Глава 25: http://www.proza.ru/2016/12/10/2058
Кастор оказался очень способным психокорректором.
Я чувствовала себя так, будто чудесным образом исцелилась от мучительной и стыдной болезни, с которой уже успела смириться в ожидании летального исхода. Я осознала, что не только сама щемящая боль, приступы которой провоцировало всё, связанное с Игорем, от его имени до любой ассоциированной с ним мелочи, причиняла мне страдания, но и страх перед ней. Избавленная от этих двух напастей, я получила взамен силу и свободу – пьянящие, эйфорические ощущения, практически счастье…
То, что сделал Кастор, работало безупречно: я перестала видеть в Игоре кого-то особенного, и, наконец оказавшись в школе, его даже не заметила. Всё, долгое время бывшее второстепенным, стало единственно ярким и значимым: учебные сеансы, болтовня с подругами и друзьями, да и весь мир стал важнее и лучше.
— Где ты нашла такого специалиста? — понаблюдав за мной пару дней, поинтересовалась Вероника.
— У себя дома.
— Неужели Кастор? И как? Побочка есть? Тоска, ночные кошмары?
— Нет, наоборот: отличное настроение, сладкие сны.
Ничему, кажущемуся простым, Вероника не доверяла. Ее глаза блеснули, а пальцы хищным перебором выбили дробь по подлокотнику.
— Тебе не показалось странным, что он решил отнять хлеб у профессионала?
— Нет. Он этому учился, может, боится потерять навык?
— Если он накосячил, и его ошибку придется исправлять в клинике, ему будут обеспечены ба-альшие неприятности.
Что правда, то правда. Однако представить Кастора виноватым и оправдывающимся оказалось невозможно.
— Знаешь, насколько я его успела узнать, он точно не взялся бы за то, в чем не уверен.
Отступать так рано она не собиралась.
— Ну да, он не похож на человека, который хоть что-то не умеет… Поэтому я знаешь что думаю? Что он освободил место в твоем сердце для СЕБЯ!
Я открыла рот, но произнесла молча: «И где логика?»
— Логика сбоит, — слегка расстроившись, согласилась Вероника. — Я считаю, дело обстоит так: он в тебя влюблен, и хотел, конечно, чтобы ты разлюбила соперника. Психокорректоры действуют мягко и постепенно, а ему надо было наверняка и сразу – поэтому он и взял все в свои руки.
— И не терпелось очень, да? — подсказала я.
— Да! — с благодарностью подхватила она.
— А Микаэля он, наверное, просто задушит? Тоже ведь соперник, но психокоррекция тут не поможет?
— Ой! — Вероника в притворном ужасе попыталась округлить свои узкие восточные глаза. — Что ты будешь делать?
Я мысленно послала ей замороженное синее сердце, взорвавшееся на подлете. Она подскочила от неожиданности и машинально зажмурилась.
— Уф, как это у тебя получается?..
И правда, как? Посылать друг другу образы телепаты научаются еще в раннем детстве, но и привыкают к ним тогда же. Почему то, что посылаю я в последнее время, действует, как ведро холодной воды?
— Случайно. Никто никого не задушит.
В беспочвенности Вероникиных подозрений я убедилась уже на следующее утро, в ту секунду, когда проходила по коридору на кухню мимо спальни Кастора. Дверь была открыта настежь, и я успела увидеть его, лежавшего в постели на спине, пустыми глазами глядящего в потолок. Уголок белой простыни прикрывал лишь часть (зато ту самую, которую я не хотела бы видеть) его тела, а вот девушка рядом с ним была замотана в нее почти целиком. Ее жемчужно белая в утреннем свете мускулистая рука устало свесилась с края кровати, густые светлые волосы упругими волнами стекались по спине и отдельными блестящими струйками – со лба вниз. В тот миг, когда я проходила мимо злополучной открытой двери, сквозь золотистую прядь сверкнула катящаяся по щеке слезинка.
