Жаркие, душные летние ночи, а вдобавок зуд и боль от укусов комаров давно вошли в ритм жизни кандагарцев. Большинство жителей этого древнего афганского города – пуштуны-дурраны и пуштуны-абдали с малолетства знакомы с капризами кандагарского лета. В общем, кандагарцы – живучий народ, и, несмотря на постоянную вражду между племенами, непонятного правящего режима, политического хаоса, экономических кризисов и непрекращающуюся гражданскую войну, они даже и не думают покидать насиженные родные места. Они уверены, что пословица: «Где родился, там и пригодился» - это о них.
Богатые и предусмотрительные люди - «табакаи сарватманд» - на ночь ставят себе «пашшахона» (марлевая палатка, защищающая от укусов комаров) и мирно спят в них. Бедняки же отпугивают комаров дымом от кизяка и спят под навесами на циновках, сплетённых из бенгальского джута.
В отличие от местных жителей, студент второго курса факультета геодезии и землеустройства кандагарского аграрного техникума Махбубшах Дарвази к южному, сухому субтропическому климату был вовсе не привычен. Выросший высоко в горах в кишлаке Джомарч Дарвазского вулусвола с идеальным климатом, он теперь еженощно вспоминал, как он безбедно и спокойно жил в своем маленьком дворике под тенью громадной черешни в родном отчем доме в Джомарч. Бывало жарко в летнее время и на Дарвазе, ибо Дарваз с давних времен считался родиной таких субтропических культур, как инжир, гранат и дикорастущая хурма – чилванд, но в отличие от кандагарских ночей, там, на Дарвазе, ночи были прохладные: со стороны реки Джавайдара всегда дул освежающий ветер, называемый дарвазскими таджиками «шаббода».
Не спалось также Амонбеку - юноше со смуглой кожей и большими карими глазами. Родом Амонбек был из высокогорного района Зебак, находившегося на стыке границы с Пакистаном. Бормоча что-то под нос, он изредка охал от невыносимой жары.
Почуяв, что его сосед по кровати Баширхан из провинции Парван, что на севере Афганистана, крепко спит, он дернул Махбубшаха за локоть и почти шепотом сказал:
- Не спится, Махбуб. Давай выйдем подышать свежим воздухом.
- Хорошо.
В полуосвещенном коридоре общежития, называемом по-афгански «лайлия», друзья разговорились.
- Это ужасно, что Баширхан поступает не по-мужски. Ты представляешь, Махбубшах! Сумка у Баширхана полна изюмом, фисташками и миндалем.
- А мне он сказал, что там у него лишь одна нестиранная одежда.
- Врет он, скряга проклятый. Сперва я ему поверил, но вчера вечером выследил его. И что же обнаружил? Этот крысёнок привёз из дома целую сумку с сухофруктами. На дастархан он положил нам всего полкило изюма с фисташками...
- А я-то подумал, что он угостил нас всем, что было у него в сумке.
- Ха, ха! Теперь я понял, какой же ты наивный человек, Махбуб. Тогда скажи мне, зачем он замок на дверь в шкафу повесил? И ключи от замка постоянно у него в кармане!
- Да. Это у нас с тобой бесхоз. Всё, что осенью привёз из Дарваза, я не съел в одиночку, а раздал всем студентам: грецкие орехи, тутовник, сушеные абрикосы.
- А я? Разве ты не видел, как я угощал ребят курутом и бурсаками (маленькие обжаренные лепёшки), которые привёз из Зибака?
- Это мы - горцы такие щедрые, последним куском делимся с товарищем, не то что эти долинные хазарейцы и пуштуны.
- А ты знаешь, Махбуб, Баширхан сухофруктами набивает карманы, и когда мы спим, он грызет их в постели. - Помолчав немного, Амонбек продолжил:
- Махбуб, а ты согласен, если я поговорю с куратором Сиджистани и приведу сюда моего земляка Наврузбека? Баширхан будет жить в его комнате со своими хазарейцами. Тут и так все держатся особняком: пуштуны живут с пуштунами, хазарейцы с хазарейцами. А чем мы – таджики - хуже их?
- Хорошо, я согласен. Но сначала мы должны наказать этого гада.
- Как?
- Тайком от Башира с лидером нашей группы Барёлай я всё устрою. Навру ему, что его больной отец умер. И когда он уедет, мы сломаем замок и поделим содержимое его сумки с остальными ребятами.
- Браво, Махбубшах!
