Миша

На четвёртом курсе универа, в самом начале, начиная с сентября и вплоть до конца семестра, я жил в съёмной квартире вместе с соседом. Вообще, терпеть не могу жить с кем-то. За всё время я жил с пятью новыми соседями. То есть каждый раз нас было два человека в комнате. Я три раза менял квартиру за пять лет, но соседи менялись чаще в связи с тем, что их после первой же сессии отчисляли из учебных заведений, в которые они были делегированы родителями. Мне в этом смысле оказалось свойственно некоторое постоянство. Из пяти соседей нормальными людьми оказались только двое. Нормальность я определял очень просто: если при отчислении соседа я был рад этому событию – значит, он далёк от понятия нормальности. Два раза я действительно сожалел о том, что мне придётся обзавестись новым соседом, а три – искренне радовался и мысленно помогал им упаковывать вещички, открывать двери и идти на все четыре стороны. И всё же сколько я ни жил с соседями, даже при условии их абсолютной нормальности и адекватности, вывод мной сделан был один – по-настоящему во всех смыслах комфортно жить только одному. Forever alone и всё такое. Ещё один человек в комнате – для меня это перебор. Мне никогда не доводилось жить с девушкой, поэтому не могу сказать, есть ли какая-то разница, но жить с парнем мне было некомфортно. Во-первых, я общительный человек исключительно в меру, и ненавижу, если кто-то вмешивается в моё личное пространство в момент, когда у меня нет настроения, или же я просто хочу побыть один, во-вторых, нахождение лишнего человека в комнате напрочь лишает меня возможности вести себя естественно, поэтому ежедневно у меня было такое ощущение, будто я круглосуточно нахожусь на каком-то очень официальном мероприятии и испытываю все связанные с этим психологические неудобства, в-третьих, сам факт того, что на тебя постоянно смотрят, я думаю, мало кому может быть приятен. Это похоже на какой-то постоянный контроль твоей домашней частной жизни со стороны абсолютно чужого человека. А если при всём при этом ещё и человек, мягко говоря, не очень хороший, то тогда все вышеизложенные факторы усиливаются в разы, и каждый новый день становится этаким испытанием на прочность. Больше всех моих соседей меня привёл в шок последний – Миша. Наверное, я ещё очень долго буду ассоциировать это имя с крайне негативными вещами. Когда я его первый раз увидел, в моих мыслях проскочило что-то вроде «чё-то странный какой-то». А потом я узнал, что у него ДЦП. Я человек по природе довольно жалостливый, и мне до поры до времени и впрямь было его жаль, потому что диагноз крайне серьёзный. Миша весь трясся так, словно у него внутри стоял вибромотор, как в мобильниках, который постоянно жужжал и никогда не давал ему отдыха. Из-за этого движения у него были дёрганые, походка с подскакиваниями; чай в комнату я помогал ему доносить, чтобы не расплескать жидкость по полу. Сам он был худой до такой степени, словно его не то что не кормили, а ещё при этом денно и нощно нагружали рабским трудом. Он мне своим телосложением напомнил Смегола из «Властелина колец»: такой же тощий да и лицом чем-то похож. Кстати, черты лица у него были довольно своеобразные. Он не стрёмный, просто что-то было явно не так. Наверное, это тоже влияние его болезни. Но, как он сказал, нужно радоваться, что он не лежачий, а может ходить и учиться. Поступил он, кстати, в техникум. Сначала мы с ним даже подружились и дружили бы так до самого его отчисления, если бы не один случай. Здесь следует сказать, что я бываю очень принципиальным. Иногда моя принципиальность доходит до абсурда, и я это понимаю, но мне норм. Из-за какой-то, как может показаться со стороны, сущей мелочи я могу месяцами не разговаривать с человеком и подвергать его абсолютному игнорированию, причём неважно, близкий он или просто знакомый, парень или девушка. Если он сотворил что-то такое, что мне пришлось очень не по душе, то на примирение потом шанс такой, что его нет. Так произошло и с Мишей. У нас в квартире наличие интернета целиком и полностью зависело