Этот день обещал быть очень позитивным. Утром я приехала в Тель авив по делам и должна была остаться там до позднего вечера. Вечером была репетиция, а днем образовалось длинное окно, часов на пять.
Пять свободных часов- это большое человеческое счастье, вообще говоря. И я решила подготовиться к этому счастью основательно.
Дело происходило 31 августа. Это не самое лучшее время года в Израиле, и провести его можно было только в кондиционере каньона Азриэли.
Я представила себе сцену из кино- молодая женщина сидит за столиком с чашечкой кофе и ноутбуком. Средиземноморское солнце освещает ее рыжие волосы. Она улыбается своим мыслям, не обращая внимания на молодого дона Педро, который долго и внимательно на нее смотрит.
У меня в наличии было практически все- кондиционер, Азриэли, ноутбук и средиземноморское солнце. Дон Педро должен был подтянуться ко второй серии, и осталось только найти тот столик у окна, где развернется все действо.
Свободного окна в Азриэли не оказалось, я быстро переписала сценарий ,приземлилась в каком-то кафе в самом центре каньона и почувствовала, что чашечки кофе мне явно не хватит.
Бизнес- ланч включал яичницу, салат и кофе. Я сделала заказ и моментально почувствовала, что не очень далеко отбежала от собаки Павлова с её слюной и свистком.
Я представила, как мне сейчас будет вкусно, и перенесла дона Педро на третью серию.
Через несколько минут появилась официантка и поставила передо мной чашечку кофе.
Я, всё ещё в прекрасном настроении, спросила её, улыбаясь:
-И какого, интересно, хрена, ты принесла мне кофе до еды?
Ответ , который я услышала, меня несколько озадачил.
-Ты должна была во время заказа сказать мне, когда хочешь свой кофе- до еды или после.
В этот момент я почувствовала, что что-то пошло не так.
-А не ты ли должна поинтересоваться у клиента, когда он хочет выпить свой кофе?-, спросила я.
Официантка взглянула на меня удивленно и немного презрительно, как смотрят городского дурачка, развернулась и ушла. Прошло минут десять. Кофе остыл, а курица ещё , очевидно, бегала по курятнику и не собиралась сносить то яйцо, которое должно было стать моей яичницей.
Я посидела так , совершенно обалдевшая, ещё пару минут, положила на стол деньги за невыпитый кофе, поднялась и стала уходить, как вдруг услышала крики- Полиция! Полиция! Я обернулась и увидела, как ко мне с перекошенным лицом бежит официантка.
- Если ты сейчас же не заплатишь, я немедленно вызову полицию!
Люди, а их было много вокруг, стали с интересом смотреть, как тётка , сожрав обед, пытается свинтить и не заплатить официантке , а я почувствовала , что мое кино становится ВОКЗАЛОМ ДЛЯ ДВОИХ, и дон Педро явно не в этом сюжете.
-Возьми свои поганые деньги,- как бы сказала я, но на иврит это не переводилось, и я просто молча отдала официантке 100 шекелей, понимая, что за сдачей придется плестись самой.
Ситуация с каждой секундой становилась все глупее. Я заплатила деньги за обед, который не съела, ко мне чуть не вызвали ментов за то, чего я не делала, и я шла куда-то за сдачей, которую мне никто не обещал вернуть.
С каждым шагом мой ступор, в котором я пребывала, становился все меньше, а возмущение несправедливостью по отношению к себе, любимой, становилось все больше. Работал закон обратной пропорции. Закон Архимеда тоже, по-моему, работал, потому что я вспомнила детский стишок «Тело, впернутое в воду, выпирает на свободу с силой выпертой воды телом, впернутым туды». А перло меня не по-детски, потому что когда я добрела до хозяйки этого кафе и объяснила фабулу, мне была моментально предоставлена сатисфакция в виде возвращенных денег, отдельного столика и другого официанта.
«Пожалуйста, кофе и яичницу с салатом!»,- мило улыбнулась я ему.
«Нет проблем»,- ответил он и ровно через три минуты вернулся с подносом. На подносе стояла чашечка с кофе. Яичницы там не было. Сюжет закольцевался.
Это был День Сурка. Причем, без дона Педро. Ему вся эта история основательно поднадоела, и он свалил куда-то по своим делам.
