О тазиках. Записки сумасшедшего

Владислав Свещинский
Поссорился с племянницей насмерть. Ушла и так дверью хлопнула, что – не поверишь! – тазик красный пластмассовый в ванной комнате с гвоздя упал. Это о чем говорит? Во-первых, дверь у меня хорошая входная. Другая бы с петель слетела, а эта – хоть бы, что. Как с той бабушкой, которая с моста в речку упала: бабушку не нашли, а галоши, как новые. Во-вторых, племянница страстная. Ей бы в Испании жить-поживать, быков колоть острыми предметами. По темпераменту подходяще. Да и легче было бы нам обоим. Хотя быков жалко. С другой стороны, тазик-то тоже не при чем, не виноват тазик ни в чем, может, поэтому и пострадал.

Хотя, если вспомнить, весь сыр-бор как раз из-за него начался.

Сидели мы с ней чай пили. Я, как любящий дядя, варенья достал вишневого, лимон порезал. Разговором развлекаю – чего, казалось бы, еще? Сиди, наслаждайся.

И тут взбрело мне повеселить ее. Рассказал, как много лет назад ждали у нас на заводе делегацию иностранных заказчиков, по национальности – арабов, по должности – шейхов, по вероисповеданию - мусульман. Они, в отличие от нас, насчет молитвы привередливые. Это ведь мы – отмахнемся при случае, то ли крестимся, то ли чешемся, то ли муху отгоняем. А у них с этим делом строго. Сообщили нам из Москвы заранее, что нужно: коврики для намаза, сосуды для омовения. А завхоз у нас не то, чтобы дремучий был, но склонный к простым решениям. Ему денег дали на покупку всех этих гаджетов, а он справки наводить не стал, спросил только, что такое намаз и кто такие шейхи. Ему, на беду, остряк местный отвечает, мол, намаз - это когда на коленках на полу стоят и молятся, а шейхи - аналог  секретаря горкома партии. Все на место в голове у завхоза встало, а места там много было свободного, съездил он  в ближайший хозмаг, ковриков купил китайских придверных с надписью WELCOME и тазиков пластиковых, в которых белье стирают.

Приезжают эти иностранные шейхи на завод, заводят их в комнату, где умыться-переодеться можно, а там – стопа ковриков WELLCOME и штабель пластмассовых тазиков разноцветных. Суровый быт советского завода. Сопровождающего московского, который с ними был, чуть кондрат не хватил.

Рассказываю, хихикаю от воспоминаний, а племянница сидит с железобетонным лицом. Даже косточками плеваться перестала. Я говорю, чего ты? Подавилась что ли? Молчит.

Ладно, думаю. Не удалось улыбкой поделиться, поделюсь другим настроением. Как говорится,  от до мажор к ре минор перейду (она у меня музыкант, племянница-то; пытаюсь соответствовать).

А вот еще, говорю, сюжет на параллельную тему. Практически, аналогичный случай только уже в нашей деревне. Пошел, говорю, вчера к вечерней службе. Так, говорю, хорошо было, прямо, слов нет. Вижу, вроде, отмякла маленько, проступает сквозь железобетон что-то человеческое. Хор, говорю, пел так, что, просто, прослезился я.

Мне бы тут и замолчать, но понесло Остапа.
Только, говорю, распустилась душа моя, как обратно и свернулась. Племянница глазами сверкнула, стойку приняла. Почему? – спрашивает. Потому, отвечаю, что посреди молитвы начали шастать по церкви две тетки мерзкие с тазиками, деньги собирать. И вот, говорю, одной рукой креститься пытаюсь, другой – деньги в тазики кидать. С одной стороны, говорю, все по Писанию: Богу - Богово, кесарю – кесарево. Но тогда получается, что тетки от кесаря пришли. А, с другой стороны, без воли настоятеля-митрополита-патриарха тетки эти, я так думаю,  пальцем ноги шевельнуть не могут. Получается, что настоятель-митрополит-патриарх у нас кто?.. Кесари? Маленький, побольше и совсем главный. Так получается? А за каким таким интересом мне к кесарю ходить? Иисус Христос, говорю, к кесарю не ходил. Он к наместнику евойному сходил и только перед смертью. А я?

Что тут было, описать не могу. Фильмы советские про конец войны помнишь? Любые, лишь бы ставку фюрера показывали. Представь меня в главной роли. То есть, с одной стороны, некуда бежать из бункера – племянница-то у меня в гостях, куда мне из своей квартиры?! А, с другой стороны, она, как святой Георгий с копьем, а я – типа, гад ползучий. Она вся в праведном гневе, а я клевещу и оскверняю. Я же говорю, в Испанию ее выслать надо, быков колоть, матадура от рождения.

Чай расплескала, дверь чуть не выломала, да еще тазик уронила взрывной волной. Одно мне утешение: может, я и оскверняю кесарей местных, зато не вру. Ни слова клеветы. А как правда осквернять может, это пусть племянница тебе объяснит, я сам не знаю, а ее спрашивать боюсь.