(записки из прошлой жизни)
Уж и не вспомню, когда, в девятом или в десятом классе школы, у меня появился странный приятель. Двор нашей пятиэтажки был создан как будто специально так, чтобы соседи понимали, что за люди собрались под одной крышей его дома.
В микрорайоне царствовал иерархический порядок: четырёхподъездные дома из силикатного кирпича выстроили гармошкой, обширные дворы потрясали воображение, и каждым таким хозяйством, домом и двором, распоряжались управдомы.
Наш управдом, мужчина скорее добродушный, чем суровый, по каким-то причинам был без ног. Протезы его всё же давали возможность передвигаться с палочкой, а так называемая "инвалидка" и вовсе делала его образ жизни даже более подвижным, чем у простых смертных. Едва заслышав её мотоциклетный треск, местная детвора сбегалась на просмотр неописуемого зрелища - управдом был широк в кости, прямоуголен телом, а звуки протезов и вовсе делали его похожим на старый скрипучий буфет, по каким-то причинам не стянутый как следует болтами. Лицо его красила прямоугольная улыбка, которая менялась на сосредоточенную, убираясь в линию, когда он работал.
Удивительный человек удивителен во всём, в том числе и в работе. По причине инвалидности, он получал некую пенсию, жить на неё удавалось в то закоренелое советское время сравнительно неплохо, но куда деть свободное время?
А вот куда: человек чинил телевизоры, и человек кипел от идей, и эти идеи воплощал в жизнь.
В то славное время телевизоры были не у всех, нам повезло, наша семья обладала чёрно-белым телевизором «Воронеж», который время от времени ломался, и я сам наблюдал процесс починки нашего семейного чуда техники. Телевизор приносился к управдому в квартиру. Как мастер, уважающий себя, он готовился к очередной встрече с очередным чудом советской техники очень основательно. Оправа очков подвязывалась за затылком резиночкой, в комнате всё стихало, к столу неслышно, как призрак, подкрадывался хозяйский кот Пушок и застывал на время починки сфинксом. Управдом выковыривал очередную почерневшую от работы лампу, и если в его хозяйстве находилась такая же, устанавливал её… ни за лампу, ни за работу денег не брал… очень душевный был человек!
Мне запомнился наш двор в самом расцвете его существования, когда сам я стал осознавать себя и окружение, когда память услужливо подсказывала: а это так и так, и ни на шаг в сторону. Однажды выстроенное памятью совершенство двора впоследствии, много лет спустя, было разрушено после ухода из жизни этого человека. Да и что сказать - дел было наворочено много: по северную сторону, у входа в подъезды, высадили больше десятка елей в линию, кустарник взял в каре асфальтовую дорогу, эа кустарником появились яблони, несколько вишен; по торцам, отделяющим проезжую часть микрорайона от дворовой территории, пирамидальные тополя.
О цветах можно и не говорить: высаживали, кто что мог, и в количествах неимоверных. Появилась волейбольная площадка на ничейной территории, на бульдозер собирали по пятнадцать копеек всем домом, как помнится, турник через дорогу за входом в лесопарковую зону, сделанный из железных стоек строительных лесов и растяжек из гладкой проволоки восьмёрки, и даже в подвале второго подъезда разместили теннисный стол. Когда память детская перестала бороться с внешними признаками дворовой жизни, возник интерес к скрытным до поры личностям двора.
Так вышел на первый план моих интересов Алексей Андреевич, прославивший себя тем, что первым в доме сделал перепланировку своей трёхкомнатной квартиры, а потом развёлся с женой, с которой прожил пятнадцать лет, и, по моему мнению, поступил благородно, как современный советский гражданин. В то чудесное время со стройматериалами было трудно, но в двухстах метрах от нас строили два жилых дома, и, как сами понимаете, упрощало задачу неимоверно.
Алексей Андреевич работал фотографом где-то в центре города, иногда заходил к моей матери по-соседски, я же заканчивал девятый или десятый класс; помнится, пышно цвели яблони во дворе. Как человек деятельный, он не мог пропустить мимо себя молодого человека; как-то перекинувшись парой фраз со мной и найдя мои суждения довольно здравыми, он по собственной инициативе привлёк меня к фототворчеству.
