Цикл рассказов для дошкольников «Я уже большой»
Я хотел стать красивым
Маленький Рашид завертелся у ног старшей сестры, собирающейся на именины тёти.
– Эльмила, возьми меня с собой. Я тозе хочу поздлавить тётю.
– Хорошо, родненький. Вот докрашу ресницы. А потом и пойдём. Только сначала тебе надо переодеться, надеть новые шортики и рубашку. На именинах все должны выглядеть красиво.
– Ладно, я быстло…
Малыш тут же снял домашнюю одежду, переоделся.
– Умница! Как хорошо, что ты сам самостоятельно можешь что-то делать. Только нехорошо, что домашнюю одежду бросил на пол. Давай-ка я её отнесу постирать, заброшу в стиральную машину. А ты смотри, не испачкай новую одежду.
Как только закрылась дверь за старшей сестрой, малыш слез с дивана, прислушался к отдаляющимся шагам:
– Мама возится на кухне, готовит толт для тёти. Она не любит, когда ей месают. А я и не буду ей месать. Пока Эльмила постилает мои веси, накласусь и стану класивым, как она. – Мальчик выдвинул задвижку тумбочки, вытащил причудливые коробки, склянки и разложил их на столе. Полюбовался ими немного, а потом взял тушь, стал красить свои и без того длинные и густые ресницы.
Почему-то тушь попадала ему на веки, щеки и даже на нос, но не на реснички. Глядя в зеркало, малыш решил убрать комочки с лица, но размазал его. Ребёнку показалось, что стал похож на клоуна, а ещё больше – на трубочиста:
– Тоцно, я стал похоз на тлубоциста. А я не хоцу быть тлубоцистом! Я хоцу быть класивым! – Малыш взял влажную салфетку и стал вытирать лицо. Салфетка почернела, но лицо не почистилось.
– Ницево. Я ссёки накласу и буду класивым, – малыш открыл небольшую склянку, набрал на палец румяна и намазал их на щёки.
– Цёлт! Я стал похоз на помидол… Я не хоцу быть помидолом! Луцсе буду белым-белым.
Малыш открыл пудреницу, где сестра хранила присыпку, стал губкой наносить её на лицо. Присыпка смешалась со слоем румян, и комочками посыпалась на новую рубашку.
– Рашидик, с кем ты разговариваешь? – спросила Эльмира, появившаяся внезапно в дверях.
Ребёнка перепугало быстрое возвращение сестры.
– Братишка, что же ты тут натворил? – вскрикнула Эльмира, увидев беспорядок.
– Я… Я… Я хотел стать класивым… – еле выдавил из себя оробевший малыш.
Эльмира звонко расхохоталась.
– Родненький мой, ты же у меня и так красивый! Ты – самый-самый красивый и хороший мальчик на свете! А хорошие мальчики всегда красивы. Зачем тебе ещё краситься?
– Эльмила, ты зе тозе класивая. А поцему ты класисься?
Я дома поиграю футбол
С утра шел дождь. Шел бесшумно, неторопливо, будто хотел продлить радость растрескавшейся от засухи земли.
Рашиду не было дела до того, жаждет ли земля дождя или нет: ему не терпелось выйти на улицу и погонять с дворовыми ребятишками мяч. Но во дворе было пусто и тихо. Только дождевая вода, стекающая с крыш небольшими водопадами, нарушала тишину.
Рашид прильнул к оконному стеклу и вздохнул глубоко:
– Вон дазе делевья плацут, потому сто им надоел этот доздь. Сколее бы солныско высло…
Малыш печально слез со стула, решил от нечего делать поиграть в денди – электронное устройство, предназначенное для видеоигр. Вдруг в дверях появилась бабушка, улыбающаяся, раскрасневшаяся от ходьбы и тяжелых пакетов.
– Бабуска! Бабуль! Моя любимая бабуска плишла! – сияющий от радости внук побежал обнимать старушку и принимать, как всегда, её пакеты.
Марият никогда не приходила к внуку с пустыми руками. Но на этот раз пакетов оказалось больше, чем обычно. Но уставшая бабушка не спешила вытаскивать содержимое пакетов. Она приветствовала всех домочадцев. Наконец, села в кресло и подозвала Рашида.
– Рашидик, а ну-ка притащи к бабушке те пакеты и отгадай, что я тебе купила.
