Времени жених

                ВРЕМЕНИ   ЖЕНИХ               
      
                " Маятник медлительный и грубый,
                Времени непризнанный жених…"
                Н. Гумилёв
                - I -
 
      Идти  было нелегко, наст не выдерживал. В ботинки набивался мелкозернистый колючий снег, холодил лодыжки, забирался за подошвы. Сон это, или ощущение нереальности, так и не определялось, но состояние пустоты, покинутости присутствовало точно. За ночь он вставал три раза, чаще обычного. Сначала пришлось накидывать поверх одеяла, из-за холода, пальто, -  потом скидывать его обратно, -  обогреватель , включенный, уже нагрелся, он его вырубил. Потом снова стало прохладно…  Когда же  в четвёртый раз открыл глаза, на часах с табуретки, прислоненной  к постели, высвечивалось время около семи,  - он так и  не провернул стрелочку вперёд. На судне это означало канун завтрака, там нужно было подниматься, чиститься-мыться, выходить в обеденный зал , торопиться на мостик… Теперь вот никуда не нужно было спешить. Рейс его закончился, наступил отпуск. Сегодня было девятое апреля, а именно с этого числа он стоял в графике службы кадров, как подгадали…  Нужно было писать заявление, выяснять про отпускные…
     Смена произошла удивительно быстро, Не так, как задумывалось. Экспрессы подкатили ещё засветло, судно только – только подошло, и первая партия уехала сразу же. Остальные, задержавшись на передаче дел, по объявлению трансляции садились в машины  через два часа. Таким образом, в половине одиннадцатого вечера, он  уже стоял на остановке двенадцатого маршрута, долго ждал , почти с час, среди многих пассажиров ,тот же автобус, с трудом в него влез, кое как разместился со своими сумками и доехав до  конца, в комнату притащился уже за полночь, открыв дверь сначала одну, потом другую…  В квартире было нелюдимо, запущено, видно было ,что здесь никто не жил, - он раскрыл форточку на кухне, долго спускал струю из крана, грязно-коричневую, до просветлённой ,  чистой, потом, отхлебнув из   фляжки разведённого, под “водку”, спирта, закусил его сухой , тоже предусмотрительно взятой в дорогу колбасой, запил трапезу холодной , льющейся  ещё водой, закрыл её , завалился спать, но  долго, однако  не мог уснуть, ворочался, привыкая к жесткости нового  для себя теперь места . Мысли лезли одна на другую, цеплялись боками,  сталкивались лбами, потом смешивались все разом, снова рассыпались на мелкие дела и заботы, давили своей невероятной тяжестью, ложились бременем. Лишь только расслабившись, в беззвучных слезах, страшных  по редкости, ему вроде бы стало легче, он забылся  да и спирт , наверное , разогрел, подействовал.
    Теперь после рейса он никуда не стремился. В груди не замирало, как раньше ,не поднималась волна  жара, - перед ожиданием встреч, с родными людьми, с близкими и привычными, милыми сердцу предметами быта, в уюте собственного отлаженного жилья, в ощущении свежести тела после ванны, в  пахнущих чистотой простынях…  Теперь этого ничего не было. Он жил один. Текутьев Валерий Николаевич, инженер-гидролог по должности, метеоролог по специальности, работник пароходства, сорока восьми лет от роду, заканчивал свой второй год  безрадостного одичалого существования…
     Всё происходило постепенно, хоть и медленно , но верно. Он вытеснялся, выталкивался, всё более отдалялся от нормальности бытия. Сначала пытался жить в гостинице, потом пристраивался к приятелям, потом стал  проживать на судне, в порту. Благо, его привлекали к вахтенной штурманской службе и таким образом без квартиры можно было пробытовать долго. Затем он опять , оказывался в рейсе и снова , по приходу, вселялся к приятелю, ушедшему в море, - удачно подвернувшийся, счастливый случай… Этот рейс , как и предыдущий, тоже  стал не короче первого, - полных пять месяцев на волнах и во льдах. Смена на этот раз произошла не в родном порту, а чуть подалее от него, за три часа на автобусе. Но именно теперь есть где было остановиться, приткнуться, пожить, и это Текутьев считал положительным знаком, предзнаменованием будущих хороших перемен . Буквально накануне отхода, пять месяцев назад, он столкнулся с кондукторшей Валей. Он  знал её давно, всегда  приветствовал, когда видел, почему то только на её работе , в салоне троллейбуса. И вот перед рейсом  пожаловался на свою горемычную жизнь, в разводе, без пристанища, c пропиской “по флоту”, и она предложила  занять комнатку её подруги, которая пустовала, уже  с пару лет, хоть правда и с долгом. Валерий встретился с хозяйкой, оплатил задолженность ,получил  ключ и отправился «в моря».
      Комнатка, в деревянном двухэтажном доме, в числе десятка подобных других, представляла ценность тем, что вскоре должна была строиться, на этом месте, федеральная трасса, дорога к новому мосту. Старые дома  за ветхостью  сносились;  за негодностью, как ненужные , мешающие простору, - убирались. Но, естественно , на такой площади  и не прописывали. Текутьеву пока же  было  достаточно  просто пожить, пока бы подкопил  для  собственного жилья,  или кого-нибудь  нашёл, обеспеченную. Всё же он впервые, за полтора года, заимел что-то сносное, пусть и временное, для проживания , и такое положение его устраивало, успокаивало. У одинокого волка появилась берлога. Полусломанный унитаз, единственная действующая конфорка электроплиты, одноручный кран с холодной водой, - всё это было его, собственное, а это что-то  значило. Вторую комнату занимала  еще одна соседка, но проживала редко, всё больше на стороне…
    Телеграммы всегда бывают неожиданны. Вот и эта, о замене. Радист принёс её около шести вечера , постучавшись в каюту. Текутьев удивился, к нему редко заходили. Впервые в новом экипаже, - он держался  особняком, не любил,  да и не хотел ни с  кем общаться, положение разведённого странно переменило его поведение , - страсть к уединению… Сообщение на бланке поколебало  планы. В службе говорили, что  он походит подольше , “менять некому”, а тут на тебе – присылают сменщика и значит опять, - очередной отпуск, мытарства на берегу. Тут в море покормят, вымоют , поменяют бельё, не надо платить за проживание, занимайся, чем хочешь, - собственно работа, по отчётам и наблюдениям ,не в счёт… Валерий даже занялся устройством личных дел. Ему попалась свежая газета, от пассажиров, и он послал с очередной отправкой письмо, в рубрику брачных объявлений. Такие воспарения случались у Текутьева и раньше, моментами, но  в рейсе  одиночество становилось невыносимым , особенно  беспросветным, когда не мил  становился весь  белый свет и хотелось ,ужасно хотелось рядом милую сердцем, с приятную телом женщину, - родную душу, подругу… Когда то, уже,  он пытался  знакомиться по объявлениям, с год тому назад. Тогда  получил два, или - три письма, - не больше. Было два способа ,- знакомиться через газету : писать по адресу, по номеру “абонента” какой либо одной , или нескольким, на каждую по конверту, или по–другому  – давать объявление собственное и ждать ответов себе. Так он и поступил   в рейсе  и сегодня же ,по пути на работу, на почте «до востребования»,  ему вручили сразу семь конвертов, и он очень этому удивился. Может , сказалось время, весеннее, или праздники такие же, с женской грустью…Значит, ему начинало фартить , что-то  сдвигалось, что-то должно было произойти, - Текутьев воодушевлялся. Всё  удачно складывалось и сочеталось – деньги , свобода, жильё, женщины. Надо было только разумно всем этим, свалившимся, - распорядиться. Хотя траты на поиски Валерий не жалел, считая их важными, жизненно необходимыми, оправдывающими себя. Где–то прочитал, - мужчина в одиночестве живёт на пять лет меньше. Быть с кем то в паре заложено, определёно природой, против этого не попрёшь. Значит , надо было метаться,  бегать, искать. Текутьев вспомнил, как однажды в рейсе, еще женатый, но брошенный женой,  неразведенный, он очутился в маленьком финском городе, на Балтике, недалеко от Питера, километрах в трехстах. И там договорился с проституткой, приехавшей на нелегальный бизнес из города революции. Цену для  земляка она назначила небольшую,  приемлемую и забурлила кровь в нутре Валерия. Судно вот–вот должно было отчаливать, но он бежал, к своей каюте, чтоб успеть взять денег, потом обратно, к назначенной встрече , торопился, чтобы очутиться вовремя на корабле, задыхался от морозного воздуха, мчался по безлюдному одноэтажному городку, километра  три, или четыре, напрямки, через окраины, повинуясь какой то безумной силе этого вечного, неистребимого инстинкта, притягивающему к себе пороку, влечения… И утешительная  его теория, что со шлюхами неинтересно, ему не помогла. Как же здорово было держать в объятиях восхитительно упругую плоть, восторгаться и радоваться молодому и гладкому, будто чешуя , извивающему телу!..
    После оформления отпуска и получения этого волнительного вороха писем Текутьеву сразу же захотелось действовать. Он прочитал, пробежал  глазами все  листочки, пока ожидал кассиршу, в закутке  конторы. Не теряя времени, решил зайти по самому ближайшему адресу. Тем более, что  его в “любое время  будут ждать”, - как моряка. Это то и задело, подействовало.
Дом  оказался  не там, где ему должно было быть , по порядку, а в стороне и Валерию пришлось немного поискать эту прилепившуюся к сопке, около  трассы, девятиэтажку. За дверью, когда он позвонил, послышался угрожающий собачий лай и от безотчётного чувства страха Текутьев отступил от порога и хотел уже было повернуться , чтобы уйти, как услышал тонкий и высокий голосок: “Кто?” Валерий отозвался, представился. За дверью завозились с замком…
Наверное, внешне она выглядела без видимых, бросающихся в глаза изъянов; лицо и фигура не отталкивали, однако обстановка затхлости, стойкий запах запустения и грязи подействовали угнетающе. Возможно это было связано с собакой, бедностью, а ,может, - от лености, несобранности хозяйки. Но выяснилось, что квартира эта ,  - не  её, она переехала недавно , сняла недорого и поэтому такая неприглядная картина : потёртые скатерти, потрёпанная мебель, слезшиеся, промасленные обои. И Текутьев почти убежал оттуда, не проговорив для приличия и пятнадцати минут. Она спросила, у порога : “ придёте ещё?”, - он помотал головой.
     Тяжелый неприятный осадок постепенно рассеивался , понемногу исчезал и особенно тогда, когда Валерий занимался необходимыми ,текущими делами. Следующим днём,  получив   расчёт по отпускным, - деньги приличные, - он встретил у кассы приятеля, с которым когда  то вместе «ходили», совсем недавно , и не успели друг друга забыть. У встреченного, однако, не всё в жизни шло гладко, в прошлом году тяжёло заболела жена , и не пожелав отягощать супруга уходом за ней, велела себя перевезти к родственникам, на юг… Пока они шли с ним пешком до остановки, пока ехали, разговорились и дальше получилось ,что вместе отправились в магазин, -  жили близко, по пути, и отметили  вместе встречу , начало отдыха, - приятель тоже был в отпуске, уже с неделю. Назавтра Текутьев уже перебрался к приятелю, а тот  уезжал к своей страдалице , договорившись, что Валерий присмотрит за его квартирой, повыгуливает собачку, пополивает цветочки, заодно и поживёт… Приятель таки сохранил все аксессуары прошлой когда то , семейной жизни, будто супруга и не уезжала вовсе, а просто ушла ненадолго, в парикмахерскую  или магазин…
    За уборку  Текутьев принялся сразу же, после отъезда хозяина. Отвлекаясь на эти , тоже, казалось бы , нужные дела, Валерий всё таки  опять не забывал возвращаться  к незаконченному – своим “кандидаткам”, они   волновали его и он решил , что продолжать знакомиться дальше стоит, хотя бы затем, чтоб потом покончить с этим  навсегда. Претенденток из семи оставалось реально четверо, но двое откидывались сразу, - одна была стара, другая далеко жила, в том  самом, кстати, городе , где была смена экипажа. В отдалении находились и те ещё двое, «нереальных», но  всё таки  они были поближе, до них можно было добраться, - автобусом. Валерий решил их оставить на  «потом», а пока оставалась эта "парочка" и одна из  её самая ближняя – за две остановки троллейбуса от его теперешнего места. Дом  обычный , такой же девятиэтажный, стандартный Валерий нашёл сразу, -   сдвоенное  под прямым углом строение стояло за магазином – супермаркетом, их много развелось, прилепилось у остановок. Очутившись перед  дверью , Валерий не дозвонился. Спустился вниз, в подъезд, по направлению к магазину и увидел её – она шла ему навстречу, - симпатичная брюнетка, невысокая, плотненькая телом. Он был уверен, что не ошибся, - встреченная  соответствовала описанию из письма, по цвету волос, по росту и весу! И вот теперь она направлялась к дому, откуда он только что вышел. Но получилось так ,что она уже вошла в подъезд, а Валерий только развернулся за ней и приближался скорым шагом. Ну не бежать же ! Просто “избранница” пересекла путь до дома по тропинке, едва заметной, но вдвое  сокращающей дорогу, а Текутьев шёл вслед по обходной трассе, для машин. Но ничего , вот сейчас он поднимется, позвонит вторично и они обрадуются встрече… Он услышал , как там наверху, остановился лифт, на том же ,пятом этаже, он представляет , как она заходит домой, снимает свою восхитительную синюю курточку и удивляется звонку в дверь, почти вслед за ней…
Увиденное Текутьева поразило, потрясло, раздавило, размяло. То, что предстало перед ним, никак не вязалось  с той улыбчивой встреченной. Неужели она так быстро преобразилась? Или специально успела замаскироваться, скрывая свою красоту? Полное рыхлое тело, рыбьи выпученные глаза, разметавшиеся волосы, редкие , неопределённого, бледно-серого цвета, такого же вида одежда, блеклая , непонятная; разношенные матерчатые тапочки. “Я же говорила Вам, - не приходить без приглашения…” ,-  а Валерий уже скатывается с лестницы…
     Это прививка против чёрной оспы. Больше не таскаться и не самообольщаться. Ощущение гадливости не покидало долго – почти два дня. Текутьев зарёкся теперь больше никогда не знакомиться по газете. Способ этот не подходит. Нужен путь другой, прямой – через знакомых, близких родственников. Но последних, кроме своей бывшей семьи, Текутьев в этом городе не имел. Не спрашивать же  об этом у своих детей? Хотя была такая мысль – просить дочку  познакомить с её учительницей. Валерию казалось, что именно педагог подошла бы для него. Одного недавно встреченного старого знакомого, из  близкого городка, - попросил таки об этом. Тот пообещал, но только с сентября, а пока , мол, уходит сам в рейс, на четыре месяца. Такой срок Текутьева, конечно, не устраивал…
    Третий день от неудачной встречи казался уже не таким удручающим, думалось легче  и снова приходила мысль о “ крестном ходе”,  пути ,-до конца, чтоб потом уж завязывать с этим методом. Навсегда.
