Дом до потолка

               

               
                ( Юрке Сенютю посвящаю )


                1


       Сначала был звон трамвая, запах грозы, темнота и гул голосов на кухне, которые я не мог, одухотворить  в разборчивую речь.  Я и не пытался, ибо сам в те мгновения был частью мироздания, малой толикой волн Вселенского Океана.  Мир сливался в некое лохматое цветастое облако, сосотящее из звуков, запахов, температур, перепадов высоты - моя сенсорная система чётко и на всю жизнь запомнила это состояние между бытием и небытием, где есть всё, кроме понятий - мир сам по себе! Видимо, многие умы  заложили бы душу дьяволу, случись он рядом, что бы воочию увидеть этот  мир, и идти до предела, вплоть до  фотона...   Каюсь: эмбрионом я себя не помню, и даже врать по этому поводу не берусь!   Но вот этот неистребимый запах сгоревшего в паровозах угля  - он и по сей день будоражит меня запредельностью воспоминаний. Самое интересное, площадь Мясникова в Минске так и пахнет по сей день -  всё той же гарью, как и 50 лет назад,  и все думают, что это от выхлопных газов...
    
     Нет, это - запах моего рождения, моего прихода в этот мир.  Моего и ещё одного  человека - Юрочки.

      Готовили тогда на печках, невообразимыx сегодня, но дымовые трубы на домах  сурово свидетельствуют: было, было.  Трещали сухие дрова в печках, дым чёрным чёртом рвался в небеса, флейту водосточных труб рвало ароматной ливниевой водой.   
   Бабушка плещет из баночки в печку, от туда вырывается хищное пламя и зажигает бабушке волосы.  Она мечется по кухне, не зная что предпринять, потом хватает   тряпку …

   Я в восторге! 

   ...волосы гаснут сами по себе, а бабушку через несколько дней забирают в больницу. Все говорят: «В Новинки», но я не понимаю, что это такое.  (1)
   
    Снова кухня. Я вожусь с игрушечной пирамидкой на балконе – снимаю и надеваю разноцветные кольца. Нужно надеть сначала самое большое, а потом по порядку уменьшения, но эта задача для меня и вовсе не задача!  Я беру пирамидку за основание и сбрасываю все кольца разом! Они мчат по балкону и застревают в решётке, ограждающей балкон. И ещё раз, и ещё раз!  А в следующий раз я забываю надеть верхушку пирамидки, и она –малая размерами проскальзывает под ограду и летит вниз с третьего этажа прямо на трамвайные пути. Я тогда рыдал первый раз в жизни. Отчаянно и взахлёб, как потерявшийся птенец.  Я рыдал по верхушке, как по живому существу, возможно она и была одухотворённой силой моего чистого ещё воображения. Бабушка тут же пришла на помощь, мы побежали вниз, к путям, но сколько ни искали, так и не нашли верхушку, ни целую, ни раздавленную трамваем…

     У меня в руках две ложки. Я открываю  духовку газовой плиты, придвигаю стульчик и отчаянно барабаню по дверке при этом напевая: "Хотят ли русские войны, спросите вы у тишины..."
     Вторым хитом у меня было стихотворение "Ищут пожарные, ищет милиция..."  Я становился очень серьёзным и прямо выдавливал из себя текст, налегая на звук "Щ": иЩЩЩЩЩЩЩут пожарные, иЩЩЩЩет милиция, иЩЩЩЩут фотографы нашей столицы!!!
   
