Свист соколиных крыльев

Алексей Мирончук
 

          Костёр догорал, устало мерцая огоньками среди подернутых пеплом углей. Валера, наслаждаясь его мягким теплом, дымил сигаретой. «Зачем ты закурил, стоило мучиться - бросать?!», - злился он сам на себя. Тут же проснувшись, Валерий понял, что находится дома, и это был всего лишь сон. Курить он, слава Богу, не начал, давно отказавшись от пагубной привычки, приобретённой в середине семидесятых, когда учился на факультете охотоведения Кировского сельхозинститута. Память раздула уголёк воспоминаний...

          Валера, прислушиваясь к подозрительным перебоям в работе двигателя АН-2, не отрываясь, смотрел в иллюминатор, за которым проплывал впечатляющий пейзаж. «Так вот ты какое – большое Васюганское болото!»,- крутилась в голове у него навязавшаяся при виде несчетного количества озёр, фраза. Озера, словно пятна на леопардовой шкуре, были рассыпаны на простиравшемся до горизонта гигантском моховом одеяле. Тайга была здесь лишь отдельными островками на возвышенностях и лентами вдоль извивающихся гадюками речек.

          Рядом смотрел то же «кино» Валерин однокурсник Андрюха. Это он, изучая в комнате у старших товарищей занимавшую всю стену карту СССР, выбрал наименее населённое место для их с Валерой летней полевой практики. Уговорив декана пройти её в Колпашевском госпромхозе, друзья рассчитывали присоединить к ней каникулы и десяток донорских дней, заработанных в прямом смысле своей кровью. Желание захватить чуточку промыслового сезона, было для студентов верхом их грёз.

Самолет, подскакивая на ухабах грунтовой полосы, приземлился в поселке лесоразработчиков. Отсюда парней обещали забросить на базовую избушку, где им предстояло прожить три месяца, занимаясь помимо научно практических изысканий, различными видами промысла, что сулило им к тому же не плохой заработок.

          В госпромхозе на них без всяких поблажек «повесили» план на заготовку ягод и грибов. Охотовед - молодой парень, выпускник Иркутского института – выписывая им разрешения на пернатую дичь для «прокорма», обещал выделить лимит на ондатру и помочь с капканами.

          «Базовая избушка» оказалась заготпунктом со складом, довольно просторной по таёжным меркам жилой избой и банькой. Всё это хозяйство располагалось на берегу живописного озера, окруженного мачтовыми соснами. «Прям пионерлагерь какой-то!», - недовольно буркнул Андрей, когда лесовоз доставил их туда с нехитрым скарбом. Он был приверженцем романтичного аскетизма, и в его представлении промысловая избушка – замшелый сруб в глухом уголке тайги.

          Будни «сборщиков дикоросов» были бы совсем уж унылыми, если бы не возможность попутно заниматься охотой. «Расчесав» комбайнами очередную брусничную поляну, доверху загрузив ягодой пестери и вёдра, студенты тащились на базу, остервенело отдуваясь от наседающего гнуса. За поворотом старой лесовозной дороги важно выхаживал матёрый глухарь. Они заметили друг друга одновременно. Замерев, парни тешились надеждой достать его дальним выстрелом, а петух, словно дразня их, оттягивал момент, что бы взорваться грохотом сильных крыльев, скрываясь за кронами сосен.

          Признаться, с охотой у них не ладилось. Проредив выводки рябчиков, обитавшие в округе, они так и не приноровились добывать сторожких тетеревов, что по утрам уже призывно булькатели по вырубам, собираясь на ложные тока. С глухарями было и того хуже. Заготовитель Михалыч, сжалившись над горемычными, выдал им в неофициальное пользование старенькую «Белку». Собственно «Белка» и послужила причиной того, что Валера закурил. Благодаря дальнобойности её нарезного ствола рацион друзей, состоящий до этого в основном из грибного варева с тушенкой или ухи, пополнился натуральным мясом. Тетерева и даже глухари стали их регулярной добычей. Только вот жесткая дичина, отчего-то вызвала у Валеры зубную боль. Когда закончились таблетки, Андрюха, желая облегчить мучения товарища, предлагал ему «затянуться». «Может, отпустит?!», - участливо протягивал он очередную сигарету...