… Сегодня она не могла- работала по вечерам уборщицей в одной фирме, -прихватывала дополнительный заработок, хоть  чуть-чуть, кормить своих оглоедов, двоих пацанов. Мужа нет давно – куда то сбежал, а если честно, - она примолкла на минуту в трубке, - пропал бесследно, и никто не знает, где найти. Завтра – “да”, - она постарается, время – такое же.
   Прихватывал морозец, наверное, последний за эту припоздавшую весну, и хорошо, что они встретились у вокзала, зашли хоть туда вовнутрь, в зал ожидания, проверяли глазами друг друга…Он не хотел сначала звонить. Гораздо моложе, с двумя детьми, полноватая… Но рука потянулась к телефону  сама, неосознанно, почти случайно, будто чувствовалось, - что-то произойдёт. Оказалось , она его знала, ещё раньше , по фотографии, которую Текутьев послал в первый  свой умопомрачительный порыв, год назад, её двоюродной сестре, тоже незамужней. И вот перекидываясь с ней словами, обнимая за широкую талию, встретив  на остановке, во второй раз, недалеко от квартиры ,которую снимал, раздевая её в прихожей, он думал только обо одном – как бы поскорее очутиться  с ней в постели. И она поддалась -  быстро, безропотно, - будто всегда была его любовницей, привычной подругой. Даже сама расправила смело  кровать, взбила подушки,  легко разделась донага, обнажив белое , почти молочное,  весомое, тяжеловатое тело…
    Заданность, рефлексия природного естества сработала, но вот удовлетворения не принесла. Насыщение пришло быстрее, чем  ожидал, и он сокрушался, думая только о том, как бы поделикатнее избавиться от лежащей рядом пышнотелой, с пухлыми ногами, с  приросшими будто мочками ушей партнерши, до которых нужно было дотрагиваться, изображать “предварительную игру”. Приходилось с сожалением сознаваться себе, что главное  всё таки общение, - интересное , привлекающее , - а не просто механическое вихляние задами, с  нетерпеливым, со страхом, ожиданием из себя выброса, уже изнуряющего, выматывающего, вытягивающего последние силы…  И в следующее её посещение, в праздник, с крашением яиц, Валерий уже мучился, переживал и еле-еле дотерпев, выпроводил её, оправдываясь, изолгавшись, вымучивая сострадательную улыбку. “ Нет, это невозможно, дикий разгул и ненужный совершенно снобизм. Наверное, эта Лида неплохая,  хозяйственная, отзывчивая, трудолюбивая… Нет , не стоило её так  отшивать,  прямо почти что выгонять…” - Текутьеву стало стыдно, совестно своего поведения и в то время он не мог поступать по–другому, этот жесткий отбор требовал такого  же искуса, лавирования, сброса  лишних, незапланированных эмоций,  - это была борьба за жизнь , как у Дарвина. Звериное естество почему то иногда в  Текутьеве проявлялось –  он предчувствовал, интуитивно,  “нюхом”, чего не стоило было бы что-либо делать. Но потом  деяние совершал и  затем  долго от этого раскаивался…Чем лучше, тем хуже. Странность наоборот, с этой Лидой, пышнотело-молочной. Парадокс одичалого состояния. Хорошо было бы по-другому  – меньше ,  да лучше. Но раз такового нет – нужно хоть количество. А последнее еще присутствовало. И снова в голове – варианты, перспективы, выгоды. Нужно было перебирать, словно колоду карт ,  этих оставшихся дам – червонных или трефовых. Но есть ли в них ценность , крупица? Натура, инстинкт давят на сознание, и требует, требует своего…  Как то, один раз, он пришёл из одиннадцатимесячного рейса, ещё в браке. Раздевался в комнате , у раскладушки,  в углу, где в другом лежала его ещё настоящая, первая жена, и прямо таки затрясся, всем существом , как в лихорадке, но к телу допущен не был. Моногамия Евы. Она уже не могла ,  да и не хотела,- размениваться, - она уже была с другим , а его даже не жалела и тем более - не желала и уже за одно только это истязание её  можно было ненавидеть. Именно тот рейс, длиной почти в год,  и провёл тот водораздел , ту черту, за которой была одна жизнь, суматошная, суетная ,и наступала, настигала  другая, - с горечью, покинутого, брошенного, отвергнутого, навсегда, - без гнезда... Но слава богу, всё таки повторял нередко про себя Валерий, всё было верно и правильно, - рвать больной зуб, если он нарыл и за него уже ухватились. Может и поздновато, но главное – менять притворство, ненависть, непонимание, - на свободу, приволье,  развод. Тянул он ещё потому, что напрочь, бесповоротно, -  боялся остаться, без никого. Надеялся на  запланированную поездку в Москву, на учёбу , в полтора месяца, в Институт метеорологии. Друг его перед отъездом прямо таки напророчил: “встретишь кого-то, потянется ниточка…” И действительно , - встретил ,сотрудницу института, куда прибыл. Она тоже разведённая , и тоже – недавно, правда с детьми , ещё не взрослыми, но старшеклассниками ,скоро заканчивают. И они пожили вместе, целый месяц, в снятой по случаю квартирке, на окраине. Это микро-семейная жизнь повлияла на него, встрепенула  вопросами: “А может быть?.. И дальше?..” Они ходили по осенней, утопающей в жёлтой листве Москве, держались за руки, выбирались в погожие ещё денёчки в парк, потом  шли на рынок, закупали мясо, овощи, ужинали с водочкой, потом ,уставшие, разморённые, валились на кровать и ночь напролёт упивались открытостью, раскрепощенностью, доступностью друг другом и только  под утро засыпали, умиротворённые, довольные. Он пропускал занятия, она опаздывала на службу, на них косились, подозревая их отношения, - они встречались всегда снова в буфете, около обеда, он выбирал блюда, она занимала столик… Потом Текутьев вернулся и ушёл в первый свой, после развода, рейс. Писал письма милой москвичке, по одному на неделю, - именно  так примерно действовала ,  с оказиями , - почта. Но вот ответов, никаких , ни строчечки,  ни открыточки , - Текутьев не получал. Переживал, отчаивался, думал даже о самом худшем и когда, наконец, очутился на берегу, позвонил и разговаривал с ней, с упрёками и недовольством, а она лишь кратко благодарила за послания, извинялась  за неответы, ссылалась на заботы о детях и даже вроде бы ухмыльнулась, едва заметной фразой, о том, сколько  Текутьев заработал, резанула этим, задела, расстроила, - по московским меркам это были “копейки”. Больше он ей не звонил , и не писал…
    Приятель ,оставивший квартиру, неожиданно быстро вернулся, но для Валерия  это как раз оказалось кстати, “вовремя”. Отношения с Лидой распадались само собой - тащить её в полуразрушенную деревянную хибару Текутьев не хотел. Да и увлекла другая особа, из той “дальней обоймы”, но пока что ближней, всего то с полчаса, автобусом , до пригородного совхоза. Там, в Доме творчества, она преподавала танцы. Он появился в том развлекательном центре, по старому, Доме культуры, в субботний день, днём, как указывалось в письме , по распорядку занятий. Его провели наверх, на второй этаж, к танцевальному залу. Там топало и прыгало ребячье общество и , казалось, нет управы этому буйству, но послышался строгий ,с раскатами в отражении высоких стен, голос и детишки замолкли, присмирели, мигом построились парами, стали проделывать привычные , по- видимому , для них упражнения. Руководительница кивнула Валерию так, будто они были знакомы давно,  видятся часто, и попросила подождать, показала на дверь. И вот они на лестничной площадке , с другого входа,  где пустынно, неуютно, гулко. Она стоит перед Текутьевым, с зажигалкой в руках, прикуривает от неё, спрашивает, «как добрался». Она чуть повыше Валерия, фигурка , тем не менее,- у неё лёгкая, походка - пружинящая. Лицо  не красивое, но достаточно привлекательное, с шармом, -  утонченные губы и белая, в шлёмик, причёска… Потом Валерий  ей звонил, всего два раза, и она отвечала неохотно, просила больше не беспокоить и дальше – вообще, - отказалась от  встреч, без объяснения причин. Это даже подкосило как то Валерия, потому что надежды он возлагал большие, мысленно даже разговаривал  с этой танцовщицей, находил понимание в её ответах. Удручение тяготило ещё и потому, что  практически,   эта была последняя респондентка, - островок спасения, соломинка для утопающего… Всё исчезало, пропадало, развеивалось пеплом – все кандидатки. Оставалась только “средняя” ,по дальности, за сотню километров. Но там , как выяснилось, запретная зона, военный городок, и выехать туда самому не было возможности. Да и на то письмо, поступившее  самое первое ,по  штемпелю, месяца полтора назад, - вряд ли теперь ждут реакции. Но назойливо-настойчивая мысль иметь у себя под боком биологическое существо противоположного пола под названием “женщина” всё же сомнения пересиливало. Однако Текутьев сдерживался, что-то его останавливало. Скорее всего, привычка к неудаче, при знакомстве с очередной , да ещё дальней, не виденной раньше, какие то недоступные расстояния, названия , города…
      Перед майскими его разыскал курьер из отдела кадров. Текутьева просили подежурить на праздники, подменить заболевшего штурмана. Почти  что месяц  бездельничая,  Текутьев заскучал и с готовностью на  подмену согласился, тем более, что представлялась возможность существовать в сносном, с удобствами , жилье, получать питание, довольствие. Оставшиеся  отпускные  дни разрешали использовать в любое другое время. Судно находилось в отстое, второй год, собирались его заправлять топливом, на следующие пять лет. Понятно, что это было непростое горючее…
  На  этом судне Валерий встретил знакомого , разбитного , приветливого навигатора, с кем ходил когда-то  в “рыбаках”. Тот познакомил Валерия с Оксаной, - молоденькой смешливой дневальной. Естественно, сведения о бездомной жизни Валерия были  ей  тоже, - доложены. Она всегда вертелась около дежурки,- близко располагалась её каюта,- здесь же  находились “её” палубы, для приборок и вся она была быстрая, хваткая, - ведра и швабры мелькали в её руках, словно мячики, будто никаких других предметов в жизни своей она и не держала. Похожа была на сдобную булочку, руки её на запястьях были в перетяжках, как у новорожденных. И сама она была вся  круглая, обтекаемая, сочная. Так и хотелось погладить её матово-смуглые плечи, взяться за покатые бока, потрогать мягкую спину. Но притязания ей не нравились, она щетинилась, будто собачка,  немного рычала, беззлобно, негромко , а потом вроде даже мурлыкала. В самом  деле , не замечая, она всегда что–то, какую-нибудь песенку,  - напевала.  Когда она работала, всегда было интересно и в охотку, - дежурить, а если выпадала смена в её отгул , или по выходным, - становилось скучно. Текутьев изнывал в один из таких дней, уже  по-летнему солнечный , тёплый. Слонялся по палубе, вышагивал по коридору , мимо ,туда,  вдоль дежурки, с телефоном,  томился этим пустым , очередным воскресеньем, и приходил  все более к мысли, что пора, необходимо, - позвонить всё  же той последней , оставшейся в списке, из седьмого письма, - Анжеле. Возрастом в сорок лет, живёт одна, в двухкомнатной квартире, взрослая имеется дочь, учится в “педе”… Единственное коробило, что работает на хлебозаводе и “очень устаёт”.  Не ведал Текутьев , что иметь работу в закрытом военном городке вообще-то, - благо… Отозвалась она на четвёртый только раз, около шести, в тот же день , когда Валерий стал  названивать ещё днём, этим тягучим, послепрадничным, десятым мая…
