***
(Музыка для атмосферы: Мира Древа - «Местью Восстанем»)
***
"Феанор думал, в безумии своей ярости и горя, что, будь он в Форменосе, его сила помогла бы чему-нибудь. Но он был бы тоже убит, как и намеревался Мелькор"*
***
...Последнее, что он помнил, - это как ослепленный великими Чарами черносердечный Отступник срывается в бездонную пропасть и истошный крик Нолдорана.
«Лучше я, чем ты, отче…»
Потом в глазах всё стремительно темнеет, и он, пошатнувшись, медленно оседает на окровавленный снег… Нестерпимая боль пронзает все его тело, и он тем не менее всё же ощущает, как кто-то переворачивает его на спину и осторожно придерживает голову.
«Успел, успел тебя отец спасти… И он, он всё же пал, пал жалкий Моринготто, тюремная крыса Мандоса! Судьбы Арды сохранены от нечестивых рук, и я довольно скоро встречусь с Ней… А большего и не нужно…»
- Целителя!!! Целителя, сюда!!! – потом, снова посмотрев в угасающие глаза своего любимейшего из сыновей: – Зачем? Ведь, этот удар был мне…
- Отец… – едва слышно произнёс Дух Огня, захлёбываясь собственной кровью. – Я не мог иначе…
Своих ног он уже почему-то не чувствовал. Его бил жуткий озноб, и горячая кровь бурным потоком стекала из приоткрытого рта по подбородку и шее на мокрый снег, щедро окрасив в пурпурный цвет дрожащие руки и праздничное одеяние Нолдорана. Вдруг жесткая судорога пронзила Куруфинвэ Феанаро, и он инстинктивно изо всех сил сжал отцовскую руку. Да так сильно, что впоследствии у безутешного сломленного горем Финвэ выступили синяки.
- Не мог…иначе…
- Где же Эстэ?.. – и рывком наклонившись над мёртвенно-бледным сыном: – Мальчик мой, только держись! Держись! Не смей уходить! Ты слышишь? – последние слова не на шутку испуганный Финвэ практически прокричал. – Не смей!
Сейчас Нолэмэ не видел ничего, кроме доселе прекрасного лика, что неестественно застыл восковой, так страшно пугающей маской своего любимого сына. Сейчас он был глух ко всему, если это только не был угасающий голос его талантливого первенца. Сейчас для исполненного премудростью Нолдорана существовал только истекающий кровью Государь Форменоссэ.
Увидев глубокую рану, оставленную чёрным клинком Отступника, Финвэ первым делом, не медля, прикрыл её своим плащом, тем самым тщетно пытаясь остановить сильный поток крови, который на багровом снегу уже образовал небольшую лужицу.
Из приоткрытого рта Короля шёл Пар, свидетельствующий что в Арамане сейчас стоит жуткий холод. Но легко одетый Нолэмэ не ощущал даже своих тяжких ран, что успел он получить во время короткого поединка с Мятежником, ибо занимало его мысли, безусловно, смертельное ранение его дерзновенного Куруфинвэ.
...Как только пала Тьма на Благословенный Край, Феанаро Форменоссэ Государь сразу же понял, куда именно направляется сейчас Отступник. Его не успел удержать стоящий тут же Финвэ–Ноло–Финвэ, точнее просто не сумел. Да и как удержишь оживший пламень, который, обернувшись стремительным, яростным вихрем, сметающим все на своём пути, направился к тому, кого больше всего любил на свете? И пока мудрые, но медлительные Валар, укрывшись в Круге Судеб, вели меж собой Совет, рассуждая о злых деяниях своего безумного собрата, Дух Огня уже мчался на Север, боясь только одного. Не успеть.
Лишь одинокий силуэт был различим в ореоле черного, как сама Тьма, воздуха, и Стражи у поверженных в прах земной врат не было.
Как потом скажет хроника тех событий «Квента Сильмариллион», Нолдоран - единственный из Фоменосцев, у которого всё же хватило духа встать на пути самого Алькора, некогда самого могущественного из Валар, а остальные, исполнившись великим страхом, трусливо бежали прочь, спасая свои жизни. И то, что мудрый Король сам приказал отступать жителям и воинственному гарнизону Северной Твердыни, будет предано забвению, как и то, что Феанаро, предчувствуя беду, как только мог тянул с отъездом в Валмар на праздник, устроенный Манвэ и Вардой.
Дабы дать столь необходимое время спастись многочисленным Нолдор, охваченным ужасом, Нолэмэ, загородив путь Отступнику, обнажил свой верный меч, что некогда был наречён как «Путеводная Звезда», и остриё направил прямо на приближающуюся фигуру.