    А потом была шляпа…

    Шляпу носил дед. Сколько его помню, у него до самой его кончины в гардеробе были 3-4 фетровых шляпы благородного красно-коричневого цвета. Всё-таки, дед мой был пижоном – стригся раз в неделю под полубокс, выстригая виски, как советские панки в конце 80-х, каждое утро брился электробритвой «Харьков», на которой я любил рассматривать слона  с задранным хоботом.  Меня же не стригли до 3-х лет по причине моей затяжной лысости, боялись, что у меня вообще волосы не вырастут! Однако выросли – мягкие крупные кучеряшки, которые были в те времена так желанны для многих женщин, которые использовали для кучерявости приспособление БИГУДИ, смазывая волосы жигулёвским пивом. В три года дед торжественно отвёл меня в парикмахерскую на площади Ленина, в том здании, где сейчас гостиница Минск, возможно гостиница была и тогда и просто дед стригся в гостиничной парикмахерской. Поперёк подлокотников клали толстую, лоснящуюся от многих прикосновений доску и сажали меня на неё, а ноги я ставил туда, куда потом взрослые садились.
- Полубокс! – говорил дед торжественно, как будто посвящал меня в орден тамплиеров. Сам же стоял над душой у парикмахера и тот увивался вокруг меня ужом. Понятно, ни таких слов, ни тем более, метафор я тогда и представить не мог, но вот поди ж – отпечатались образы в загадочном сером веществе моей головы…   
      Наши с дедом походы в эту парикмахерскую прекратились внезапно и отчасти комично. Дело в том, что  на стенах парикмахерской по периметру висели портреты членов ЦК. Вот, в один прекрасный день я стал деда расспрашивать – а этот кто, а тот, а тот…   Дед честно и отвечал, а знал он много  для простого сварщика, поскольку ежедневно штудировал газету «Правда», нет что бы пивком прохлаждаться, как все нормальные сварщики… Вот дошла очередь до Хрущёва.
      - А это кто?
     -  Это Хрущёв, Никита Сергеевич! – отвечал дед.
        На что я вполне серьёзно, на сколько может быть серьёзно сказанное карапузом трёх лет, заметил:
      - Это же такой гад, такая сволочь!
       Нет, ребята, в семье у нас с этим было всё в порядке!  Бабушка аккуратно  уничтожала письма, открытки и старые газеты, даже недельной давности! А 7-го ноября накрывался пышный стол и звучали вполне откровенные здравницы в честь нашей великой Родины! Дело в том, что я почему-то очень не любил лысых. Ну как в сказке – бойся рыжих и лысых! Вот лысый Никита и показался 3-летнему ребёнку монстром и отвратительным гадом!  Как бы то ни было, дед подхватил меня в охапку и более мы там не бывали, а может быть и бывали, но позже, это память моя не сохранила…
       Вы можете усомниться в правдивости моих слов, мол, откуда у ребёнка  такой лексикон : «гад», «сволочь», отвечаю не тая – от моей прабабушки, Марии Ивановны!  Однако про неё и деда «Лямку» напишу ниже, если не увлекусь чем-то другим.

     И так, шляпа...
    
     Дом наш на площади Мясникова – одинокий утёс. Жизнь кипит вокруг недалёкого от нас вокзала и уходит вслед за трамваями по Мясникова, переходя в Горького, дальше, дальше, к Оперному театру, куда мне вообще было невообразимо добраться!  Обычно мы гуляли вдоль по проспекту. Для этого надо было перейти площадь Ленина, а что бы попасть на площадь Ленина, нужно было пройти короткой, но широкой улочкой мимо булочной с вечным ароматом на всю округу, а выше в моей памяти  сохранился рыбный магазин, где в центре прилавков гордо стояла бочка с чёрной икрой. За эту чёрную икру я натерпелся насмешек и издевательств на различных форумах, но всё-таки я убеждён – был и рыбный, и была в нём бочка! А справа начинался Дом Правительства и стройной ширенгой стояли голубые ёлки. Мне нравилось забраться под ёлку, да так, что бы меня не было видно. Пахло хвоей и можно было представить себя в лесу. И вот, идём мы с дедом мимо булочной, доходим до ёлок и тут – как дунет! У деда сорвало с головы его фетровую пижонистую шляпу, сначала подбросило её высоко вверх, а потом шляпа упала, но не пляшмя, а на обод, и ветер погнал её по площади, как колесо. Дед бросился в догонку, но шляпа явно выигрывала этот забег, безнадёжно удаляясь!   Я хохотал до боли в животе  и не мог остановиться, впервые ощутив вкус юмора и комичности ситуации!  А ветерок смилостивился над дедом и на другой стороне Дома Правительства оставил шляпу в покое.
   