     …Она посмотрела так на него в первый раз, будто обожгла. Взгляд её пытливых, немного испуганных, выразительных  глаз змейкой заскользил по застывшим клеточкам Валерия, которые вдруг налились, будто живительной влагой, заструились в мышцы и кости, зарождая то, что случалось с ним  всё реже, но теперь вот произошло – от этих чёрных и больших, немилосердных , как потом оказалось , очей. Тогда он впервые стал задумываться о перемене своей лживой и развратной жизни, стал ощущать изменения в себе, что пора, пора ему разводиться и вот  тогда и попалась ему  Анджела, впервые, - девушка с таким же именем, ещё в рейсе другом , далеко предыдущим, за года два до того, переломного, в одиннадцать месяцев. После первой встречи его потянуло прямо, неосознанно,  в первое же свободное вечернее время, вниз, на жилую палубу , “ к обслуге”. Он покрутился там и ни на что не решаясь, поднялся, но снова опять спустился, решительно заглянул к другой, вроде бы , по делу , дневальной, спросить  как бы про библиотеку, та заведовала, и начал было: “ А?..” как “библиотекарша” ,  мгновенно ,сразу же,  ответила, быстро сообразив: “За углом… вторая по правому борту, дверь…” Потом были мучительные, принятые настороженно, недоброжелательно, - ухаживания.  Он носил конфеты, цветы и один раз даже приволок, из гуманитарной  помощи взятые ,по случаю, под её размеры,  - джинсы и майку, ещё приличные, выглядевшие совсем новыми, пахнущими дезинфекцией оттуда, от Запада, - мягким и нежным дезодорантом… Вещи она приняла, носила эти чёрные, обтянутые коттоны; облегающую, подчеркивающие её прелести,  майку, - и притягивала этим ещё сильнее, немыслимей, чем прежде, - неодолимо, властно. Она привыкла к его посещениям. Они обсуждали фильмы,  книги, музыку. Последней она увлекалась. Он принёс ей стереонаушники, плейер, классику на новых по тому времени дисках, она слушала, восторгалась. Потом она заболела и он, по рекомендации и с позволения докторши,  был  даже допущен к  телу, -ставить банки. И вот тут то он – прокололся. Раза два  процедуру делал спокойно, но на третий не утерпел, прижался своими губами к тонкой перламутровой спине, зашептал нежные слова и этот порыв  сгубил его, стал началом конца их отношений. Она стала отказывать ему в посещениях, придумывала поводы, причины и потом как то бросила резко, обидно, словами хлёсткими, уничтожающими : “Да куда Вы лезете?! Вы же старше меня на двадцать лет!”. Такие доводы, ей, однако, не помешали  позднее сдружиться , сойтись с мотористом , чуть помоложе его, но видом постарее – с грузностью, лысиной, неприятными манерами, грубостью… А Текутьев ещё долгие шесть месяцев вынужден был терпеть муку – видеть её, встречать на палубах, иногда даже разговаривать, случайно, непроизвольно, но почти сквозь зубы, превозмогая боль утраты ,ненависть и какую то ещё, оставшуюся, частичку расположения, умиления, - от её фигуры, глаз, движений… По ночам особенно было невыносимо, - Валерий стонал на кровати, сгребая подушку под  себя, представляя её русалочье подвижное тело, с рыбьими глазами и присосками губ, - в объятиях “машинёра”…Потом он узнал ,что моторист тот бросил семью, с двумя детьми, остался жить с  Анджелой…
      Поэтому ,когда Текутьев звонил и разговаривал с нынешней  Анжелой, уже без буквы  “д”, он хотел, чтобы она хоть чуточку ,хоть немножечко, была похожей на предыдущую, - в нём потому и зашевелился этот неподдельный, искренний, жгучий интерес. Но и за два раза не о чем договориться не удалось, - сначала появлялся капитан и нужно было докладывать обстановку, потом подошёл дизельной заправщик  и пришлось бегать, обеспечивать швартовку. Время ушло и он уже сидел, чего-то, однако, ожидая , в своей каюте, оставив матроса на контроле, прихлебывал крепкий  чай, придумывая способы опять соединиться, поговорить. Удалось это только к позднему вечеру, он в дежурке остался один, никто  ему не мешал, и то , что Анжела ему сообщила, его изумило. Оказалось, что письмо  писала не она и вообще - Текутьевым интересуется другая, её подруга, которая , возможно , и позвонит сама, Анжела передаст  телефон.
Когда возникают совпадения, повторы, тогда обязательно произойдёт что-то удачное. Валерий уверовал в такие предзнаменования и когда позвонила она ,  подруга Анжелы, приятным голоском осведомилась о “Валерии Николаевиче”,  вежливо представилась и тут же повинилась за легкое недоразумение, Текутьеву она уже нравилась  и он  пожелал с нею непременно увидеться , в  ближайшее же, удобное время. Они договорились о встрече.
    Подготовился Валерий основательно. Как смог, прибрался в комнате, подмёл  в коридоре, привёл в порядок кухню. Отложил , приготовил деньги, купил газету – условный знак, чтобы держать в руке ,свернутую. Появился он около остановки минут за пятнадцать до  назначенного времени, спокойно поначалу ждал, - она должны была выйти из экспресса, от  её городка. В условленный срок она не вышла; автобус с тем номером,  сообщенным ею, проехал мимо,  не останавливаясь. Он прождал ещё с  полчаса , думая, что  приедет попуткой или ещё как то ,  пропустил ещё один автобус, через  час  и  простояв таким образом около пары часов, он ни с  чем поспешил домой,- нужно было отдохнуть , перед суточной , с утра ,вахтой. Что же? Очередной, - не первый и не последний ,он усмехнулся себе , - случай облома. Но  отчего то внутри жгло предчувствие , что всё у него с Нелей, - так её звали, - получится. Само необычное развитие событий, эта её авантюра с письмом, и, наконец, - редкое имя - всё это привлекало и должно  было чем то закончится – иначе быть не должно… Он в это верил.
 

                -  I I  - 

    Они встретились через  три дня. Она позвонила снова, извинилась и предложила свидание  сегодня же ,через три  часа,  на том же месте. Текутьев,  кстати, опять был с ночной смены, после суточной вахты , дожидался обеда на судне, но теперь  этого делать не стал, поехал к памятной остановке. Он её узнал сразу, потому что   невозможно было её не заметить, она   сообщила главную примету : “Яркая…” Это касалось цвета её волос и броской,  с красным, одежды, - обшлага полупальто, обвивающего шею и высокие, светло-желтые сапоги, идущие как бы продолжением её стройных  ног и тонкой изящной фигуры. Сочеталось это и с её манерой просто и весело болтать – милый какой то вздор,  объяснения забот, навалившихся дел, оправданий. Текутьеву казалось, что знали они друг друга давно,  и встретились будто случайно, как добрые знакомые… Они тут же сели в одну из машин, стоящих рядом, у остановки, и через десять минут подкатили, недалеко, к подъезду с деревянными мостками, безлюдному и грязному от дождей…
  Она понравилась ему. Подействовало многое. Её тонкое, податливое ко всем прихотям тело, расположенный лёгкий характер, неприхотливость к тем неважным условиям, где он обитал. И ещё от порыва, от неодолимого стремления к сближению, такому естественному, стремительному,  безоглядному… Текутьев объяснял для себя так – что вот, всю жизнь искал, и теперь  нашёл. И не надо из себя вымучивать героя, тебе нужна была подходящая , вот  и появилась…Что-то располагало в ней  Текутьева, что именно - он  не знал. Или не хотел знать? Сначала, конечно, пока заходили в магазин, тут  же, близкорасположенный, - лавочку в подвальчике пятиэтажки, - щедро отоваривались, на отложенные им деньги и нерастраченные пока что; пока  он нёс закупленное, на груди, в двух пакетах, чтоб те не разорвались, и пока заходили в тёмный непросматриваемый  подъезд и он копошился, передав ей пакеты, с ключом, непослушными движениями открывая плохо поддававшийся замок, - конечно, - волновался. С чего начинать? И как? Сразу предлагать раздеться, до конца? Ринуться обнимать или подождать немного, дать освоиться? Но все вопросы и тревоги отпали сами собой, всё произошло непроизвольно, быстро, и уже после третьего только раза, наиболее сладостного, но и мучительного, на исходе двух часов в постели, он,  отдыхая и блаженствуя, вдруг произнёс, автоматически,  не думая, благодарно, что любит её и помолчав  немного , добавил : “ как женщину…” И подивился про себя  глупости сказанных слов, - а как же ещё любить, - как мужчину?... Она ответила движением, - прижалась к его погрузневшему, застоявшемуся телу, погладила соски свисающих его, грудных мышц, провела ладонью по дряблому животу и спустилась вниз, задержалась пальчиками в паху, прислушиваясь к уставшему заласканному, успокоившемуся органу, и потом зачесалась остреньким выдающимся носиком в подмышку, чмокнула в плечо. “Всё” - закончил свои размышления Текутьев, - “хватит куражиться, бегать словно затасканный кобель, описсывая стены. Пора угомониться , пора засесть в конуру…”
   Снова Неля приехала через три дня, он опять наслаждался ею, открывая для себя всё новые и новые радости телесной жизни, которой он был обделён последние  три года, или четыре. Два  в разводе ,  и до этого –почти столько же,- он не жил с женою, -  запутался , даже и не помнил, когда  же всё таки был  обласкан ею…  Вырвавшись же от супружеских пут, Валерий будто бы обрёл второе дыхание, но ненадолго, как марафонец, уставший на роковом, тридцать восьмом километре. А поначалу , ради все того  же ,спортивного интереса, его потянуло на женщину, старше его  лет на пять, за порогом  её пятидесятилетия, некрасивую , расплывшуюся, полную, да ещё после водки, крепко выпитой, почти намеренно, перемешанной с пивом. Они остались после общей пирушки, в чужой , оставленной на отпуск  квартире ; друг его ,  задавала и гуляка, с подругой ушёл, а она, поддавшись уговорам, весьма недолгим, разделась, растрясывая своими жирами,  покряхтывая, повалилась на  скрипучую, с периной, кровать, и Валерий на секунду замешкался, прояснился умом, ужаснулся такому своему падению и долго массировал, возбуждал своё нетерпеливое  поначалу естество, оно враз как то обмякло, повисло, но , наконец–то он сумел таки, забраться на ту, уже храпящую  “гору”, быстро кончить и тут же отвалился от неё, от  пропотевших её складок, ринулся в ванную и там, под душем, мгновенно как то протрезвел. Потом вышел оттуда,  спешно одевшись и не попрощавшись, открыв двери , убежал, в половине второго ночи, отплевываясь и  ругая себя…
Двумя днями позже его познакомили с  “приличной”, подходящей по возрасту женщиной, - разведённой, без детей, достаточно интеллигентной и даже симпатичной. Но и здесь его ждало разочарование. Она оказалась беспомощной, инфантильной, непригодной к сексу, её невозможно было  расшевелить, разжечь, растормошить,- сухость внутри её была непередаваемая… Долгие его “приготовления”, попытки, “ заходы” так ничем и не заканчивались. Это было ещё хуже, чем в случае предыдущем, - напряженный , уставший член приходилось опоражнивать в той же ванной. И совершенно опустошенный , раздавленный таким к себе отношением, Валерий с облегчением покидал эту “подходящую себе ,приличную”, как ему рекомендовали знакомящие. Будто ключ в сломанном замке, он не подходил к ней…            
    Наступило, довольно рано, настоящее лето, пришло неожиданное тепло. В городе шло гулянье, какой то праздник, - толпы народа у лотков, выступления артистов с эстрады. Он посадил её в автобус, переполненный по случаю выходных. Договорились, что она закажет пропуск, он позвонит и она приедет , - за ним. Нужно было что-то решать с остатком отпуска, отгуливать его до конца , или уходить , как ему предлагают , - в рейс. Текутьев размышлял. Начавшиеся отношения с Нелей понуждали вроде оставаться на отдых, но и утомления он не чувствовал…
    Оксана видела, как маялся Текутьев и в её маленькой головке  родился план – женить на себе Валерия, тем более, что он проявлял к ней интерес и таким вот образом она сможет оставить ему свою плохонькую, в   одну комнату, “хрущёвку”, а себе купить хорошую двухкомнатную.… Нужно было всё это ему разъяснить, честно и открыто - выгода обоюдная. Это она ему и выкладывала , на очередном “кофе-тайме". Текутьев оставался, как обычно, с ночи, после обеда решил записать фильм, со спутникового канала, договорился с тем же приятелем-навигатором. Валерий собирал видеотеку, - так ,чтобы бы было чем то заниматься, приобретал поочередно, понемногу –электрочайник, видеомагнитофон. Как с  “чистого листа” - ничего не иметь из прошлого. Приобретённое ,однако, приходилось держать на борту, в каюте, - временном , с удобствами , жилье. Уже через несколько дней придётся всё это тащить в деревяшку. Он ещё  прикидывал, но склонялся всё таки к тому, чтобы идти в рейс, достаточно надёжный, с учёными, к Шпицбергену. Однако снова вспоминалась Неля, её предложение ехать под Москву, в её родительский дом… Клубок проблем, с прихода в апреле, постепенно раскручивался. Ведь та же проблема жилья, одновременно могла разрешиться с женитьбой, - на Неле. Понятно , не сразу ,не связывая себя, а постепенно - узнавая друг друга, познавая…  Но Нели уже три дня не было дома, -телефон не отвечал… Наверное, по случайности, она  ведь дежурила, медсестрой, в госпитале. Зря он не поинтересовался графиком её смен. День, ночь, два дня дома - как у  вахтенной службы кораблей? А может номер узнать , того госпиталя, хотя, наверно ,он засекречен, через коммутатор…       Они сидели вдвоем уже давно. Приятель ушёл по делам, Валерий никуда не спешил, но и Оксана странно была медлительна и всё чего то предлагала. Краем глаза Текутьев следил за происходящим на экране включенного телевизора, докуривал третью уже сигарету, уже Оксана вымыла чашки, вытирала со стола,  видимые только ей, пылинки и грязь и всё о чем то толковала и даже спрашивала, согласен ли он и Валерий автоматически кивал головой, что "да", но что, что она говорит?
