Часть третья. «Со своим уставом в чужой монастырь...»
Гостиница, в которой расселили нас— туристов из автобусов «Первый» и «Третий» называлась неброско — ROYAL HOTEL и под изображением императорской короны на его фасаде красовались шесть... квадратиков. Туристов из «Второго» и «Четвёртого» со слов гида поселили в гостиницу похуже. А размещали так — гид сказала, что мест свободных мало и поэтому надо разбиться на пары, так как номера двухместные. Задача несложная - в основном-то парами и ехали, либо семьями и им предоставили номера на большее количество проживающих. А вот таких, как я - одиночек мужского пола - был ещё только Магомет. Когда нам выдали ключик от номера, то я поинтересовался — а нельзя ли за свой счёт купить одну ночёвку в гостинице? Конечно — обрадовался портье и за 25 долларов я стал счастливым обладателем номера «single», чем осчастливил всех: и портье, и себя, и Магомета, который тоже занял номер в одиночестве.
Я, конечно, путешественник бывалый и всякое видел, но почему нумерация номеров в отеле была от первого номера до последнего без обозначения этажа я понять не могу. Потому мой сто тридцатый номер был на четвёртом этаже гостиницы и в лифте тоже никакой информации с привязкой номеров к этажам не было. Вопрос, одним словом, у всей группы об этом назрел и был задан. Наша гид ответ на этот вопрос знала и даже воспроизвела вслух, но вдруг эти записки читает кто-то из жителей автономии? Но так ли это всё было важно примерно в пол-второго ночи, при условии, что в пол-седьмого уже надо вставать? Поэтому бегом в номер и баиньки. А вот с «баиньки» похоже будут проблемы... звукоизоляция в номере просто ни к чему, почему-то решили строители, да и входные двери с такими зазорами я видывал только в российских деревнях. Но там их хоть обивают войлоком по краям для всяческой изоляции. Да и фиг с ней, с изоляцией — помыться и спать. Но сначала надо осмотреть номер. Малюсенький. Кровать двуспальная с приличным матрасом и чистейшим бельём. Уже хорошо! На одной стене под потолком — кондиционер, а на другой стене висит LCD телевизор приличного размера. Пульта нигде нет. Но включить удалось кнопкой. В номер ворвались какие-то арабские сериальные страсти - в телевизоре ссора и вот-вот кого-то убьют. Переключим кнопочкой, раз нет пульта. Переключим кнопочкой... кнопочкой... Не переключается... Выключим.
Под телевизором небольшой холодильник. Пустой. Так — столик с зеркалом слева от холодильника напротив кровати. Ой! Кто здесь? - вздрогнул я. А-а-а, так это холодильник включился и затарахтел... Всё — надо идти мыться. Вода из крана-то течёт? Да, всё нормально- и холодная и горячая! А что это за запах? Чёрт! Чего это у них из слива раковины так несёт канализацией! Я глянул под раковину и увидел, что слив соединён с канализационным стояком пластиковой гофрированной трубой. Я думаю, что все вы такие видели — она растягивается до нужной длины и обычно ставится после сифона, обеспечивающего водяной затвор от всяческих запахов... а тут она стояла вместо. Под углом в сорок пять градусов она соединяла слив раковины и вход в канализационную трубу! Я всё-таки инженер и просто изогнул её латинской буквой «U» сделав сифон после слива. Запах ушёл и больше не возвращался уж до моего ухода из номера, точно.
В ванной комнате было всё как у людей: и кафель приличный, и сантехника нормальная вот только во всём была ужасная строительная небрежность — швы вкривь и вкось, силикон — дюймами. А вот ещё интересно — розетки. Сначала для тех, кто понимает — везде в ванной были розетки не класса защиты IP 44, как принято у нас, а IP65 — не меньше. А теперь для тех кто не понимает — такие розетки можно использовать на улице под дождём и стоят они раза в три дороже! А почему там такие розетки я сделаю предположение попозже.
Удивился я розеткам и вышел из ванной вполне чистый и готовый ко сну. А в целом всё и неплохо — подумалось мне, тем более, что и холодильник притих, да и соседи кажется угомонились. А значит - всё-таки баиньки... и так приятно вытянуться в чистой постели... Ой! Кто здесь? Это же не холодильник!? А-а-а, это кондиционер что-то защёлкал... Но потом перестал, сразу же перед тем, как снова о чём-то важном затарахтел холодильник. Да, читатель - эти два... гад...жета... протрепались всю ночь! Меня, небось, обсуждали, гады.
