Объяснение китайско-советской полемики и разрыва просто академическим спором о том или ином толковании марксистских идей было бы, конечно, очень большим упрощением. Причина полемики и разрыва происходила из сферы практической политики.
Направление новой советской политической линии и направление той политики, которая проистекала из объективных требований китайской революции, столкнулись в неизбежном противоречии.
Новым советским власть имущим нужна была не самостоятельная революция радикальной антиимпериалистической направленности, а послушная и удобная среда, которую можно было бы использовать для любых действий в конъюнктурных отношениях с западными партнёрами.
В отличие от большинства восточноевропейских стран, где переход к провозглашению социалистического курса совершился без действительного революционного процесса, на основе освобождения советской армией, в Китае имела место подлинная народная революция в наивысшей форме длительной гражданской войны.
Переориентировать большинство восточноевропейских стран на иную идеологическую концепцию было поэтому делом сравнительно лёгким, почти чисто административным, связанным лишь с необходимыми перегруппировками в их руководстве. Но для того, чтобы подчинить новой антиреволюционной концепции страну, в которой действительный революционный процесс, овладев наконец государственной властью, только что вырвался на простор прямых революционных преобразований, страну, в которой руководящая группа представляла собой не простую начальствующую администрацию, а авторитетных боевых вождей, спаянных с реальной активностью массы, - здесь одними лёгкими административными мерами, конечно, не справиться.
И в то же время китайская революция при её правильном развёртывании неизбежно оказывала б колоссальное влияние на всю Азию, - да и не только Азию, а на всю угнетаемую империалистами часть мира, находящуюся во многом в сходных условиях. И это влияние неминуемо разрушало бы ту конструкцию внешнеполитического курса нового СССР, через которую новые советские власть имущие расчитывали обеспечивать свои буржуазные интересы.
Преодолеть, устранить эту опасность хрущёвцы могли только одним способом - найти внутри китайской революции такие влиятельные силы, которые не заинтересованы в слишком далеко идущем её развитии, и оказать им всемерную политическую поддержку, одновременно дискредитировав и подточив далеко идущее революционное крыло китайской компартии. И такие влиятельные силы внутри китайской революции были, - вследствие сложного, составного характера этой революции.
Позднесоветские так называемые "политические учёные" в заказном порядке навязывали советскому обществу мысль (и к сожалению, небезуспешно), что советско-китайские распри начались из-за нападок на советскую партию со стороны КПК. На самом же деле первопричиной было медленное, постепенное, но неуклонное давление на китайскую компартию как по партийной, так и по государственной линии и закулисное вмешательство во внутригосударственные и внутрипартийные дела Китая с целью усилить прохрущёвскую часть и изолировать, ослабить ту часть, которая не принимала хрущёвские новации.
В виду сложного, составного характера китайской ново-демократической власти и отсутствия в руководстве твёрдой однородной цельности, Китай некоторое время не шёл на достаточно острую, а тем более публичную, критику. И лишь когда новые советские политики в своей нелёгкой и никак не получающейся борьбе стали использовать не только метод собственного давления, но и намеренно сгруппировывать в международном коммунистическом движении антикитайское большинство, и более того - стали переходить к мерам экономического давления, противодействие группы Мао Цзэ-дуна приобрело открытую и прямую форму.
"Хрущёвцы стали рассматривать нас, как самое большое препятствие для проведения своей линии", - говорилось в одном китайском документе того времени. И это целиком соответствует действительности.
Обострение советско-китайских отношений некоторые люди почему-то считают огромной неправильностью Хрущёва и ставят это ему в вину. Эти люди явно не отрешились от нелепого, но к сожалению, имеющего хождение представления о хрущёвцах как о "плохих", "малограмотных", "ошибающихся" коммунистах. Но вменять в вину хрущёвцам обострение советско-китайских отношений - это то же самое, как вменять в вину белогвардейцам поход на красную Москву. Разумеется, слова "вина" или "ошибка" здесь не подходят. Речь идёт о единственно возможном и необходимом действии для этой политической силы.
Антикитайское сгруппирование зависимых от СССР партий и другие меры давления хрущёвцев имели целью изолировать радикальное крыло КПК в мировом коммунистическом движении, противопоставить ему общее мнение подавляющего большинства и тем самым оживить внутри КПК подобные же течения.
Как наглядно виден в таком подходе типичный способ мышления махровой бюрократической буржуазии! Ей не приходит и в голову, что это, может быть, и было бы действенно, если бы таким образом пытаться подчинить одну бюрократическую структуру другой, намного более сильной; но изолировать таким методом не формальную, а живую, действительно объективно разворачивающуюся революцию, конечно же, невозможно.
Сам ход этих мер, сами результаты этих мер, быстро проявившие себя в Восточной Европе, наглядно показывали китайцам, куда идёт дело и насколько это противоположно устремлениям их борьбы.
Вожди китайской революции видели неприкрытое барское командование восточноевропейскими партиями, видели складывание экономической зависимости этих стран, наблюдали грубейшее подавление хрущёвцами всех, осмеливавшихся возражать им, и самое главное - наглядно убеждались на примере этих стран, как свёртывается там пролетаризирование народно-демократических революций, как отказ вести их дальше и превращать в действительно социалистические оживляет и усиливает буржуазные слои этих обществ и создаёт, в худшем случае, угрозу прозападной переориентации, а в лучшем - складывание шаткого беспринципного компромиссного союза этой буржуазии с правящими просоветскими оппортунистами под липовой вывеской формального "социализма", которым на самом деле там не пахло и близко.
Само наблюдение такого развития событий не могло не настраивать лидеров китайской революции на сопротивление этому. Расчёт хрущёвцев этим методом устранить "китайское препятствие" был смехотворен, - их методы, наоборот, только всё более разжигали китайское сопротивление.
"Вы пытаетесь завернуть огонь в бумагу", - насмешливо отвечали им китайцы, и были совершенно правы.
* * *
Раньше уже говорилось, но, видимо, следует повторить, что хрущёвский ревизионизм не представлял собой рецидив тех видов оппортунизма, которые были известны прежде. Это явление имело свою собственную причину, свою собственную природу.
Всякий оппортунизм - это, как известно, устойчивое искажение положений революционной теории (словом или делом, а чаще - и тем, и другим), происходящее от проявления в среде участников революционного движения буржуазной психологии.
Так вот, так называемых "хрущёвцев" вообще неправомерно относить к участникам революционного движения. Конечно, в революционном движении всегда могут быть и действительно есть очень немалые проявления буржуазной психологии, одетые будто бы в революционные, марксистские одежды. Это объясняется как влиянием на всю массу народа господствующей идеологии капиталистического общества (влиянием, которого трудно избегнуть), так и широким участием в революционной борьбе мелкой буржуазии, недовольной гнётом крупного капитала. Но классовая природа так называемых "хрущёвцев" и не та, и не другая. Их психология (и построенная на этой психологии идеология) - это психология правящей государственной буржуазии. Ни о каком революционном движении здесь нет и речи. Это прямая и однозначная контрреволюция.
Но в силу того, что прямой, откровенный отказ от "социалистической" фразеологии ещё невозможен, эти люди, эта разновидность буржуазии, выражают свои буржуазные интересы в форме привычных "социалистических" речей. Разумеется, им неминуемо приходится при этом вносить в известные революционные марксистские положения те или иные "поправки", соответствующие их классовому интересу, то есть ревизовать (пересматривать, переделывать) марксизм. Отсюда - термин "ревизионизм".