       - Немного поживёшь ,потом станешь полным хозяином. Насчёт всего я договорюсь. Хорошо будет тебе и мне , а Николаич?
Ах, вот оно что! Текутьев чуть не обалдел, - если вот так, средь бела дня, молодая и не без шарма женщина, красивая даже , предлагает ему жить с ним. Правда , есть у неё маленькая дочь и придётся считаться  с этим… Но что такое за условие? О чём это она? Ах, фи…фиктивный брак?.. Ради покупки себе и ей квартир? Она у неё приватизированная, но если  будет отдана разведенному, бывшему супругу, то разрешается приобретать новую. Такой хитрая,  гениальная комбинация, что-то в стиле Бендера.
    - Да, да – кивает Валерий, в принципе он не против, хотя такой делёж его жизни  необычен, он с подобным  не сталкивался…
     Ехать надо сейчас. У Оксаны нет телефона, а Текутьеву скоро перебираться с этого судна. Да и ещё загвоздка – Оксана проживает  тоже в запретной зоне, ближе , чем Неля, конечно, гораздо, но поскольку прописка Текутьева по городу, регистрироваться надо здесь, в центральном ЗАГСе. Он единственный,-  районных отделений, как скажем , у милиции, - нет.
     Так они очутились перед массивной двойной дверью, на проспекте, незадолго до закрытия. Пока ехали, пока сидели  в ожидании в полутёмном приёмном помещении, Текутьева одолевали сомнения. Нет, если бы пораньше, другое дело, можно было смело соглашаться, но теперь, когда он сошёлся с Нелей…Окончательно там тоже трудно было решаться, но вот что-то ему в ней нравилось, он и сам пока не знал - что. Мандраж ожидания приёма закончился, их всё таки  успели  впустить. За единственным столом, в середине большого кабинета, сидела дородная пожилая женщина с выражением лица своей большой значимости. Оказалась она , однако, достаточно приветливой и даже участливой, хотя Валерию казалось, что она о чём то догадывается. Конечно , ей приходилось сталкиваться с подобными заявлениями. Всё таки разница восемнадцать лет, но паспорта были в порядке -  у Оксаны чистый,  у Валерия – со штампом развода. Да, есть и свидетельство – Валерий важные документы носил с собой, - морская привычка. Женщина оживилась - раз моряк,  можно сделать и  пораньше, до месячного срока ,а ещё - если есть справка из женской консультации... В последний момент такое придумала Оксана, потому что это выглядело наиболее правдоподобно. Пока  решали, в кабинет два раза  заходили – один раз приносили документы, а повторно вошла женщина,  властно-таинственного вида, и не менее крупная  чем, начальница,  говорила той что-то на ухо. Заведующая снова, заметно оживилась, стала сговорчивей и тут же  определила им срок через четыре недели, а если будет справка, то и через две, - отметила  эти даты себе в журнал. При этом взгляд на невесту был достаточно проницательный и Текутьев понял, что любой липовый документ сгодится. Для верности он вышел  из кабинета, держа Оксану за руку. Решили отметить "подачу" в ближайшем кафе. Кажется, новоявленная суженная была довольна оборотом дела и захотела финансовую сторону сговора обсудить сразу. Текутьев понял, что придётся снимать несколько сот “зелёных”, на которые они договорились. Деньги те Текутьев всё равно предназначал для жилья, так что никаких посягательств на его вклад  не выходило. Получалось даже удачно  – проблема жилплощади решалась легко и быстро. Почему то подумалось о Неле – ведь она могла продать  квартиру в городке , перебраться сюда… Но это было лишь  успокоением на положение Оксаны - она жила с отцом своего ребёнка и  такое  её устраивало. Жалко, что теперь и Оксане нужно было хлопотать за пропуск  для Валерия. Кто быстрее? Неля говорила, что заказывать нужно в понедельник, а получать в пятницу. Сегодня был вторник. Значит в запасе есть время, дня два – как минимум. И Текутьев решил скататься в Муринск – город за три часа на автобусе, в тот самый,  где была их смена и где оставалась та, самая дальняя, по письму. Он всё таки ответил ей и она два раза  ему звонила , ещё на квартиру приятеля, приглашала в любое время.  “Работает экономистом” почему – то заинтриговало. Следующие  три дня у него выдались совершенно свободными, - появился ,  наконец-то, когда то заболевший штурман, - и с утра среды Текутьев выехал в  Муринск.
   День обещал быть жарким. Кондиционеров в салоне ,конечно не  водилось, становилось душно. Вдобавок молодые люди, на заднем сиденье, распивающие пиво, стали  ещё и курить. Шофер разозлился, выставил их на дорогу – неприятно было от действий обеих сторон. Длительность  маршрута искусственно затягивалась – сначала остановились  в одном месте, потом, через час , заезжали в  другой город, стоявший побоку трассы, потом задержались возле станции железной дороги. Пассажиры, выходили, заходили, автобус напоминал своеобразную электричку. Наконец,  на исходе четвертого часа, въехали в конечный пункт, пронеслись под мостом, повернули на оживлённый проспект и медленнее двинулись к центру. Текутьев волновался, но не сильно, - накануне он дал телеграмму,  - телефона у муринской не было, - надеялся ,что встретят, он сообщил время, по расписанию. При отсутствии встречающей он намеревался пройти прямо  по адресу, а уж потом, при неудаче, добираться на железнодорожный вокзал, - в течении вечера и ночью там  останавливались два проходящих   поезда, обратно, - три часа ходу.
     Его не встретили. Дома, по адресу , на  звонок тоже никто не отозвался. Городок был тихий, малолюдный. Недалеко от подъезда , откуда Текутьев вышел, шла дорога, окружная трасса, за которой просматривался лесок. Валерий направился  туда, пристроился, где незаметнее, на  поваленное дерево, выпил коньяка, пару глотков, съел бутерброды,  запил всё это минералкой, зажевав  пахучей  жевательной резинкой и в конце выкурил, чтобы успокоиться, обдумать положение, - сигарету. Когда проезжали, Валерий запомнил расположение перрона, - нужно было  возвращаться по пути автобуса, которыми он приехал, и надо было торопиться, - чем раньше возьмёшь билеты, тем спокойнее. Питерский должен был быть в шесть вечера , а из Москвы  останавливался ночью, около  трёх… Вновь оказавшись у подъезда и вбежав на второй этаж, Валерий позвонил, без результата, сокрушенно потоптался, безропотно  вышел. Он перешёл улицу, стал подниматься вдоль неё , в пустом пространстве между рядом пятиэтажек и кустарником от дороги. Ему попалась только  мамаша , с ребенком в коляске и женщина, худенькая ,с ищущим взглядом, прошедшая тоже мимо. Но вдруг она обернулась, и спросила,  не приехал ли он недавно из…
     Это оказалась она. “Экономическая” её деятельность заключалась в предпринимательстве. Она  торговала литературой, на лотке в  магазине. В одной из двух её комнат небольшой квартирки, грудой, в углу, наподобие сложенных кирпичей, лежали книги, буклеты, проспекты, - самого разнообразного вкуса и содержания.   Тома собраний какого то непонятного автора,  брошюрки о здоровом  образе жизни, сборники о садоводстве, огородах. Лежали также, красочными плакатами, календари прошлого  года , явно нереализованные, и отдельно расположились стопочкой разноцветные детские книжки, видом  под журналы, ярко раскрашенные ,глянцевые. Видимо, дела хозяйки не процветали. Достаток, однако, чувствовался. Кухня вся была заставлена приборами для удобства - приготовлений соков, салатов, сухарей. Кушанья были изысканными, явно с экзотикой, но вот мясного  не присутствовало. Это в диету её не входило… Всё таки чего то Валерий сжевал,  выложил про себя всё и  очутился ,  с середины ночи,  у неё  в постели…
   “Лучше поваляться на волне, чем биться о камни” - эта поговорка почему- то   сразу пришла ему в голову, как  только он  внимательно её рассмотрел. Она была так ужасающе худа, что напоминала  фотоснимки концлагерей. Вертелы бёдер расставлены ходулями, а рёбра выпячивались булыжной мостовой. Текутьев где-то читал, что мясо надо употреблять всегда, во все возраста и года, для нормальности и достаточности. Муринская подружка не употребляла мясного вовсе. На исходе ночи Текутьев  встал, оделся, убедил идти в круглосуточный магазин, накупил там сала, ветчины, яиц, нажарил всё это, устроил далеко запоздалый ужин или  сверхранний завтрак, запивая это пивом и услаждаясь сигаретами. Последние тоже  купил дорогие , “Ротманс”, любимые когда-то ещё по хождениям за границей, табак отменный, с приятным духом. Снова легли и проснулись уже днём. За окном шумел, падая отвесно, плотно, и основательно, - дождь.  Сидели у раскрытого окна, - он у ставни, она поодаль, - и говорили о пустяках. Ничего не загадывали и не решали, что-то чувствовалось не взаимное, не складное, –ощущения стремлений не проглядывалось. Привлекали Текутьева только книги , но и то, чистой привычкой  к их накоплению,  сохранившейся с прошлых, застойных времён. С книг  перешли на искусство, и она предложила показать их музей, собрание под открытым небом растений и цветов, необычных для данного климата. Ливень прекратился, они быстро добрались на попутке до места, осматривали эти парники , цветники, грядки , беседки ,каменные кружева оградок. Эти  посадки ,  помимо воли , действовали на сознание ободряюще, заряжали какой то верой в лучшее будущее ,отвлекали от тягостных размышлений о зрящности поездки - всё таки было интересно, - наверное и она это понимала, молчала тоже , изредка только комментируя  рассматриваемые таблички, наиболее яркие и заметные экземпляры, вычурные виды, - видно , она бывала здесь  не раз. Когда вышли и  немного отошли от заповедника,  неожиданно снова налетел ветер, обрушился ливень, где-нибудь укрыться было далеко и они забрались в рядом , у ворот,  - там были открыты двери, - стоявший  автобус. Он был экскурсионный, для детей. Там внутри бегали, кричали, и прыгали  человечки ,  - от семи до одиннадцати лет. После полутора часов ожидания в этом бедламе появилась воспитательница, ехать  разрешила  и появившимся взрослым,  и машина тронулась, и  в пути началось питание визжащей оравы, сухим пайком. Дети задвигались, забегали быстрее, кричали громче, требовали недоданное , конфетку или яблоко…
    Текутьев успел к шестичасовому поезду, попрощался с заверениями появиться снова, ещё раз, привезти, может, книги , из своего города, - областного центра. Поезд по расписанию запоздал и пока Валерий сквозь толпу из него выбирался, пока ждал транспорт, - дома, в деревяшке , очутился только к полуночи. Но сразу учуял, что в соседней комнате кто-то находился , или был. На кухне , на столе, стоял недопитый пакет сока, и пахло какими  то невидимыми духами. Поздним утром , когда Валерий проснулся, на последний свой выходной, пакета уже не было , зато появилась новая ,чисто вымытая посуда, в горочке, на полке над раковиной, и прибавилось мусора под ней, в ведре. Ясно, что появилась новая соседка, тоже знакомая кондукторши Гали, - она говорила, что её зовут, кажется, Натальей, и работает та – в больнице.