Впоследствии мне приходилось пользоваться его услугами. Если читатель был студентом технического вуза в то славное советское время, когда чертили на ватманских листах бумаги, то вспомнит, наверное, как среди студентов пользовался спросом такой метод копирования друг у друга чертежей, как "телевизор". Разместив под толстым стеклом, лежащим на двух пригруженных книгами стульях, включённую настольную лампу и положив на стекло в качестве образца идеально выполненный лист какого-нибудь проекта, страждущая студенческая личность совмещала контурами чистый ватман, и - о, чудо! - сквозь плотную бумагу идеально проступали контуры проекта.
Алексей Андреевич называл это любительщиной. Позвав меня к себе домой, поведал, как перекопировать чертёж технически более совершенно.
В его распоряжении были такие штуки, как сменные объективы на фотоаппарат "Зенит", куча насадок-стёкол на эти самые объективы, спецплёнки и прочее. Доступ к его домашней фотолаборатории впоследствии я имел неограниченный, и даже по знакомству оказывал услуги некоторым студентам-архитекторам, у которых графических заданий было на порядок больше, чему и был несказанно рад: техника экономила студенческое время!
Сделав несколько фото на обратимую контрастную спецплёнку и проявив её, я мог через фотоувеличитель выполнять прорисовку некоторых деталей и, собственно, своих решений. Точность передачи размеров гарантировалась высочайшая; как ему это удавалось, мне и в голову не приходило. И он гордился этим, как гордятся истинные профессионалы своего дела.
Алексей Андреевич нимало не старался подвигнуть меня в свои дела. Что толку от новоявленного студента, пусть и технаря, но специальности совершенно его не интересующей?
Его познания в фотографии, и особенно практика, меня задели, и после второго курса я приобрёл по случаю приличный фотоаппарат, но это было потом.
Однажды по зиме он пригласил меня прогуляться ночью на водохранилище. Морозы в те времена стояли не нынешние, лёд, как помнится, уже к началу января сформировался такой, что некоторые состоятельные рыбаки выезжали на своих авто прямо к лункам.
Не зная истинной цели нашего путешествия, я положился во всём на него, думая, что мой сосед продвинулся в ловле рыбы совершенно нетривиальным способом.
Спустившись к огромнейшему промороженному полю водохранилища, мы и в самом деле нашли рыбаков, держащихся обособленной кучкой, но мой фотограф, хитровато подмигнув, заявил, что нас ждёт рыбалка особого рода. Вдоль берега была протоптана довольно удобная, широкая тропа, и мы уверенно двигались, поскрипывая валенками и переговариваясь; уже недалеко над очередным спуском тускло блестел православный крест, венчающий тёмную громаду храма.
Надо сказать, что в то беспечное время мне и дела никакого не было до каких-бы то ни было религиозных обрядов и обычаев, неистово чтимых некоторой частью моего народа. Воспитанный в духе атеизма, церковными делами я не интересовался, не понимая, что неумолимый рок уже занёс надо мной свою неотвратимую десницу. Правда, мне досталась часть рыбацкой ноши, довольно тяжёлой, килограммов на десять. Наверное, только это и отвлекло меня от размышлений на тему целей полночного путешествия. Начиная уставать, уже хотел было спросить моего бывалого товарища, мол, почему не взяли коловорота, где будем делать лунки и проч.
Но тут мой спутник шикнул на меня довольно невежливо, и мы пошли медленнее, скрип самопроизвольно прекратился, и только правое плечо ощутимо заныло от давящей ноши.
Прямо под храмом, но понизу, послышалась пока нечленораздельная речь, и мы остановились где-то метрах в десяти от народу, столпившегося полумесяцем около огромнейшей проруби. Было их человек двадцать пять, и, судя по тональностям голосов, зачем-то пришли и женщины. По темноте видно не было, что там творится, но мой старший приятель приказал распаковываться.