     Был и другой маршрут. Это зависило от моего настроения. Бывало, дед сажал меня себе на шею и  я, как всадник лошадью, управлял дедом.
    - Ы!!!!  - говорил я, и хлопал деда по правой щеке и тот шёл правее.
   -  Ыыыыы!  - и мы заходили в вечно тенистый и прохладный сквер и шли насквозь, пока не упирались в старенький  автобус, приспособленный под тир. Дед покупал 5-10 пулек и учил меня стрелять. Тут и выяснилось, что я левша! Экзамен провёл сам   товарищ Тирмэн (2), отставной вояка, вся грудь в медалях и культя вместо левой руки.
    - Ну-ка, держи палец и смотри двумя глазами, - он не сюсюкал, как иные взрослые, наведи палец на мельницу... Так... Теперь .... - и он ладонью закрыл мне левый глаз, - Что видел?  Отскочил палец?
     Палец действительно  "отскочил" в левую сторону! 
  - Он у вас, дед, левша, и теперь стрелять мы будем учиться с левого плеча и целиться левым глазом.
     Так зародилась моя стрелковая инаковость, скажу честно, весьма не удобная при стрельбе из  АК-74 - газы и гильзы при таком положении оружия бъют прямо в лицо и к этому надо привыкать. А в награду - точное попадание!
    Отстрелявшись, мы пересекали Привокзальную Площадь, и тут я уверенно  направлял деда к магазину детских игрушек. Там меня интересовала одна единственная вещь - огромная, на весь магазин, игрушечная железная дорога, с настоящими паровозами и вагонами, со стрелками и стрелочниками, с переездами, и - главное! - она была действующая! Кто и где мог купить, а потом расположить это  игрушечное чудо, для меня  до сих пор остаётся загадкой, но тогда я вожделел именно её.
   - Нет, братка, - говорил дед, - нет у меня таких денег, - может купим тебе пистолет?
     Но ничего иного, как железная дорога, я не хотел, и мы отправлялись восвояси. Теперь дед держал меня за руку, сославшись на то, что устал, и я брёл сам, в очередной раз удручённый... 
     Ванной тогда у деда не было. Был туалет и огромная прихожая. Взрослые, очевидно мылись в бане, а меня купали тут же, в единственной комнате. На стол ставилась цинковая ванна, казавшаяся мне бассейном, холодную воду разбавляли бурлящим кипятком.  Помню, каждый раз при погружении в воду у меня наступала эрекция.
   - Бабушка, - орал я, - у меня писька одеревенела!!!   Почему???
   -  Не знаю, - врала бабушка, а может и правда не могла понять, как это у ребёнка 2-х с небольшим лет может быть стояк!
      Помню, много позже, поделился этим воспоминанием с другом детства Серёжкой Г.  Оказывается и он испытывал то же самое, только купала его мама и сильно пугалась да орала на него: "А ну-ка быстро опусти!!!"  Серёжка плакал: " А я не могу-у-у-у....   Она сама-а-а-а...."
     А этажём выше жила собака Тишка - добродушный дворовый пустобрёх, лохматая симпатяга, которого я тогда панически боялся.
   
 - Тишка!!!
   
      И я мгновенно забирался к деду на руки, или мчался скорее спрятаться за дверью. А тут нарядил  меня дед на 1-е мая в новые ботиночки,  и я пошёл первым во двор.  Тут и показалось мне, что Тишка загавкал. Я бросился бежать вниз по лестнице, но коварные ботиночки заскользили своей новизной по ступенькам, и я бездарно упал, разбив при этом нос. Дед тут же помчался со мной в близлежащую больницу, потом оказалось, инфекционнную, где меня уложили в стационар, а спуся пару дней я там подцепил какую-то заразу, короче, влип серьёзно. Разбитый нос  зажил через пол часа, а в больничке этой я задержался чуть ли не на три недели!  Там была полочка для передач, но я, самый младший, даже не знал про это. Все передачи, что носил мне дед дважды ежедневно - всё поедалось большунами, и вышел я на волю со впавшими щеками. Дед любил показывать каким: втягивал щёки и закатывал глаза. Видимо, это было смешно, потому что все смеялись, когда он это рассказывал. Но мне было не до смеха. Когда дед пришёл меня забирать из больницы, я набросился на него с кулаками:
 
    - Почему ты ко мне не приходил!!!  - кричал я и плакал отчаянно!
      