 - I I I –

     Он ещё и ещё раз прокручивал всё происшедшее с ним за последние три дня. Автобус чуть покачивало, но это не мешало напряженной, настороженной мысли, - в исканиях утраченного… Итак, девятого он её встретил, около шести, у автовокзала, но ещё полтора часа оставалось времени. Отошедшая дневная жара ещё чувствовалась, от нагретого асфальта, от чугунных черных оград, около которых они присели, в ближайшем скверике. Валерий опирался, потрагивал, прикасался к своей “походной” сумке, заплечной, непомерно раздутой. Туда он напихал всё, что  влезло, - смены белья, рубашку, домашние тапочки. Хотелось уже обретать покой, пользоваться удобствами не на стороне, задержаться у Нели хоть немного, хоть на два возможных для него выходных дня… Квартирка её была привычного формата - не большая, но и не маленькая  -  обычная. Комнаты раздельные, две , одна из которых почему то закрытая, на замке, - Неля что-то говорила , малоубедительное, не  запомнилось. Другая была спальней, на половину площади занятая  широкой, с высокими спинками, кроватью ; на оставшемся пространстве стояли шифоньер, тумбочка , трюмо. Они спали , ели, гуляли , опять ели, снова лежали в охочей жадности друг до друга, в исступлённой, отупляющей страсти, - до изнурения, физического опустошения…  А потом - снова принимались есть. Прогуливались по сопкам;  впереди бежала её маленькая вертлявая собачонка, неугомонная, постоянно забирающаяся на колени, - видимо, так она её приучила. Вечером второго дня он вымылся в ванной,  - включили, наконец–то, горячую воду. Он хотел  сразу же освежиться ,полежать понежиться ещё в  вечер приезда, уже поздний, - работа на судне и дорога ,в первый раз сюда ,- измотали,- не удалось… Наступившее лето требовало постоянного мытья, чистоты тела, Текутьев это ощущал остро почему то именно сейчас ,когда  жил без семьи, и вот  нашёл, вроде бы , что-то постоянное, подходящее ему в виде Нели. Да, гигиена тела  что-то в себе содержит…
     Нет, однако ж , – нет – наверняка эти деньги он оставил дома. Конечно, можно было не снимать, но договорились ведь ,  именно девятого, с утра , и пошёл он выстаивать длинную очередь , где хранился его валютный счёт… Автобус разворачивался на трассу, ехать оставалось с полчаса. Снова, вздохнув, Текутьев полез в сумку, пошарил там по всем карманам, потом, вытащив портмоне, просмотрел все его отделы. Вот – книжка, точно указано, какого числа снято. Пятьсот долларов. А было в сумке только сто. Куда же подевались остальные четыреста? Это было загадкой. Но постой-ка! – говорил ли он что-нибудь о фиктивном? И с раскаянием ,ужасом, Текутьев вспомнил, что говорил и даже про жильё, что намеревается купить, за “баксы”. Тогда Неля, он отчётливо вспоминал, как его отговаривала, он  даже рассмеялся, что пустяки, шутил и прижимал к себе её змеиное изворотливое тело… Она так привлекала, так притягивала его, что он всё забывал, окунаясь  в этот охмуряющий, одуряющий омут любовной игры… Она говорила, что родом из Польши, но чувствовалось в ней что-то восточное… Но что же делать, как объяснить Оксане ,  если затея  не сложится? Не нравится ему всё одно, неужели снимать всё таки опять ? Последнее? И ещё искать, занимать у кого-то, не хватит  ведь, до оговоренной суммы… Валерий задержался на  вахту  ненадолго, хоть на служебный опоздал, но подвезли знакомые , с прошлого рейса, ребята. 
   …Было заметно, как она нервничала – теребила петельку кожаного пояска зонта, свёрнутого  только что , мокрого, с падающими каплями на её босоножки, что вообще-то выглядело неуместно – брючный, из-под лёгкого плащика, костюм и эти переплетения узоров вокруг  её высоких, оголённых стоп. Погода стояла явно не по заказу – моросящий временами дождь, холодноватый, порывами , ветер ,сдувающий буквально на открытых пространствах. Они стояли под навесом этого угрюмого, столь непривлекательного, пожалуй, на весь город, здания , в ожидающей толпе. Совсем недогадливо Текутьев не запомнил расписания.  В первый , после выходного, день ЗАГС работал весьма своеобразно – основную часть времени с утра , а после перерыва открывался всего на полтора часа - неясно, зачем было устраивать такой длинный промежуток времени, “на обед”. Понятно, что выбор распорядка совершенно произвольный, и наверняка ,по прихоти начальницы, - той непонятной администраторши, выгадывающей с каждой ожидающей и счастливой, мало что соображающей и согласной на всё пары, - какие то себе блага. Впереди их стояло четверо, - стройный, в годах, солидный мужчина и такая же серьёзная , явно не пришедшая в первый раз, - его подруга, и молодые парень и девушка, в  ярко вызывающей одежде, со смешками и подкалываниями  друг друга ,словно пришедшие на  дискотеку. Стоять до открытия еще нужно было  сорок минут. Оксана объяснила своё нетерпение, - у неё болел ребенок, она его оставила  с соседкой. Но хотелось и записаться, на  тот , за две недели до положенного запланированного, день, - раньше  месячного срока, Оксана достала справку. К тому, чтобы не ждать сейчас, Текутьев прибавил и свою, не очень вескую причину. Ведь если фиктивно, то  хоть для видимости сделать правдоподобие, - для других ,окружающих ,своей совести , наконец, - знакомы всего ничего ,но вот,  – “беременность”,- это как то оправдывала вроде всё…   “Нескладно всё, ненатурально как то…”- Валерия пробивал озноб, - от противодействия всего его существа неестественной,  такой прямо беспардонной, чудовищной, если вдуматься , -  лжи. Какое то раздвоение , отделение сознания, - от туловища : оболочка здесь ,а душа неизвестно где. Этого, кажется  ,он не испытывал никогда, за всю свою ,почти полувековую, жизнь. Оказывается, жениться понарошку страшнее и опаснее, чем на самом деле, - парадокс… Они ушли ,так и не дождавшись открытия, - Валерий уговорил Оксану регистрироваться по “совести”, хотя бы в назначенный по закону день. Времени ещё у него оставалось, нужно было выяснять о пропаже. Просьбы о деньгах Оксана  не повторяла, а Текутьев “не вспоминал”. Проводив Оксану до автобуса, он с ней расстался.
   Дома, в деревяшке, он оказался  к вечеру.  С каким то трепетом, внутренним страхом, приступил к обшариванию, обыску. Начал с полок, ящиков стола, укромных уголков,   самого вероятного, где он  мог забыть, оставить эту злосчастную сумму, потом ещё раз, - всё пространство ,- методично, хладнокровно обследовал, уже  понимая, что зря, что не найти.
Но  еще надеялся, что, может,  действительно, основную, большую часть, оставил тут, а стодолларовую бумажку засунул ,взял для  крайнего случая, непредвиденного , в поездку в незнакомом направлении, как это он делал, почти что всегда? Нужно ведь страховаться, иметь в дороге заначку… Ничего не обнаружив, Текутьев в изнеможении повалился на кровать, оставшуюся от прежних хозяев, - старую, скрипучую, с продавленной сеткой, -  снова стал собирать мысли, вспоминать , прикидывать, выстраивать ту  цепь событий, происшедшую с того момента , когда он снял деньги в банке. Вспомнил, что там он встретил приятеля, того самого ,с танкера, который уходил в рейс на четыре месяца, но вот появился из – за срочного ремонта снова, и который обещал ему найти  невесту, из учительниц, к сентябрю…Но это несущественно. Он всегда был при сумме, вернее, деньги находились при нём, это точно ,ведь  после  пребывания, ночёвки Нели ехал сразу на работу , а там , договаривались ,с Оксаной, - в ЗАГС. Вот! Значит, -  сумма, - “ при нём ”   -  “при  ём” - каламбур,  из  комедии с Шуриком. И эта черная, кожаная  “заплечка” постоянно находилась рядом,  подле, в поле зрения, он не выпускал её из внимания... Так, так..  Стоп! А когда спал? С Нелей? Да, но тогда получается, что она брала…  Крала ? Валерий аж передернулся, ему стало не по себе,  чуть ли не худо. Но нет, нет, нет ,не может такого быть…
Он бы чувствовал, как она вставала, ведь не могла же она перебираться  незаметно через высокую спинку “железной ограды”, он же лежал  всегда с краю?  Впрочем , - она вёрткая, маленькая. Но вряд ли могла. Да, не могла. И когда собиралась рано утром ,  вчера, на дежурство, тоже вряд ли успела, он следил ,проснувшись , за всеми её движениями-передвижениями, сборами на работу. Почему то она была в форменке, полувоенного типа, курточке-рубашке, какую носят милиционеры. Впрочем , она работает в госпитале, а там наверное такие порядки,  - ходить в форме. Остаётся одно, - да, - та самая, пресловутая ванна, принятая вечером, поздно вечером , перед сном. Она ещё почему то так настойчиво предлагала ему выкупаться, хотя ведь можно же было ограничиться  душем, тем более  в жаркое лето… Завтра он поедет к ней и спросит. А пока спать, спать… Хотя какой тут может быть полноценный сон?!.. Уже когда проваливался, подумал, может Наталья, соседка, которую он так и не видел, - в чём то, как то – замешана? Если только у ней какие то ключи от его комнаты, но ведь могла  даже и сама хозяйка, Вера, подруга Галины - ведь у неё тоже есть запасной комплект?.. Больше не мог денег взять никто, разве только собачка, там , у Нели.
