Я могу убить человека. Это стало понятно после просмотра фильма Элема Климова «Иди и смотри».
Тогда же Элем Германович стал для меня самым талантливым русским кинорежиссёром. Он снял всего шесть полнометражных художественных фильмов. В начале творческого пути комедии: «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён», «Похождение зубного врача». Иронические зарисовки «Спорт, спорт, спорт».
Затем... Предчувствие беды, краха, хаоса в картине «Агония».
Фильм «Прощание» по повести Валентина Распутина был задуман и начат женой режиссёра Ларисой Шепитько. Автокатастрофа оборвала её жизнь и жизни членов съёмочной группы. Работу завершил Климов. Чувства старожилов, вынужденных наблюдать, как их родную деревню жгут и затапливают в целях строительства ГЭС, непонятны их внукам. Молодые легче воспринимают перемены и стремятся к ним. Они поймут своих дедов, когда сами состарятся. Их память станет ненужной детям…
Наконец, «Иди и смотри».
Память о событиях, показанных в последнем фильме Климова, особая. Общая для переживших войну и для родившихся после неё.
Некоторые иностранные зрители неловко сравнивают эту картину с фильмом ужасов. Приучены всё сортировать – не стоит на них обижаться. Что такое фильм ужасов? Тошнотворный натурализм, мясной ряд в кадре, попытка вызвать животный страх, воздействовать на инстинкт самосохранения. Фильм Климова вызывает чувства иные. Это боль, ужас человека, на глазах которого гибнут дети.
Режиссёр умел создать эффект присутствия шумами, шорохами, движениями камеры.
Жужжание мух в пустом доме Флёры, ещё горячая похлёбка, тряпичные куклы на полу. Зритель догадывается вместе с героем о произошедшем. Бежит от догадки.
Мне стало не по себе и немножко больно, будто это мои собственные воспоминания. Пришла и посмотрела, постояла рядом в бессилии. Когда-то это со мной было: в прошлой жизни. Позже я испытала неловкость. Казалось, на такие чувства имеют право родственники погибших. Я, маловпечатлительная, даже холодная особа, человек посторонний. Сейчас я больше верю в переселение душ.
Ничего не смогла изменить, зато теперь знаю, что сделать смогу. После страшной, мучительно длинной сцены сожжения деревни убить карателя легко. Я вижу: это обыкновенные слабые люди, от них надо избавиться. Ненависть и страх умерли вместе с жителями деревни. Незачем заставлять поверженного врага задыхаться в дыму и пламени. Пуля в лоб – и всё кончено.
Меня давно привлекают города-герои. Не знаю, почему. Четыре года назад я и мама ездили по путёвке в Беларусь. Мы выбрали вариант с экскурсиями в Брест и Хатынь.
Многие воспевают красоту белорусской природы. Деревья там те же, что у нас в Средней полосе: тополя, клёны, очень много берёз. Деревья высокие, трава короткая. Не хватало пышного длинного разнотравья с душистыми цветами. У нас скосишь траву у дома – и облысеет палисадник. Из земли торчат толстые трубки стеблей, вянут нежные листочки. А в Минске английский газон смотрится прекрасно. Город вычищен, отретуширован по-европейски. Чтобы нравиться и русским, и белорусам, и полякам.
Об этом я думала по дороге в Хатынь. Наш автобус свернул с главной трассы и минут двадцать вёз нас по узкой дороге среди леса. Высокие ели и берёзы впереди, казалось, смыкались над нами.
Я не вспоминала о фильме, даже когда гид стала рассказывать историю гибели деревни. Поводом стало убийство партизанами немецких офицеров, в том числе, Ганса Вёльке – Олимпийского чемпиона по толканию ядра. Карателям было достаточно того, что следы от места происшествия вели в сторону деревни. Через Беларусь шла дорога на восток – врагам требовалось избавить республику от большей части местных жителей. Многочисленные, затерянные в лесах деревни контролировать трудно. Проще было сравнять их с землёй, уничтожить. Фашисты поручали это коллаборационистам. Отряд убийц состоял в основном из украинцев и бывших военнопленных.
В тот же день было сожжено или расстреляно сто сорок девять человек, половина из которых были детьми. Их согнали в сарай и подожгли. Двери рухнули – и люди в горящей побежали. Их расстреливали. Выжили несколько детей. Странно. Один из них, Антон Барановский (ему было в день трагедии двенадцать лет), погибнет в огне после открытия мемориального комплекса «Хатынь» в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Кошмар нагнал его.
… Мама напомнила о потрясшем меня кино. Но мои чувства были иными.
Камнем цвета пепла выложены дорожки; на месте каждой избы символический сруб, табличка с именами хозяев и труба-обелиск с колоколом. Каждые тридцать секунд колокола мерно звонят. Кладбище деревень, тот самый сарай… Скульптура «Непокорённый человек» с ребёнком на руках.
И всё это посреди высоких тонкоствольных берёзок, темнеющих среди них елей, зелёной с солнечном отливом травы. Звон уносится и затихает в светлом просторе. Слушать бы его и слушать.
Меня спрашивала потом одна дама: не было ли там ощущения беспокойства, тяжести. Не было. Место полно благодати и красоты, там я чувствовала покой и умиротворение. Все слёзы в Хатыни выплаканы, остались молитвы. Души людей обрели покой.
Мы вернулись в чистый аккуратный Минск, с удовольствием поужинали.
Ночью мне приснился кошмар. Над Хатынью сумерки, мальчик-гид что-то настойчиво повторяет. На фотографиях в телефоне проступают фигуры и лица выбежавших из сарая детей.
Может быть, это и мои воспоминания тоже, моя боль. Наши. Я всё больше верю в переселение душ.
Стихи о Хатыни:
https://www.stihi.ru/2019/05/08/7822