Да, всякий классический оппортунизм так или иначе тоже ревизует марксизм. Но если держаться правильного определения понятия "оппортунизм", мы должны сказать, что в данном случае оппортунизма нет. Нельзя называть оппортунистами прямых врагов революции. Можно называть оппортунистами Бухарина или Зиновьева, но ведь не Колчака и Деникина.
Ревизионизм хрущёвцев, таким образом, есть проявление не оппортунизма, а прямого классового интереса контрреволюционной государственной буржуазии.
Вот почему, когда в среде сегодняшних "левых" звучит выражение "хрущёвский ревизионизм", никаких возражений этому нет, - этот термин по отношению к хрущёвцам политически правилен. Но когда кто-то говорит: "оппортунистическое хрущёвское течение в советском социализме", - это означает, что он не понимает суть действительной природы этого явления.
Совсем другое дело, что так называемые "хрущёвцы" для обеспечения своих классовых интересов нашли полезным задействовать очень-очень многое из арсенала всех предыдущих оппортунизмов. То, что, скажем, в каутскианских, бухаринских или троцкистских системах устраивает хрущёвцев, они вставляли в свою идеологическую систему, - ловкачески маскируя, если нужно, красивой демагогией.
Кроме того, различные виды оппортунизма, проявлявшиеся в других компартиях и ещё не вскрытые, не подавленные в предыдущее время, увидев возможность выгодного для себя союза, устремились на поддержку хрущёвцев, и хрущёвцы с удовольствием приняли такой союз.
- - - -
Думаю, что всем, или почти всем, более-менее ориентирующимся в позднесоветской истории, известно, по каким именно теоретическим пунктам было подвергнуто критике руководство КПСС. Но всё же кратко, без подробностей сказать об этом нужно.
Критике подвергались следующие пункты: 1) тема Сталина; 2) отношение к войне и мирное сосуществование; 3) мирный, парламентский путь революции; 4) вопрос об основном противоречии эпохи; 5) вопрос о диктатуре пролетариата и в связи с этим - об "общенародном" государстве и о партии "всего народа"; 6) отношение к товарности и вопрос о путях перехода к коммунизму.
Хронологически первыми против этих искажений выступили албанцы. В связи с этим имеется несколько утверждений, разнящихся между собой. Одни утверждают, что албанцы были лишь рупором Китая, который стоял за ними и подталкивал их. Другие, - что как раз КПК замешкалась и из-за своей внутренней нецельности запоздала с критикой. Третьи заявляют, что Китаю в принципе не было никакого дела до сути этих искажений и он лишь воспользовался возникшей по инициативе албанцев распрей, чтобы, играя на этом, обеспечить свой великодержавный интерес.
Поскольку последнее утверждение исходит от хрущёвцев, мы отнесёмся к нему с наименьшим доверием. Для определения же правильности первых двух вариантов нужно знать гораздо больше того, что знаю я. Но всё же предположительно, по некоторым косвенным данным, я склоняюсь ко второму варианту.
Но важно для нас не это. Важна сама суть этих теоретических искажений. Важно понять, на чьей стороне в этом споре была теоретическая правота.
Не менее важно понять причину таких хрущёвских искажений. Разумеется, они были не случайны, составляли собой продуманную систему и имели определённую политическую цель.
1). В хрущёвском "походе" против Сталина критикующие увидели не только горы запредельно несуразной и наглой лжи, но и разглядели цель этого "похода". Очернение фигуры Сталина - не самоцель, а совершенно необходимая ступенька, позволяющая затем перейти к изменению политического курса под предлогом исправления сталинских "ошибок".
2). По вопросу войны и мира критикующие отметили не просто склонность к неклассовому, пацифистскому толкованию этой темы, не просто навязывание иллюзий о возможности избегнуть войн ещё при сохранении империализма, но и явно проглядывающуюся цель такого подхода. Эта цель, - по мнению критикующих, - состояла в том, чтобы, во-первых, добиться сотрудничества с империализмом в совместном управлении международными делами, а во-вторых, - во взятии под контроль национально-освободительных движений.
3). По вопросу возможности "мирной революции" критикующие обвиняли хрущёвцев в возрождении буржуазно-демократического подхода, характерного для социал-демократии с времён немецкого оппортуниста Каутского. Правильно указав, что такие обывательские надежды противоречат как марксистской теории, так и исторической практике, критикующие всё же в этом вопросе не углубились надлежащим образом в причину возрождения хрущёвцами этой оппортунистической идеи.
4). Как албанская, так и китайская партия резко возразили против формулировки КПСС, провозглашающей главным противоречием эпохи противоречие между социалистической и капиталистической системами и настаивали на необходимости придавать равновеликое значение всем четырём противоречиям: между пролетариатом и буржуазией капиталистических стран; между национально-освободительным движением и империализмом; между социалистической и капиталистической системами; между различными группами империалистов.
5). В вопросе о диктатуре пролетариата критикующие объясняли идею о превращении государства в "общенародное", а партии пролетариата - в "партию всего народа" стремлением прекратить социалистическую революцию, отказом от её полного завершения.
6). Наконец, острой критике подверглись меры новых советских руководителей по расширению товарных отношений в советской экономике, так же как и трактовка ими перехода к коммунизму (согласно новой Программе КПСС) не с позиций революционной борьбы, а с обывательской, потребительской точки зрения. Критикующие обоснованно видели в этом не просто ошибку, но явное желание перейти от приостановки социалистической революции к реставрационному движению назад.
Таковы, - если говорить очень коротко, - основные обвинения албанской и китайской партий против нового советского курса, высказанные в период 1957 - 64 годов.
* * *
Теперь разберём советско-китайскую полемику чуть более подробно.
- - -
1). Вопрос о Сталине сейчас до такой степени истреплен и, с другой стороны, до такой степени запутан, что у многих на него уже возникает какое-то психологическое отторжение.
Самое неприятное в этом то, что в 90% случаев (если не больше) спорящие ведут речь не о действительном Сталине, а о тех красивых или очерняющих мифах, которыми сами же окружили эту историческую фигуру.
Но как бы мы ни относились к этой личности, в вопросе об антисталинском "походе" Хрущёва важно, как уже говорилось, понимать ту задачу, для которой этот "поход" и замышлялся. Это главное.
Нужно отделить один от другого два совершенно различных вопроса: вопрос о том, насколько правильно осуществлялся предыдущий процесс и каковы были (если были) теоретические и практические ошибки, и вопрос о смене предыдущего процесса на принципиально иной, на противоположный.
Разговор по первому вопросу - это отдельная, самостоятельная тема, и об этом мы сейчас не говорим.
Но по второму вопросу надо чётко понимать, что прежний процесс, - революционный процесс движения к новому строю (правильно ли, неправильно ли он проводился), - сменился процессом движения вспять, вновь в капиталистический строй (какими бы словесами этот возврат ни маскировался). Процесс движения из А в В сменился движением из В в А, и понимание этой перемены открывает нам глаза на всё, происшедшее в последующей нашей истории.
Для тех, кто не знает о таком историческом изломе, вся логика нашей последующей истории всегда будет представлять неразгадываемую загадку. Они будут толковать её и так, и этак, но правильный ответ найти всё же не сумеют. Правильное понимание исторического излома 50-х есть ключ ко всему.
Именно на этом акцентировала свою критику китайская сторона. ("Развёртывая широкую антисталинскую кампанию, руководство КПСС преследует цель ниспровергнуть марксизм-ленинизм и открыть себе путь к всестороннему проведению своей ревизионистской линии.").