          Закончился сентябрь, а вместе с ним «ягодно-грибная компания». Михалыч, принимая последнюю партию клюквы, озвучил друзьям астрономическую, по их меркам, сумму, которую они заработали за сезон и должны будут получить наличными в конторе. Из промхоза им передали договор на промысел ондатры и ящик с обещанными охотоведом новенькими капканчиками.

          В первую очередь, начинающие трапперы, наметили обловить мелководное, проточное озеро, «кишащее» мускусной крысой. К нему загодя перенесли необходимое снаряжение. В устье впадающей в него речушки притаилась приземистая избушка, скорее даже землянка. Рядом, к верху днищем, лежала выдолбленная из цельного осинового кряжа лодочка – обласок.

          Помнилось, как первый раз они вышли к этому зимовью…

          С трудом отворив заклинившую дверь и впустив солнечный свет в тесное, пахнувшее сыростью нутро сруба, они увидели на нарах две, свернувшиеся кольцами гадюки. Одну Валера прикончил из ружья, вторая успела ускользнуть. Андрюха, категорически отказался спать в этом «серпентарии», устроившись на ночлег у костра. Валера, поколебавшись, всё же натянул над нарами марлевый полог и, забравшись в спальник, долго пытался заснуть, вскакивая при каждом подозрительном шорохе.

          Утром, посочувствовав другу, который, укрывшись с головой фуфайкой, спал возле прогоревшего кострища, Валерий отошёл «до ветру». Щурясь на солнце, он увидел, как из лесу, на полянку за избушкой, вышел медведь. Раньше ему не приходилось наблюдать этого зверя так близко, свободно шатающегося вне клетки, от чего он, кажется, впал в прострацию. Мишук, присев, тоже справил свои физиологические потребности. «Прям как собака!», - выдавил иронию Валера, благоразумно затаившись в кустиках голубики. Даже не взглянув на избушку, скорей всего давно убедившись в её никчёмности, медведь побрёл дальше.

          Валера, выждав паузу, поспешил к Андрею. Будя напарника, он встревожено шептал ему об опасности. Крик ужаса едва не вырвался у него, когда Андрюха высунул голову из-под фуфайки. В место физиономии у него было нечто: мошка объела веки и губы, глаза заплыли, лицо распухло, превратившись в безобразную окровавленную маску! «Что со мной?», - вопрошал он, не понимая спросонья, что с ним произошло. Валерий отвёл его к озеру. Умываясь, он разглядывал своё отражение, постанывая больше с досады, чем от боли. Валера же закатывался от смеха, представляя реакцию медведя, если бы тот столкнулся с его другом нос к носу! Последующие ночи все спали в избушке, переместив костер поближе к её входу.

          Осень, ожидая зиму, набросилась на тайгу с «влажной уборкой» - неделю, не переставая, шли промозглые дожди. Дичь отсиживалась в крепях. Даже рябчики, до этого охотно отзывавшиеся на пищик, словно «в рот воды набрали». Выручала пойманная на сеть рыба. Лишь раз им посчастливилось добыть пару куропаток. До начала промыслового сезона оставалось два дня...

          С полудня норд-ост разметал небесную хмарь, сорвал остатки золота с берёз, но всё ж таки оставил на утешение тайге рубиновые гроздья рябин. Парни, устав от вынужденного безделья, решили развлечься охотой на уток. Предвкушая наваристую шурпу, Валера с Андреем, балансируя вдвоем на вёртком обласке, отправились на вечернюю зорьку. Замаскировавшись на поросшем кугой островке, они ожидали лёта. Ветер стих. В сбившееся на западе одеяло туч опустилось солнце, окрасив и без того живописный пейзаж в необыкновенный оранжевый цвет. Граница между гладью озера и небом угадывалась лишь по чернеющей в дали пилке кедровника, напомнившей Валерию вершины Западного Кавказа на его малой Родине.

          Сибирская история близилась к завершению и парни всё чаще вспоминали альма-матер, родных и друзей, с которыми не было связи долгие месяцы. Вот и сейчас, оглушенные окружающим их великолепием, каждый думал о своём, навсегда запечатлевая то, что ещё недавно было для них мечтой.