Кофе был выпит. Он был невкусный . Про такой кофе можно было сказать, что оно было выпито, такой он был отвратительный. Настроение могла спасти только яичница, но беременность курицы затянулась, яйца никак не могли снестись, я сидела голодная и злая, понимая, что снова встать и уйти, заплатив только за кофе будет уже некомильфо.
Минут через двадцать подоспел салат. Салат состоял из салата, то есть хасы, и этой хасы было много. Выглядела она устрашающе. Так выглядит постаревшая тетка, которая не хочет с этим смириться и носит все розовое, надеясь , что она еще девочка. Я сделала ямку в этих опавших листьях и отрыла там помидорчик, который несколько скрасил ожидание еды. Протестные настроения , конечно, еще попискивали, но сил на революцию у меня уже не было, и я удрученно ждала продолжения банкета.
И вот она появилась, моя яичница. Она лежала на огромном блюде (мне вообще не понятно, почему в ресторанах еду подают не на тарелке, а на блюде. Причем, чем меньше еды, тем больше размер посуды. Очевидно, правило обратной пропорции известно всем официантам, или кто там делает разблюдовку. Не знаю). Она лежала на блюде и подмигивала мне своими желто-блестящими глазами-глазуньями. У меня даже скулы свело от превкушения счастья. Я аккуратненько подцепила один глазок, медленно медленно , чтобы он не разлился, поднесла его ко рту и … Яичница была холодна, как фригидная жена. Нет, она не была остывшая. Она была замерзшая.
Я один раз так замерзла зимой в Ленинграде, когда ждала автобус, а он все не ехал и не ехал. А я все ждала его и ждала. И замерзла насквозь , от пяток до бровей, я стала тогда вечной мерзлотой.
И яичница моя была вечной мерзлотой. Я так думаю, ее приготовили пару лет назад, сохранили для меня, как сохраняют в холодильниках яйцеклетки, и теперь достали, но не успели зазморозить.
Замерзшие яйцеклетки я есть не стала, кофе был выпит, банкет закончился, менты , ни о чем не подозревая, сидели в своей ментовке. Пришло время платить по счетам.
Три часа назад в каньон Азриэли вошла молодая, полная надежд и предвкушения счастья, рыжеволосая красотка. Выходила оттуда голодная и злая тетка.
Я посмотрела на себя со стороны и подумала, что нужно в очередной раз понять, как дальше жить.
Поразмыслить над этим я решила на скамейке под деревом в тенёчке. Тенёчек в Израиле в конце августа- это то ещё извращение, но мне было не до изысков. Размышлять о том, как дальше жить, очень опасно на голодный желудок, в истории уже были подобные прецеденты, и заканчивалось это чаще всего довольно погано, поэтому я решила поискать в сумке жевачку.
Женская сумочка! Это вселенная! И как во вселенной нет конца, так в женской сумочке нет дна. Там при желании можно найти всё, особенно если порыться основательно. Что я и сделала. На свет божий я извлекла косметичку, расческу, еще одну расчёску, потому что забыла, что первая там уже лежит, кошелек, набитый всякими ненужными бумажками, перочинный ножик, пачку влажных салфеток, очки, солнечные очки, неоплаченные счета ,о которых я решила подумать потом, моментально включив Скарлет Охару. И наконец я нашла там то, что искала. Маленький целофановый пакетик с виноградом. Жил он в моей сумке уже давно, выглядел довольно потасканно, но в изюм ещё не превратился.
Боже, как вкусна прохладная гроздь винограда в жаркий летний тель-авивский день, когда солнце уже замаялось загорать и хочет окунуться в море.
Мой виноград был другим. Не плохим, но другим. Вот как если бы на выставку породистых собак случайно забежала дворняжка. Все собаки-медалисты белые и пушистые, а дворняжка пыльная, дождя то летом нет в Израиле, и в её шерсти застряли сиреневые лепестки. Как же называются эти деревья, которые цветут удивительными сиреневыми цветами? Не знаю... Все породистые собаки ведут себя прилично, а дворняжка везде бегает и лает от радости, и нос у неё влажный.
Так и мой виноград. Он был помятым, но жизнерадостным. Я сдула с него мусор, которого в сумочке навалом, и ….Какой он был теплый, какой он был липкий, как его было мало и как это было вкусно!
Жизнь начала налаживаться , и размышлять о её смысле перехотелось.
Я побомжевала ещё немножко и довольная собой помчалась на репетицию. Её пока никто не отменял.