В ответ советская сторона (как легко догадаться), конечно же, ушла от сути вопроса и демагогически запустила ответное обвинение: дескать, китайское руководство защищает "культ личности".
А почему был выбран именно этот выпад? Потому, что внутренней социальной опорой нового советского руководства в это время стала довольно широкая часть мелкобуржуазной массы, которая в силу особенностей нашей предыдущей истории оказалась очень придавленной в своих индивидуалистических свободах. Игра на "избавлении от диктатуры", игра в "демократическую оттепель" была одним из важных козырей новой власти. Изображая критикующую сторону противником таких "благотворных" перемен, хрущёвцы легко настраивали большую и воспрянувшую в это время мелкобуржуазную массу нашей страны против критикующих и в поддержку себя.
По действительному же вопросу, поднятому китайской компартией, - не оборачивается ли антисталинизм отходом от предыдущего правильного революционного курса? - новые советские руководители, естественно, сделали вид, что его будто бы и не было.
- - -
2). Идея о "мирном сосуществовании" двух систем была возведена хрущёвцами на уровень генеральной линии. В обоснование этого хрущёвцы называли эту идею "ленинской", ссылаясь на некоторые ленинские цитаты начала 20-х годов.
Суть критики китайской компартии по этому вопросу заключалась в утверждении, что "мирное сосуществование" Ленина и "мирное сосуществование" Хрущёва - это две принципиально разных политики.
а). Под "мирным сосуществованием" Ленин имел в виду положение, когда, во-первых, революционное государство не осуществляет так называемый "экспорт революции" в ещё не дозревшие для этого страны, когда, во-вторых, империалисты не могут раздавить это революционное государство из-за большого внимания в этом государстве вопросам укрепления обороны, и в-третьих, когда объективные экономические потребности побуждают обе стороны поддерживать необходимые экономические отношения.
б). Ленин не делал и в принципе не мог бы делать "мирное сосуществование" генеральной политической линией, поскольку генеральная линия революционного государства - постепенный, но неуклонный путь к избавлению мира от капиталистической системы. Ленинское "мирное сосуществование" было лишь одним из вспомогательных элементов внешней политики.
в). Большевики никогда не доводили и не могли бы доводить этот вспомогательный элемент до распространения иллюзий о способности империализма отказаться от войн, о возможности для империализма некоего "разумного", "миролюбивого" курса. Экономическое сотрудничество с противоположной системой ни в коей мере не означало отказ от широкой пропаганды о принципиальной агрессивной природе современного капитализма.
г). Вопрос о "мирном сосуществовании" рассматривался большевиками лишь как вопрос об отношении между капиталистическими государствами и государствами, где трудящиеся УЖЕ овладели властью. Отношения между империалистическими государствами и государствами, в которых прогрессивные силы ЕЩЁ не овладели властью и только ведут эту борьбу, под идею "мирного сосуществования" не подпадают.
д). Большевики всегда полагали, что в какой-либо степени сковать агрессивные действия современного капитализма можно только совместным фронтом оборонной силы социалистических государств, организованной борьбой трудящихся капиталистических стран и широкой, множественной, одновременной антиимпериалистической борьбой народов в разных частях мира. Но даже и при возможности такого сковывания, оно будет ограниченным по времени и месту и всё же не сможет погасить империалистическую природу в целом.
В отличие от этого, - утверждала китайская сторона, - хрущёвцы: а) толкуют экономическое сотрудничество фактически как соединение двух систем в едином международном разделении труда; б) превращают именно этот курс в свою генеральную линию; в) сеют иллюзию о возможности "разумного", "миролюбивого" капитализма; г) распространяют эту свою политику и на национально-освободительные движения, ограничивая их накал во избежание "обострения международной напряжённости"; д) видят путь защиты мира не в создании широкого антиимпериалистического фронта, а в совместных договорённостях, в совместных решениях с крупной империалистической державой.
"И такую принципиально отличающуюся политику "мирного сосуществования" хрущёвские ревизионисты не стесняются называть ленинской", - с возмущением писали китайцы.
Я думаю, многим известно, как отвечали на это советские руководители. Они в ответ утверждали, что китайская сторона отвергает политику "мирного сосуществования", разработанную Лениным, отвергает необходимость борьбы за мир и намеренно разжигает угрозу войны.
Ложь и демагогия такого ответа очевидна. Но на почву внутренней обывательско-мелкобуржуазной социальной опоры хрущёвцев эти заявления ложились очень хорошо. "Борьба за прочный мир во всём мире - что может быть лучше", - думал послевоенный мелкобуржуазный обыватель.
- - -
3). Нелепая идея о возможности совершения революции мирным способом действительно происходит из буржуазно-демократических иллюзий мелкой буржуазии. В этом китайцы правы.
Навряд ли какой-нибудь капиталист, понимая, что за ним стоит его государство с необходимыми силовыми структурами и мощь международной поддержки, может предположить возможность мирного отбирания у него его богатства, собственности, силы и положения.
Пролетарий, не то что видящий, а постоянно ощущащий на себе, на своей жизни непримиримую противоположность стоящей против него мощной силы, также навряд ли будет сомневаться, что сломить эту силу можно тоже только силой.
Но мелкобуржуазные слои, сочетающие в себе труд и частную собственность, а значит невольно переносящие гармонию труда и частной собственности на всё общество, не видят всей непримиримости конфликта и поэтому склонны верить в изменение жизни путём не битв, а реформ.
Вот почему практически все предыдущие оппортунизмы сваливались в иллюзию мирных преобразований и принимали буржуазную демократию (маску буржуазной диктатуры) за средство осуществления этих реформ.
Но китайские коммунисты не копнули глубоко и не вскрыли как следует причины подобной позиции хрущёвских ревизионистов. Вероятней всего, это объясняется тем, что политические перемены в СССР ещё только начинались, ещё не проявили себя в своих закономерных последствиях. Может быть, поэтому китайские коммунисты ещё считали хрущёвский ревизионизм течением оппортунизма, сходным с оппортунистическими течениями прошлого.
Нет, причина появления этой идеи у хрущёвцев была иная. Эта идея очень удобно сочетала, с одной стороны, сигнал империалистическим державам об отходе от революционного радикализма и призыв к полюбовному сотрудничеству, а с другой стороны, - движение к союзу с европейской социал-демократией. Это целиком соответствовало новой концепции советской внешней политики, имеющей целью ввести советскую государственную буржуазию в мировое экономическое и политическое сообщество.
Хрущёвцы взяли эту идею не только от классических оппортунистов прошлого, но и из реформистского уклона коммунистических партий крупных капиталистических стран. И прежде в этих партиях, из-за условий крепкого капитализма и укоренившихся традиций буржуазно-демократической системы, возникали подобные иллюзии. А их нарастание в послевоенное время объясняется, по-видимому, большим оживлением общедемократического движения в борьбе с фашистской диктатурой, соединением, смешиванием коммунистов с социал-демократическими слоями в этой борьбе и (что, пожалуй, ещё существенней) заметным экономическим подъёмом в Европе 50-х и связанным с этим снижением протестного накала и некоторой либерализацией буржуазного государственного механизма. На опасность переоценки появившихся возможностей, на угрозу опьянения широкой легальностью и свободами парламентаризма не раз указывал Сталин, критикуя проявление таких иллюзий в итальянской и французской компартиях.