          Пейзаж вдруг ожил. От дальнего берега отделился обласок, которым, ловко загребая с одного борта, управлял незнакомец. Парни терялись в догадках, кто это мог быть. Воткнув вицу в илистое дно, мужичек «заякорил» лодочку посреди озера в нескольких сотнях метрах от них и замер словно изваяние, ещё более заинтриговав парней.

          Над лесом, разрезая крыльями тишину вечера, летела вереница лебедей. Заглядевшись величием белоснежных птиц, парни прозевали стайку гоголей, с турбинным шумом промчавшихся над ними. Провожая их взглядом, они стали свидетелями того, как утки, облетая обласок с незнакомцем, вдруг спикировали прямо к нему. В тот же миг оттуда долетел звук выстрела. Из лодки выпрыгнула собака и, оставляя на зеркале воды «усы», поплыла подбирать битую птицу. Подобное повторилось ещё пару раз. Валерка тоже зацепил гоголя, и тот, отлетев, шлёпнулся недалеко от мужика. Помощница принесла добычу своему хозяину. Не дожидаясь сумерек, парни отправились к избушке, живо обсуждая странное поведение уток.

          Друзья пили чай у костра. Искры, отрываясь от языков пламени, тут же терялись в россыпи мерцающих на небе звёзд. Из темноты залаяла собака. Спросив разрешения, к ним, сильно прихрамывая, вышел «незнакомец». К его ногам, обутым в заплатанные сапоги, жалась черного окраса лайка. Извинившись за усердие своей псины, он протянул ребятам пару битых гоголей. Мужика звали Павлом. Возраст его не поддавался определению. По изуродованному шрамом худощавому лицу и недвусмысленным татуировкам на кистях рук, было понятно, что судьба с ним не церемонилась.

          Парни, предложив гостю чай, задали ему волновавший их весь вечер вопрос: «Как он подманивает уток?». Павел улыбнулся щербатым ртом, ответил: «Мне не жалко, я покажу. Только это вряд ли вам пригодится», - чуть подумав, заключил он.
 
          Валера, желая, во что бы то ни стало овладеть чудесным приёмом, не мешкая, достал из рюкзака армейскую фляжку, в которой булькали остатки НЗ. Павел, поблагодарив, выпил. Закуривая предложенную сигарету, прокашлялся и в свою очередь задал вопрос им – кто из них видел, как сокол бьёт уток? Парни переглянувшись, пожали плечами. «Заходит сверху, складывает крылья и падает камнем, со свистом рассекая упругий воздух!» - подсказал Павел, - «Этот звук предрекает уткам смерть, от того они и бросаются вниз, прижимаясь к любому укрытию».

          Павел, засовывая заскорузлые пальцы в рот, неоднократно озвучивал этот сложно воспроизводимый свист. Молодёжь усердно пыталась повторить. Со слов «маэстро», у Андрея получалось лучше. Переночевав, Павел позавтракал с ними утиной шурпой и, попрощавшись, отправился на своем обласке вниз по реке. Днем друзья продолжили «репетиции», подражая свисту соколиных крыльев, но применить приобретённые навыки им так и не пришлось. Вечером они не увидели ни одной утки. Над озером повис морозный туман.

          Утром пришла зима. Валерка с Андрюхой, ошарашено стояли на берегу, не зная, как им быть - озеро встретило их закованным в ледовый панцирь. Пока они вырубали вмёрзший обласок, из стылого неба посыпал колючий снег. Капканный промысел ондатры завершился, так и не начавшись. Парни не стали испытывать судьбу и, прибравшись в «доме», отправились к базовой избе.

          Уже в сумерках, на подходе к заготпункту, они учуяли запах дыма и ещё чего-то вкусного. Топилась банька. Возле склада стоял ГАЗ-69 с выцветшим тентом. Михалыч шаманил в избе у сковороды, на которой скворчали смачные куски лосятины. На следующий день «Козлик», разрезая снежную целину, уносил Валерку с Андрюхой в цивилизацию. Им не суждено было вернуться в этот край болот и озёр...

          Взволнованный мыслями о былом, Валерий ещё долго не мог уснуть. Память ворошила пепел его костров, что покоился под слоем прошедших с тех пор лет.


2015 год




Опубликован в журнале ;Русский охотничий журнал; №3 2018г.