Во всем этом не было ничего значительного, и, обнаружив примагниченную к холодильнику напоминалку «Тыквенная каша», я преспокойно занялась завтраком.
Слеза… Воплощение чистой грусти, безнадежного отчаяния, прощания с мечтой. Вот так завершение ночи.
— Все в порядке?
На кухню вошел Кастор, одетый, как обычно, в черную футболку и спортивные брюки. Я в этот момент уже отправляла чугунок в печку.
— Угу, скоро будет готово. Это для Георгия и Ангелины?
— Да, — после паузы ответил он, как мне показалось с сомнением.
Я выпрямилась, взглянула на него и поняла, что он только сейчас заметил прикрепленный к холодильнику листок. Сообразив, о чем я говорю, он очень пристально, словно прощупывая «тишину», посмотрел мне в глаза.
— Я не про завтрак.
— А, про психокоррекцию! Все отлично, спасибо. Ты супер.
Он вздохнул, наливая воду в стакан.
— Всегда можешь на меня рассчитывать.
Я нервно хихикнула.
— Надеюсь, больше со мной такое не случится.
Кастор растворил в воде какой-то порошок и покрутил стакан между ладонями.
— Что-нибудь все равно случится.
Щелкнул замок входной двери – это, не прощаясь, покинула дом ночная гостья.
Кастор замер и снова внимательно посмотрел на меня. Ах, вот что могло быть не «в порядке»… Ладно, раз ему интересно мое мнение, можно поговорить о ней.
— Анри и Томас знают?
Он кивнул, удовлетворенно опуская взгляд.
— Конечно.
— Сегодня твой день?
Он усмехнулся краем губ и опрокинул в себя содержимое стакана. Поставил стакан в посудомойку.
— Нет. Вчера. Ночь. Ее.
Ну, теперь хотя бы про слезу все понятно.
Альфа-самка не имела права печалиться из-за самца.
Тем же вечером от утреннего отчаянья ничего не осталось, и она вела себя как королева, уверенная в собственной абсолютной власти и от скуки снисходящая к общению с окружающими: умиротворенно куталась в руки Анри, насмешливо критиковала какие-то детали сценария предстоящего турнира, летала наперегонки с Мариной. Проиграла, кстати.
Микаэль придумал, чем меня занять в общественно-полезных целях – я стала главным, и вообще-то единственным настоящим, архитектором предстоящего турнира. Оказалось, его сутью были неожиданные препятствия, поэтому он никогда не проводился в бухте у дома Микаэля. Все скалы должны быть виртуальными, примерно как наши телепатические проекты в «Каменном соло» – более подходящего дела для меня эта тусовка не придумала бы никогда. Мне отвели месяц. Каждую новую скалу я записывала на отдельном носителе (в первый раз мне попалась под руку деревянная подставка для кружки, а потом кто-то напилил мне целую башню таких «блинчиков») и выслушивала критику, после чего все переделывала. Имитация природных объектов с детства была моим любимым приемом, поэтому, к удовольствию Микаэля, я занималась проектом, словно он был курсовым, и от него зависел мой профессиональный коэффициент.
Таким образом он обеспечил смысловую составляющую наших встреч – для меня. И в такой обстановке я каждый день находила в нем все больше привлекательного.
Наступил май. В городе окончательно отключили сезонное отопление, но я, часто бывая за его пределами, этого почти не заметила. Просто в легкой куртке теперь надо было ходить и в школу, а не только несколько раз в неделю проводить вечера на берегу океанского залива.
В первые дни мая в доме Микаэля убавилось гостей.
— На заданиях, — безмятежно объяснил он. — Некоторых ты не увидишь целых три месяца, а то и больше.
Как Сашу. Он внезапно исчез в январе, прекратил со мной общаться в марте, и до сих пор я о нем ничего не знала. Я не беспокоилась, потому что в случае несчастья мне обязательно сообщил бы об этом Томас, а в такой ситуации отсутствие плохих вестей – уже хорошая новость.