Полдень. Щупленький Баширхан с монголоидными чертами лица мерными шагами двигался в сторону общежития. Ничего не подозревая, он думал только об одном: пока ребята находятся на занятиях он со спокойной душой будет есть кишмиш и жареный миндаль. Потом возьмет немного сухофруктов в кулёк и будет грызть их в городском парке.
Словно разведчик, ещё раз посмотрев вокруг себя и убедившись в полном отсутствии посторонних, Баширхан, напевая свою любимую хазарейскую песню, зашел в комнату.
Комната была многолюдная. Студенты-старшекурсники – бородатые черномазые пуштуны, голубоглазые нуристанцы, светлокожие таджики и скуластые хазарейцы с миндалевидными глазами, вперемешку и в тесноте сидели на курпачах. Уважаемый всеми куратор Сиджистани и имам-хатиб местной мечети Саидфаррух Панджшери сидели в середине комнаты с поникшими головами. Увидев Баширхана, Саидфаррух звонким голосом начал читать суру из Корана. После паузы он прочитал молитву за упокой души.
Баширхан сидел молча, пока имам-хатиб не закончил читать. Едва услышав «Аминь!», хором вырвавшийся из уст студентов, он побледнел, словно мертвец. Посмотрев в сторону Махбубшаха и Амонбека, он увидел слезинку на ресницах у Амонбека и подумал: «Наверное, какая–то беда случилась в семье Амонбека. Бедняга. Если это правда, он не может съездить в эту глухомань – Бадахшан. Да ещё экзамены почти на носу»…
Молитва завершилась. Махбубшах тихо подошёл к Баширхану и слабым голосом сказал:
- Баширхан, прими наше общее соболезнование. Дело в том, что сегодня утром ростовщик из Парван Мирзай Кайани пришел к тебе и сообщил нам плохую весть. Нам очень жаль, Башир. В пятницу прошлой недели ваш отец скоропостижно скончался.
- О Аллах! За что такое наказание! Где этот ростовщик, приносящий дурную весть?
- Он уехал по делам в Джалалабад, - боязливо добавил Амонбек.
Баширхан начал выть и в порыве отчаяния стал рвать волосы на голове. Тут вмешался в дело Сиджистани. Подойдя к Баширхану, он с укоризной промолвил:
- Баширхан, сынок, не надо. Волосы женщины рвут, а ты взрослый мужик. Это воля Аллаха. Веди себя как мужчина.
Студенты по одному подходили к Баширхану, обнимали его и успокаивающе что-то шептали на ухо. Сиджистани, подождав немного, командным голосом произнес:
- Баширхан, ты сегодня же должен уехать в Парван! Вот тебе деньги. Это студенты и учителя собрали тебе на такси.
- А экзамены? – всхлипывая, рыдал Баширхан.
- Не беспокойся на этот счет. Потом сдашь.
Быстро собрав вещи, Баширхан пошел на рынок, откуда едут все рейсовые микроавтобусы в Кабул. Попрощавшись с ребятами, он сел в такси и, не выдержав, горько заплакал.
Водитель - тучный мужик, заранее проинформированный о «случившимся горе», всю дорогу молчал, изредка бросая сочувствующие взгляды в зеркало, висевшее над головой. Баширхан тихо плакал, но ближе к родному кишлаку его рыдания становились все громче и громче.
- Куда мне теперь? - спросил водитель.
- Налево, к махалле Гюлбахар. Наш дом - самый крайний.
По пыльной дороге такси медленно двигалось в сторону одинокого глинобитного домика, стоявшего посреди бахчи из тыкв и арбузов. Внезапно Баширхан побледнел, его глаза от удивления чуть не вылезли из орбит. Парень истошно закричал:
- Остановитесь! Возле того старика с мотыгой на плече остановитесь, пожалуйста!
Такси остановилось. Баширхан кинулся в сторону старика: «Это неправда... Неправда». Не дойдя двух метров до него, Баширхан вдруг рухнул на землю.
Старик на минуту замер от оцепенения. Затем, всмотревшись в лицо незнакомца, закричал:
- О Аллах! Это мой Баширхан! Люди добрые, помогите! Мой Баширхан погиб от «шодимарга» (внезапная счастливая встреча, при которой человек теряет чувство либо умирает). Наклонившись к сыну, старик, задыхаясь от рыданий, мгновенно упал рядом с ним.
Быстро сориентировавшись, водитель ковшом зачерпнул мутную воду из арыка и вылил ее на отца и сына. Минуту спустя оба пришли в чувство. Обняв отца, Баширхан громким голосом заплакал.
А в общежитии кандагарского аграрного техникума студенты делили между собой припрятанные в шкафу сухофрукты и радостно смеялись...