     На выходные у нас собирались гости. Приходили дед "Лямка" (Янка) и баба Маня - мои прадед и прабабка. Прадед, седой какой-то яркой, серебрянной белизной, но без намёков на лысоватость, в чёрном железнодорожном мундире с перекрещенными молотками в петлицах,  бабка - в  вечной косынке, с глубоко посаженными маленькими глазками напоминала  пожилую черепаху.  Прадед был отчасти образован ( ну ещё бы, всё-таки всю жизнь он служил на железной дороге), прабабка же  произносила лишь несколько слов в зависимости от ситуации: "сувовочь" и ".. а халера яго ведае...".   Они вседа приносили "Вадимушке" конфеты, которые прадед называл "цукерки". Ещё он говорил "пиать" вместо "пять" и  малЕнький вместо мАленький, хотя речь их была русской речью.  Пращуры приносили  на одежде  какой-то  непонятный запах - то ли нафталина, то ли канифоли, и вместе с их уходом исчезал и запах. 
     Ровестники Маяковского, мои пращуры сумели пережить две революции, две мировые войны и революцию с гражданской войной, оккупацию, коллективизацию... Ещё б с десяток лет, и дожили бы до  Перестройки, но бог не дал...  Прабабка никогда не работала, а прадед всю жизнь отработал на железной дороге, даже когда он вышел на пенсию, он носил  чёрную железнодорожную форму. Как тут не вспомнить ильфо-петровского Фунта! Так и мой прадед работал на ЖД и при царизме и при капитализме, и при нэпе, пережил все партийные чистки, ибо партийным не был никогда, работал при немцах, может быть поэтому семья наша и выжила. Мать рассказывала душещипательные истории, про оккупированный Минск, как дед пил чай сладкий, а у них был без сахара. Тогда тот брал кусочек сахара и водил им по дну стакана, а потом давал  моей матери, Элле, и брату её, Толику, попробовать чуток.
   Сладко!!!
   И те, наивные, хватали кусочки сахара и усердно тёрли днища стаканов, но чуда не происходило. А прадед посмеивался и давал им вновь хлебнуть из своего волшебного стакана. Он был единственный кормилец и добытчик в семья, вот его и прикармливали, что бы вытянуть смогли все.
   И вот же чудо: у немцев работал, а наши пришли -в расход не пустили. В нашей семье много таких фактов, которые не соответствуют официальной истории. 
    Приходили дядя Коля и тётя Шура. Дядя Коля - инвалид без ноги, тётя шура - полная, всегда весёлая женщина. Кто они - убей меня - я не знаю.  Людка - ещё ребёнок, моя двоюродня тётка, Жорж - её отец, Лариса - ещё живая, сестра моей бабушки, мать Людки, возможно, какие-то соседи, или знакомые, но всё-таки, я думаю, в те времена собирались в основном семейными кланами.  Если выпивали, то очень мало. Весь вечер играли в дурачка, судачили, потом пили чай и чинно расходились. А хули? Телевизора тогда ещё не было, а времени было, судя по этим посиделкам - навалом.  Я  тёрся тут же, рядом. Когда появлялись "битые" карты, их давали мне и я играл с ними на свой лад.
    Однажды случилось  грандиозное застолье. Толик, мой дядька, брат матери женился.  Я же облюбовал себе место на кухне под дюралевым столом, сидя на перекрестье, которое для меня в аккруат годилось как стульчик. Тут же составляли пустые бутылки. Оказалось, не совсем пустые. Вадимушка опрокидывал пустую бытылку и несколько капель вина, или водки всё-таки попадали в организм.
Когда попадалась бутылка с вином, Вадимушке нравилось, и он говорил:

- Аааааа...
   Когда попадалась коньячная, или водочная бутылка, Вадимушка морщился и гофорил:
- Фееее....

 Бутылок было много и Вадимушка первый раз в жизни напился пьян.