Эти иллюзии, как известно, стали почвой для произрастания того оппортунистического направления (по сути - разновидности социал-демократизма), которое впоследствии получило название "еврокоммунизма".
Собственная политическая задача хрущёвцев соединялась с началом оппортунистического перерождения компартий крупных капиталистических стран, - перерождения, которому после изменений в советской партии уже некому было воспрепятствовать.
Итак, новые советские руководители взяли известную оппортунистическую идею, политически очень выгодную им, но зная дурную славу этой идеи в прежнем коммунистическом движении, обосновали её по-новому, - будто бы изменившимися условиями в мире.
Возражения китайских и албанских коммунистов, что никакие изменения условий не отменяют сущность буржуазной диктатуры, были совершенно правильными. Но при тех обстоятельствах, конечно, нельзя было и ожидать, что сползающую к оппортунизму верхушку западных партий, а тем более взявшую власть государственную буржуазию в СССР можно будет переубедить ссылками на это азбучное положение марксизма.
Да, это азбука. Парламент при капитализме есть, образно говоря, кузов машины, в котором расставлены кресла и установлены микрофоны. Он имеет для капитализма лишь вспомогательное значение, - служит, главным образом, для выявления интереса всего класса буржуазии в целом. Никакого влияния на ход машины находящиеся в "кузове" не оказывают; машину ведут те, кто, находясь в "кабине", имеют непосредственный доступ к рулю и рычагам. То, что при капитализме главная управленческая работа ведётся за кулисами и неразрывным образом связана с интересами властного капитала, знает (во всяком случае - обязан знать) любой начинающий марксист, только-только знакомящийся с теорией.
Но громкая аргументация китайских коммунистов давала лишь ту пользу, что публично разоблачала хрущёвский ревизионизм перед теми революционерами мира, которые ещё оставались на правильной позиции. Преодолеть политический интерес советской государственной буржуазии, убедить новую КПСС вернуться к революционному марксизму было так же невозможно, как невозможно было бы, скажем, убедить победивших белогвардейцев продолжать осуществление советской власти.
Все аргументы хрущёвцев и все их формулировки в этом вопросе были не случайной ошибкой "малознающих коммунистов", а вполне сознательно напускаемым туманом с конкретной политической целью. На все контраргументы они отвечали только новыми порциями демагогического тумана, новой лживой клеветой - и ничем больше.
"Революционные трудящиеся могут обрести власть, получив большинство в парламенте", - говорят хрущёвцы. "Тождественны ли понятия "получить большинство в парламенте" и "обрести власть"?" - ставят вопрос китайские коммунисты. В ответ - ничего.
"Таковое взятие власти будет означать мирную революцию", - продолжают хрущёвцы. "Тождественны ли понятия "факт взятия власти" и "всё дальнейшее проведение революции"?" - спрашивают китайцы. Ответа опять нет.
"Чем ваша позиция отличается от известной социал-демократической? Где грань между ними?" - спрашивают китайские коммунисты. "Социал-демократы думают, что можно обойтись без революции, а у нас, хоть и ненасильственная, но революция", - дают странный ответ хрущёвцы.
"Но ведь революция означает прямое нарушение интересов буржуазии, обладающей силой. Возможно ли, чтобы буржуазия не воспользовалась этой силой для защиты своих интересов?" - пытаются аргументировать китайцы. "Да, в новых условиях, возникших в настоящее время, это возможно, - отвечают хрущёвцы. - Прогрессивные силы мира могут теперь парализовать буржуазию."
"Как конкретно, каким конкретно способом прогрессивные силы могут заставить мощный мировой империализм отказаться от активной защиты своих интересов?" - опять спрашивают китайские коммунисты. На это у хрущёвцев никакого конкретного ответа, конечно же, нет.
Вместо этого они прибегают к нелепой обвинительной демагогии. Вот отрывки из открытого письма ЦК КПСС (14.06.63):
- "Рабочий класс и его авангард — марксистско-ленинские партии стремятся осуществить социалистическую революцию мирным способом, без гражданской войны... Разумеется, в какой бы форме ни совершался переход от капитализма к социализму, он возможен лишь путём социалистической революции... А какая же позиция китайских товарищей по этому вопросу? Основным критерием революционности китайские товарищи считают признание вооружённого восстания всегда, во всём, везде. Тем самым китайские товарищи фактически отрицают возможности использования мирных форм борьбы за победу социалистической революции, в то время как марксизм-ленинизм учит тому, что коммунисты должны овладеть всеми формами революционной классовой борьбы — как насильственными, так и ненасильственными... Китайские товарищи высокомерно и оскорбительно обвиняют компартии Франции, Италии, США и других стран ни много, ни мало, как в оппортунизме и реформизме, в «парламентском кретинизме» и даже в сползании к «буржуазному социализму». На каком основании? На том, что эти компартии не выдвигают лозунга немедленной пролетарской революции, хотя и китайские руководители должны понимать, что этого нельзя делать без наличия революционной ситуации..." -
Здесь мы ясно видим уход от сути вопроса, избегание прямого ответа по существу и все другие приёмы демагогии.
- - -
4). В формулировке хрущёвцев вопрос о главном противоречии современной эпохи получил внешне неявное, замаскированное, но по сути антимарксистское содержание.
"Главное содержание периода после ХХ съезда КПСС составляет соревнование двух мировых социальных систем - социалистической и капиталистической. Оно стало стержнем, основой мирового развития на современном историческом этапе", - говорилось, например, на ХХII съезде в 1961 году.
Да, безусловно, нужно дать определение главному противоречию эпохи. Такое явление как "главное противоречие" объективно существует, и именно развёртывание этого главного противоречия накладывает определяющий отпечаток на весь ход исторического процесса. Тот, кто хоть сколько-нибудь знаком с марксистской философией, не может не знать одно из основных её положений; в основе всякого процесса лежит развитие какого-то противоречия, которое и является главной причиной развития этого явления.
Но что является главным противоречием нашей эпохи? Противоречие между современным империалистическим капитализмом, принявшим глобальный характер, и противодействующими ему силами. Именно это противоречие, взятое как целое, своим развитием даёт развитие современной мировой истории.
Оно состот из четырёх конкретных, так сказать "под-противоречий": между пролетариатом и буржуазией капиталистических стран; между национально-освободительным движением и империализмом; между социалистической и капиталистической системами; между различными группами империалистов.
Это - не отдельные, самостоятельные противоречия, а четыре различных проявления общего главного противоречия.
Исходя из этого, видимо, следует считать теоретически правильной позицию китайских коммунистов, настаивавших на необходимости ставить во главу угла всё это главное противоречие как целое. И на первый взгляд становится непонятным, почему хрущёвцам понадобилось выдвигать в качестве главного лишь одну из частей общего противоречия.
Теоретическое недопонимание? Нет. В политике хрущёвцев это имело вполне практическую цель.
Выделение из четырёх проявлений общего противоречия одного и объявление его главным противоречием эпохи служит теоретической основой для подчинения хода остальных составляющих процессов этому выделенному из всех четырёх.
Нет, речь идёт не о том, что оставшиеся три процесса должны использоваться для успешности этого четвёртого. Этот принцип как раз действительно правилен, причём для всех из этих четырёх противоречий. ЛЮБАЯ тройка противоречий должна служить успешности остального четвёртого. Любая тройка. В любой комбинации.