О возвращении брата я узнала тогда же, в первых числах мая – от него самого.
Нет, он не постучался в мою «тишину» и не сказал: «Привет», он не заявился в школу или в дом Кастора…
В гостиной Микаэля, кроме нас, было человек пять, но в какой-то момент, после того, как внезапно подобравшийся Анри подал едва заметный сигнал, гости бросили свои дела и друг за другом вышли на воздух.
— Лора, тебе тоже лучше выйти, — незнакомым глубоким ровным голосом произнес Микаэль.
Подняв на него взгляд, я увидела, что он изменился: лицо стало очень гладким, будто высеченным из камня и отполированным, зрачки сузились, от тела на секунду ощутимо повеяло холодом. Когда он встал, я могла бы с уверенностью сказать, что никогда раньше не видела этого человека. Движение, которым он поднялся на ноги и отошел от дивана, где до того сидел за столом напротив меня, я не уловила вообще: просто он исчез здесь и появился там, застыв неподвижным изваянием, став даже больше, чем обычно, а в его глазах теперь бушевало зеленое море ненависти.
Конечно, я никуда не ушла, расценив слово «лучше» как возможность выбора, которым и воспользовалась.
В следующий миг обе створки входной двери синхронно и быстро, словно лопнули, как мыльный пузырь, разъехались в стороны, и мягкий свет раннего вечера обрисовал зловеще-черный силуэт на пороге. Спустя долю секунды пришелец уже стоял лицом к лицу с Микаэлем, и лишь легкое шевеление краев его куртки выдало деланное для этого движение.
Тут я инстинктивно подавила удивленный вскрик – в дом Микаэля таким странным образом явился Саша.
Мой брат сейчас был похож на Микаэля, как соплеменник: точно такой же каменный и мощный, излучающий точно такой же холод и ярость. Его светло-карие глаза светились едва заметными желтыми огоньками, вытянутое лицо стало бледным, а на высоком лбу я заметила блеснувшие капельки испарины… нет, это были льдинки.
Саша едва позволил мне себя рассмотреть (впрочем, мне, как любому телепату, для этого требовалась всего лишь секунда), как резко вскинул руку, нанося Микаэлю удар в челюсть. Микаэль непостижимым образом уклонился и сделал ответный выпад. Дальше мои глаза перестали что-либо разбирать. Две тени пронеслись мимо и сплелись в одну, потом разъединились, разнесенные по разным углам гостиной неведомой силой, позволив мелькнуть очертаниям человеческих тел, и вновь пронеслись, казалось, не касаясь пола, навстречу друг другу.
Кто-то тронул меня за плечо.
— Давай или наружу, или за стойку, — напряженным голосом скомандовал Томас.
Лицо у него было такое, словно только что стряслась беда, которую он очень старался предотвратить.
Я послушалась, решив, что с высокого барного стула следить за происходящим будет удобнее, и по стенке, перелезая через спинки диванчиков, пробралась к стойке, за которой с унылым видом уже сидел Анри.
— Наливай давай, — сквозь сведенные судорогой челюсти потребовал Томас. Он уселся с наружной стороны, и его отросший «ёжик» на голове шевелился от проносящегося мимо черно-белого ветра.
Ничего удивительного для обоих не происходило. Так, досадная неприятность.
Анри молча налил в первый попавшийся бокал что-то из первой попавшейся бутылки. Томас, не глядя, это выпил. Я, отчаявшись понять смысл происходящего и спрогнозировать его последствия, схватила забытый на стойке половник и швырнула его в посудомойную раковину. Раздавшийся грохот заставил Анри и Томаса попытаться втянуть головы в плечи, но не произвел на носящиеся по гостиной тени никакого впечатления. Они даже на миг не замерли.
— Что происходит?! — рявкнула я, когда грохот, перешедший в дребезжание, стих. — Это из-за меня?!
— Ну, да… — неуверенно отозвался Томас.
— Формально, — напряженно ухмыльнулся Анри.