от меня. То есть я его оплачивал и раздавал вай-фай. Миша вполне успешно ним пользовался и никогда не изъявлял даже чисто формального желания хотя бы частично помочь мне с оплатой. Я совершенно не жадный. Могу легко занять деньги на любой срок, могу поделиться чем угодно и помочь материально любому человеку, которому моя помощь нужна. При этом в душе у меня никогда не возникает чувства, что мне жалко, даже наоборот. Какая-то странная чрезмерная щедрость, которая в некоторых ситуациях меня подводит. Люди имеют свойство наглеть и садиться даже не на шею, а влазить прямо на голову, на самую верхушку и сидеть там до тех пор, пока я их оттуда не пну. Миша в этом смысле преуспел. Он, так сказать, понял службу. Ему было восемнадцать лет, мне – двадцать один. Как я уже говорил, в плане телосложения нам нечего было и равняться. Он дышал мне в живот в смысле роста и весил, наверное, около пятидесяти килограммов, в то время как я - больше девяноста. Я к тому, что он прекрасно осознавал тот факт, что, в случае чего, даже один несильный толчок с моей стороны повлечёт за собой серьёзные травмы для его неокрепшего тельца. И несмотря ни на что он вёл себя более чем вольготно: позволял себе колкости в мой адрес и трогал мои вещи без разрешения. Колкости он всегда говорил с дурацким смешком, мол, это шутка, и тут нечего обижаться, но на самом деле мы оба понимали, что он говорит это вполне серьёзно, и втащить ему за это было бы не то что не грех, а и даже очень нужно. Меня всегда останавливали две вещи. Первая, и главная, - это его диагноз. Что, если я его неудачно ударю, и он, чего доброго, копыта двинет? Потом расхлёбывай не хочу. И вторая, - это если с копытами будет порядок, то как мне потом с ним жить? После таких событий он мне станет донельзя противен, а до конца семестра и возможности попробовать сменить квартиру ещё целых три месяца. Поэтому я иногда его словесно просил угомониться во избежание возникновения неприятной для него ситуации. В остальном же он продолжал чесать языком под видом безобидных шуточек. Но это ничего. Ещё я временами замечал, как мои вещи загадочным образом меняли своё местоположение. У меня в вещах всегда порядок. Всё лежит на своих законных местах. И я отношусь крайне негативно к тому, что мои вещи кто-то перемещает без моего ведома. И, скорее всего, не просто перемещает, а пользуется ними, пока я сижу на парах. Миша, видимо, думал, что я не слежу за своими вещами. Хотя, может, и вообще ничего он не думал. Если я молчу, то почему бы не продолжать перелазить с шеи на голову? И вот так это всё накапливалось у меня в течение почти 3 месяцев, пока не настал, наконец, час расплаты. Вернее, как час расплаты… В один прекрасный день я проснулся и понял, что общий интернет меня больше не устраивает. Дело в том, что его скорость раздаётся на двоих, и по какой-то непонятной для меня причине приоритет почему-то принадлежал ноутбуку Миши. То есть если он начинал чего-то там делать в интернете, то у меня скорость падала настолько, что удовольствие от пользования пропадало напрочь. Медленный интернет – это гарантия расшатанной нервной системы. У меня возник этакий экзистенциальный вопрос – почему плачу я, а пользуется он? Поэтому я попросил Мишу больше не подключаться к моему вай-фаю и сменил пароль к нему. Он остался совсем без интернета, но почему меня это должно беспокоить? Я знал, что деньги у него есть. Наконец-то я начал нормально пользоваться всемирной паутиной! Сутки. На другой день я вернулся с пар и, как обычно, залез в паутину. Однако сразу же невооруженным глазом заметил, что со скоростью снова какие-то неполадки. Я взглянул на Мишу. У нас была довольно небольшая комната, поэтому расстояние между нашими кроватями не превышало полуметра. Одно это предложение позволяет оценить весь тот дискомфорт, который доставляет мне сосед. Когда я посмотрел на него, он с нескрываемым интересом пялился в экран ноутбука с таким умным видом, словно он рецензирует докторскую диссертацию. Мне показалось, что проблемы в нём быть не может, ведь