Речь идёт как раз о том, что выпячивается единственный вариант, единственная комбинация: все противоречия, определяющие антиимпериалистическую борьбу должны быть подчинены интересам текущей политики СССР, ибо это противоречие "является главным", ибо именно второстепенное должно быть подчинено "интересам главного", а не главное - интересам второстепенного.
Такая хитрая теоретическая уловка позволяла новой советской государственной буржуазии взять под контроль все части общего революционного процесса и не выпускать их из тех рамок, за которыми они уже вступили бы в противоречие с интересом этой буржуазии.
В то же время именно в этот исторический период в одном из этих четырёх частных противоречий, - в противоречии между империалистическим угнетением и национально-освободительной борьбой, - происходит резкое обострение. И если исходить из правильного подхода, то все три остальных процесса должны послужить успеху этого восходящего противоречия. Но именно иной, неправильный подход на практике начинает сковывать национально-освободительную борьбу, ставить её ход в зависимость от интересов междержавных конъюнктурных сделок.
Вот на это и указывали в своей критике китайские коммунисты.
Ответ хрущёвцев на эту критику дан в том же самом, уже известном нам, стиле:
- "Как же решают этот вопрос китайские товарищи? Это видно из их новой «теории», согласно которой основное противоречие нашего времени — это, оказывается, противоречие не между социализмом и империализмом, а между национально-освободительным движением и империализмом. Решающей силой в борьбе с империализмом, по мнению китайских товарищей, выступает не мировая система социализма, не борьба международного рабочего класса, а опять-таки национально-освободительное движение... Этим китайские товарищи, видимо, хотят самым лёгким путём завоевать популярность у народов Азии, Африки и Латинской Америки. Но пусть никого не обманывает эта "теория". Фактический её смысл, хотят того китайские теоретики или нет, состоит в том, чтобы изолировать национально-освободительное движение от международного рабочего класса и его детища — мировой системы социализма. Но это представляло бы собой огромную опасность для самого национально-освободительного движения..." -
Опять уход от сути вопроса, опять избегание ответа по существу, опять нелепые ответные измышления.
- - -
5). Вопрос об "отмене" хрущёвцами диктатуры пролетариата, об их "общенародном" государстве и "общенародной" партии очень широко известен в наших "левых" кругах. Не все толкуют его одинаково; разнобой достигает иногда очень большой величины, есть и прямо противоположные позиции. Но сам вопрос знаком практически всем, и большинство всё же сходится в том, что у хрущёвцев тут действительно что-то не так.
Начнём прямо с самого ясного, с самого, казалось бы, логически безупречного довода сторонников "общенародности". Когда построен социализм, - говорят они, - когда, таким образом, установлена общественная собственность на средства производства, никакого капиталистического найма и, следовательно, никакого "пролетариата" быть уже не может по определению. А если при социализме нет пролетариата, то понятно, что не может быть и его диктатуры.
Сторонники этого взгляда считают себя теоретически неуязвимыми. Но их кажущаяся "неуязвимость" основана лишь на недостаточном знании теории.
Когда таким людям ставишь вопрос: каким же образом таковое общество смогло через некоторое время опять дать нам буржуазию и пролетариат в их классическом виде? - они отделываются всякой совершенно ненаучной болтовнёй, но почему-то никак не желают принять, что для того, чтобы вновь быстро появилась капиталистичность, должно быть нечто такое, из чего эта капиталистичность может вновь быстро возникнуть.
А если так, если с первоначальным, внешним устранением капиталистической схемы тем не менее всё ещё сохраняется нечто, содержащее в себе возможность капиталистичности, то не правильно ли будет предположить, что главной функцией государства этого времени должно быть постоянное выявление и подавление этой возможности, постоянное расщепление общества на склоняющихся к этой возможности и на тех, кто способен подавить её, постоянная политическая организация вторых для борьбы против первых, вплоть до тех пор, пока общество в своём коммунистическом развитии изживёт эту объективную реставрационную возможность в принципе?
Итак, это государство не становится общенародным, а по-прежнему остаётся диктатурой, органом политической борьбы. И это полностью соответствует известному марксистскому положению, что пока государство существует, оно является диктатурой.
Но возникает вопрос: а можно ли эту диктатуру называть диктатурой пролетариата? Может быть, суть этой диктатуры уже какая-то иная?
Здесь будет правильно не заниматься дотошной схоластикой. Если кто-то захочет назвать это, скажем, "социалистической формой" или "социалистической стадией" диктатуры пролетариата на том основании, что это государство по-прежнему основывается на организованной борьбе с буржуазными тенденциями, а кто-то другой скажет: "Нет, это хоть и может называться революционной диктатурой, так как выполняет функцию борьбы на революционном пути в направлении полного коммунизма, но всё же эту революционную диктатуру надо назвать уже каким-то другим термином", - такое разногласие не является важным. Главное - не в названии, а в понимании самой сути такого государства, такой диктатуры и её задач.
Вот почему неправы те, кто возводит вину за этот хрущёвский выверт на Сталина, тоже не включившего выражение "диктатура пролетариата" в новую Конституцию 1936 года. Сталин ни в малейшей мере не заколебался в вопросе, сохраняется ли революционная диктатура вообще, - он лишь посчитал, что термин "диктатура пролетариата" уже не совсем корректен. В то время как хрущёвцы отвергли необходимость революционной диктатуры вообще. В этом разница.
В прежнем тексте уже не раз говорилось (и растолковывать опять подробно уже нет нужды), что такое отвергание необходимости революционной диктатуры провозглашено хрущёвцами потому, что они как раз и являлись политическими представителями именно той реставрационной базы, которая ещё сохраняется при социализме и которую нужно было подавлять этой революционной диктатурой. В этом весь корень хрущёвского ревизионизма по внутриполитическим вопросам.
В критике этого пункта китайцами можно найти недостатки. Их возражения недостаточно глубоки, недостаточно обоснованы. Но это вполне объяснимо. Во-первых, их собственное внутригосударственное развитие ещё далеко не дошло до надлежащей полноты социализма и аргументировать собственным социалистическим опытом они ещё не могли. Во-вторых, в сложившейся к тому времени теории этот вопрос, - вопрос классовой борьбы при социализме, - ещё не был разработан. В последующем в Китае сделают более глубокие разработки по этой теме, и мы об этом ещё будем говорить. Но на момент начала советско-китайской полемики полной ясности тут не было.
Сталин, как уже сказано, чувствовал, что хоть формально антагонистические классы в их классическом виде уже устранены, но в обществе ещё остаётся нечто враждебное дальнейшему революционному продвижению, и именно поэтому говорить об отмене революционной диктатуры он не спешил.
Любопытно, что даже буржуазные учёные видели это "нечто", но, толкуя это по-своему, заявляли о "непобедимой человеческой природе", - природе частного эгоизма, - которую коммунисты, дескать, пытаются преодолеть, сломать, но у них, конечно, ничего не выйдет.
Известно, что албанский лидер Энвер Ходжа выдвинул такой термин - "буржуазнорОдные элементы". Толковать этот термин можно двояко: и как элементы, хоть буржуазией, строго говоря, не являющиеся, но всё же родные ей, и как "элементы, постоянно, вновь и вновь рождающие буржуазность". Термин этот недостаточно определёнен, но плюс уже в том, что теоретическая мысль в коммунистическом движении начала более глубоко разрабатывать этот сложный вопрос, который не был актуальным раньше и возник именно с установлением реального социализма.
Что сказано в критике китайцев?