— Хотя ты ни в чем не виновата, — поспешно добавил Томас, придвигая мне чистый стакан. Анри машинально налил в него из бутылки, которую продолжал сжимать в руке. — Это Микаэлю приспичило размять кости…
— Том, так вышло, — перебил Анри. — Ты не хуже меня знаешь, что не обо всем можно говорить и не все предвидеть!
Я зарычала.
— Да в чем дело?! Почему Микаэль не должен встречаться со мной?!
Томас уставился в стакан с таким интересом, будто там плавала микроскопическая рыбка. Черно-белый вихрь (белым был тонкий джемпер Микаэля, а черной – куртка Саши) продолжал метаться по гостиной. Кто-то, прильнув с внешней стороны к стеклянной стене и судорожно щурясь, пытался рассмотреть текущее положение, но, похоже, терпел неудачу.
— Саше нельзя вспоминать о Микаэле – факт его существования вызывает у твоего брата вспышку направленной агрессии, которая, пока не найдет выход, не дает ему спокойно жить. В ситуации, когда ты встречаешься с Микаэлем, Саша, находясь с вами в одном городе, забыть о нем не сможет.
— Что? — не поверила я. — Он что, больной?
Томас протестующе вскинулся, но Анри его опередил:
— Да ладно, нормой это не назовешь. Просто среди нас нормальных нет.
— Как это? — все сильнее злясь, что ничего не проясняется, опять спросила я.
Томас замученно вздохнул.
— Ну, «усилители» наши дают побочные эффекты. У каждого – свой, что на самом деле здорово – это же уникальные способности – но и, как видишь, есть отдельные проблемы…
— Томас, я сейчас тебя побью, — переведя дыхание, пообещала я, — и мы устроим альтернативную драку. Ты можешь говорить со мной не как с маленькой, а как со взрослой, но ничего не понимающей?! Какие, нафиг, усилители?
— Имплантаты такие в черепе, — объяснил Анри. — Они у всех, рожденных в Нашей Стране, есть. Ставятся сразу после рождения, чтобы стимулировать определенные зоны головного мозга, у нас – наши, отвечающие за физическое развитие, у вас – какие-то ваши.
Я, потеряв контроль над собственным телом, сползла со стула и чуть не упала.
—…Точно? Откуда вы это знаете?
Томас снова тоскливо вздохнул.
— Да какая разница? Знаем, и всё. Рано или поздно что-нибудь случается – и выскакивает побочка. У нас был такой курс – мы изучали боевое поведение разных животных. Кто мог и хотел, копировали его и развивали в себе. Этим двоим, — он мотнул головой в сторону зала, — всегда мало было, они хотели стать самыми крутыми, хватали всё, что хоть как-то могло пригодиться… пока мы не дошли до стайных.
— Это два альфа-самца? — догадалась я.
— Ну, — надменно дернул плечом Анри, — у людей оказалось сложнее. То есть самцовость эта тупая присутствует, но с ней они смогли справиться еще в шестом классе. Главное условие – видеть друг друга каждый день, хотя бы в «тишине» парой слов перекидываться, и тогда все нормально, таких взрывов не бывает, вырабатывается что-то вроде иммунитета к собственной агрессии. Правда, в шестом классе они оба учились в больнице или по очереди… Если же они долго не общаются, то лучше им не вспоминать друг о друге вообще… Но это реально сложно. Они оказались полярными… Как это объяснить?.. эта их взаимная ненависть, она как отталкивающая сила магнитов…
— Ладно, — оборвала я. — Почему сейчас вы сидите, как на похоронах, и ничего не делаете?
По правде говоря, я и сама могла бы догадаться, что попытка вмешаться в драку Саши и Микаэля равносильна самоубийству, поэтому не стала отвечать презрительным взглядом на вопросительную ухмылку Анри.
— Когда-то мы пытались, — Томас здоровой рукой показал на протез. — Но они САМЫЕ сильные и быстрые из нас. В бою они видят только друг друга.