я сменил пароль, а взломать вай-фай у него просто не хватит мозгов, поэтому я начал искать проблему в своём ноутбуке: перенастраивал вай-фай, перезагружал ноутбук, залазил в такие дебри настроек, что даже сам себе удивлялся и не понимал, как я вообще сюда смог залезть. Пару дней я долбался с ноутбуком. Два дня я просто просиживал за ним в полном непонимании того, почему интернет плохо работает. Но тайное всегда становится явным, не так ли? И вот на третий день вечером, когда мои нервы уже были натянуты, как струна, которая вот-вот порвётся, Миша пошел мыться, бросив свой ноутбук открытым и включённым у себя на кровати. Я быстро подошел и посмотрел на экран. Мой взгляд упал аккурат в правый нижний угол и нашел там значок вай-фая, активированный значок вай-фая со всеми «палочками», показывающими, что приём очень хороший, и источник интернета находится где-то очень близко. Я до последнего хотел верить, что Миша просто подключил себе интернет сам. Дрожащей рукой я взял его мышку навёл, на «палочки», щёлкнул… Отчётливо увидев имя своей точки доступа и слово «подключено» под ней, я пришел в такое состояние, которое в суде кличут состоянием аффекта. Напоминаю, что там это считается смягчающим обстоятельством. Если бы Миша в это время был под рукой, я не знаю, что бы я сделал. Но он был в ванной, а мылся обычно до получаса времени, поэтому я успел успокоиться. Сначала мне хотелось дождаться, пока он зайдёт в комнату, а после избивать до тех пор, пока не убью. Но за десять минут я, слава богу, успел отказаться от этой затеи. Хорошенько всё обдумав, я просто отключил у него вай-фай, нажал «забыть» свою точку доступа, после снова изменил пароль у себя на ноутбуке. Пока он мылся, я снова всё ещё раз сопоставил. То есть выходит, что ещё три дня назад, когда я по-человечески попросил его не пользоваться моим интернетом и сменил пароль, он на другой же день самовольно залез в мой ноутбук, посмотрел новый пароль и подключился к моей точке доступа. Он прекрасно видел, что я мучился с интернетом, пытался разобраться в чём дело, но продолжал, сидя напротив, молча пялиться в экран своего компьютера. То есть если бы я сейчас не посмотрел, откуда ноги растут, то неизвестно, сколько ещё я бы тратил время впустую, перенастраивая ноутбук и запрашивая в гугле разные причины неисправности вай-фай модуля. Уверен, он ещё втихомолку посмеивался надо мной, мол, вот идиот. Вы представляете, какая дрянь? Когда он вошел в комнату, я напрямую спросил, зачем он трогал без спроса мой ноутбук. В ответ он начал отпираться и говорить, что ничего не трогал. Он просто ещё не знал, что я видел украденный пароль, а когда узнал, то просто сделал наглую рожу и перестал вообще что-либо говорить. Честно говоря, я не знал, как мне на это реагировать. Бить его было бы глупо, устраивать словесную лекцию – бессмысленно, поэтому я коротко и ясно сказал ему, что если ещё раз увижу, что мои вещи мистическим образом меняют свою дислокацию, то тогда я за себя не отвечаю. Потом мы жили ещё около месяца до конца семестра. За всё это время я не сказал ему больше ни слова. Полное игнорирование. Наверное, может показаться, что невозможно игнорировать человека, с которым ежедневно находишься в пределах одной небольшой комнаты. Возможно. Я просто делал вид, что нахожусь в комнате один, что в пределах площади этого скромного помещения нет ни одной живой души, кроме меня. Немного спустя мне даже уже не нужно было делать вид, потому как я просто привык к тому, что мне незачем обращать внимание на ещё одну биомассу поблизости. Она для меня перестала существовать. Но нельзя сказать, что бы это совсем меня не напрягало, поэтому я с удовольствием следил за бегущими днями и ждал, когда же наконец можно будет съехать на другую квартиру. Миша мне был омерзителен настолько, что если бы можно было его убить без последствий, я бы, не задумываясь, это сделал. Таким образом, я молча дождался, пока его отчислят, мысленно послал ко всем чертям и переехал на другую квартиру, где сейчас живу абсолютно один. Благодать.