Мы из сто семидесятой! Повесть. Глава 1
СНОВА ВМЕСТЕ
И вот я опять стою перед своей школой. И даже не верится, что через два дня начнутся занятия. Еще хорошо помню тот теплый майский день, когда прозвенел последний звонок. Много солнца, ликующая толпа ребят, ухмыляющийся Лисицкий...
Как будто и не было лета! Увы, быстрее скорого поезда промчались каникулы. Нет, в этом есть что-то загадочное. Надо спросить у мамы с папой, неужели и в их детстве каникулы протекали также быстро.
Обхожу школу несколько раз. Ничего не понимаю! Школа вроде та же, а номер другой. Теперь она - сто семидесятая. Вхожу. Может, кто-нибудь объяснит - в чем дело.
Оказывается, наша школа теперь будет не просто средней, а с углубленным изучением иностранного языка.
Во дворе встречаю знакомого парня из соседней школы. Хвастаюсь, что теперь наша школа с углублением. А он мне отвечает, что у них в школе углубление еще больше. Врет, конечно. Но ни времени, ни желания с ним спорить у меня нет. Надо еще обежать всех друзей, вернувшихся с каникул, и сообщить им эту важную новость.
Дома я говорю, что нашу школу переименовали.
- Перенумеровали, - поправляет меня папа.
- Пусть так, - соглашаюсь я. - Зато теперь она с углублением.
- С углублением во что?
- В английский язык.
- Похвально, - с энтузиазмом говорит папа. - Современный культурный человек должен знать иностранный язык. Сейчас без этого никуда. А еще лучше - знать не один, а несколько языков.
- А ты знаешь много иностранных языков, папа?
- Гм, - произнес он, а потом надолго закашлялся. Это оттого, что он много курит. Когда же он прокашлялся, то сказал: - Ну, много не много... - и опять закашлялся.
А я и не знал, что папа знает иностранные языки. Он мне об этом раньше не говорил.
- Ты поможешь мне изучать английский язык? - спросил я его.
- О чем речь, - ответил папа, чуть смешавшись. - Но ты ведь знаешь, как много у меня дел. Так что, лучше обратись к маме.
- Мама тоже знает иностранные языки?
- Она знает иностранные слова.
- Много?
- Достаточно.
- Мама меня им научит?
- Не думаю, - пробормотал папа. - Они не из школьной программы.
Это папа здорово придумал, чтобы я учил язык вместе с мамой!
Правда, со временем, когда я активно начал изучать английский язык, энтузиазма у папы поубавилось.
- Мне не нравится, - негодовал он, - повсюду видеть наклейки с английскими словами: на потолке, на стенах, на столе, на стульях, на телевизоре, на холодильнике, и даже на дне тарелок! Я хочу есть мясо с соусом, а не с канцелярским клеем!
Но ничего не поделаешь. Все это позволяем лучше углубиться в изучение иностранного языка.
И как же здорово опять встретить друзей после летней разлуки!
Мы располагаемся на детской площадке. Сережка, Игорь и Вовка устроились на деревянном крокодиле, а я со Славкой на качелях. Все мы внимательно наблюдаем, как два кота - рыжий и неопределенной расцветки, стоя друг против друга и, противно завывая, пытаются поделить территорию.
Рыжий наскакивал с большим напором. Неопределенный опасливо пятился, но уступать не собирался. Рядом кружил третий кот, но в свару не вмешивался. Наконец, неопределенный дал слабину, жалко мяукнул и метнулся прочь. Рыжий издал победный вопль и бросился за ним вдогонку.
- Сыру хочется... овечьего, - неожиданно сказал Славка и зевнул.
- Чего, чего тебе хочется? - оторопел Серега.
- Ну, брынзы.
- Тогда так и говори, что брынзы хочется, а то плетешь что-то про козий творог.
- Про овечий сыр...
- Какая разница!
- Огромная, - сказал, подкативший на велосипеде Витька Меднис.