Достав из своего рюкзака два каких-то тяжеленных прибора в футлярах, я с наслаждением сел в снег, не обращая и доли внимания на окружение. При длительной ходьбе немного выстудило левую щёку и ухо, пришлось распустить тесёмки на своей кроличьей шапке, завязав их под горлом и закрыв глаза.
Вдруг несколько световых вспышек полыхнули рядом, послышались крики:
- Потуши свет, свет потуши!
Мгновенно очнувшись, обнаружилось, что Алексей Андреевич возился с моим грузом, бормоча вроде бы про себя - как же, делать мне нечего... зря, что ли, шли... Его фотоаппарат с открытым длинным объективом болтался наискосок по полушубку.
И пять или шесть вспышек ещё раз очередью осветили окрестность у проруби.
Резкий мужской крик был ответом:
- Филон, да они не унимаются... бей их...
Дальнейшее не поддаётся описанию: меня как током пронзило, я вскочил, мой фотограф кинул мне мигом собранный рюкзак.
- Сашка, дёру, куда угодно, хоть на левый берег, а то в проруби крестить начнут... Ну, я вам устрою святую пятницу, выбраться бы нам отсюда...
На следующий день, благо, было воскресенье, меня разбудил звонок. Сосед, с глазами, как у побитой собаки, пришёл справляться о моём здоровье.
- Хочется думать, что тебе повезло больше, чем мне.
Повернув шею и тыкнув пальцем в правое ухо, обратил моё нескромное внимание на широченную багровую косую царапину.
- Представляешь, пожарным багром достали. Где они его там нашли? Галка до сих пор не верит, что в нашем деле могут быть нарушения правил техники безопасности, подозревает - тривиальная любовная история.
Я к тебе, собственно, за этим. Если вдруг спросит, что и как, ответишь: ночная съёмка подлёдного лова, на обратном пути на подъёме поскользнулись, в кустарник колючий занесло. Не надо пугать слабую женщину, мне ещё рядом с ней жить и жить...
Через две недели заявился ко мне расстроенный, но уже с зажившей шеей. Вывалил на стол пачку фотографий потрясающего качества форматом 13х18см, где я узнал нашу прорубь, и где на некоторых голых гражданок соучастники события накидывали белые простыни.
Оказалось, праздник крещения отмечался в эту ночь, а я, тёмный, этого не знал.
- Представляешь, на областном телевидении есть у меня знакомый, хотел продвинуть через него свои фото на антирелигиозную тему. Он взял фотографии, сволочь, и через два дня вернул половину, мол, потерялись остальные, заметь - самые пикантные! - и заявил, что на нашем телевидении стриптиза никогда не было и не будет. В общем, пострадал я за правду, и тебе досталось.
- И что теперь с фотографиями делать будешь?
- Добавлю в свою коллекцию несбывшегося.
Прошло, наверное, года три или четыре, я уже работал, и как-то матушка моя мне и говорит:
- Представляешь, наш сосед-фотограф, Алексей, подался в истопники, в нашу микрорайонную котельную дежурным, изготовил какую-то особо мощную сушилку и теперь яблоки сушит, зараза (это было у неё такое удивлённо-восхищённое выражение). Я попросила его продать нам для компота - отказался. Может, ты поспособствуешь? Нам на зиму и надо-то два кило, а в магазинах нет ничего.
На следующий день я поплёлся к фотографу. То ли мы давно не виделись, то ли первые годы независимой России произвели на его физиономию неизгладимое впечатление, но нашёл его заметно похудевшим, правда, ещё более живым и суетливым.
- Здоров, сосед, как дела?
Пробурчав что-то неопределённое, мол, пока работается, я понял, что он сам так и жаждет поделиться со мной чрезвычайной новостью.
- Эх, Сашка, свобода! Теперь я запросто могу открыть собственное дело!
Оказалось, его бизнес с сушилкой - вещь более чем реальная. Собирая яблоки в заброшенных садах и с дичков, просушивая их в котельной своей собственной мощной сушилкой, он решил заделаться, ни много ни мало, первым бизнесменом микрорайона. Его чудо-аппарат на 380 вольт и 5 киловатт мощности выдавал на-гора четыре кило сухофруктов ежесменно. Энергия была бесплатной, от котельной, и в успехе своего дела новоявленный бизнесмен не сомневался. Главное, что я понял, так это то, что ему следует накопить 300 кило сухофруктов, чтобы предстать перед закупочной базой надёжным партнёром и впоследствии завоевать рынок.