      …Записка в двери ещё более усилила его подозрения о её воровстве. На клочке было написано, что она срочно уезжает, к матери, на несколько дней, а ключ можно взять у соседки, в такой же квартире, этажом выше. Вечером следующего дня она позвонила, прямо с вокзала, сообщить, как доехала и на вопрос Валерия спросила , вместо ответа : - “Ты что, думаешь , это я взяла?”  “Нет, нет, конечно , не думаю” - поспешил заверить её Валерий, а сам засомневался ещё больше. Прошедшими сутками в городке он делал  то, что было естественно в его положении. Выстирал рубашку, носки ; походил по магазинам хозяйственного назначения, купил кое-что нужное, недорогое, небольшое – для комнаты в деревяшке, Ну а вечером , после короткого разговора с Нелей, решился и позвонил Анжеле, - той самой первоначальной, затравочной корреспондентке. Прийти в гости или принять его она отказывалась, но Текутьев, почувствовав  какую-то  недоговорённость, слабину в её голосе, поднажал и всё таки уговорил – она пообещала заглянуть попутно, через неопределённое время, собираясь  к подруге по неотложному делу , по пути. Днём ,в каких то делах ,он забывался ,  но по вечерам, в одиночестве и непонятно  в каком ожидании, он еле справлялся  с накатывающими моментами  отчаянием от потерянного, терялся до сих пор в догадках и надеялся, что найдёт, обязательно отыщет хотя бы причину исчезновения денег и думал, что это кошмарное происшествие, недоразумение вскоре  раскроется, выяснится , что всё обойдётся…И это раздражение накапливалось в нём и как только  появилась Анжела, позвонив в дверь около десяти и представшая перед ним, невидная, коротконогая, полноватая, но с лицом  симпатичным,  “приемлемым”, он сразу же, после приветственных слов, обрушился  на неё с вопросами о подруге-хозяйке. Постепенно он  её "раскрутил", не без обольстительных объятий и даже потом прямого предложения о постели. Она сопротивлялась мало, и уже через какой то час они лежали на той же самой кровати, где ещё три ночи назад Текутьев был с Нелей. Это странным образом возбуждало его, он старался максимально, тонко и внимательно, ублажать партнёршу…
    Это  была уже четвёртая, за последние два месяца, женщина, которой он овладел и эта  очередная, “свежая” физическая близость  его подстегивала, он   благодарно  над ней "старался", как никогда, и был вознаграждён. Тяжёлые переживания,  сильные эмоции рождали в нём и  большую страсть, мужская  его природа как бы отыгрывалась за те бесплотные годы страданий, страданий, дефицита естества, что он испытывал в рейсах, в коротких  отпусках на берегу. Они отдыхали, и Анжела всё рассказывала и говорила , будто на исповеди, - выкладывала всю биографию Наили, её путаную, бурную, полную нескладностей,  противоречий жизнь. Да её звали именно так, а не "Неля". Она была татаркой, и замужем побывала три раза, имела двоих взрослых детей от разных браков и работала  “вохрушкой”,  охраняла  склады , - из уст Анжелы это звучало почему то особенно презрительно. Сильно, однако, те сведения Валерия не так уж и удивили, - исподволь, наитием, он  догадывался, что "Неля"  много  врёт и все теперь непонятные поступки этой Наили укладывались в стройную логическую  цепь. Она опоздала в первый раз к нему на свидание  потому, что встречалась сначала с одним полковником, которого тоже нашла по переписке и тот ей что-то  уже обещал. По той же причине она долго не отзывалась по приезде Текутьева из Муринска. И лет её  не “до сорока”, как  она уверяла, а сорок шесть , и  матери  уже под восемьдесят, и живёт старушка не под Москвой, а в Калужской области, недалеко ,впрочем от столицы, если на электричке. И ещё, и ещё… Анжела  так увлеклась, выговаривая за подругу всё  более и более ошеломительные подробности  и в эту полосу обвинений, когда он обронил о своём подозрении,  из уст лежащей вдруг полилась целая обвинительная  речь о “хватательном” рефлексе,  дурном  пристрастии подруги-хозяйки, что Валерию стало горько и   непоправимо тяжело, он понял и осознал,  окончательно, что эти большие для себя деньги, четыре сотни долларов, - не вернуть… Анжела продолжала  – и про сотенные купюры, пропадавшие из её кошельков, и про исчезнувшую кофточку,   потом перекрашенную ,обнаруженную на  её “лучшей” подруге… “Зачем же ты с ней дружишь?”- вырвалось  у Валерия. “Так ведь не докажешь, что она. Да и потом… дружим  со школы,  обе – одинокие, да и её прохиднейство, наглость,  чего не хватает у меня,   - выручают…”  “Ну а  почему квартиру оставила? – “ Так у ней нет ничего ,всё ценное  - заперто…” Текутьев  повернулся, поглядел на  закрытую дверь , всё понял , - там, наверное, и телевизор, всё ж такая вещь, обязательная всегда, в каждом доме…Закралось даже догадка, что она, Наиля, может обвинить его, в ограблении, свидетели есть… Он весь покрылся испариной и понял ,что надо тикать ,убегать из этого логова , гнезда, рассадника…
    Анжела встала ,засобиралась, укладывала свои длинные и чёрные, до половину спины, волосы. Повисшая крупная грудь, короткие плотные ноги, и грубоватое, без талии, тело, вызвали у Валерия такую тоску, такое раскаяние, что он вот так ,снова опустился,  морально,  что долго потом не успокаивался и  пришёл в более –менее нормальное состояние , когда лишь только  остался один. Уходить сразу было невозможно, нужно было дожидаться утра. Белая полярная ночь, солнечный свет, пробивающий плотные двойные шторы  разогнали так и не пришедшее  измождение сна и Текутьев надумал, чем отыграться. Он совершил неблаговидное действие - позвонил в Америку, Соединённые Штаты, - благо там стоял день, - поговорил с приятелем  из Нового Орлеана о сущем, пожаловался на свою российскую жизнь. Там  у Текутьева когда то произошло  одно интересное знакомство, с   молодой  и симпатичной русской, - в городке Уилмингтон, штата Северная Каролина. Он попал туда  в тот единственный и короткий заход, всего  на один день, в одном из рейсов на “научнике”,  когда ещё не было ограничений для моряков, особенно русских, до  известного  и пресловутого “11 сентября”. Увидел её на базаре, субботнем, с распродажей своих товаров американцами, среди которых оказалась и она, торгующая подержанными джинсами и выговаривающая слишком правильно и отчётливо английские фразы. Валерий спросил напрямик, на родном  языке,  - “ты русская?” и она кивнула, удивившись не меньше его. Потом они перекусили , в рядом  расположенном,  дешёвом бистро, она рассказала свою историю, пожаловалась на судьбу. Уехала из Москвы восемь лет назад, почти девчонкой, в двадцать лет, вышла замуж за пожилого ирландца, живущего здесь , который уже одряхлел, несносен, сидит на биодобавках, диетах и она никак его не смеет  бросить, уйти  - слишком хитрый  брачный контракт, а он уже и не "может", всего то раз в месяц, да со стимуляцией, сипением, кряхтеньем и она уже  с трудом выносит такое мучение, не знает куда деваться, любовника  найти проблема, здесь отлажена система слежек, частных детективов…Текутьев взял её телефон, но звонил  всего один  раз, когда еще не  было окончательно ясно  в его незавершившейся семейной жизни, а потом, в разводе, звонил снова и предлагал "фиктивность", но она на это ни за что не соглашалась, да и такие браки в  стране за океаном запрещены, полиция специальная проверяет среди ночи, спят ли вместе супруги… Валерий встрепенулся ,когда сейчас ,после разговора  с другом из океана и за хлопотами раннего утра, готовя себе завтрак, поесть в дорогу, он вспомнил про  такое своё стремление. Значит, он и раньше уже думал о фиктивном  для себя браке , предполагал такое и вот надо же – теперь в  сговоре об этом  с Оксаной. Хотя теперь и это распадается, - денег, обговоренных, вряд  сейчас он сумеет быстро достать, восполнить утраченное. Судьба оберегала, нет худа?... Как требовать их у Наили? Как возвратить? Ведь она за тысячи километров, укатила на его кровные, это тоже доказывает , косвенно, что поехала не на свои, - их у неё «никогда не было», как уверяла Анжела… Опять засаднило у него внутри… Ведь можно  было всё таки поднапрячься ,ведь что-то у него оставалось , - занять, снова напроситься на работу , не пользовать тот остаток отпуска, за который уже получены, истрачены  деньги… Нет , не получалось, не выходило… Нужно было жить до  конца августа , а это  ещё почти что больше месяца. И чтобы не расстраивать себя полностью, Текутьев купил  черно-белый , с маленьким экраном, телевизор и устроился на сезон, с месяцок, подработать грузчиком в магазине , - в том самом, где он когда то отоваривался с Наилёй, рядышком с его  “скудным”  жильём…

               
                - I V –

        Когда сам такой, ищешь себе подобных. Валерий   убедился в этом, когда около комиссионки, куда сдавал  вещи, нахватанные   когда то,  бесплатно, по заграницам, познакомился с милой и приятной, молодой матерью, сразу двоих детей и предложил ей тут же, за бесценок непринятую , для её отпрысков, одежду : курточки, футболки,  штанишки, и тут же взмолился, попутно, - о своём горемычном существовании, в обделённости женского внимания. Покупательница пообещала познакомить с незамужней своей подругой, дала  номер телефона, просила позванивать. Звонить Текутьев наладился от своего друга, приехавшего из отпуска, тоже разведённого. Тот жил в своей богато обставленной, удобной однокомнатной квартире, на девятом этаже, недалеко  от центра, в престижном районе. Он тоже ходил в море, когда то, много лет, собрал на счёт приличные деньги, и  купил  себе эту “однушку”, но ещё  в браке. И просчитался. Жена его, фактически бывшая, а “де юре” оставшаяся, содрала с него половину суммы, потраченной им на жильё… Друг в десятый раз рассказывал эту горестную для себя историю, всякий раз с новыми подробностями, а Текутьев, естественно , мотал на свой  выросший за отпуск ус.
    Визит к подруге “комиссионной” знакомой  всё откладывался – то болели её дети, то самой “искомой” не было дома, то Валерию никак не  удавалось отговориться от задуманного с другом мероприятия.  А решили они поразвлечься – сходить в ДК железнодорожников, на вечер “ Кому за …” Друг уже бывал там и взахлёб рассказывал, делился впечатлениями, - о лёгкости знакомств, приятностях общения. Договорились на ближайшую пятницу. Но  неожиданно сговорились и с той , с комиссионки – она с подругой  ожидала его в субботу. Предстояли расходы. Нужно было урывать из ежедневного бюджета, урезать что–то “роскошное”, типа бутылки пива или помидоров с огурцами, по случаю сезона. А в день договорённости Текутьев столкнулся  ещё с одной заминкой, - на вожделенный вечер в ДК  ему нечего было надеть. Друг выручил – предложил свой старый, немного поношенный,  маловатый, но вполне ещё добротный летний пиджак – без подкладки, и с набивными плечиками, - такие были в моде лет с десять назад, с закатанными у них рукавами.. Рубашку же Текутьев  надел попроще – лёгкую, короткую, с молнией на передке. Появившись на вечере около десяти, они уже не сумели  нормально пристроиться - все места практически оказались заняты, так популярны перед выходными  были эти торжища. Билеты входные, однако, им продали , дорогущие, - по сотне. Друзей рассадили по разным углам, в отдалении друг от друга. На просторной площади бывшего когда то фойе, перед кинозалом, расставили простенькие стулья, с тонкими ножками  из дюралевых трубок и со столикам  простейшего, вокзально-буфетного  типа, брежневских времён. Зато цены за прилавком  поражали современным “размахом”, превышая магазинные  в три раза. Поэтому не без удовольствия Текутьев достал из внутреннего кармана пиджака плоскую четвертинку коньяка, - друг заранее предупредил его, что многие, - проносят. Соединиться, сесть вместе им всё таки удалось, - после скандала с распорядителем. Но музыка, этот отупляющий, громкий   шум, доставала и  здесь, в закуточке, в самом углу. Наверное, раньше тут была   библиотека, или методический кабинет, - в ящиках, выдвижных,  в столах, - сохранились формуляры на книги. Сначала было неловко, Валерий себя чувствовал зажатым. Каждый взгляд его, по сторонам, сталкивался с такими же пытливыми взорами, “стреляющими”, - сидящих поблизости женщин. Такой  вот “толчок” , аукцион, ярмарка личностей, типов , персонажей, а фигуры до обидного многие рыхлы и раздуты. Всё же Валерию приглянулась одна брюнеточка, худенькая, в ярко-рыжем одеянии. Но, видно,  она приковывала внимание не одного его, и Текутьеву вскоре стало неинтересно. И чувствовалось, что многие  дамы здесь не впервые, завсегдатаями, и потому вытаскивали, выманивали на себя наиболее видных мужиков, особенно щедрых на траты. Одного часа, однако, было достаточно, чтобы освоиться , быть готовым к активным действиям. Поиски были откровенны, вопросы окружающим женщинам вполне благопристойны, приемлемы и даже необходимы. Но попадались и другие, случайно сюда попавшие, “просто посидеть”, за компанию с подружками.
      Следующий час  бесплотных метаний совершенно не принёс Текутьеву никаких результатов и он уже подумывал удалиться с этого утомительного, разудалого, разухабистого праздника, с грохотом оркестра, с раскрасневшими пьяными рожицами, ужимками  и почему то  с непрерывными "быстрыми"  танцами. Ясно было, что программа   не продумана, лишь бы, как бы ,  - наворочена. Музыкантам, получавшим, видно ,немалые барыши, было безразлично, - как и что играть. Друг Валерия тоже скучнел и мрачнел на глазах, хотя он деланно, наигранно, хотел выглядеть довольным, тащил  его на групповой , в кружочек, танец, где каждый изобретал что-то , своё, с вымученной улыбкой изображая веселость. Здесь то Валерий и очутился  пару раз рядом с небольшой росточком,  с миловидно приятным лицом и чуть раскосыми глазами, - партнёршей. Что-то в облике её показалось Валерию знакомым, движение или жесты  кого то ему напоминали.  “Миловидная” тоже сразу и быстро согласилась её проводить. Они поехали вместе, на “частнике”, - было в одну сторону, - на одной из машин, гуртом собравшихся  у широкой лестницы ниже колонн, - видимо, промысел отсюда, среди ночи, после  окончания работы городского транспорта, - был выгодным. И то, что спросила новая знакомая, удивило Валерия неожиданностью. Её интересовали отношения Текутьева с Лидой!   Попутчица оказалось  её двоюродной сестрой, той самой , которой когда то Валерий, в отчаянии своей потерянности, посылал фотографию, наивно полагая расположить к себе незнакомую  подругу. Она вышла за два квартала, сильно хлопнула дверцей, будто обидевшись, потому что враз протрезвевший Текутьев  никак не  мог сообразить, каким же образом с ней поступать – уговаривать ехать дальше,  оправдываться за разрыв отношений с приевшейся  любовницей или забиться одному, не видя и не зная никого, - в своей  конуре.