Ну а теперь я выскажу предположение о природе появления дорогущих розеток в гостинице со стоимостью номера в 25 долларов. Помните я рассказывал, что напротив кровати слева от разговорчивого холодильника был столик с зеркалом? Так вот, на столике лежали шесть небольших красивых картонных коробочек. Надо же — подумал я — гостишка так себе, а есть, да ещё в коробочках, и шампуни, и дорожные наборы и мыльце и щёточка. Как бы не так — все коробочки содержали лишь один предмет из стандартного в приличных гостиницах набора — тряпочку для чистки обуви. И на всех одинаковых коробочках стояла одинаковая надпись — HILTON. Если же вы, читатель не смогли проследить за ходом моих невысказанных вслух предположений о природе появления дорогущих розеток, в отеле ROYAL HOTEL то расскажу вам уместный в описании посещения Иерусалима анекдот:
Абрам читает про себя список приглашенных на юбилей гостей и хмурится.
-Что-то не так? - забеспокоилась Сара.
-Нет, Сарочка, нормально всё, но только наше фамильное серебро ты, пожалуйста, на стол не ставь.
-Абрам!? Неужели ты думаешь, что наши гости могут что-нибудь украсть?
-Нет, Сарочка, Я боюсь, что они могут что-нибудь узнать.
Часть четвёртая. «Под небом голубым есть город золотой»
Утром в гостинице нас накормили завтраком и повезли к магазину религиозных атрибутов там же в Вифлееме, чтобы дать нам возможность прибыть к Храму Гроба Господня не с пустыми руками. Магазин был автономией в автономии потому, что внутри находились продавцы - бывшие «наши» предлагавшие при помощи акцентов всех территорий бывшего СССР иконки, кресты, полумесяцы, разные фигуры, платки, магнитики, всё это из злата-серебра, кости, пластмассы, дерева, кожи и ткани, выполненны и в христианской традиции и в мусульманской, а снаружи — толкались с пяток жителей автономии предлагавшие с рук лишь платки - «арафатки» и магнитики. Внутрь им нельзя. Так, полагаю, распорядился не Единый Бог, пред кем все равны, а языческий Меркурий, который в земной жизни простых людей подчас не то что главнее — нет, конечно — а я бы так сказал: умеет же вовремя подсуетиться по мелочам, пока Единый Бог занят вечным...
Через час суеты в магазине, группа снова собралась и гид, автобус и водитель — все втроём и дружно повезли нас в Иерусалим.
Сколько побывал я в том Иерусалиме?! Лишь несколько часов. Да и совсем мало из всего, что нужно бы, я там и увидел. Да и добрую половину — через окно автобуса.Тоько прикоснулся взглядом и лишь к продаваемым туристам фрагментам тысячелетнего города. Поэтому трудно мне, невозможно рассказать о нём, словами его достойными, тем более и в таких без претензии на серьёзность записках. Но вот представьте себе - возвышенность из гряды холмов со скудной почвой смеси песка, камня и местами пригодной для произростания растений земли. Эти холмы наплывают один на другого и подпирают друг друга, либо стоят порознь, образуя лощины. У них разный норов, как и у людей, но есть одна задача — сдерживать ветра, бегущие с моря на восток. Ветра несут с собой облака. Облака цепляются за холмы и не в силах их преодолеть проливают здесь, на западных склонах, влагу. Влага стекает по холмам и созидает жизнь в городе. Ветра же, став сухими, налегке, перелетают через склоны, видят сразу же за ними безводную каменистую сушь пустыни, уносятся туда и растворяются там. И вот на этих холмах, к западу от пустыни и стоит уже несколько тысячелетий город Иерусалим.
Он как и влага растекся по склонам, и создается впечатление, что это несколько городков-крепостей находятся рядышком. Каменные дома расположены ярусами на склонах и все вместе становятся похожими на крепостную стену с бойницами окон. Это очень нашему глазу необычно. Ладно бы была такая одна крепость-городок, а их множество! И местами видны песочно-каменистые пустоты, словно бы часть крепостей пала под натиском врагов и они разрушены до основания, хотя это всего лишь не застроенные пока территории. И знаете, что еще пришло в голову?! Почему еще этот город действительно хочется назвать вечным?! Да все те же холмы тому причина! Холмы должны бы были придавать внешнему виду некую динамику. Должны... но не придавали, а вопреки тому, застыв на века, они сумели подарить видам города ощущение вечности этих пейзажей.