Мы не успели узнать в чем разница, поскольку мимо нас в этот момент проходил, понурившись, мой сосед, Алешка Репейников, и, конечно, мы не могли не поинтересоваться - отчего он такой грустный, ведь занятия в школе еще не начались.
Алешка остановился.
- Я не грустный, - сказал он как-то вяло. - Просто у меня непонятные ощущения.
- А что случилось?
- Да ничего особенного... Дело в том, что у нас дома, у мамы, то есть не только у мамы, но и у папы тоже, и у меня...
- Что ты там бормочешь? Ничего не понятно. Толком можешь объяснить, что у вас произошло - у тебя, у мамы, у папы...
- В общем, у нас появился новый рыбенок... мой, значит, брат.
- Только не рыбенок, а ребенок, - поправил его Витька.
- Мама называет его рыбкой, рыбонькой... Значит - рыбенок.
- Тогда получается, что ты брат рыбенка?
- Выходит так, - вздохнул Алешка.
- Ничего, Репей, крепись! Хорошо еще, что ты не кошкин, или там собачий брат.
Алешка ушел, и опять возник рыжий кот, несколько помятый, но с горящими торжеством глазами. Кот подошел к качелям, потянулся, и прыгнул мне на колени. Я стряхнул его и перебрался на лавочку, плотно прикрытую густым кустарником и деревьями, с уже начавшими приметно желтеть по краям листьями.
Появился чем-то озабоченный Сашка Прохоров.
- Вы этого болвана, Ваську, не видели? - обратился он к нам.
- Нет, - ответил я за всех.
- Если увидите, передайте ему, что я его ищу.
И с таким же озабоченным видом он быстро нас покинул.
Не прошло и минуты, как на дорожку, пересекавшую наискосок детскую площадку, выскочил Васька Бегалов.
- Болван, Сашка, здесь не пробегал? -выпалил он, тяжело дыша.
Я молча указал рукой, в каком направлении скрылся Сашка.
А вскоре объявился и Генка Тарлович.
- Послушайте... - начал он.
- Если ты ищешь двух болванов - Сашку и Ваську, - прервал я его немного раздраженный, - то да, мы их видели. А прибавишь шагу, то скоро их нагонишь и вас станет трое...
- Я и без тебя считать умею, - буркнул Генка, беря с места в карьер.
А ребята все подходили и подходили.
Подтянулись Юрка Баларев, Толик Каребин; не спеша, о чем-то оживленно беседуя, подошли Димка Крайников и Колька Сестренкин. Все весело смеялись и, перебивая друг друга, рассказывали истории, случившиеся с ними в каникулы. А сколько же всего произошло за лето!
Издавая пронзительные вопли, прибежал Лисицкий. Женькина голова была украшена перьями, а лицо измазано - не то краской, не то вареньем. По-видимому, изображал из себя вождя краснокожих. Сбросив с плеча холщовую сумку, он стал в ней копаться.
- Что вы мне дадите за эти прекрасные стеклянные бусы? - И Женька извлек из сумки, жалко блеснувшие на солнце несколько стекляшек, продетых сквозь суровую нитку.
- Мы дадим тебе по шее, - сказал Сестренкин.
- По шее я тебе и сам могу дать, - возразил Женька. - Давайте лучше наладим нормальные рыночные отношения: я вам бусы, вы мне...
- Отвяжись ты со своими бусами! - повысил голос Колька.
- Да зачем же мне отвязываться. Я принес бусы, чтобы обменять их...
- Ты меня уже утомил своими бусами! - теряя терпение, закричал Колька. - Если ты еще раз заговоришь о бусах - пеняй на себя!
Угроза подействовала, и Женька пошел на попятный.
- Ладно, ладно, успокойся, не нервничай. Как-будто и не отдыхал летом... Не хотите бусы, так у меня, кроме них, всякого другого товара навалом, - и он вывалил содержимое сумки на землю.
Чего там только не было! Но ни покупателей, ни желающих с ним на что-либо обменяться, не находилось.