      На следующий день объяснилось исчезновение  на том вечере друга. Он вышел покурить, на то самое, высокое крыльцо, уже почти ничего не соображая от выпитого и был подхвачен, “тепленьким”, караулившей мужиков женщиной и отведён, доставлен, естественно, домой, благо недалеко, вымыт там в ванне, уложенный в постель. По дороге  друг раза два чуть было не падал, но удерживался  в хрупких , но цепких руках. Пиджак был отдан, приключения выслушаны и Текутьев вышел от друга и успел даже вскочить, в автобус, идущий в ту сторону, где его ожидали. На цветы Валерий тратиться не стал и купил более-менее подходящее для случая – коробку шоколадных конфет. Адрес нашёл не сразу, заходил в один подъезд, и не найдя нужного номера,  переходил в другой, но вот, наконец, нашёл – оббитую из дорогого сорта чёрной кожи дверь, с “глазком” по центру. После  звонка Текутьев почуял, что за тем окуляром долго стояли, разглядывали его, он даже уловил шушуканье, потом щелкнул замок, снялась цепочка и перед взором  чуть растерянного мужчины  предстали две, полуиспуганного вида ,- женщины. Одна , конечно, была знакома Валерию по комиссионке, другая , очень серьезная, достаточно симпатичная, сухощавая в теле, с чёрными вьющимися волосами, в строгого покроя  тёмном свитере и в юбке типа  «макси», узорно-пледовой раскраски, полуприталенной, очень элегантной, и в дополнение даже не в тапочках, а в  модного фасона туфлях, на невысоком каблуке, тёмно-коричневых, лаковых. Текутьев никогда не был на дипломатических приёмах, но этикет, галантность, манерность и поведение  встретивших  его дам чем то это ему напоминали. Стол был заставлен деликатесами, преимущественно  растительного происхождения: котлетами из моркови; жареной баклажатиной, с аппетитными круглыми  корочками; салатиком в мелкую нарезку, из  редьки, заправленным сметаной; аккуратными, в собственном соку , ломтиками персика.  Впрочем, наличествовало и вино, - домашнее, малоалкогольное, приторно сладковатое, напоминавшее кагор. Наверное, всё было к месту, заранее приготовленное,  к моменту таинства первого знакомства. И убранство, как на кухне , так и в комнате, соответствовало,  - иконки, книги религиозного содержания, крестики, украшения  православных символов. И везде чудился запах – елейный, кадильный, спёрто-замогильный, но вероятно, это было всё таки  наваждением – просто так действовал окружающий  интерьер. В юности впервые Текутьев смотрел фильм про солдатика, объезжающего после “дембеля” своих “заочниц” и  тот попадал в городок  с маковками церквей, а “невеста” его была такая  же правильная и кроткая, тихая и наставляющая его, по каноном размеренной мирской жизни. Сравнение Валерию пришло неожиданно, навязчиво, ясно и пугающе зримо, что он, мило распрощавшись, как можно учтивей, как можно любезнее,  и чуть не задохнувшись, поспешил удалиться из  затхлой, угнетающей, отупляющей  атмосферы…


  -  V  -

     С начала августа, словно опомнившись, что  закончится короткое северное лето, город стал проводить праздники. День железнодорожника, День физкультурника, День строителя, отмечали с  каждым разом  с всё возрастающим , несвойственным ранее,  размахом. Приезжали столичные знаменитости, привозили какофонию  звуков, под визги толпы, с парами инертного газа из баллонов, подсвеченного, подкрашенного иллюминацией, вызывающие какие то зловещие напоминания,  в уже наступающих,  неостывших сумерках вечернего времени. Второе воскресенье  месяца именно таким и выдалось, - тёплым, безветренным, - когда они, вчетвером, спускались  к центральной площади, от квартиры друга - он с соседкой   спереди,  они с Верой сзади…
   Устав  от претензий  свалившейся на его голову около ДК пассией, друг поспешил от последней избавиться, наделив её даже некоторой суммой, чтоб отстала, и жаловался об этом Текутьеву, и просил  его познакомить  не с очередной какой-нибудь нахлебницей, а с хорошо знакомой, порядочной и приятной  женщиной. Решение Валерию пришло неожиданно быстро. Вера, сдатчица комнаты, появилась в тот выходной “проведать” приехавшую соседку, подругу, а на  деле, было понятно, поглазеть , не нарушаются ли нанимателем правила проживания. Увидев Текутьева, мирно жарящего яичницу, сдатчица, вероятно , разочаровалась, и тускло поздоровавшись, надолго исчезла в соседней комнате. Оттуда не доносилось ни единого звука и Валерию даже показалось , что там никого нет и  они незаметно ушли. Оказалось, что просто вязали, Вера училась. Через час она всё таки вышла, с чайником в руках, и пригласила , вовнутрь, Валерия, - на раут. Соседка,  Светлана , - её звали именно так, а не Наталья, как  Текутьев   считал раньше,  - уютно устроилась в кресле, утопала в нём на уровне красивых, в облегании   коротких  лосин, статных ног, но мигом соскочила и предстала перед Валерием,  как бы вновь увидевшую её, ещё стройнее и выше, - с высокой причёской золотисто-рдяных , чуть отливающим фиолетом, волос и чистым, белым профилем, под греческих богинь. Валерий слышал, что Светлана  родом из под Керчи, там же и отдыхала, у родителей, оттуда приехала, но вот загорелости  на  её теле  заметно не было. Наверное, береглась от солнца, не подставлялась лучам, не сезонница ведь и не курортница, а трудилась на участке, у престарелых отца с матерью, убирала виноград, собирала яблоки. Наверное ,потому Валерий и сравнил ее с “богиней”, ведь Крым заселялся  древними греками… Разговор естественно перекинулся на предстоящий вечерний досуг и Валерий осмелел, пригласил на придуманный им тут же, "день рождения" близкого друга. Подруги согласились и пока Валерий бегал к автомату  предупреждать “именинника”, а потом ещё ловить  и машину, Светлана переоделась и стала ещё притягательней и краше. Светло-кремовый  брючный костюм ладно облегал её точёную, будто из мрамора,  фигурку, а прическа немного взбилась позолотой, как у античных воинов, закрученным овалом, бурунчиком  ото лба и завиточком на шею. Так определилось , - что Свету он предназначил для друга, а сам держался рядышком с  “давней знакомой” Верой. Такое разделение пришлось по вкусу хозяину, но сам Валерий, конечно, запоздало об этом жалел. И потом, незаметно для себя, стал проявлять недовольство и даже резкость, а порою наглую эдакую прямоту, задевая Светлану, пытаясь её уколоть, - едким замечанием,   неуместным комментарием. Это было уже во второй фазе, или части , - вечера, после застолья, когда перешли в комнату, слушали музыку , пытались танцевать, - друг отлучался, готовя кофе,  прибирая посуду, так что не слышал тех обрывков слов, которыми Текутьев пытался , поддеть, задавить Свету. Она не пикировалась, ей такого обращения испытывать не приходилось и такое она, по-своему, оценивала. Стала по-особому, пристальней, разглядывать Валерия и он эти взгляды почувствовал, и хоть обнимал Веру, перебирая ногами в такт медленной музыке, а сам уже любил Свету, и удрученно, прямо таки  панически каялся, что привёл эту замечательную , видную, красивую девушку в дом не для себя , а теперь  очнулся, опомнился, почуял вдруг, бесповоротно, что уже ничего ему не нужно, что некого теперь искать, бегать, цеплять, что всё уже есть, прекрасное существо, чистое, непосредственное и такое близкое, только протяни руку… И вот эта прогулка, по вечернему городу, среди гуляющих людей, для удовольствия пройтись, размяться, “прошвырнуться”, чего давно подобного у Валерия не было, это подтвердила. Всё дела, неотложные заботы, вечная беготня, - по конторам, учреждениям, магазинам, - осталась в прошлом. Наплыв новых,  неведомых ранее сил, приток стремлений, желаний охватывал, окутывал Валерия, впитывался в его душу и тело. И раскаяние только от картины, - она с другом, - ветреным, не постоянным, - впереди; он с Верой сзади, следом. Подходили к центру.  С площади гремела музыка, там смеялась молодежь, улыбались люди степенные, - атмосфера  радостная, приподнятая. Валерий вспомнил, как буквально два месяца тому назад он здесь прохаживался с Нелей-Наилёй, тоже в какой то праздник, и ощутил громадную, разделяющую разницу между тогдашним состоянием и теперешним настроением. Тогда – беспокойство, притворность, неискренняя, пустая даже, ретивость ,рисовка, радужно–розовая, а теперь… что-то торжествующее, ликующее даже , смакование, - “предчувствия…” Хотя он уже твёрдо знал, что именно сегодня, сейчас ему нравится Светлана, но намерения серьёзные, устойчивые он себе ещё не позволял, лишь  волнующее что-то , тревожащее -  теснило его грудь, томило… Такого у него не было давно, может, и никогда…Ведь каждая новая влюблённость ( в который раз?)- это что-то особенное неповторимое, но и в то же время -  зыбко-несущественное, может растаять , в день или  вечер, или наоборот, замереть внутри надолго, и может даже, – навсегда…
Наступил “момент истины”, “минута  икс” - как быть дальше? В глазах друга – досада, смятение, в лицах подруг – решительность, непреклонность. Они мне машут руками из автобуса, он не рейсовый, обычный маршрутный, загородный, но экспрессного типа , с редкими  остановками, очень удобный в этот  час, когда много народу, и сейчас отправляется, со своей конечно-начальной точки. Вера, так же, как и её подружка Галя, - кондукторша, их повезут бесплатно, она договорилась. Место Текутьеву досталось со Светой, рядышком, они поедут вместе, на передних сиденьях, “справа по борту”,- высокие спинки отгораживают их ото всего салона , от остальных… Валерий откинулся на шершавый креп обшивки и впервые по- настоящему, изучающе, смело, посмотрел в темно-синие, чуть прищуренные и со смешинкой, светины глаза.  “Что-нибудь случилось?” - спрашивал её взгляд, пристальный и лучистый.
“Да, мне как то не по себе” - отвечал Валерий безмолвно. Ему хотелось так ехать бесконечно, без остановок, и упереться в далёкий заброшенный домик, хуторок, где бы не было никого, кроме них, где гудел бы огонь в печи и кипела бы вода в чайнике… Очень хотелось пить. Вера со Светой вышли остановкой раньше, - несмотря на поздний час, у них появились какие то неотложные дела, Валерий  за ними идти не посмел,  приветливые  сидящие с ним рядом глаза как то враз потухли, угасли…Светлана запахнулась , подняв воротник костюмного пиджака, прошелестела “до завтра”, исчезла в наступившую ,пока они ехали, темноту, - вслед за Верой. “Почему завтра? Почему же следующий день?” - возникло в голове Валерия и тут же, будто отвечая ему, засветился перед ним напротив, над кабиной у водителя, циферблат часов, показывая , как  надолго от  него  ушла, оставившая след и  смятение в душе, - женщина. “Завтра” наступало только через двадцать три часа пятьдесят пять минут…
      …Нужно было дополучить отпускные, они оставались, выяснять насчёт выхода на работу, - куда его могут всё таки  послать , в какой то очередной рейс, короче, - нужно было прояснять “обстановку”. Валерий отвлекался, но уже ближе к вечеру, всё  дальше, к позднему часу, он уже испытывал беспокойство, гнетущее, растущее и неодолимое нетерпение, от которого никак  не мог отделаться , избавиться ,чтоб  увидеть,  - её. Он звонил сегодня, своему другу, извинялся за придуманный день рождения и кинул так, будто походя, невзначай : “ Как ему ? Понравилась?”и не стал уточнять “кто”, это было  понятно и так, как этот новый день недели, солнечный, жгучий, наверное из последних в нынешнее лето, и такой особенно тягучий и долгий, длинный, до того самого момента, “истины”, когда поворачивается её ключ в  коридорном замке и она, будто  крадучись, пробирается сначала на кухню, потом запирается в туалете. Первоначальная нерешительность Валерия вдруг сменяется быстрейшей резвостью, - он мгновенно встаёт, заполошно  выскакивает  с одной , вдруг  ясно поразившей мыслью, что она могла бы “сразу закрыться у себя…” Он топчется на кухне, придумывает  вновь тирады, многовариантно уже составленные, заготовленные, но вот все враз забытые и он снова  их вспоминает, на разные случаи, в зависимости от её настроения,  движений, ответных слов. Но вот сливается, журчит за дверью  вода, и он выходит из кухни , идёт будто к своей комнате, но ощущает спиной её появление. Она, ни слова ни говоря, сама заходит в кухню, там льётся кран, она закрывает его, и наконец то выплывает оттуда, а он стоит, как перед плахой,  перед ней…Но она ничего  не видит  ,в полутемном коридоре,  и ,с распростёртыми руками, как бы натыкается, наваливается на него, а он, не  помня  себя, ищет её губы и шепчет, совсем не запланированное, пришедшее  неожиданно, от нахлынувшего чувства, слова : “ Как долго тебя не было! Целые сутки!” Её ответ  в междометиях, она отстраняется , с жестом машущих мокрых рук, она их раскидывала, потому что в кухне не нашла  полотенца, -  и  постепенно приходя в себя, стала выговаривать членораздельнее: “Что это такое? Как вы посмели?”,  - закрылась  в своей комнате. Что-то надо было делать, срочно  решать; этого  настроя, - натиска, атаки, - нельзя было терять,  случай  другой вряд ли представится. Он постучал. Попросил аудиенции, разрешения поговорить, всего то , на какие то  несколько минут…
Они уселись за столом в её комнате, как для переговоров. Текутьев молчал, она – тоже.  Пауза явно затягивалась.   