Об архитектуре Иерусалима мне больше сказать нечего — ведь, повторюсь, я лишь коснулся взглядом его вечных картин.
Часть пятая "Фома неверующий”
Сначала два небольших, но важных отступления.
Эти заметки, начиная с первой части, не задумывались как стандарное описание туристической поездки «по местам...». Потому и стиль описания будет изменяться внешне, но зато в точности (насколько вообще человек, говоря о своих ощущениях и раздумьях, может быть точен и объективен) соответствуют тем мыслям, которые меня посещали в тот или иной момент этого интересного дня. Потому не всегда будет в них присутствовать часто необременительный и иногда приятный треп человека на отдыхе с фотоаппаратом.
Однако же и в более серьезных частях повествования мне, человеку невоцерквленному, наверное, будет простительно описывать свои впечатления от всех святынь, что далее увидел, простым языком без излишнего религиозного пафоса. Языком туриста, а не паломника. Языком человека нерелигиозного, но одновременно и убежденного нематериалиста. И я могу ошибаться в чем-то, ибо опираюсь просто на общую эрудицию, а не научные и уж тем более теологические и филососфские исследования. Будут неточности — поправляйте. Если это кажется вам допустимым, то читайте дальше, а я продолжу.
Вторым местом посещения «Руссо туристо» в Иерусалиме после магазина, но все-таки первым по значимости, был Храм Гроба Господня, называемый также и с полностью противоположным смыслом — Храм Воскресения Господня. Второе название мне как-то больше нравится да и смыслом более наполнено — ибо Иисус славен не столько тем, что умер, во славу Бога (после него этим же путем прошли сотни тысяч христиан), а тем, что своим воскрешением даровал веру в спасение.
Дело тут видите ли в том, что все чудеса, прилюдно сотворенные Иисусом, часто воспринимались его учениками как чародейство... не менее, но и не более. Возможно фокусы, возможно гипноз, возможно волшебство. Кто-то владел такими навыками больше, кто-то меньше. О каких только чародеях не рассказывала взахлеб и восторженно доверчивая и любящая приукрасить людская молва! Поэтому старались они, конечно, поверить в его божественную сущность, старались очень, изо всех людских своих сил, и даже верили... эпизодически, но они всего лишь люди, поэтому вера их была не сильна. И в Евангелии многократно описано, как сокрушался этому Иисус.
Нужно было явить чудо невиданное, немыслимое. Нужно было умереть, перенеся ужасные мучения. Умереть не только от распятия на кресте в забытьи, но и от копья стражника. Умереть прилюдно и очевидно. Быть оплаканным, омытым и погребенным...
А затем и воскреснуть! Ведь никто Оттуда и никогда не возвращался кроме Него. Прежде и доныне. Воскрешения умерших не были воскрешением казненных — мало ли, человек в глубоком обмороке, либо в летаргическом сне. Иисус был казнен, убит на кресте. И никто другой не воскрешал его. Он сам это сделал и уже после собственной смерти. Такое «обычным» чародейством не объяснить. Да и вообще не объяснить — лишь верить! Так мало того — даже, когда десять Апостолов видели его воскресшим и разговаривали с ним, то не присутствовавший при этом Апостол Фома в невозможное все равно не поверил. Не поверил никому из десяти и всем им вместе. «Если не увижу на руках его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра его, не поверю». Тогда еще через восемь дней Иисус снова вернулся и живой и теплый обратился к Фоме со словами: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим...» ( Евангелие от Иоанна, зачало 65. (Ин. 20. 19-31.)) Лишь после этого уверовал и Фома. Большего чуда, чем чуда собственного самим собой воскрешения после своего убийства Иисус явить не мог.
Примерно с этими мыслями я шел вместе со всей нашей группой из автобуса номер три к Храму Воскресения Господня, что в старом городе. А для этого нужно было миновать Яффские ворота в крепостной стене и войти в узкие проходы каменного лабиринта, почему-то называемого городом. Лабиринт образован стенами домов слева и справа, и мостовой внизу. Последнюю полировали сначала жители, пришедшие туда с солдатами царя Давида. И принципиально ничего не менялось долгое время при разных царях — и при Соломоне, и при Иоакиме. Солдаты и жители жили в согласии, верили в единого Бога, обувались в единой традиции и мостовые их обуви не различали.