- "Классовая борьба продолжается в течение длительного исторического периода после завоевания власти пролетариатом. Это по-прежнему остаётся объективным законом, не зависящим от воли людей; разница лишь в том, что классовая борьба протекает в иных формах, чем до завоевания власти пролетариатом.
После Октябрьской революции, - продолжают китайские критики, - В. И. Ленин неоднократно указывал:
- Свергнутые эксплуататоры всегда и всеми средствами стремятся возвратить себе отнятый "рай".
- Мелкобуржуазная стихия постоянно рождает новые капиталистические элементы.
- В силу буржуазного влияния, а также из-за окружения и разлагающего воздействия мелкобуржуазной стихии в рядах рабочего класса и среди служащих государственных учреждений могут появиться перерожденцы и новые буржуазные элементы.
- Окружение со стороны международного капитала, угроза вооружённой интервенции со стороны империализма и происки, предпринимаемые им с целью мирного разложения, являются внешними условиями дальнейшего существования классовой борьбы в стране социализма.
Жизнь подтвердила вышеизложенные положения Ленина.
Ни в одной социалистической стране, хотя бы спустя несколько десятилетий и даже более длительный период после осуществления социалистической индустриализации и коллективизации сельского хозяйства, нельзя сказать, что там совершенно нет таких элементов, как буржуазные прихлебатели, паразиты, спекулянты, жулики, тунеядцы, хулиганы, казнокрады, которых В. И. Ленин неоднократно клеймил позором; нельзя также заявлять, что социалистической стране уже не нужно выполнять поставленную В. И. Лениным задачу "победить… эту заразу, чуму, язву, оставленную социализму по наследству от капитализма" или же что ей можно отказаться от выполнения этой задачи.
В социалистических странах вопрос "кто кого" — социализм или капитализм — можно постепенно разрешить только в течение длительного исторического периода. Борьба между двумя путями — социалистическим и капиталистическим — охватывает целый исторический период." -
Такова была позиция китайских коммунистов. Как видим вопрос поставлен ещё в очень общем и несколько поверхностном виде.
Но что отвечали на это хрущёвцы?
- "Мы не собираемся подробно разбирать все их аргументы... Нас поучают, что в советском обществе сохраняются ещё враждебные классы, а потому-де сохраняется необходимость в диктатуре пролетариата. Какие же это классы? Из письма ЦК КПК можно понять, что это "буржуазные прихлебатели", "паразиты, спекулянты, жулики, тунеядцы, хулиганы, казнокрады".
Что и говорить, оригинальное представление у китайских товарищей о классах и классовой борьбе. С каких пор эти паразитические элементы считаются классом? И каким классом? Классом тунеядцев или классом хулиганов, классом казнокрадов или классом паразитов? Преступники ни в каком обществе не составляли определённого класса. Это известно даже школьнику. Конечно, не составляют эти элементы класса и в социалистическом обществе. Это проявления пережитков капитализма.
Для борьбы с такими людьми не нужна диктатура пролетариата. Общенародное государство вполне может справиться и справляется с этой задачей. На своём практическом опыте мы знаем, что борьба с преступностью ведётся тем эффективнее, чем лучше поставлена воспитательная работа партийных, профессиональных и других общественных организаций, чем выше роль общественности, чем лучше работает советская милиция.
Невозможно опровергнуть тот факт, что ныне советское общество составляют два основных класса — рабочие и крестьяне, а также интеллигенция, что ни один класс советского общества не занимает такого положения, когда бы он мог эксплуатировать другие классы. Диктатура есть понятие классовое; над кем же предлагают осуществлять диктатуру пролетариата китайские товарищи в Советском Союзе: над колхозным крестьянством или над народной интеллигенцией?..
Если извлечь подлинное содержание из всей той кучи псевдотеоретических рассуждений, которые имеются в письме ЦК КПК по этим вопросам, то оно заключается в следующем: китайские товарищи выступают против линии КПСС на развитие социалистической демократии." -
Мы ясно видим, что если китайская сторона всё же ставит эту проблему в её классовом, политическом аспекте, хоть ещё и не освоив её достаточно теоретически глубоко и конкретно, то хрущёвская сторона отмахивается от этой проблемы в принципе.
(Хрущёвцы, разумеется, не могли делать вид, что подобного явления совсем не существует. В это время ими было широко запущено выражение "пережитки прошлого в сознании". Это позволяло свести задачу к простой воспитательной работе, сохранив идею ненужности политической, классовой борьбы. Но думаю, любому ясно, что "пережитком в сознании" называется то, что уже не имеет объективных корней в реальной действительности и существует лишь как ещё незатухшая привычка. Мы же в данном случае имеем как раз сохранение объективных корней этого явления в ещё не совершенном обществе. Мы имеем не "незатухшую ещё привычку", а вновь и вновь возникающие элементы сознания, всё время возрождающиеся на базе этого объективного несовершенства общества. А это уже совсем другое дело. Теоретическое фокусничанье хрущёвцев шито, как говорится, белыми нитками.)
В докладе ХХII съезду (1961) это логически увязано с другой ревизионистской идеей - о полной и окончательной победе социализма:
- "Естественно, что когда социализм победил в нашей стране полностью и окончательно и мы вступили в период развёрнутого строительства коммунизма, исчезли условия, которые вызывали необходимость в диктатуре пролетариата, её внутренние задачи были выполнены. Для строительства коммунизма уже не требуется диктатура пролетариата." -
И эти идеи действительно логически связаны в единую мысль. Классовая борьба закончилась, революция закончилась, всё - больше этого не нужно. Раньше было нужно, но теперь уже нет.
Китайское обвинение хрущёвцев в останавливании революции на том этапе, на каком она ещё объективно не выполнила всей своей революционной функции, как видим, совершенно правильно.
Но в то время в китайской критике ещё не прозвучала подлинная причина такого останавливания. По китайской критике это ещё можно было истолковать как ошибку или оппортунистическое искажение.
За всяким ревизионизмом нужно вскрывать классовый интерес буржуазии, нужно найти и показать эту буржуазию. В то время китайская сторона этого ещё не сделала, но в последующем ими всё же были предприняты попытки внести необходимые новшества в марксистскую теорию, и мы это ещё рассмотрим в будущих текстах.
- - -
Наконец, разберём последний из основных пунктов советско-китайской полемики.
6). В советско-китайской полемике китайские коммунисты заметили и справедливо указали на то, что, помпезно объявив в своей Программе о переходе к построению высшей коммунистической фазы, КПСС совершала действия, явно ведущие как раз в противоположную сторону.
- Росла и укреплялась часть общества с несправедливыми привилегиями, причём китайские коммунисты отметили замалчивание этого явления политическими руководителями СССР.
- Возрождение буржуазных (или буржуазнорОдных?) элементов резко расширилось; в отличие от прошлого, эти элементы стали легче входить во властные эшелоны, оформляясь в главную социальную опору новой политической линии.
- Вместо точного и чёткого принципа оплаты по труду широко вошло в обиход неясное, туманное "материальное стимулирование", позволяющее осуществлять косвенный подкуп бюрократической прослойки.
- Нарушался принцип централизованного социалистического планирования; под вывеской "совершенствования планирования" всё больше внедрялась система показателей и стимулов, соответствующая не социализму, а капитализму.
- Появились и стали нарастать признаки хронической кризисности в разных сферах хозяйства, вызывавшие тревожные метания власти и поиск ею всё новых и новых "реформ".
- Явно обозначилось проникновение западной буржуазной культуры внутрь советского общества, становящейся всё более модной; в идеологической области наметился отход от прежней классовой чёткости, усилились идеи абстрактного гуманизма и пацифизма, заметно возросла обывателизация общества.