В эти неспокойные дни его заботы направлялись на изготовление разборного стеллажа из металлолома и незаметной установки в самом тёмном углу котельной. Пытаясь частично начать делать стеллаж дома, фотограф нарвался на непоколебимую позицию своей бывшей. Она не собиралась терпеть в общей прихожей ни ржавчины, ни шума резки металла болгаркой в квартире, в противном же случае...
И Алексей Андреевич все дела перенёс в котельную. В этом богоспасаемом заведении при его суточном графике дежурств никто не мешал, ночами же он вообще был полновластным хозяином всего здания, и творил, что хотел.
Скандал разразился недели через две.
По слухам, электрические расходы на обслуживание котельной с приходом нового дежурного превысили среднемесячные в сорок пять раз, фотографа вычислили, и к очередному дежурству он обнаружил сломанный чудо-стеллаж и перемешанные с мусором двести килограммов готовых к отправке на базу сухофруктов.
Все затраты по вывозу чуждой для целей котельной продукции пришлось взять на себя, выплатить перерасход электроэнергии и уволиться. Правда, чудо-сушилка осталась невредимой.
Коллекция его несбывшегося продолжала пополняться.
Я бы согрешил против истины, если бы заявил, что меня радовали его неудачи. Я всячески желал успехов в его предприятиях, и даже огорчался, замечая, к каким последствиям приводит его предприимчивость.
Очередной перл фотографа не заставил себя долго ждать.
Надо отметить, что его квартира располагалась на первом этаже, а значит, балкона предусмотрено не было. Трёхстворчатое окно комнаты выходило во двор соседнего дома, на заросший липами бесхозный дворовый участок, который никак не просматривался летом с улицы. Такова была начальная диспозиция перед очередным поворотом в жизни моего приятеля.
После происшествия с крещёным днём я зарёкся иметь с ним дело, не придав значения очередному его визиту. А жаль. Не обладая даром предвидения, мне удалось невольно стать соучастником некоторых событий. Да и просьба была чисто по моей теме, у меня к тому времени в личных документах уже хранился диплом инженера-строителя.
Беседу сосед начал с того, что обратился ко мне по имени-отчеству, чем придал автору этих записок веса в собственных глазах. Замявшись, я отметил, что церемонии неуместны, коль он знал меня с незапамятных времён, и мы приступили к деловой части визита.
Суть заключалась в следующем. У него есть дача, очень маленькая, впереди май месяц, к лету нужно прочертить проект пристройки со следующими исходными данными: бюджет - такой-то, соблюдение всех строительных нормативов как для места постоянного проживания: тёплые стены, потолок два пятьдесят, отдельный вход, окно как для жилого дома, с двумя створками, фундамент. Эскиз существующей части дачного домика прилагался.
Но главное, возвести пристройку нужно в два дня двумя работящими, адекватными мужчинами, на выходных. Площадь - двенадцать квадратных метров.
Я был польщён оказанным доверием, и уже в уме начал продумывать основы неожиданно свалившейся работы. Бонус предполагался солидный - мешок русской рассыпчатой картошки и два ведра яблок.
Работая неделю по полчаса в день, задача была решена. Мы обсудили некоторые неучтённые аспекты темы, я моментально внёс изменения, и два ведра яблок на следующий же день Алексей Андреевич перенёс из своего подвала в наш.
Картошка была оставлена на потом, после проверки всех конструкций новоявленного строения.
Через две недели матушка поразила меня убийственной новостью:
- Ты видел, что наш фотограф, зараза такая, учудил?
Ответив отрицательно, я приготовился выслушать очередной сногсшибательный перл моего Алексея Андреевича.
