могущие дать хоть какую-то зацепку в защите обвиняемого.
У Стояна вся надежда оставалась на Русия. Никаких прямых доказательств на то, что сын академика находится у него, нет. А что если пойти на прямую и самому сознаться, а, сознавшись, поставить условия в обмен на свободу? Но, похоже, и здесь чекисты его перехитрили. Вот та бумага с проклятой, будь она неладна, лайзой, которую Бончев лично доставил академику. Вот её крупный текст, в котором отдельные буквы образуют слово "Русий". А вот уже ответная бумага академика, где пропущенные с явным умыслом буквы дают словосочетание "В курсе".
На этом демонстрация фильма закончилась. Все молчали. Стоян Бончев, он же Грузин, понял окончательно, что провалился по всем статьям. Остался шантаж. Бончев обдумывал, как лучше его разыграть. Все выжидали.
Первым нарушил молчание Бончев:
– Что мне грозит?
– Если вы нам доверяете, о вашей дальнейшей участи нам хотелось бы порассуждать без адвоката, – вступил в разговор Тарасов.
Бончев понял намёк и дал согласие. Адвокат удалился. Оставшись втроём, Бончев сразу перешёл к теме, волновавшей его, пожалуй, больше, чем судьба разведчика:
– Что с моей дочерью? Я нисколько не сомневаюсь, что она находится у вас.
– Вы правильно догадались, – подтвердил Тарасов. – А что нам оставалось делать, вы же профессионал. В ваших руках сын академика, в наших – ваша дочь. Кстати, очень привлекательная девочка, умная, интересная. Смею заверить, с ней всё в порядке.
Похвала противника пришлась отцу по душе.
– Кузнецовы, – продолжал полковник, – ждут не дождутся той минуты, когда их семья воссоединится. Полагаю, что и ты (Тарасов по старой привычке перешёл на "ты") горишь тем же желанием.
– Ещё как! – воскликнул Бончев.
– В таком случае, что мешает нам договориться? – Тарасов протёр очки и подошёл к Бончеву.
– Ваши условия?
– А как же без условий!
– Конкретней, – Бончев почувствовал, что опасность миновала.
– Прежде, чем оговорить условия, давай, Стоян, порассуждаем.
– Мне торопиться некуда, тем более, арестованному.
– Пока, всё же, задержанному. Но это не главное. Итак, что мы имеем. Ты понимаешь, что по нашим российским законам за шпионаж в совокупности с умышленным укрывательством несовершеннолетнего тебе грозит долгое пребывание в местах, как говорят у нас, не столь отдалённых. Честно скажу – мы в этом не заинтересованы. И вот почему. Как агент иностранной разведки большого вреда нашему государству ты не принёс. Тема клонирования – на стадии разработок, и как сам догадался, наша разведка умышленно снабжала тебя дезой.
Далее. Наше государство ценит твой вклад в развитие Цыбулёвска. Это твоими руками он стал одним из красивейших городов России. Ты – почётный житель города, в котором есть даже улица твоего имени. Представляешь, как отнесутся горожане к твоему, скажем грубо, разоблачению.
От этой мысли Бончеву стало не по себе.
– Теперь об укрывательстве сына Кузнецовых. И здесь у нас нет оснований предъявлять тебе серьёзное обвинение. Вы с ним вдвоём осуществили вековую мечту человечества – жить без отходов. Суперзавод действительно не имеет аналогов. А то, что он много стоит, ты убедился сам на аукционе: полмиллиарда долларов тому доказательство. А главное – завод остаётся в Цыбулёвске. Выходит, и в этом твоя заслуга перед жителями города. Так что, – закончил свою тираду Тарасов, – у нас нет оснований предавать тебя закону. А у тебя нет оснований не принять наших условий.
– А условия, господин Бончев, у нас будут таковы, – поднялся со своего кресла и вступил в разговор третий. – Вы нам возвращаете сына академика, мы вам – вашу дочь. Это первое.