- Прежняя политическая линия изживания классов сменилась ростом имущественного и классового расслоения.
- При толковании высшей коммунистической фазы над главной её сутью, - преодоление неравенства классовых различий, - выпячивалось лишь изобилие материальных благ, что вело к огромной обывателизации, к обуржуазиванию сознания.
- Полное отрицание классовой борьбы, полное отрицание того, что переход от социалистической к коммунистической фазе тоже является частью общей политической революции, способствовало широкому, беспрепятственному росту всех этих отрицательных процессов.
"Так как же, - спрашивали китайцы, - допуская всё это, можно придти к действительному коммунизму? Не правильней ли сказать, что всё это неизбежно приведёт к возрождению обычного капитализма?"
- - - -
Но здесь мы видим, что в то время критика китайских коммунистов лишь справедливо указывала на имевшиеся расхождения политической линии хрущёвцев с положениями марксизма, но не сложила ещё всё это в систему, не дала глубокого вскрытия причины.
Для правильного сведения в систему всего происходившего в СССР нам нужно коснуться трёх вопросов: судьбы товарности при социализме, сущности социалистической плановости и роли классовой борьбы в условиях социализма.
Эти темы, надо признаться, до сих пор недостаточно основательно изучены марксистскими теоретиками. Несмотря на известные общие положения марксизма, более подробное вникание в вопросы, которые возникли в нашей исторической практике, показывает, что здесь ещё есть над чем подумать.
(Я не хочу выглядеть человеком, который считает, что он уже нашёл правильные ответы и что теперь его задача - только поучать других. Это - очень смешная позиция. То, что я здесь высказываю, это просто то мнение, которое у меня сложилось при моём сегодняшнем уровне, при моих сегодняшних знаниях. Давайте считать это просто гипотезами, предположениями.)
а). О товарности.
Товарность (хоть я знаю умных и уважаемых людей, которые с этим почему-то несогласны) происходит из разделения труда между разными собственниками.
Если есть много собственников, но нет разделения труда между ними, - нет и товарности. Если есть разделение труда, но оно осуществляется внутри одной собственности, - товарности тоже нет.
Вот почему известное марксистское положение гласит, что при общественной собственности товарных отношений не будет.
Но можно ли, исходя из этого положения, утверждать, что уже при социализме (не при высшей коммунистической фазе) тоже не должно быть товарных отношений, так как собственность здесь тоже уже общественная? Нет, так однозначно говорить нельзя.
Дело в том, что основания для бестоварности и основания для социалистичности не совпадают буквально, так сказать, размер в размер. Они сдвинуты относительно друг друга, - основания для социалистичности наступают несколько раньше, чем основания для бестоварности.
Почему? Потому, что социалистическим хозяйствование будет уже тогда, когда собственность взята в руки государства диктатуры пролетариата. А бестоварным оно станет лишь тогда, когда общество научится, найдёт способ проводить эту собственность как нечто цельное, единое, несмотря на множественное разделение труда между предприятиями и отраслями.
Научиться такому хозяйствованию можно только в практике диктатуры пролетариата, - понятно, что не раньше. Вот почему та фаза, которую называют социализмом, состоит из двух стадий: из той, которая уже является социализмом, но ещё не изжила товарность, и той, на которой товарность уже изжита и её уже нет, хотя это ещё и не высшая, коммунистическая, фаза.
Многим известны рассуждения Маркса в работе "Критика Готской программы", где он говорит о социалистической фазе. Но одни люди толкуют слова Маркса как признание социалистической товарности ("тот же принцип", - говорит Маркс), а другие - как ясное указание на отсутствие товарности ("содержание и форма тут изменились" - это тоже слова Маркса).
Я понимаю эти слова Маркса именно как указание на отсутствие товарности.
Маркс не мог ещё в то время подробно детализировать, и речь он явно ведёт о таком состоянии социалистичекой фазы, на которой она уже достигла всей полноты своих свойств, то есть не о первой, а о второй (бестоварной) её стадии.
Есть люди, которых сбивает наличие и на этой (второй, по сути - бестоварной) стадии купли-продажи, наличие магазинов, зарплаты и т.п. Они рассуждают так: если есть принцип купли-продажи, значит имеются и товарные отношения. Но купля-продажа может и не означать товарности, - в полном соответствии со словами Маркса: принцип тот же, но содержание изменилось.
Допустим, человек переложит из своего левого кармана в правый пачку сигарет, а из правого кармана в левый - соответствующую сумму денег. Является ли эта перемена положения предметов в карманах одного и того же человека товарообменом? Ясно, что нет.
При двух карманах такое действие человека, конечно, не имеет смысла. Но если карманов много и нужно вести учёт всех перемещений, то такой принцип очень помогает. Один-единственный государственный центральный банк, пропускающий через себя все результаты пермещений между предприятиями и отраслями, - это замечательное средство контроля и учёта. Таким образом, то, что внешне похоже на прежнюю куплю-продажу, на самом деле теперь уже не означает прежней действительной товарности, а лишь является удобным средством учёта, удобным, привычным способом распределения и не более того, а деньги - уже не деньги в прежнем смысле, а лишь вспомогательный счётный материал.
Товарности в политэкономическом смысле здесь уже нет, продукт при своём движении перестал менять собственника, "содержание изменилось".
Но пока социалистическое общество-собственник ещё не научилось эффективно управлять всем своим хозяйством как "одной фабрикой" (выражение Ленина), оно вынуждено для эффективности использовать некоторые остатки прежнего строя, - разумеется, не в буквальном их виде, а видоизменив, подчинив социалистической действительности. Но всё же это - остатки прежнего строя.
Чтобы не забюрократизировать, не сделать закостеневшей централизованную громадину хозяйства, социалистическое общество-собственник на этой стадии предоставляет предприятиям или даже отраслям определённые права самостоятельности, одновременно материально стимулируя их эффективную работу. Этот так называемый "метод хозрасчёта" даёт, следовательно, элементы госкапитализма внутри первой стадии социализма.
Система в целом - социалистическая, называть систему в целом госкапиталистической нельзя; элементы госкапитализма играют подчинённую, вспомогательную роль на службе у социализма. Но помнить о госкапиталистичности этих элементов, конечно, нужно.
На этой почве и принцип купли-продажи ещё не является полностью лишённым старого содержания. В нём присутствует и действительная товарность, - в той мере, в какой субъектам экономики предоставлены права относительной хозяйственной самостоятельности.
Как должна коммунистическая власть относиться к этим формам хозяйствования, к этой остаточной товарности?
Относиться надо двояко. Метод этой товарности надо глубоко постигать и хорошо использовать, чтобы хозяйствовать эффективно на этом этапе. Надо умело использовать хозрасчёт и другие приёмы материального стимулирования, саморегулирования и самоконтроля. Но одновременно с этим неуклонно преодолевать остаточные товарные методы методами полносоциалистическими, бестоварными.
Остаточная товарность является той почвой, на которой может возрождаться, сохраняться и возрастать буржуазная психология и буржуазный образ действий. Это одна из причин неустойчивого, двойственного характера социализма, представляющая серьёзную опасность, если её проигнорировать.
Нужно одновременно понимать две вещи. Если на этой, низшей, стадии социализма не использовать со всей эффективностью объективно остающиеся товарные методы, то это отрицательно скажется на развитии хозяйства. Если же не видеть таящуюся в них опасность, шаг за шагом не вытеснять их и истолковывать тезис об их эффективном использовании в смысле их безудержного укрепления и расширения, то это подорвёт базу коммунистического строительства и погубит дело революции.