Сказки о дачной пристройке оказались сказками. По моим чертежам неутомимый на выдумки человек возвёл пристройку к своей комнате, и уже впустил туда квартирантов. Таким образом, квартира превратилась в коммуналку как бы на три хозяина, молодая семейная пара пользовалась его столиком в кухне и прочими удобствами на общих основаниях, а Алексей Андреевич получал солидную прибавку к своей небольшой официальной зарплате.
И тут я сообразил, отчего ему необходимо было возвести пристройку в два дня. Наш деятель решил избежать контактов со всевозможными администрациями, включая и участкового, и этот план удался. Получая всё лето свежайшую информацию о его борьбе с бумажной волокитой и участковым, которого через месяц после происшествия в наказание перевели приглядывать за жуткой городской окраиной, меня раздирало любопытство – оставят ли в покое моего соседа. За лето он ещё больше похудел от свалившихся забот, завёл себе портфель для бумаг и опять сменил работу. Как-то вечером подошёл с вопросом:
- Слушай, Александр, а как можно побыстрее получить какое-нибудь звание учёного или творческого работника, чтобы рассчитывать на отдельный кабинет в квартире?
Время стояло неопределённое, многое вдруг стало зависеть от местных властей, но, судя по вопросу, отношения в верхах никак не хотели складываться по озвученной теме.
Пожав плечами, я, таким образом, расписался в собственном бессилии.
Между тем события стремительно развивались, в сентябре у фотографа сменились постояльцы. Точнее, вместо молодой пары, комнату снял неразговорчивый, средних лет мужчина с тяжёлым взглядом. С той поры житья не стало всему подъезду: ночные попойки и скандалы знаменитой комнаты стали присутствовать еженедельно в милицейских сводках, что там творилось, наверное, знала только его бывшая жена, сам фотограф уклонялся от расспросов. Затем мужчина съехал, и въехал другой, можно сказать, где-то респектабельной наружности, и с ним в вышеозначенную квартиру вошла долгожданная тишина. Тишиной подъезд наслаждался всю осень. Правда, некоторые соседи, страдающие бессонницей, стали замечать, что к отдельному входу с чужого двора ночами зачастили таинственные личности, зайдут на пять минут и исчезнут.
Вскоре разрешилась загадка тишины, и всё кончилось: в два часа ночи по морозцу приехал наряд милиции и забрал постояльца скандальной комнаты с двумя ночными визитёрами, вывез в машине с зарешёченными стёклами, а ещё через неделю местный шкет лет десяти предложил мне бизнес по продаже четырёх тысяч штук бэушного силикатного кирпича. Поинтересовавшись, откуда кирпич, малец, довольный моим вниманием, подвёл меня на место хранения дефицитного материала.
Да, разумеется, это была бывшая пристройка моего фотографа. Дом приобрёл прежний облик, если не считать нескольких дырок, замазанных раствором в старой стене.
Позже мне довелось узнать причину быстротечно проигранной битвы за площадь Алексеем Андреевичем. Всё оказалось просто: некий человек из органа, компетентность которого оказалась на порядок компетентнее милиции, между делом шепнул новоявленному владельцу излишней жилой площади, что следствие пока не закончено, но есть мнение, что возведение пристройки явилось целенаправленным актом в создании пункта по хранению и сбыту наркотиков, в том числе и за рубеж. Мог разгореться международный скандал, и если через неделю…
Фотограф пришёл в ужас от услышанного, а ломать не строить, и он за день восстановил статус квартиры.
Кроме замазанных цементным раствором дыр в стене, у фотографа остались его фотографии пристройки, все этапы по её возведению, и даже застолье со строителями.
С тех пор прошло немало лет, я уехал из родного города, жизнь кружила меня, ласкала и била иногда, и сам Алексей Андреевич куда-то уехал, перед отъездом зарегистрировавшись со своей бывшей женой – последнее памятное чудачество, о котором мне поведали земляки! Мне не забыть тех снимков, где мой фотограф, весёлый и счастливый, сидит на скамеечке, обнявшись со строителями, отмечая новоселье в пристройке, не забыть его озорного участия в моей прошлой – да, уже можно так сказать! – в моей прошлой жизни.
декабрь 2016 – январь 2017 г.