- Вот подкова есть, на счастье, - завлекал Женька, уже почти отчаявшись хотя бы что-то сбыть из своего добра, и он показал сильно ржавую подкову. - Возьми, Сабельников, тебе в новом учебном году пригодится. Ну же, бери!
- Всяк кузнец своего счастья, - немного загадочно изрек Сабельников где-то услышанную фразу, и подкову не взял.
- А я кузнецом быть не хочу, - сказал Димка Крайников, - лучше молотобойцем стану.
- И кого же ты будешь молотить? - спросил Славка.
- Кого? - Димка ненадолго задумался. - Да кого придется!
- Ну, не знаю, не знаю, как тут насчет счастья, - с сомнением сказал я. - Если, конечно, Лисицкого поколотить, то тогда - да, это счастье. И большое. А вот если, к примеру, меня, то это совсем другое дело. Это уже несчастье получается, даже трагедия...
- Хватит трепаться! - закричал Женька. - Берете подкову или нет? А то я в другой двор пойду. Там не такие имбецилы как вы, мне за подкову лимон дадут.
- Ха-ха-ха! Ну и насмешил ты меня, Лисицкий! Лимон! Надо же такое выдумать, - и Сережка опять засмеялся.
- Дурак! В переводе - это значит миллион.
- Какой же идиот переведет тебе миллион?
- Да никто мне его переводить не будет! Это в переводе на русский значит - один миллион рублей.
- В переводе с какого?
- Откуда я знаю! Может, со шведского...
- Но в Швеции не растут лимоны.
- Зато там полно миллионов. Да ну вас! - сердито сказал Женька, и отправился со своим скарбом в соседний двор, зарабатывать миллионы.
- Валяй! - тепло напутствовал его в дорогу Юрка, и, достав из кармана яблоко, вкусно им хрустнул.
- Дай мне попробовать кусочек, - медовым голосом попросил его Сережка.
- Маленький?
- Маленький... но не очень.
- Так не бывает, - ответил Юрка. - Или кусочки маленькие, тогда их и пробовать не стоит, или большие. Так кто же тебе большой даст?.. Я не дам.
- Жадина, - сказал Сережка. Медовость в его голосе исчезла, зато отчетливо прозвучали металлические нотки.
Юрка повернулся к Сережке спиной.
- Скряга! - Сережка сплюнул.
- Не трать зря слюну.
- А ты фрукт помыл? - строго спросил Меднис у Юрки.
- Зачем? - удивился тот. - Он и так вкусный.
- На яблоке может оказаться большое количество микробов, - наставительно сказал Витька. - И лично я проверил бы фрукт на наличие в нем нитратов и пестицидов.
- На наличие чего? - Юрка обеспокоенно посмотрел на Витьку.
- Ядов!
Юрка чуть не подавился яблоком.
- Ты ври, да не завирайся! Где же ты видел ядовитое яблоко, или там грушу?
- Видеть не видел, а слышать слышал, и даже читал у Пушкина.
- Да ну!
- В сказке "О мертвой царевне и семи богатырях".
- Так ведь это же сказка! Там все выдуманное.
- Нет! Мы давно сказки сделали былью!
Да ну его, этого Медниса! Вечно что-то навыдумывает. Я понимаю, если бы об этом в "Евгении Онегине" написано было. А то - в сказке!
- Ну, мне пора домой. - Славка соскочил с качелей. - Кота лечить надо. Он у меня психованный: на всех плюет и чихает.
- Ты у него небось еду отнимаешь. Тут любой психом сделается.
- Иди, иди, целуйся со своим Ерохой, - проводили мы его.
Вернулся Женька. Вид у него был недовольный: левый глаз заплыл, а правое ухо горело ровным рубиновым светом.
- Ну что, Женька, заработал миллион?
- В цене не сошлись, - пробурчал он и хвастливо добавил: - Мне денег не надо, у моего папы их навалом. Чего я захочу, то он и купит. Он отличный, мой папа!
- А мой папа говорит, что это неправильно, когда людей ценят по количеству грязных денег, прилипшим к их карманам, - сурово заметил Димка Крайников.