- Отойди, Эльда! Не отнимай у меня время! Сегодня мне не нужна твоя никчемная жизнь, но Судьбы Арды мне как никогда желанны!
- Убирайся прочь! Я обещал сыну оберегать его величайшее из творений, и будь уверен, обещание своё я сдержу!
- Отойди, Нолдоран! Ты забыл? Ведь я Первозданная Стихия, и ты не ровня мне!
- Убирайся прочь! – был тотчас дан ему, некогда сильнейшему во всём Эа, дерзновенный ответ. – Благословенных камней ты не получишь, будь ты в тысячу раз сильней всех Айнур вместе взятых!
Похоже Нолдо не испытывал ни капли страха, а тем более почтения по отношению к нему, к нему, что был некогда первым в глазах самого Илуватора. И это вызвало очередную волну ярого гнева. Зато другие Стражи сей величественной крепости, что обликом своим напоминала Утумно, разбежались врассыпную, и это не могло не вызвать у него широкую улыбку. Воинственных Нолдор все-таки поразил всепоглощающий ужас, и отступили они перед ним.
Мятежник огляделся. Где же бесстрашные щенки дерзновенного Мастера, что некогда так хвалились перед ним своей храбростью? Где же доблестные Феанарионы? И они бросили своего Короля и деда! Он хрипло засмеялся, но его смех сразу же иссяк, как только до Форменоссэ донесся слабый отголосок рога Оромэ, что, несомненно, взывал к погоне, к Дикой Охоте.
- Отойди! Ибо, я всё равно возьму Судьбы Арды! – едва сохраняя самообладание и понимая, что никак нельзя более медлить, предупредил Осквернитель. – Ты же не хочешь, что бы твой ненаглядный Феанаро остался ещё и без отца, один на целом свете, отвергнутый Индис и Аракано, что, несомненно, не забыли его клинка? А, Финвэ?
- Убирайся! – не уступал верный своему слову Нолэмэ. Слова про Куруфинвэ его, похоже, только разгорячили и придали так нужной сейчас уверенности. – Ты их получишь, только отправив меня в Мандос!
- Да будет так, Король!
И два исполненных величия Правителя, вспомнив разом свою былую вражду, сошлись в яростном поединке не на жизнь. Обнаженные клинки безумно свершали свою смертоносную пляску, грозя серьезно повредить плоть. Сейчас зачарованная сталь жаждала крови, как никогда раньше не жаждала. И ей было абсолютно неважно, чью именно кровь она сейчас испьёт: бесстрашного Нолдо или же падшего Айну, отрекшегося из-за большой любви Короля или бывшего узника самого Мандоса…
Сталь, закаленная в яром гневе Сыном Мириэль, всегда будет жаждать багряной крови, и ей абсолютно не важно, что возжелала она ныне кровь самого Мелькора, что был некогда первым в глазах Эру. Сталь, зачарованная повелителем Утумно, сведущим в чернокнижье, всегда пронзит избранную цель.
Феанаро едва успел свершить невозможное, загнав до полусмерти своего быстроного коня из табунов Оромэ. Финвэ, сделав внезапный рывок вперед, был уже готов к тому, что это будет его последним выпадом. И, расслабившись, Отступник уже предвкушал свою скорую победу, что далась ему так нелегко. Мятежник уже видел в своих руках величайшее из творений Эльдар, практически так же отчётливо, как и Нолэмэ прекрасную Мириэль, встречающую его у престола сурового Намо.
Всё произошло довольно быстро. Очень быстро. От внезапного толчка в бок потерявший равновесие Финвэ, упав на заснеженную брусчатку, кубарем перекатился несколько раз, но при этом он всё же успел разглядеть смутно знакомый кроваво-черный плащ с нашитой на нём восьмиконечной серебряной звездой.
Все произошло так стремительно, что Нолэмэ просто не успел осознать, кто именно из Первого Дома принял смертельный удар вместо него, а тем более вмешаться в поединок.
- Кто ты, Пламень?
Зачарованный чёрный клинок Мятежника безжалостно пронзил весьма скромные, ничем не украшенные одеяния, спрятанную под ними кольчугу, а затем и плоть, заставив взвыть от невыносимой боли нолдо, что только что пожертвовал собой, дабы спасти жизнь своего Короля и отца.
Лишь когда ослепляющей молнией сверкнул отсвет от немедленно призванных могущественных Чар, что сулили обратить всё тут в один лишь жалкий прах, Отступник осознал, что этот дерзновенный верноподданный бесстрашного Нолэмэ, которого он только что сразил, - первый из Мастеров Нолдор. Его неожиданно охватило смятение, ибо остриё клинка пронзило того, кому оно вовсе не предназначалось, и не желал он губить Феанаро, но мечтал покорить его волю, дабы мастерством великим своим эльда служил только Правителю славного Утумно.