Именно это и было одной из главных мыслей сталинской работы "Экономические проблемы социализма".
Так как же надо расценивать прямой, просто вопиющий по беззастенчивости, переход к противоположному курсу, к намеренному расширению товарности, к игнорированию недвусмысленных и ясных предостережений?
Ошибка? Политэкономическая неграмотность? Понятно, что нет. Понятно, что за этим новым курсом стоит та часть общества, близкая к государственным и экономическим рычагам, которая сформировалась и взросла на этих остаточных госкапиталистических элементах нашего хозяйствования.
В своей критике китайские коммунисты так ясно, так глубоко этот вопрос не вскрыли. Конечно, этому есть объективные объяснения, но мы просто отметим здесь эту недостаточность как факт и пока этим ограничимся.
б). Социалистическая плановость.
Сущность социалистической плановости состоит не в том, что имеется некий центр, который даёт команды, а все хозяйственники занимаются их исполнением. Это называется административностью. Да, административность - одна из черт плановости, но не её сущность.
Если центр не охватывает всю нужную информацию, не контролирует все идущие в хозяйстве процессы, не замечает вовремя всех возникающих проблем этого живого процесса, то административность будет, а плановости хозяйства не будет. Оно хоть и будет управляться административно, из одного центра, но при таком управлении действительные результаты быстро разойдутся с тем, что желаемо обществу.
Вот почему вопрос планового ведения хозяйства социалистическим государством неотделим от вопроса о том, насколько действительно социалистично это государство.
Где-то у Ленина оспаривается анархистский тезис - "править нужно не сверху, а снизу". Ленин вместо этого тезиса (как всегда у анархистов - очень популистского, но неумного) выдвигает свой: "править должен низ, но - сверху".
Для действительной плановости хозяйства нужен не просто центр, а такой центр, который был бы организационным средоточием всего класса в целом, был естественной частью класса, связанной с ним множеством обоюдных связей, и мог использовать все глаза, все мысли, всю инициативу, весь опыт громадного класса.
Понятно, что центр, отделённый от низов, более того - противостоящий им, не может осуществлять действительную плановость, и его административность будет через недостаточную обоснованность решений, через бюрократические нестыковки, через нарастающую бесконтрольность заметно снижать эффективность экономики и даже введёт её в хроническую кризисность.
Столкнувшись с этой проблемой, люди, от которых никак невозможно ожидать построения действительно социалистической государственности, имеют только один выход - уменьшить саму централизованную административность, раздробить её, ввести в действие ещё более расширенную хозяйственную самостоятельность отдельных частей, включить стимулирующие хозяйственные рычаги, присущие многособственнической экономике.
Там, где пролетарские революционеры, увидев недостаточную социалистичность административности, приложили бы все силы для наполнения её подлинной социалистичностью и этим исправили бы дело, люди буржуазных взглядов двигаются в обратную сторону, в сторону переформирования даже этого, уже формального, остатка прежней социалистичности - самого принципа централизованной административности, в сторону замены его, в конечном счёте, известным механизмом рынка.
Итак, и здесь действия хрущёвцев не являются ни ошибкой, ни политэкономической неграмотностью. То, что китайская критика обратила внимание многих на несоответствие действий хрущёвцев истинному построению нового, коммунистического, строя, было очень полезным делом. Но полное вскрытие причин этих действий в то время ещё не было как следует проведено.
в). Классовая борьба при социализме.
Вопрос о классовой борьбе в условиях социализма тоже относится к очень спорным среди современных "левых".
Понятное отсутствие конкретных указаний классиков прошлого плюс усиленное внедрение хрущёвцами своей идеи об исчезновении классовой борьбы, подхваченное и размноженное, как водится, целой армией "учёных прислужников" и целыми горами позднесоветских учебников, сыграло свою негативную роль и посеяло во многих головах согласие с утверждением, что революционная борьба необходима лишь до начала социализма, а дальше всё идёт уже чисто эволюционно.
Эти люди не задумываются над тем, кому именно выгодно это утверждение. Безусловно, происшедшее в нашей стране заставит многих из них кое-что пересмотреть в своих прежних взглядах.
Я не буду здесь разбирать этот вопрос очень подробно. Кое-что уже сказано при разборе "общенародного государства". Многое будет сказано в последующих текстах, когда пойдёт речь о дальнейшем складывании взглядов маоизма в теоретическую систему.
Здесь же я хочу просто напомнить, что несмотря на провозглашаемую общественную собственность, социализм - ещё не такое состояние общества, когда буржуазность уже не может появляться в принципе, а такое - когда она всё же продолжает возрождаться и, следовательно, должна быть подавляема. В этом и заключается основание для борьбы, которая по своей сути остаётся классовой, так как вести её могут только те, кто антибуржуазен.
В одном из прошлых текстов я приводил сравнение, которое хочу для ясности привести и здесь. Если сравнить заасфальтированную площадь с образцовым огородом, то сорняков нет и там, и там. Но если на площади их нет потому, что они уже не могут там расти в принципе, то в образцовом огороде их нет по причине постоянного, тщательного пропалывания. Вот таково же и соотношение между высшей и низшей фазами нового строя. При социализме буржуазность всё же возникает, и социализм может оставаться социализмом только при постоянном, тщательном "пропалывании".
Какое название дать этим возникающим, вновь возрождающимся элементам? В современной "левой" литературе есть разные термины. Одни говорят в общей форме - "антисоциалистические элементы"; у других я встречал выражения "протобуржуазия" или "прабуржуазия"; уже говорилось, что албанцы называли это - "буржуазнорОдные элементы".
Ну, дело, конечно, не в том, как назвать, а в том, правильно ли ты понимаешь суть этого явления.
Что касается меня, то я предпочитаю давать этим элементам обычное название "буржуазия", потому что не вижу в их сущности ничего такого, что отличалось бы от сущности общего понятия "буржуазия". Безусловно, находясь в условиях социализма, в условиях государственной собственности, они вынуждены приспосабливаться к этим условиям, вынуждены действовать не так, как действовали бы в условиях классического капитализма. Но это влияет не на их сущность, а лишь на внешнее проявление формы. Эту её особенность, может быть, и нужно отметить каким-нибудь прилагательным. Но существительное, выражающее сущность, можно вполне оставить прежнее, известное.
Повторяю - высказанное по всем трём пунктам - это только гипотезы, предположения. Я не настаиваю самоуверенно на своей правоте, я лишь высказываю своё мнение. Но мне представляется, что эти предположения позволяют правильно понять причину и всю логику тех хрущёвских (и последующих) новаций, которые критиковались в советско-китайской полемике.
- - - -
Вот с такой критикой открыто выступила в начале 60-х китайская компартия. Эта критика, естественно, была отвергнута новым советским руководством, и для ярлыка на неё было поставлено особое название - "маоизм". Как видим, чего-то особого, что требовало бы специального названия, здесь пока нет. Есть просто позиция той части международного революционного движения, которое не приняло хрущёвские новации с теоретической точки зрения и должно было оградить, обезопасить себя, свою власть от внешнего разрушительного вмешательства.
Поначалу этим взглядам не хватало глубины и системности. Но в дальнейшем им был придан более глубокий, более системный вид, о чём и пойдёт речь в следующей главе.
(mvm88mvm@mail.ru)