А вот солдат царя Иехония, соплеменников жителей Иерусалима, сменили уже солдаты иных племен из вавилонского царства Навуходоносора, а тех уже, через времечко, и солдаты персидских царей. Мостовые изумились непривычным подошвам, но терпеливо притирались и к ним. На смену персидским воинам тяжелой поступью притопали гоплиты Александра Македонского и диадохов, разделивших после его смерти бескрайнее царство на части. Но вот пришло время пошлифовать каменные мостовые и сандалиям римских легионеров, с перерывом на иудейские войны. Рим на пике своего могущества раздвоился и из Восточной империи в итоге выросла Византия.
Солдаты Византии долго и бережно охраняли тысячелетние камни вокруг христианских святынь у себя под ногами, а потом без боя сдали улицы Иерусалима арабской коннице и тяжелой пехоте, и от уже идеально ошлифованных мостовых, пять раз за день от рассвета до заката стали отражаться в небеса песни-призывы муэдзинов. Однако, по настоянию крестоносцев Первого и последующих крестовых походов в этих ежедневных песенных представлениях был сделан небольшой антракт. Антракт был действительно небольшим и песни муэдзинов затем продолжались до распада Османской империи после Первой Мировой войны. В конце-концов, проекция спирали истории на холмы, что выпячивают Иерусалим для обозрения, замкнула круг, и город царя Давида вновь достался его потомкам, и все тем же веками проверенным способом — через победу оружия.
Историю вспомнили, а теперь посмотрим по сторонам.
Каменные стены домов лабиринтов-улиц уродливо оплетены современными коммуникациями и эти провода и кабели смотрятся очень чужеродно и отдают жутким дурновкусьем, как и большинство примет нынешнего этапа человеческой цивилизации. Людом старый город состоит из глазеющих, торгующих и молящихся. Первые преобладают, что к радости вторых и источник испытания заповеди о любви к ближнему третьими.
И вот перед нами небольшой двор внутри высоких каменных стен. Есть и окна в этих стенах — стало быть — это стены домов. Есть и ворота в стене под окнами.
- Это вход в храм, — говорит про ворота гид, и мы вслед за ней заходим. Наша первоочередная цель — пройти в Кувуклию (часовню встроенную внутри Храмам Воскресенья Христова), построенная точно на месте погребения Христа в пещере. В ней можно прикоснуться к плите, на которой лежало тело Христа, завернутое в Плащаницу. Там же в храме есть и каменная плита, на которой по преданию миррой умасливали тело Христа после снятия с креста.
В тот день очередь людей, желавших прикоснуться к Гробу Господню была велика. Отстояли мы в жуткой тесноте более часа, передвигаясь практически по миллиметру. Дело в том, что непосредственно в Кувуклию пропускают лишь по четыре человека и выход там же, где и вход. Лишь после выхода предыдущих, монах, регулирующий этот процесс, дает дозволение зайти следующим четверым. Наша гид минут через двадцать после топтания ее группы практически на месте пошла «на разведку».
Ее донесение по результатам вылазки состояло из трех частей. В первой части (пессимистичной) она охарактеризовала монаха регулирующего процесс, как... (ну не могу я так про священнослужителя), и потому все идет медленно, так как он не поторапливает на выход молящихся внутри Кувуклии. Во второй части (оптимистичной) она поведала, что просила какого-то из старших монахов вразумить его, а еще лучше и поставить другого, а не такого...(все равно не повторю). В третьей части (реалистичной) она сказала то, что мы уже все и сами поняли — обратной дороги нет! А ее и не было — мы зашли уже за металлический барьер, который если смотреть сверху был похож на край хвоста кометы, сужающийся к узкому изголовью — проходу к притвору Кувуклии, пригодному по размеру лишь для одного человека. Второй край «хвоста кометы» образовывала стена Кувуклии, а позади нас, там где у нормальных комет разряжение, было уже и вовсе дикое столпотворение из желающих попасть в объятия железного барьера. И я не знаю, нетипичное это столпотворение — везение ли нашей группы, либо нет?
