– И кто это был-то? – спросил я у друга таким, знаете, тихим голосом.
– Берсерк.
– Ктоооо?
– Б е р с е р к, – ответил Ленька мне, непонятливому, по слогам.
Я слышал о них и тут же поспешил «блеснуть» эрудицией:
– Это те, которые мухоморы сушеные жрали и пену изо рта пускали?
Друг в ответ только усмехнулся и со вздохом ответил:
– Да не жрали они никакие мухоморы и пену никакую не пускали. Все эти байки дурацкие потом понасочиняли, чтобы народ пугать.
– Ну ладно, не отвлекайся, что в избе-то той темной было? И как там, в лесу нашем, берсерк оказался? Они ж вроде во времена викингов жили, а у нас, кажись, и не водились вовсе.
– Да говорил же я тебе – не нашенский энтот лес был. И еще, слышь, изба-то внутри не такой уж и темной оказалась. Как я сени-то прошел, гляжу, свет лунный через окно пробивается, в углу, рядом с печкой, лежбище – из досок сбитое. На нем старик лежит, медвежьей шкурой укрытый. А на меня два глаза смотрят.
– Деда этого?
– Нет, филина. Он у него углу избы сидел. Почти в ногах. Старый такой. И белый. В общем, захожу я. Дед энтот глаза открыл. Посмотрел на меня так, что я чуть не помер со страху.
– А как это он тебя так посмотрел-то?
Ленька помолчал, вспоминая, видно тот взгляд. Уж после истории, в Архангельской церкви с нами приключившейся, я думал, что его ничего и испугать-то не может. Видно, ошибся.
– Я ж говорил тебе: и голос у него и взгляд… ненашенские. Не нашего мира. И вроде не мертвяк он. И… И, слышь, если и живой, то не по нашенскому как-то. И знаешь, ноги у меня онемели, а в голове шепот: «Беги скорее отседова». Я понимаю, что даже воздух в избе другой. И нетоплена она и не выстужена, хотя мороз за окном крепкий стоял.
Ленька опять замолчал. Около дома его, в нашем мире, становилось все холоднее. Луна стала полной. Друг даже зашел в дом фонарь отключить. Посмотрел на луну и произнес:
– Чего даром электричество расходовать.
Особенная над нами была луна в тот вечер. Какая-то, как мне почудилось, непривычно большая. И, при этом, особенно красивая. Хотя, может, мне это и показалось. Но вот тогда мне все вокруг живым казалось, и деревья, с заснеженными ветвями, в лунном свете, и снег посеребренный, и даже разукрашенные причудливыми зимними узорами окна в Ленькином доме. Спустя годы мне кажется, что все дело в друге. Не раз я уже говорил – особенный он. Не такой как все. По-другому мир видит. И когда рядом с ним я находился, то как бы этот мир и для меня приоткрывал свою красоту. И волшебство. Я-то его в городской суете и не замечал вовсе. Только в деревне. С Ленькой общаясь. Я даже не стал у друга спрашивать, как он в ненашенском лесу оказался.
В общем, стоим мы, на луну смотрим неотрывно. Помолчали с минут пять, потом Ленька, словно очнувшись, продолжил:
– Глядел на меня берсерк, уж не помню сколько, а затем скрипучим таким голосом произнес: «Дай мне воды», и взглядом указал на кадку деревянную, рядом с ней корец, такой же деревянный, лежал. Подобные кадки я видывал на картинках только. Думал и не осталось больше таких. Зачерпнул воду и подал берсерку.
– Постой, а как ты догадался, что он берсерк?
– Слушай дальше, не спеши. Он взял корец костлявыми ладонями, всю воду выпил до дня, потом еще долго посиневшие губы облизывал. В лунном свете я разглядел его лицо. Старое. Морщинистое. Через всю левую щеку шрам, словно от удара топором. Борода рыжая, на конце в косичку завязанная. И волосы такие же. Рыжие. Без седины совсем. До плеч. Но это ничего. Вот глаза его меня поразили. Черные. Словно у зверя. Хищные. Я у людей таких сроду не видывал. В общем, поставил он корец и начал говорить. Голос у него… Ну, живее, что ли, стал: «Забыл сам, сколько живу. Проклят я». От последних слов меня по спине холод прошиб. «Проклят…». Представляешь, что это такое?
– Не-а, – замотал я головой, и почувствовал как меня самого холодный пот прошибает.
– Страшная энто вещь. Старик продолжал: «Много веков назад я служил конунгу Ивару Змееглазому, и однажды наш отряд попал в засаду. Зимой дело было. Все полегли кроме меня. Я тогда юнцом был. Самым молодым в отряде, борода только пробивалась. Первый это мой бой был. Страшно мне стало. Побежал я. Ивар был еще жив, видел, как убегаю и прокричал мне проклятие вслед. С тех пор я стал берсерком – и не человеком, и не медведем… скитаюсь по земле, то в людском обличье, то в зверином…».
Ленька посмотрел на меня. Я слушал не моргая, почему-то мне стало жалко старика, но был еще вопрос, который я задал другу:
– А зачем ты-то ему понадобился?
– Чтобы снять проклятие и позволить ему умереть. С миром.
Продолжение следует