   ... я  выбрался из-под стола, явил себя городу и миру и сплясал какой-то неистовый танец с саблями, после чего упал, заснув в движении мертвецким сном. Свадьба шла своим чередом, а меня унесли к соседям в другую квартиру, где я и проспал (по словам мамы) двое суток. "А мы выбегали послушать - дышит, или не дышит", - рассказывала мама много-много позже. Такова была изначально цена моей жизни. Что поделаешь - дети войны, мои родители. Я простил их давно...
     А в то же самое время...  И в том же самом доме, только в другой квартире тоже родился мальчик. И нарекли его Юрием, но не в честь Гагарина, потому что год был 1960-й, хотя кто знает, может быть потом переименовали, но это нам не известно.
    Я напрчь не помню историю нашего знакомства, но знаю лишь одно - Юрка идёт со мной по жизни параллельно, и никакие  жизненные перепетии не прерывают нашу дружбу. Я долгое время жил в Бресте, лишь на каникулах бывая у деда с бабкой, но всё это время мы проводили с Юрочкой вместе. Это была и остаётся дружба взахлёб!  У нас никогда не было сугубо шкурных интересов друг по отношению к другу.  Мы игрались у нас, потом шли к нему. Но нырнуть так далеко во времени, как я пытаюсь , довольно трудно, а более поздние наши отношения не попадают в сферу моего рассказа-исследования. 
    Во всяком случае, сам Юрочка хорошо помнит, как я разбил нос и попал в больницу!
    Однако, подспудно многим верховодит мой дед! Вот и сейчас он спустился во двор следом за нами. Потом он сходил в подвал и принёс железку. Железка эта - ключ к водопроводу. А на водопровод надет шланг! Ура! Сейчас мы будем поливать двор!  И вот мощная струя вырывается из шланга. Пробившееся сквозь листву солнце играет в каплях, летящих во все стороны и на мгновение мы видим настоящую радугу!   Потом дед сворачивает всё хозяйство и мы все вместе спускаемся в святая святых -наш подвал. Дедов сарай особенный. Тут наведён идеальный порядок, все вещи находятся на своих местах, а сам сарай аккуратно обит досками. Пахнет свежей древесиной. На потолке вспыхивает лампочка - а соседи до сих пор ходят в подвал со свечками! На стене висят аккуратно смазанные лыжи разных размеров, в специальной коробке с ручкой отдыхают молотки, клещи и прочая утварь, "стрУмент", как говорит мой дед. А дома уже ждёт обед, постаралась ббабушка, но Юрочка стесняется, возможно ему и не разрешают кушать в гостях, я не знаю. Но дед неумолим.
- Юра, кушай!  - это вмешивается бабушка, руки в боки и пристально смотрит на моего друга. Ведь он должен показать пример для Вадимушки.  У Юрки слёзы на глазах, но он подчиняется и подаёт пример!  Эх, думаю, кто б меня чейчас заставлял кушать!!!
       И вот мы сидим друг напротив друга и улыбаемся, а дед уже придумал новое развлечение для нас -удочки!
      Ловить рыбу прямо во дворе, скажу, не самое увлекательное занятие. Ну раз забросил , два, пусть даже три, а дальше становится скучно. Тогда удочки превращаются в шпаги (сабли, пики, мечи -любое оружие ) и мы отчаянно сражаемся, стараясь не попасть друг в друга. Точнее, мы просто слегка прикасаемся "шпагами" одна к другой, при эи этом приговаривая: Э!-Э!-Э!!!  Нитки от удочек -импровизированная леска - путаются одна за другую, да так, что и распутать не получается. Но мы  не теряемся -  ставим удилища вертикально, натягиваем нить, как праздничный транспорант, и вот, мы уже идём на демонстрацию, при этом губами усердно выдуваем какой-то маршевый мотив, каждый свой. Так и дефелируем мы с Юркой вокруг двора. К концу первого круга и демонстрация нам становится скучно и мы бежим к моей бабшке Зине, которая невероятноым образом распутывает все хитроумные узлы.
     В наш дом можно попасть с трёх сторон, поскольку он и построен треугольником, и за свои 56 лет жизни такого второго дома я ещё не повстречал! . С парадного входа, главного, где огромные чугунные ворота навеки заперты, это огромная, в два этажа арка, где славно кричать, затем прислушиваясь к эху собственного голоса, а ещё лучше играть по решётке ворот палкой, как по струнам, тогда получается завораживающая музыка.  Через  боковой вход, мимо мусорки, куда ходит дед Виня на работу, ТОНКОСУКОННЫЙ КОМБИНАТ. Уже раздобревший на советских харчах после 3-х лет немецкого лагеря. Шагает он бодро, животом вперёд и кажется, что у него всегда хорошее настроение. Есть ещё одни ворота, прямо на площадь Мясникова, но они даже не закрыты, они заварены сваркой на веки вечные. Кто-то очень сильный сумел немного раздвинуть прутья решётки в стороны и получился лаз, как раз пригодный для нас с Юрочкой. Но дедам путь туда заказан -того и гляди застрянут!
     Трамвай тогда делал поворот на площади и мчался вдоль Мясникова, либо к Вокзалу, либо вниз по улице, до самой  Республиканской, где и кольцевался и мчался обратно. При повороте трамвай выл  голосом какой-то реликтовыой твари, звонили звоночки, видать, с Того Света, и снопы фиолетово-белёсых искр  обильно посыпали Площадь Мясникова.
     Я не случайно ещё раз помянул трамвай, потому что как раз напротив Главных ворот дома, где сегодня трамвайное кольцо, был пустырь. В одну сторону - привокзальный сквер, прямо -Западный Мост...  На сухой глинистой земле буйно росли ромашки, не садовые и не полевые, а малюсенькие с мощным коротким корнем,  и мощнейшим  ароматом, если нарушить стебель.  Медицинские –подсказывает мне всеведущий ГУГЛ.  А мы колупаемся слабенькими детскими совочками в каменной глине, брызжет сок из стебелй ромашек, мы перепачканы, как черти, но настроение замечательное! 
    А вечером мы играем у Юрочки. У него полно игрушек, и я немного завидую ему.  Когда все игры переиграны, мы начинаем строить дом - наше самое вожделенное желание - дом ДО ПОТОЛКА.   Что бы до потолка было ближе, мы подставляем стул и начинаем строительство со стула. Всё равно конструкция получается шаткой, чем выше, тем вертлявее  эта башня и в конце концов она рушится. И мы начинаем снова и снова, ни духом не ведая историю про иную Башню,  Вавилонскую ...