Рассказываю почему есть сомнение — мы там все перемешались в толкучке. За барьер зашли десятки разных групп, и вот справа от меня и чуть впереди стоит старенькая чернокожая женщина. Рядом еще две помоложе — вроде ее родственники, а за ними, уже чуть позади меня и, похоже с ними — очень красивая молодая девушка. Я спрашиваю, естественно у чернокожей красотки — откуда вы? Из Эфиопии — и улыбается во все свои пребелые зубы. Из Эфиопии!!! А впереди и слева две португалки нараспев читают Евангелие! Группа из Румынии делегировала кого-то в мое окружение. Поляки! Ну как же без рьяных католиков поляков тут за барьером. Японцы! Или китайцы... или корейцы..? А вот это филиппинцы! Ну точно — филиппинцы! Все стоят так плотно, тело к телу, что я не могу поднять опущенную вдоль туловища руку с фотоаппаратом, чтобы сделать «слепой» снимок толпы сверху. Жарко. Вокруг тебя сплошные тридцать шесть и шесть десятых градуса. Все мокрые, все слиплись в толчее, но воздух свежий, так как в куполе храма просвет. Кто-то терпит молча, кто-то жалуется, кто-то молится, кто-то тихо ругается на соседа, бессмысленно и безнадежно пытающегося отлипнуть и проскользнуть вперед. И начинает казаться в этой многоликой и разноголосой толпе, что именно Иерусалим — центр мира, и Кувуклия, а никакая не гравитация, придуманная ушибленным яблоком Ньютоном — источник всех центростремительных сил.
Вот и моя очередь пройти к гробу Христа. Нас, как и должно — четверо и мы все встали на колени у каменной плиты, как прежде это делали уже миллионы людей со всего света сотни лет. И обращались к Богу. В мыслях, наедине с Богом.
Конечно, совсем не обязательно ехать в Иерусалим, чтобы побыть наедине с Богом. Но мы все люди, земное нам легче принять и по-человечески очень понятно посетившее меня ощущение, что там Бог все же был ближе, чем в любом другом месте. Прости меня за эту ересь, Господь Вездесущий и не сердитесь истинно верующие. Я ведь понимаю прекрасно, что истинный смысл настоящего паломничества — это преодоление трудностей ради веры, а не туризм, ради права рассказать о посещении святых мест, а потому нашу поездку паломническим сподвижеством не считаю.
И почему же я тогда назвал эту часть своего рассказа — «Фома неверующий»? А вот слушайте!
После Кувуклии у нас было время осмотреть Храм и освятить «религиозные атрибуты» и на плите Гроба Господня, и еще на каменной плите омываемой миррой, на которой умасливали тело Христа, и подняться к Голгофе. И с Кувуклией и с каменной плитой все нормально, и мирра чудесно пахнет и запах этот очень стоек — есть чувство «настоящего».
А теперь внимание — Храм расположен так, чтобы все три места связанные с событиями распятия Христа оказались внутри него, и чтобы пройти к Голгофе нужно просто по крутой лестнице пройти на второй этаж.
Понимаете — проходите с полтора десятка метров, потом по лестнице наверх, и вот — вершина Голгофы под ногами. То есть Христа распяли на горе (!) и захоронили в пещере, и все это на удалении пятнадцати метров. Согласно преданию, этот гроб, а по сути вырубленная в скале пещера, был заготовлен для себя неким Иосифом — богатым и знатным членом Синедриона. Но, веруя в Отца, он поверил и в Сына и стал тайным последователем Христа и потому попросил разрешения у Пилата снять его тело с креста и захоронить на ранее приготовленном для себя месте. Дело в том, что у семьи Иисуса не было заготовлено место захоронения, а погребение должно было состояться до захода солнца... вот и уступил Иосиф свое.
А мог ли знатный и богатый член Синедриона, заботясь о последнем своем пристанище, выбрать его в пятнадцати метрах от верхушки горки, на которой казнят преступников? Именно этот вопрос я задал нашему гиду. Утомленная жарой, работой и непрестанными вопросами умников вроде меня, но не сломленная и всегда знающая на все ответ, она докуривала в это время сигарету во дворе перед входом в Храм. И между неторопливыми и со вкусом затяжками, тихим голосом разъяснила мне, что ей, как историку, известны высказывания различных археологов. Но раз она экскурсии проводит для верующих, а не археологов, то будет придерживаться мнения отцов церкви о нахождении Голгофы.
Почему она причислила меня к археологам? Но это значительно лучше чем быть названным... ну, например так, как неторопливого монаха она называла.
Оттого я и «Фома» — не верится мне, что «Голгофа» в Храме не условная. Тем более, что вот во что верю, знаю даже — Бог всегда близок к нам, и ближе быть не может — он же в душах. Так и Голгофа — место его мучений, там же.
Продолжение следует...