        -  Я понимаю, что смешон, ты извини мне мой порыв, - начал Валерий, разглядывая длинный и тонкий, едва заметный, порез клеёнки перед собой, - так легче было сосредоточиться, - и не поднимая глаз выше этого штриха, будто границы, за которой пропасть, или мечта… Он понял, мгновенно, инстинктом, что надо резко “сбавить обороты”, повернуть настроение, выправить, изменить позицию, сменить темп,  “пластинку”… И он попросил, - Давай выпьем что-нибудь, а? Я сгоняю!?… –  Она молча кивнула.
        Текутьев чувствовал, всей кожей, как бегает по нему мороз, и мелкие мурашки растекаются, разносятся по всему телу, когда он , в темноте, еле разбирая дорогу, мчался, словно ужаленный, в тот самый, “свой” магазин, увидел внутри знакомую продавщицу,  пришедшую в “ночную”, в лихорадке выбивал чеки, торопливо ,будто боясь, что она, там, передумает, откажется от затеянного… И томился, уже возвращаясь, спокойнее, что нужно ли,  стоит ли, - заводить разговор, едва начатый, что она нравится ему и так, ведь   должно же быть понятно… Ну и что? А зачем тогда траты? Опять поддался искушениям щедрости,  из за сегодня  только полученных денег, давно  задержанных, из отпускных…
Шампанское Текутьев попросил  из холодильника  и прохладная ещё бутылка открылась легко, без лишних фонтанчика и шума. И за обычными, подобающими случаю фразами снова наступил момент, ради  которого основного и главного, затеялось “торжество” , и вся эта ,предыдущая трескотня :
      -  Я с серьёзными к тебе намерениями, Света … – словно продолжил начатую уже  около получаса назад  беседу, и… замолчал, сглотнул подступившую сладкую от шоколадки , слюну.
В чем дальше заключалось его признание, Текутьев не  стал уточнять, тем более – раскрывать. Хотел добавить, что она сама женщина умная, понимающая и должна ответить. Как то обнадёжить, или, может, - наоборот, не принимать на свой счёт услышанное. Замерев,  Текутьев стал ожидать, скрывая  волнение, её реакции, поглощенный вроде чисткой апельсина, поглощением этих маленьких долек, - длинный обходной путь общения с фруктом, - вместо того, чтоб, разрезав пополам, раздирать плод зубами. Она  ответила неординарно:
       - Оставь телевизор, если уходишь действительно, в рейс. - Да ,Текутьев сказал ей, что вскоре после выхода на работу ему “светит” отправка в море. – Ладно, -  подумаешь,  скажешь, - закончила Света, поднимаясь, давая понять, что “аудиенция”, “переговоры”, - закончились, - без ясных результатов и чётких  решений. А что же  ещё могло быть?..
Разошлись. Текутьев и ни к чему не стремился, особому, произошло вроде  понимание – и этого было достаточно. Но вот действительно ли она что-то поняла,  -  неведомо. И  опять всё повисло в воздухе, как  было уже не раз   в эти  последние, сумасбродные четыре месяца. Ничем не оправданный “марафон”, гонка с препятствиями, бег с барьерами. Нужно ли было так стараться – Текутьев не знал.  Проснулся он с очередной и такой знакомой ему,  теснотой внутри, и с томлением в сердце, ощущением покинутости, обретения  потери,  - сладкой, едва уловимой,  невозможной… Толкнулась вдруг откуда то  мысль : “ А зачем оставлять   к о м у - т о  , - телевизор?” Ведь это его вещь, кровная, принадлежащая только ему, одна из тех первых, которые он приобрел в новой своей жизни. Сначала был чайник, маленький аккуратный, известной немецкой фирмы, потом – видик. Вещи эти создавали иллюзию, ощущение другой, следующей, новой для него жизни, обрамляя как бы его , Валерия, безрадостное существование. “И зачем вот так, опрометчиво, - обещал? Нет, надо что- то придумать…”
      Два дня Текутьев со Светланой не встречался. Он стал перевозить вещи, теперь на свой уже ( в  который  раз! ), новый корабль и даже один раз там заночевал. Но весь вечер четверга он её ждал, она  не появилась, и к полночи он уснул, а утром, к удивлению своему,  услышал звяканье на кухне, шум спускаемой воды в туалете, и уже в довольно позднее время,  около девяти. Он знал, что Светлана  уходила на работу около восьми. Впрочем,  запомнил, что её иногда просят поддежуривать по ночам, - она работала санитаркой. Одевшись по–скорому и немного приободряя себя, Текутьев вышел в коридор, для “ решительного объяснения” и  только хотел было открыть рот, как услышал то, от чего ему стало легко и свободно. Она была уже одета, готовая на выход, и сказала, что поторопилась, погорячилась с телевизором, пусть он пока останется у него, а она и так часто  отсутствует и “вообще”. Это “вообще”  подействовало на Валерия сильнее всего. Вера намекала ему, что да, Светлана с кем то там водится, потому, наверное ,и не приходит по ночам, прикрывается дежурствами. Да  и “ вообще” - это значит , что такое мало кого должно интересовать, она свободная женщина, - независимая. Дверь за нею захлопнулась и остался только запах её духов, сладостно неповторимый, но и недоступный , - для него. Как муляж наливного яблочка, на витрине, среди зимы, -  воспоминание из прошлых, застойных  ещё лет, - таких недавних, а теперь бесконечно далёких, когда здесь, на Севере, только и  мечтали заиметь какой либо фрукт.
    Самое неудобное в профессии моряка – ожидание. Окончания ли , прихода, назначения на судно, - какое? в какую сторону? надолго ли?, - всё томительнее и непредсказуемей эти метания.  И особенно  - перед  отходом. Каждый  день “кормят” , что “ завтра”, но ,может быть , и “после…”, а скорее всего, ну уж точно, что через два  дня, и “кровь из носу”… Но проходили  эти сроки и снова начинались предрейсовые хлопоты, по десятому разу прикидки, от которых устаёшь, и посылаешь всё,  в конце концов, к чёрту!  «Стоп!» - мысль, будто молния, сверкнула в сознании, но тут же стала угасать, оставлять Текутьева с разочарованиями. Так учила, наставляла  его  “божественная” знакомая, сухопарая, что не стоит поминать всуе, того рогатого, и у которой  в гостях он был всего то один раз, но обещался позвонить, а вот второй месяц уже , как “звонит”… Всё , всё прошло, отсеялось. Текутьев встал с опостылевшего ему  кресла дежурного ,  взглянул ещё раз на трезвонивший весь день телефон. Сейчас аппарат молчал, а ещё пару–тройку часов назад  раскалялся – приготовления к отходу, наконец-то , - заканчивались и особенно это можно было заметить по частоте  звонков: снабжение, согласования, комиссии, проверки, представители и вот  теперь,  вечером  -  родственники, друзья. Должны были позвонить и ему, Текутьеву. Встреченный сегодня утром приятель с танкера, с которым Валерий столкнулся на проходной, - он  был опять здесь, они ненадолго зашли, для ремонта сливных танков, очень важных для их работы… Тот бежал домой, после вахты, и обещался к вечеру сообщить, приехала ли та, знакомая его учительница, по лестничной площадке… Должны была звонить и знакомая из Муринска, Текутьев ей отправлял письмо, сообщал номер и дни своих дежурств. Нужно было оправдаться, извиниться, что не сможет сейчас привезти заказанные  ею, по каталогу, книги, из городского оптового склада. Как не маняще привлекательны были эти занятия, предполагаемые, - книжным бизнесом, пока что у Текутьева ничего не получалось. И всё из – за этого “чёр.., тьфу, - дурацкого, изо дня на день , - отхода…” Очередная дата отправления была назначена на послезавтра, 23 августа. Но никакой веры в осуществление объявленного не было, хотя надежда, всегда теплившаяся, теперь то уж, точно, определённо, интуитивно даже, -  подсказывала, что  задержек не будет, не должно быть. Завтра, после двухнедельного ожидания, он сходит , во второй раз, на почту, после опубликованного его объявления, протиснется к окошечку “ до востребования”. Не зная сам почему, но Текутьев это делал. Наверное , от отчаяния , от  невозможности остановиться в этой бешеной, бессмысленной гонке. Он ещё теперь и подстраховывался, послал в газету данные заграничного паспорта, на случай, чтоб его не вычислила  Наиля, - номер гражданского она знала, он ей давал, для пропуска… С Оксаной тоже разрешилось  само собой, - она, почувствовав его сопротивление, укатила в отпуск, так ни о чем и не договорившись. Текутьев с облегчением про это узнал, и будто ноша  какая то свалилась с него, - так  он устал думать о  “фиктиве” , ненатуральности, ненормальности в своей  жизни; это было против его убеждений, - не следить по-плохому , и не расплачиваться, потом , запоздало… Длинный, явно междугородний сигнал прервал его мысли. Предчувствие, странное, непривычное, непонятным образом распирало его внутри, но когда он снял трубку, то по строгому, официально, как всегда - представился : “Теплоход такой-то, вахтенный дежурный…”
Это звонили не ему, из Петербурга. Вызвав по громкой связи требуемого, и оставив его, Текутьев вышел из рубки, зная, что по “межгороду” обычно говорят долго, да и не хотелось мешать. Дошёл до своей каютки, тут же на палубе, выделенной, под  лестницей, около спуска на баню, в закутке. Валерию отчего-то нравилось ,что ему предоставляют, как  специалисту непостоянному на судах, редкому, всегда что-нибудь нестандартное, оригинальное, но почти очень часто - удобное место. В основном он жил в бывших “апартаментах” замполитов, начальников экспедиций, теперь вот поселили в каюту сокращенного шеф–повара, рядом с камбузом. Заваривая кофе, в успокоении от скорого окончания смены, - ночь пролетала быстро, - Текутьев вдруг понял, всю фальшь  в прошлой своей, также  недолгой, хоть и в двадцать лет, жизни с женой. Ему подумалось, что те семейные годы и был его “фиктивный брак” . Ни честности ,ни искренности; и не любил он её никогда, не испытывал сладких мук ревности, - ничего  такого у него не бывало. Никогда. Горькое чувство потерянного, отошедшего существования. И эта отупляющая “вахта”, около “кандидаток”, тоже ничего не приносит, кроме эмоционального ступора, зацикленности. Словно примерка костюмов, поиски одежды в прошлые, “болотные” времена. Были такие сложности – идёшь в один магазин, в другой, третий, десятый; спрашиваешь у друзей, знакомых, тащишься в какое-нибудь  пригородное захолустье, используешь командировку в столицы, маешься там в очередях, в толчее. А потом заскочишь, случайно, за угол, мимо, с работы, в конце месяца, накануне выходных и оденешься, наконец-то, поприличнее, расстанешься с опостылевшей  отложенной суммой…
     Повторная телефонная длительная трель не возбудила в Текутьеве ничего, кроме досады, - хотелось отдохнуть, включить телевизор, развалиться на диване, вытащив подушку, подложив одеяло…
    - Слушай, я тебя третий раз добиваюсь, никак не дозвониться. Она приехала…  Хоть и поздно , но её я сейчас  позову, ты не клади трубку, она заинтересовалась…
С будущей своей, второй женой, Текутьев встретился накануне отплытия,– в очередной, обычный по продолжительности , но такой утомительно длинный, и так долго его томивший  рейс. Наст держал  теперь крепко, под ногами не проваливался.
 
 2003. Дудинка, Таймыр.