               
                2

- И что же, ни разу мы не допетрили стул поставить на стол, и уж от туда гнать стройку?

   Мы сидим в симпотном ресторанчике на Пулихова, стилизованном под Казахскую чайхану.   Когда-то при советах назывался "Дастархан", нынче тоже какой-то "хан", но убейте меня - не помню!  Прошло 16 лет, как мы не виделись и более полувека со времён наших воспоминаний.
Много воды утекло, да и не только воды... Всё меньше друзей, всё больше молодёжи и могил вокруг тебя. Я уже более 20-ти лет живу в Штатах, он упирается на поприще электроники в Минске. Последнее время не очень удачно.  Я в постоянной завязке,  для него пузырь в день, как  рот прополоскать.

- Ну не допёрли, - отвечает он , пожёвывая солёный огурчик, - маленькие были...

   Говорить особо не о чем, но так и было всю эту странную дружбу, ведь мы росли в разных социумах, долгое время в разных городах, а теперь в разных странах. Выручает, что я болтун по природе, а Юрочка всегда информативен, вечно он в курсах кто что изобрёл, где чего взорвали, кто и как разбогател, или разорился... Мне всё это по барабану, одна тема же не увядает: музыка. Точнее записи. За всю нашу не очень длинную жизнь мы пережили несколько  поколений носителей и систем воспроизведения, начиная от обыкновенного радио, затем чёрно-белого телевизора и радиоллы "Эстония", который по сути был отличным ламповым агрегатом, вкусно пахнущим и даже подмаргивающий одиноким зелёным глазом, лампового магнитофона “Айдас», а потом и транзисторного «Весна»,  и снова ламповая «Нота», и вереница «Аккордов», «Вег» и вот, на тебе – компьютеры, интернет! Информации валом и всё бесплатно, а главное –сиюсекундно! Всё ранее вожделенное и недоступное ныне аккуратно выложено на сайтах –на бери. Ну мы и не заморачиваемся, берём. Проблема нынче принципиально иная – не где достать, а что слушать, или смотреть.

- Помнишь как мы Мануэля запиливали на Эстонии?
- Тунайт, тунайт!!!
- Да что Мануэль, помнишь я принёс Элтона Джона! 
- Да, дикарями были, прогнать Элтона Джона на Эстонии чистый садизм!
-  Что-то водка быстро кончается... Закажу ещё грамм 300?
-  Может, хватит?
- Ладно, 300 и по домам!  И ещё по чебуреку!

   Мы пьём со смаком и со знанием дела. Каждая выпитая рюмка прибавляет вдохновения, любви, памяти и разума. Во всяком случае, нам так искренне кажется. Кабак пуст. Мне не понятно как они вообще выживают. Но вот в этом и кроются тайные  преимущества социализма над капитализмом. Эту якобы казахскую карчму в Штатах уже давно бы 10 раз продали и перепродали за долги, а тут – как открыли ещё при Андропове, так она и радует местный люд, у кого немного водятся деньжата. Нас в зале двое, а обслуги – человека четыре!!!  Правда, мы и напили и наели баксов на 60…   Отбивные с гарниром, чебуреки, салат.
   При каждом  подобном заседании Юрочка наговаривает мне целый ворох воспоминаний из сопливого детства, которые я честно к утру забываю, а потом рука так и не доходит, что бы записать хоть что-то.