Мы вам оставляем право выкупить лицензию на строительство по всей России ваших заводов и прежде всего в Цыбулёвске, аналогичных модели, которую вы демонстрировали на Международной ярмарке.
Далее для сохранения вашего авторитета среди граждан города мы даём гарантию в том, что всё, что касается вашей противозаконной деятельности останется тайной для всех и, в первую очередь, для вездесущих журналистов. С этой целью мы предлагаем вам лично вернуть Русия родителям, взяв с него обещание никогда и не при каких условиях не раскрывать тайну своего затворничества. Он малый умный. Ради возвращения в семью, думаем, на это пойдёт.
Вы по-прежнему будете общаться с семьёй академика и, конечно же, мы оставляем за вами право быть гражданином вашей родины – Израиля.
Бончев ожидал чего угодно от русских чекистов, но то, что предложил третий, превзошло все его ожидания. От него требуют одно единственное – вернуть Русия. Взамен отдадут Изабеллу и предоставят широкие льготы. Возможно ли такое?
– Извините, – обратился к третьему Бончев, – не знаю вашу должность, имя и отчество?
– Зовите меня просто Николаем Ивановичем.
– Спасибо. Ваши условия, Николай Иванович, меня вполне устраивают, но, поверьте, они по сравнению с моим – вернуть дочь, далеко не равноправны. Неужели, кроме возвращения младшего Кузнецова, вам от меня ничего не требуется?
– Не скажите, не скажите, – Николай Иванович закурил сигарету и пристально посмотрел на Бончева. – Вы профессиональный разведчик, к тому же преуспевающий бизнесмен, более других должны понимать, как важны связи между Россией и Израилем. И не просто связи, а дружеские связи. Такие цели и преследуют народы обоих государств. Но всегда были и, наверное, ещё долго будут противники тёплых отношений.
Бончев догадался, куда клонит Николай Иванович.
– Мы, разведчики, для того и существуем, чтобы не дать противникам осуществлять свои коварные замыслы. Надеюсь, вы меня понимаете, Стоян?
Бончев прекрасно понимал:
– Вы предлагаете стать агентом Российской Службы Безопасности?
– Спасибо за догадливость. Это действительно так, – чувствовалось, что Николаю Ивановичу вопрос в лоб понравился. – Вам ничего не надо изобретать. Мы сохраним всю вашу агентурную сеть. Кроме того, обеспечим доступ в Институт академика Кузнецова. Будем предоставлять секретную информацию, разумеется, в рамках дозволенного, а вы будете информировать своих. Ну, как, согласны работать на паритетных началах на благо наших государств?
– Мне не остаётся ничего, как согласиться.
– Ну, вот и славненько. Анатолий Фёдорович, по-моему не помешает закрепить этот союз рюмочкой-другой, а?
– Понял, Николай Иванович. Егоров!.. – и когда тот появился в дверях. – Накрой стол… по-божески.
За столом в дружеской обстановке Бончев, почувствовав благоприятный момент, задал волновавший его вопрос:
– Господа, Русия вы получите, – он на мгновение задумался, – самое большее через час, если, конечно, разрешите мне вернуться в родную “Бастилию”, как вы окрестили мой дом. Когда я смогу увидеться с дочерью?
– Господин Стоян, – ответил Николай Иванович, – с любимой дочкой вы встретитесь тотчас же, как только вернёте нам Русия.
– Не может быть! – не сдержал восторга Бончев. – Она что, уже здесь?
– Здесь, здесь, – спокойно заверил Тарасов. – Мы предполагали такое развитие событий и не далее как вчера спецрейсом доставили вашу дочь. Можете не беспокоиться, она в полном здравии.
В который раз Бончев оценил дальновидность русской разведки. Его Изабелла, любимая доченька, в двух шагах от него!
– В таком случае, господа, не будем терять драгоценное время. Вы не можете представить себе, на каком пределе чувства отца и дочери!
– Так же, – вставил Тарасов, – как и у родителей Русия, – и добавил. – Ваш мерседес к вашим услугам. Извините, но за рулём будет наш человек.
– О чём речь, – Бончев стремительно заспешил к машине.