Новый текстовый документ 2

Силент Де Шад
Мы уходим. Отправляемся в долгое увлекательное путешествие. Кто-то - повыше, к солнцу, туда, где разреженный воздух щекочет грудь. Кто-то в жаркие страны, туда, где зной обжигает лицо.
Мы уходим, и ничего не берем с собой. Как настоящие отчаянные туристы - из всего багажа у нас только кладезь накопленных знаний, надежно схороненных в толщах воспаленного мозга. Да и те знания, и весь богатый прожитый опыт, они вряд ли нам пригодятся. В чужих и далеких странах все по-иному, и лишь немногое, как мы думаем, отдаленно напоминает привычный нам мир.
Мы покидаем свою зону комфорта, меняя все кардинально. Рвем дружеские и любовные связи. Бросаем дома и быт.
Оставляем ничего еще не понимающих, но уже грустящих и скучающих детей. (А где папка? Папа уехал. Папа вернется очень нескоро. Если вернется. Папка нас бросил.)
Мы отворачиваемся от жен, любящих нас, и не очень. (Куда ты? Вернись! А как же я? Будь ты проклят за то, что оставил меня одну!). Часто, со слезами на глазах они бегут нам навстречу, но мы уже далеко. В знойных странах. Или там, где воздух чище и ярче.
Невольно мы ждем, что там все будет лучше. Проще. Комфортнее. Доступнее. Может быть, даже нахаляву. По-крайней мере так нам обещали. Но если и нет, то мы заработаем. Мы у себя на родине привыкли, умеем работать за еду и одежду. Да, везде хорошо, где нас нет, правда? Но мы все равно надеемся на лучшие условия.
Мы будем искать там новые знакомства, смиренно осознавая, что старые нам уже не вернуть. Всех тех уникальных, неординарных людей, все то серое, мутное, но необходимое посредственное быдло - мы всех их встретим на своем пути. Но уникальных, конечно же, чаще - это ведь все-таки чужие страны, тут все по-другому, не как дома.
Мы уже заранее знаем, кем бы мы хотели стать в этих незнакомых местах. Ты будешь нести людям свет! А ты - рисовать пейзажи далеких стран. А я? А буду пить вино и петь тоскливые песни о доме. Здесь все можно.

Мы очень часто даже не знаем, что сподвигло нас уйти.
Есть среди нас такие, которые бегут от проблем. Отчаянные ребята. За долги надо платить - это осознание приходит к ним слишком поздно, но уж когда приходит, тогда - вжжжжух, - и их уже след простыл. Как говорится, только пятки сверкали. Большинство из них, разумеется, просто "гасится". Залегает на дно. Но есть и такие, которые уходят - и эти самые отчаянные. Валят далеко-далеко, туда, чтоб их не нашли. О таких, кстати, очень часто вспоминают, и не всегда хорошими словами.
Есть такие, которых тупо задрал быт. Серые скучные бесполезные будни, серая скучная бесполезная личность. А тут еще жена ушла, детей забрала, с работой никак, в кармане голяк. И все это навалилось снежным комом, и не дает нормально жить. БАБАХ! Кулаком по столу. Все, ****ец, пора уходить.
Есть и такие, которые в течение длительных лет подготавливают себя к уходу. Настраивают физически, настраивают морально. Бухать, разумеется, это само по себе приятное бегство. Но когда уж припрет, когда накопится, назреет - махнуть залпом - и в путь!
Но чаще всего нас заставляет уйти что-то еще не объясненное наукой. Фаталисты называют это "судьбой". Умные люди - "случайным стечением обстоятельств". Заядлые критиканы - "идиотской ошибкой". Как ни назову - суть будет одна. Выбора не остается. Да и времени выбирать нет. Только самое ценное с тобой - мозги, опыт. Еще - свою бесценную душу. Некоторые берут с собой только ее, потому что остального у них никогда не было.

Мы уходим и нас провожают. Пышно. Шумно. Собирается весь гребаный социум и каждый, даже те, кто вечно срал тебе за шиворот, каждый, подходят к тебе, грустно и по-отечески улыбаются. (Братишка. Чего ж ты уходишь. Может останешься, а? Все будет как по-старому - ты будешь считать меня боевым товарищем, а я буду срать тебе за шиворот и трахать твою жену!).
А тебе уже глубоко наплевать на эту торжественную часть. И на пафосно грустные улыбки. И на то, что кто-то трахает твою жену. Мы мысленно шлем всех в дальний путь. И, уходя, не оборачиваемся. Ни на ту ****ь, с которой прожил всю жизнь, ни на поганцев-родственников, ни на паскудных товарищей. Только, разве что, на детей посмотрим перед уходом. Или на кошку. Каждый из нас, все-таки, что-то важное теряет.
Мы покидаем торжественный зал, не замечая, что проводы превращаются в дележку нами нажитого. Печальные разговоры, посвященные нам - в мордобой. Горькое сожаление - в безобразную истерику. Кульминацией сей встречи, апогеем, так сказать, становится массовая попойка. Мир возвращается на круги своя.

Обо всем этом нам не расскажут в Церквях. Об этом не пишут святые книги. О том потом молчат в газетах. Об этом даже не принято рассказывать друг другу. Все остается за кадром, кроме, разве что, того факта, что мы ушли. Но и то ненадолго - память о нас коротка даже по человеческим мерка.

Наши тела гниют и сгорают. Мы уходим. Проходим тонкий барьер. Без права возврата.
Мы уходим, надеясь, что нас что-то ждет - райский чистый воздух, адский палящий зной, и хоть что-то, отдаленно напоминающее привычный наш мир. Его лучшую часть.
Мы уходим. Кто-то - повыше, к солнцу. Но чаще - в холодную землю.

SdS 17-01-08