Внук гадать не хотел, ему не терпелось заглянуть в пакеты:
– Бабуска, ты отклой пакеты, и я узнаю, сто ты мне купила…
– Ладно, мой хороший, загляни.
Мальчик открыл самый большой пакет и обомлел:
– Футбойное пойе! Мойадец, бабуска! Тепель пусть скойко хоцет, идёт себе доздь! Я дома поигйаю футбой!
Я уже большой
Крохотная Аниска, лёжа в люльке с открытыми руками, весело играла с погремушкой. Малышка то тянула игрушку, составленную из десяти разноцветных колокольчиков, то передвигала её вдоль перекладину люльки. Рашид с завистливым взглядом следил за сестрёнкой и подошёл к ней:
– Йайа, дай мне свои койакойцики, я тебе масину дам. Хойасо?
Крошка Аниска, не реагируя на просьбу брата, продолжала играть.
– Йайа, ты мне не даёсь свои койакойцики?
Крошка улыбнулась братику.
– Ну, тогда… я сам возьму! – мальчик изо всех сил потянул погремушку. Резинка, на которую были надеты колокольчики, натянулась, но не поддалась. Мальчик напрягся ещё больше и вновь потянул игрушку. Вдруг резинка оборвалась, и пластмассовые колокольчики посыпались на белоснежное с розоватым оттенком личико девочки. Крошка подняла невообразимый крик.
Нарижат, прибежавшая на плач дочери, зацеловала её, дала соську-пустышку и покачала люльку. Но перепуганная крошка выплюнула пустышку и стала кричать ещё громче. Матери пришлось вытащить дочку из люльки и прижать её к груди. Крошка прильнула к матери и немного успокоилась.
Рашид, не ожидавший такого конца, виновато смотрел то на маму, то на сестрёнку. Но Нарижат почему-то не поругала его, а благосклонно улыбалась.
Как только мать с сестрёнкой на руках ушла на кухню, малыш лёг в люльку:
– Холосо зе Йайе, кацается туда-сюда, туда-сюда… Я тозе так хоцу!
Мальчику было тесно в люльке. Как он ни старался, «кловатка Йайи», раскачивалась с трудом. Пока малыш покачивался в люльке, подушка упала вниз, и матрас с пелёнками свесился на бок.
Нарижат, заглянув в детскую комнату, изумилась:
– Тебе мало того, что ты перепугал сестрёнку? Ты решил постель её раскидать? А ну-ка, марш, в свою комнату, пока я не огрела твои уши!
– Мне низя в кловатку Йайи лозиться?
– Нет, нельзя.
– Поцему?
– Ты уже большой, чтобы ложиться в неё.
Рашид, понурив голову, вышёл в коридор.
Застелив заново постельку малышки, Нарижат решила усыпить крошку-дочурку.
– Я узе бойсой? А ланьсе говолила: «Спицки не бели! Спицки – децям не иглуски! А ты ессё маенький».
Цепель говолит: «Ты узе бойсой». Знацит, узе мозно блать спицки, – Рашид пошёл на кухню, приставил табуретку к шкафу, выдвинул ящик, взял спичную коробку, тихо пробрался в свою комнату и прикрыл двери.
Малыш долго чиркал спичинками, но они почему-то не загорались. Измучившись от безуспешных попыток, мальчик попробовать ещё раз. Вдруг он почувствовал жжение в пальцах. Ребёнок, сам того не ожидая, выронил на постель зажжённую спичинку. Шёлковое одеяло загорелось мгновенно, пламя перекинулось и на простыню. Мальчика охватил ужас: он заревел во весь голос.
Нарижат, прибежав на плач сына, тут же накрыла огонь паласом и побежала в ванную. Облив водой загоревшуюся постель, хозяйка дома открыла все окна. Терпкий запах дыма, стремительно распространившийся по комнатам, при сквозняке стал быстро рассеиваться.
Рашид виновато посмотрел на маму, прикрывая ручонками свои крупные карие глаза. По его пухлым щёкам покатились крупные капельки слёз.
– Родненький, как ты меня напугал… – мать обняла сына. – Видно, скучно тебе дома. Пойдем-ка к папе. Там хоть свежим воздухом надышишься, – Нарижат отвела сына к мужу. Он окапывал деревья, поливал цветы.