- А мой папа говорит, что это неправильно, когда чужие люди считают его собственные деньги в его собственных карманах, - возразил Женька.
- Потому что, - продолжал Димка, - эти деньги украдены из карманов трудового народа, и лично - из карманов моего папы.
- Дались тебе эти карманы! А папины деньги вовсе не грязные, они отмытые. Он сам так говорил. И получает их папа в банке, в красивых и чистых упаковках.
- ...Такие, как он, пьют наши соки...
- ...А деньги он зарабатывает честно...
- ...как людоеды...
- ...ну, почти честно...
Дело шло к хорошей драке. Димка с Женькой уже стали орать друг на друга, пихаться и вообще им стало очень тесно вдвоем на детской площадке. Димка предложил Женьке выяснить отношения как мужчина с мужчиной. Тот немедленно согласился. Еле мы их утихомирили.
Тогда, еще не остывший от спора Димка, заявил, что он лучший рыбак в мире, и за лето он наловил целую кучу рыбы. На что Игорь Сабельников снисходительно усмехнулся, похлопал Димку по плечу и сказал, что за лето он выудил две кучи.
Сережка утверждал, что три.
Конечно Лисицкий не мог не вмешаться в разговор и сгоряча сказал, что наловил четыре кучи.
Честное слово, ну просто смешно их слушать. На самом деле, одному мне удалось наловить несколько куч - и всего-то только пять.
Я решил сменить тему и спросил, помнят ли они о том, что сказала наша учительница перед началом каникул?.. А сказала нам Нина Федоровна, чтобы мы на каникулах изучали естественную историю, так как история это разнообразна и удивительна в различных уголках нашей разнообразной и удивительной страны.
И еще она предложила всем ученикам нашего класса вести дневник о том, как мы отдыхали летом. Такая установка меня немного смутила. Мы и писать-то не так, чтобы очень давно научились. А тут - дневник!
И потом... Какой летом отдых!
Мы бегали, прыгали, лазали по горам, плавали, ездили на велосипедах и в поездах, летали на самолетах, ходили с родителями в турпоходы. Все это потребовало стольких усилий. А ведь мы еще маленькие... Ну и какой тут отдых! Это сейчас самая пора отдохнуть. Ан нет! Пора, дружок, в школу. Ну и ладно, - в школе отдохнем.
Видно, под глубоким впечатлением от окружающей нас природы, Вовка Брусникин вдруг поднял палец и сказал:
- Чу! Слышите, клест поет.
- Нет, - не согласился с ним Сережка. - Это веселая иволга или канюк.
- Да нет же, клест тебе говорят.
- Сам ты клест! Клест, он стучит.
- Это у тебя в голове что-то стучит. Давление, наверное...
- Нет, это не клест. Либо иволга, либо волнистый попугай.
- Волнистые попугаи только в клетках водятся.
- Не только. В Австралии, например...
- Не знаю как в Австралии, а наши попугаи живут в клетках!
- Юрка Безлепкин рассказывал, что у них во дворе один попугайчик целый месяц на дереве жил - и в ус не дул, только чирикал.
- Враки! У попугаев нет усов, и месяц он бы не вынес.
- Он что, вор какой или грузчик, чтобы ему что-то выносить. И я тебе еще раз говорю - не клест это! Клест, он стучит.
- Чего ему стучать! Это кузнецы стучат или дятлы. А это - клест! Понимать надо. А иволга - она кричит.
- Зачем же ей кричать?
- Откуда я знаю... Может, ей есть охота.
- Ты что, тоже орешь, когда тебе есть хочется?
- Скажу тебе как юннат юннату, - это птица коростель.
Мне надоело слушать этот бред. Если бы они еще хоть чуть-чуть разбирались в птицах. Заладили: клест не клест, иволга не иволга... А это сойка стрекотала...
Я спросил у Сережки - собрал ли он гербарий, как просила нас Нина Федоровна, и получил в ответ грубоватое, что он не Дарвин, чтобы гербарии собирать.
Человек посторонний может спросить, - а причем здесь Дарвин?
А вот при чем...