Баба Нюра, едва войдя в дворницкую поспешила разуться и стянуть с ног промокшие напрочь носки. На батарее грелись вязанные тапки-боты, которые в считанные секунды оказались на покрасневших от холодной влаги ступнях. Три дня осталось до рождества, денежный запас на исходе, а тут, как назло, сапоги лопнули. На каждом вдоль подошвы по большой дыре, как ножом резанули. Давно, видать, начали рваться, только она не замечала, пока не промокла. А другой обувки нет. Нашла было выход из положения: поверх носок пакеты полиэтиленовые надевать, но это на долго не спасает – пакеты рвутся. А мокрый снег всё валит и валит. Лишь успевай разгребать.
Нюра – женщина одинокая, но далеко не старая и ещё полна сил, чтобы выполнять работу дворника. Когда-то к ней обращались не иначе, как Анна Николаевна и на важных рабочих совещаниях её слово имело вес. И жизнь тогда текла размеренно, в благоприятном русле... Но все изменила авария, вспоминать о которой без боли не выносимо. Сказались потеря близких и годы в исправительной колонии. Анна Николаевна превратилась в малоразговорчивую, отрешённую от мирских благ, Нюру. Оставив себе из прошлого лишь безотказность, исполнительность и обострённое чувство ответственности.
Нюра решила обосноваться в небольшом городке, поближе к могилкам родных. Ради жилья устроилась дворником – лучшего ей ничего не предложили – и начала новую жизнь, считая заработанные за месяц крохи.
Бабушкой Нюру окрестили маленькие жильцы дома. Пытаясь восполнить душевную пустоту Нюра с особой заботой приглядывала за чужими малышами по просьбе их родителей. И за первые же полгода работы снискала доброе к себе расположение, получив статус общедворовой бабушки.
В дворницкой было тепло. Батареи горяченные – не дотронешься. Ноги в вязанных ботах быстро согрелись.
Баба Нюра потягивала крепкий, сладкий чай в прикуску с сушкой и ждала, когда же просохнут лопнувшие сапоги, чтобы снова выйти на расчистку снега. Она смотрела на украшенные мишурой еловые ветки, отданные ей жильцом третьего подъезда, и вспоминала, как по семейному весело проходило рождество в той, счастливой, части её жизни.
– Котёнка завести что ли? Всё веселее будет, – подумала она вслух – Такой праздник, а я одна-одинёшенька. Да ещё и сапоги эти... не дожили до получки.
Сгустились сумерки. Уже зажегся в окнах свет, весело подмигивала огнями новогодняя иллюминация, горожане разошлись по домам, к встрече Рождества. Подответственный Нюре двор в пуховых одеждах смотрелся белым и чистым. Лишь в отдаленном его углу темнели мусорные баки. Вот чья-то рука опустила на снег, рядом с ними, пару поношенных, но ещё крепких зимних сапог.
Сапоги сиротливо стояли под медленно опускающимся белыми хлопьями, сложив, прижатые друг к другу голенища, когда сверху, из стоящих рядом баков, на них прыгнуло взъерошенное существо кошачьей породы. Оно приземлилось прямо на пару, вцепилось в один сапог когтями, дало отмашку задними лапами, проехав на нём не меньше метра, и рванулось обратно примерять на себя голенище второго. Отброшенный от собрата и слегка поцарапанный сапог остался лежать на тропинке, покрываясь снегом. Уже через час он был почти не виден и, наверное, и примерз бы там, но... Баба Нюра вспомнила, что второпях забыла убрать в кладовку лопату. Во дворе царили тишина и покой. Это позже, к полуночи начнётся веселуха, а пока – все по домам. Готовятся.
Нюра заметила странное движение возле мусорных баков и направилась туда, на проверку.
По дороге она зацепила ногой сапог, споткнулась и разглядев находку пробубнила:
– Крепкий совсем. Кто же такими разбрасывается?
Не выпуская сапог из рук, женщина подошла ближе к бакам. В самом углу, возле кирпичного ограждения возилось что-то крупное, чёрное, неопределённой формы. Не раздумывая, дворничиха схватила ползающее существо.
– Вот и пара сапогу нашлась. Да тут ещё и жилец имеется! – она вытащила из голенища чумазого котёнка, посадила его к себе за пазуху и, прихватив сапоги, отправилась в дворницкую.
Часы отбили двенадцать! Со двора слышались: смех, звуки музыки, хлопки петард.
А в дворницкой бабы Нюры пахло жареной курицей, ароматным чаем и гуталином. Просушенные на батарее и натёртые до блеска сапоги красовались возле входной двери. А на диване привольно развалился намытый и накормленный пушистый котёнок. Ему здесь всё понравилось. Он быстро почувствовал себя хозяином нового жилища и спокойно позволял этой доброй женщине, что теперь будет его кормить, почесать себя за ушками и погладить спинку.
– Вот и не верь после этого в чудеса под Рождество! – с нескрываемой радостью рассуждала видавшая виды баба Нюра. – Не успела даже помечтать, а вот оно – на тебе! Получи! Сапоги ещё крепкие, да мой размер! Года два поношу. А какой красавец к ним в придачу! Так и назову его – Подарок.
Она прижала к себе лохматого питомца и вновь, как в детстве, волнительное ощущение волшебства, начала чего-то нового и обязательно хорошего заполнило ее грудь.