– Гасайни, присмотри, пожалуйста, за сыном. – Опасно хотя бы на минуту оставлять его одного…
– О, мой помощник появился! Здравствуй, сынок!
– Здлавствуй, папь! Тебе помоць?
– Ты, сынок, пока смотри, как я тружусь.
Мальчик залюбовался работой отца.
– Папь, дай мне лопату. Я тозе хоцу копать, как ты.
– Силёнок у тебя маловато, сынок.
– Я узе бойсой! Так мама сказайа!
Папа, поругай маму
Гасайни купил сыну комплект мелких машин. Рашид тут же принялся устраивать гонки. Расположив игрушечные машины одна за другой, ребёнок, водя каждую из них в отдельности, загудел, изображая звуки моторов.
Нарижат, радуясь тому, что девочка спит, а муж смотрит за сыном, отправилась по магазинам.
Гасайни сел на диван и решил просмотреть газеты и журналы, лежащие на столике. Поевший плотно и уставший на работе, горец вскоре уснул.
Рашид почувствовал себя на воле. Сначала он порылся в отцовском книжном шкафу. Но ничего интересного он для себя не нашёл. Он вышел из «папиного кабинета» и направился на кухню. Здесь он всегда находил что-то новое: или фрукты, или овощи, или посуду.
На столешнице он заметил новый набор белых пластмассовых коробок цилиндрической формы с конусообразными бордовыми крышками, похожими на церковные купола. Малыш взобрался на табуретку и стал рассматривать рисунки с гжельской росписью бордового цвета. Однако росписи, нанесённые на коробки, были видны не полностью. Рашид решил дотянуться до них, стоящих на общей подставке, и рассмотреть роспись. Но дотянуться до набора было нелегко: он располагался ближе к стене. Однако, сделав усилие, ребёнок дотянулся до него. Вдруг табуретка под его ногами почему-то раскачалась и упала. Шлёпнулся на пол и ребёнок, таща за собой набор коробок. В том месте, куда упал набор, образовались «горки» из соли, соды, заварки и молотого перца.
Рашид отодвинул опрокинувшиеся коробки и их крышки, стал водить свои машины по образовавшимся «горкам». Вдруг малыш, наклонившийся над перцем, почувствовал жжение в ноздрях. Потерев носик, он внезапно стал чихать и так интенсивно, что не заметил, как мама вошла в кухню.
– Ой, безобразник, безобразник! Стоит мне на полчасика куда-либо отлучиться, так он обязательно что-то натворит. Ну, зачем тебе нужен был этот перец?
– Мам, я зе не знал, сто там пелец. А он, плоклятый, заставил меня цихать.
– Если бы оставил коробки на месте, ничего бы не случилось. Вот посажу я тебя на стул и привяжу к нему твои ноги и руки…
На шум прибежал проснувшийся Гасайни. Увидев отца, ребёнок обрадовался:
– Папь, пойюгай маму, она хоцет пливязать меня к стулу.
Я не хочу быть большим
Гасайни, поливающий саженцы баклажанов, не заметил, когда и как сын залез на алычовое дерево. Взобравшись высоко, он стал раскачиваться на гибких ветвях, словно на качелях:
– Папь, смотйи, как я умею.
– Ах, чертёнок, а ну-ка быстро слезай, пока не упал.
– Нет, папь, я не упаду. Алыца узе вылосла, я её куссать хоцу.
– Ладно, ешь, только немного, а то животик у тебя будет болеть.
– А-а, папь, не будет болеть. Я её и ланьсе куссал.
– Смотри у меня. Держись крепче за ствол дерева и собери алычу. Только не раскачивайся на ветвях.
– Холосо!
Улучив момент, когда отец, увлёкшись поливом грядок, переставал следить за ним, мальчик, изображая из себя канатоходца, стал переходить с ветки на ветку. Вдруг тонкая ветка, расположенная на верхушке дерева, не выдержала: поломавшись с треском, упала вместе с мальчиком.
Ребёнок, дрожа всем телом, поднял рёв. Гасайни, не помня себя, подбежал к сыну.
– Сынок, ты цел?
– Ага.
– Ты можешь встать?
– Ага.
– Почему же ты плачешь?
– Гойава бойит.
– Ну, не плачь. Ты же уже большой мальчик.
– Я не хоцу быть бойсим: мне бойно.