   - А помнишь, дед тебе клюшку купил и шайбу? Он ещё обмотал клюшку плоской верёвкой, а к нему во дворе доебался один пацан постарше: «Трэсне! Трэсне!» - потому что дед бечовку эту прибил маленькими гвоздиками!
  - Так мы и в хоккей играли??? – удивляюсь я.
- Да какой хоккей! – Юрочка машет руками, подражая своему кумиру, Никулину, тоже Юрочке, - дед ставил меня с одной стороны, тебя с другой и мы били по шайбе по очереди и смотрели пока она не остановится…
   Я что-то смутно начинаю припоминать…  Да, лёгкий морозец. Неуклюжая шуба и неизменный шарф. Спина потная. Щёки горят. Неизменный запах гари… «Трэсне! Трэсне!»  Щербатый пацан. Дед кажется мне великаном.
- А как ты на плавание попал, - перевожу я тему.
- Просто: пришёл тренер в школу и отобрал.
- Надо же! И ты же чуть до кандидатов не дорос!!! – я уважаю чужие спортивные достижения, хотя понимаю , что кандидат в плаванье – это как 2 – й разряд в спринте на стадионе.

   Всё, что с нами сейчас происходит можно коротко обозвать «былое и думы», потому что настоящего у нас нет, так уж сложилось.  Значит, будем это настоящее создавать! Пусть медленно и нелепо. Ведь нельзя же похерить дружбу длинной более, чем в пол века!

   - Мамка тебя хотела видеть, - говорит Юрочка.
  -  Так в чём проблемы? Приглашайте – когда и во сколько? Что иметь при себе?
  - Ну так давай на днях?
 - Давай, -  соглашаюсь я охотно, но жизнь  распорядилась иначе.

   Началось всё с того, что я зачем-то попёрся курить один.  Стою, курю, тут выходит мужик и становится рядом.   Я и говорю мужику:
- Хули тут встал?

 А тот смотрит на меня растеряно и говорит:

- Ты что, меня не узнаёшь?

  Я честно пытаюсь узнать, но не могу!  Ну мужик и мужик! И вдруг меня осеняет :   да ведь это же Юрочка, просто чрезмерно взрослый, видимо, такой, как его и видят все!  Просто в темноте бара мне лицо его и сам он представлялись  ТЕМИ, далёкими, да так ярко и отчётливо, что я сам поверил в эти давно несуществующие черты.

  Я делаю шаг со ступеньки и подворачиваю стопу – да так неуклюже и болюче, что не могу больше наступать на ногу.

  - Давай, я тебя домой отволоку, - говорит Юрочка.

   Он взваливает моё плечо себе на шею и мы  начинаем ковылять к моему дому, который, (благо!) совсем неподалёку, во дворах по улице Андреевской!

    Возле дома Юрочка сваливает меня на скамейку, что бы передохнуть для второго рывка на 4-й этаж, но тут я вспоминаю, что забыл на столе свой телефон.

  - Ну, время ещё детское, - говорит Юрочка, -сейчас я сбегаю, быстро.

   И он ушёл за моим телефоном.

   Спустя же минут пять-десять ко  мне докололся какой-то  молодой совсем ещё парень. Лет 20 от роду максимум.

   - Мужик, чего тут сидишь?
  - Да живу я тут, -  вспоминаю я анекдот про  Крокодила, но новое поколение, уже постпепсиколовское, я бы их назвал «поколение Уиндоуз-10», наших анекдотов не то, что не помнит, оно и не слыхало их никогда во втором поколении!
    - Что-то я тебя не помню, - грозно говорит мне пацан, и явно демонстрирует, что меня не боится.
   - Это потому что, родной, когда я тут жил, ты ещё не родился. Вот и весь бином Ньютона.
   Пацан пошёл в подъезд, бубня, что-то про слишком умных, и я шмыгнул за ним, так как не мог никак запомнить секретный код на двери из  шести-восьми цифер. Когда я поднялся на 4-й этаж, я понял, что оказался не там. В сердцах я выматерил Юрочку, спустился и пошёл через двор к СВОЕМУ дому, который возвышался тут же на горке. 
   