— Но когда-то же бои заканчиваются?
— Обязательно, — Анри со стуком поставил бутылку на стойку. — Скоро они устанут и замедлятся, кто-то из них проломит другому череп или грудину, возможно, просто сломает плечо или бедро, этот другой взбесится и ответит непредсказуемым ударом, тоже что-нибудь проломит… боли-то они в таком состоянии не чувствуют… И вот когда каждый из них утратит боеспособность процентов на шестьдесят – тогда и можно будет вмешаться. Возможно, пострадает всего по паре-тройке ребер. Наших с Томасом, то есть. Этот момент очень важно не пропустить…
— Да это бред какой-то! — взвилась я. Картины, нарисованные послушным воображением, хлестнули по лицу, как кнут. — Меня такая перспектива совсем не устраивает. Неужели нет способа их утихомирить?
— А мы много чего перепробовали, — со снисходительным пофигизмом сообщил Томас. — Последствия всегда одинаковые. Отличаются лишь степенью тяжести. Когда-нибудь они убьют друг друга.
— Возможно, даже сегодня, — флегматично добавил Анри.
Стараясь не смотреть на то, что происходит в гостиной, я искала мысль, настойчиво теребившую меня уже минуту.
Имплантат. И если что-нибудь случается, он провоцирует развитие какой-нибудь особенности, «побочки». Со мной случилось.
— У меня тоже есть "усилитель"?
— Конечно.
— А пожар и наводнение пробовали?
Томас и Анри посмотрели с осуждением сначала друг на друга, потом на меня. Мне уже нет дела до их мнения.
Задержать в «тишине» образы Саши и Микаэля.
Еще резче, четче, не боясь потревожить.
Пожар – не то.
Наводнение.
Гигантская океанская волна, поднимающаяся из-за горизонта и быстро катящаяся к берегу. Вопли тех, кто догадался оторваться от стеклянной стены и обернуться.
Дробный стук их кулаков по стеклу, который тонет в нарастающем, слышном даже в доме, гуле.
И накрывающая дом по самую макушку пенящаяся пелена, стремительно уносящая вдаль трепыхающиеся тела микаэлевых друзей.
Треск деревянных опор дома и трещины, разбегающиеся по стеклам.
Краткий миг влажного блеска капель, сочащихся сквозь быстро растущие щели.
Закладывающая уши тишина – трещать уже нечему, всё, что могло быть сломано, сломалось…
И взрыв: снаружи – внутрь!
Осколки и обломки, непрерывно перемешиваемые водой, обрушиваются на нас, целя прямо в глаза зловеще сверкающими остриями…
Слаженный вопль четырех глоток выдернул меня из собственного морока. Разогнав его остатки, я обнаружила, что единственная в доме осталась там, где была. Саша и Микаэль, Томас и Анри, закрыв лица руками, в наипричудливейших позах корчились на полу. Эх, хорошо пошла «побочка»!
Быстро, чтобы не дать опомниться, я спрыгнула со стула и дернула брата за локоть.
— Пошли отсюда!
Он отнял от лица ладони, уставился на меня беспомощным взглядом и, шатаясь, поднялся. Пользуясь абсолютной дезориентацией брата, я вывела его наружу.
Нас встретили шумным выдохом и нечленораздельными возгласами. Друзья Микаэля, толкая друг друга, кинулись в дом.
Взгляд Саши постепенно становился осмысленным. Его дыхание выровнялось, а руки расслабились. Лохмотья, в которые превратилась его куртка, сползли с плеч и упали на мелкую гальку у наших ног. Сквозь умиротворяющий шум ветра отчетливо слышалось замедляющееся биение его сердца.
— Мой морок, — коротко информировала я.
Саша закрыл глаза и запрокинул назад голову. Потом вдруг растянул губы в удовлетворенной улыбке.
— Господи, как хорошо быть живым…
Глава 27: http://www.proza.ru/2017/02/24/2484