     Ноги подкашивались. Не помню, что бы водка так давала по ногам!  Вот, мозги соображают, даже очень, а ноги не держат!  Шаг, ещё шаг и вдруг колено правой ноги уходит вниз, перепрогиб и ослепительная вспышка боли пронзает мой мозг! Я падаю, как сражённый пулей в сердце. Падаю всем телом вперёд, лишь каким-то давнишним, хорошо отрепетированным инстинктом, успеваю подставить ладони, но голова всё равно немного касается асфальта и на лбу появляются маленькие капельки крови. Пытаюсь встать. Тщетно – та же пронзающая боль не позволяет мне подняться. Я делаю ещё несколько попыток и наконец понимаю, что оказался в совершенно глупой ловушке!  Лежу под окнами собственного дома, но не могу позвонить дочери, так как нет телефона, Юрочка, за телефоном ушедший, теперь может меня не найти, а сам я не в состоянии двигаться. Одна надежда была на прохожих, но как на зло в такую рань двор наш как вымер! Видать, суббота и все жители дружно храпят на дачах, и дела им нет до бедолаги, прозябающего во дворе.  А если менты?  Довольно с меня ментов!  Шурин мне уже организовал тут тёплый приём в вытрезвителе!  Эк я тогда рассердился!  Но ничего, простил засранца, он всегда был трусом, шурин мой, испугался как бы я чего не натворил…   Видать, одна Ася знает меня и не боится ничего, а легенды мои о себе самом оживают и ведут самостоятельный образ жизни, подменяя собой автора…  Но Ася далеко, за Океаном, видимо уже встала, или торопится на работу…  А в сумке сидит Майка – собака моей младшей дочери…  А жара неимоверная в Нью Йорке… А тут я дышу, дышу, дышу  и не могу восполнить запас Родины в своей крови! Впрочем, с асфальта надо  уходить…  Точнее, скатиться!  Колбаской!  И я качусь в сторону, в густую минскую траву. Нынче, при Луке тут порядок – газон косят регулярно. Поэтому трава густая и упругая, просто как ортопедический матрас!  Я ложусь на спину. Боли практически нет. Надо мной купол… нет – пропасть, чёрная пропасть Вселенной по которой  рассыпали сияющие  бриллианты звёзд.  Вот циферка  3, или буковка З – это Кассиопея. Я узнал об этом созвездии лет в 6 из «Детской Энциклопедии».  Пол века прошло, Боже мой, пол века!!!  Я пытаюсь представить ту бездну времени, разделяющую меня, шестилетнего и нынешнего, и не могу, потому что мне  кажется, что я всё тот же, что я и не изменился с тех пор, как и Юрочка не изменился. Когда начинаешь об этом думать, трудно не поверить в вечную душу, в которую, как на хард-драйв записывается вся информация прожитого тобой…  А потом – жёсткое форматирование, и кто-то другой проживает новую жизнь, а может быть и иначе, просто информация поступает в какой-то бОльший хард-драйв, а может ни куда и не помещается, а просто уходит в бесконечность, рассеиваясь в Космосе,  уменьшаясь, но никогда не становясь нулевой, и именно в этом твоё космическое предназначение, как и предназначение каждого!
     Я прислушиваюсь к боли. Её нет. Но лишь только я делаю попытку встать больвозвращается, удесятерённая, и я смиряюсь со своим положением. В конце концов, будет утро и рано, или поздно кто-то заинтересуется валяющимся в траве телом… Попрошу сходить домой, вызову Леру…
   Боль отпускает и я начинаю дремать под симфонию городской тишины.  Где-то далеко, в прошлой жизни, гремят вагоны и слышны свистки, волшебный запах железнодорожной гари приносит мне тёплый июльский ветерок, запах Минска, запах детства, запах начала 60-х…  Вдруг я становлюсь гигантом! Я стою равный средь звёзд, и каждая звезда –кубик. Рядом стоит дом, который почти что достаёт до Космического потолка. Тогда я прямо из пространства беру недостающий кубик…      
    Я просыпаюсь. В руке пусто. Дом пропал.
    Всё-таки здорово, что я не успел его достроить, думаю я, стараясь не двигаться, вот утро придёт, и Юрочка придёт…  Может быть, снова пойдём в кабак и на этот раз просто помолчим, потому что настоящее именно сейчас начало складываться…
7-е января 2017 , Бруклин.   
   

















1. Новинки - тогда пригород Минска, знаменитый республиканской психиатрической лечебницей. В Минске - имя нарицательное.
2. см. Г.Л. Олди  "Тирмэн"