- Будь ты проклят, Моринготто! – во всю силу своих лёгких, захлёбываясь собственной кровью, прокричал Форменоссэ Государь, сделав резкий пас рукой.
И тотчас ярко-изумрудная ослепляющая сфера обдала невыносимым жаром Мятежника и, взорвавшись, отбросила на самый край пропасти. Не удержав равновесия, он сорвался в бездонную бездну, и последним, что видел Мелькор, был зло улыбающийся мертвенно-бледный Феанаро, в чьих сверкающих очах всколыхнулся ярый пламень.
…Последнее, что он помнил, - это как ослепленный великими Чарами черносердечный Отступник срывается в бездонную пропасть и истошный крик Нолдорана.
- Лучше я, чем ты, отче…
Потом в глазах всё стремительно темнеет, и он, пошатнувшись, медленно оседает на окровавленный снег… Нестерпимая боль пронзает все его тело, и он тем не менее всё же ощущает, как кто-то переворачивает его на спину и осторожно придерживает голову
Даже возникшая из белёсой дымки милостивая Эстэ уже ничем не могла помочь поверженному Форменоссэ Госурарю. Она опоздала всего на какие-то мгновения. Свободолюбивая Феа Наро (Душа Пламени), секундой раньше освободившись от бренной темницы, немедля предстала перед престолом неумолимого Феартури.
- Нет, нет, Милосердная. Этого не может быть, – качая головой, словно заклинание повторял и повторял Финвэ, держа за руку самого любимого из всех своих детей и неосознанно теребя его холодеющие пальцы. – Этого не может быть… Ведь, мы же не в Эндорэ, и тут просто нельзя откликнуться на манящий Зов сурового Владыки Намо. Ведь, мы же не…
- Крепись, Король Нолдор, – с печалью в голосе, только и ответила Валиэ, – огненный сын твой, ныне гостит у брата моего и не скоро возвратиться, ибо с Тэриндэ желает он встретиться теперь как никогда прежде и быть с нею в этот грозный час.
- Но как же так, Великая? Ведь нет в Благословенном Краю власти у Мандоса. Ведь нет же, правда? – то ли спрашивал, то ли убеждал себя Нолэмэ. – Ведь нет же...
- Безжалостно изничтожил вновь Древа бессердечный Отступник, и осквернил он сию благую землю пролитой кровью сына твоего и вся благодать ушла теперь в забвение, – с печалью в голосе только и ответила Валиэ, – но посмотри и утешься, ныне многие скорбят вместе с тобою, Финвэ.
Действительно, прежде пустой двор Северной Твердыни теперь медленно заполнялся обескураженными и сильно подавленными произошедшими горестными событиями Нолдор. И гордые сыны мудрой Нерданель, чьи возвышенные лики теперь словно окаменели, стояли ближе всех к начинающему коченеть телу Форменоссэ Государя, но не смели подойти и обступить его, дабы не смущать этим Нолдорана.
- Отступник принёс в Валинор не только тяжкий Раздор меж твоими старшими сыновьями, но и великое несчастье, – осторожно положив руку на плечо Нолэмэ, бесцветным голосом говорила Валиэ, – ибо нет большего горя, чем оплакивать собственное дитя. И не один ты в горести своей, ведь и Яванна не перестаёт лить горькие слёзы над погубленными Древами и не может так же, как и ты, никак утешиться.
С трудом сглотнув застрявший комок, Нолдоран, которому нисколько не помогло прикосновение целительницы, переводит свои затуманенные очи с неё на будто оцепеневших Феанарионов, что, не осмелившись подойти ближе, застыли всего в десятке метров от них.
- Нет, такого не может быть, – выдохнул Финвэ, с трудом выдерживая слишком ярый взгляд помрачневшего Атаринкэ, который сейчас был похож на Куруфинвэ - Старшего, даже больше, чем Амбарусса между собой. – Нет, он не мог преступить мой…
- Крепись, Король Нолдор, – с печалью в голосе только и ответила Валиэ, прежде чем, обернувшись белёсой дымкой, раствориться в воздухе, – Крепись.
- Крепись?! – Возмущению вспыхнувшего гневом Карнистиро не было предела. – И только?! – казалось, что он сейчас просто задохнётся. – Хороши Валар! Да если бы не они!..
Его голос срывается и от избытка чувств Морьё досадливо разбивает воздух кулаком, сжатым добела. Хуан на этот неосторожный жест инстинктивно рычит, а потом, поддавшись всеобщему настроению, начинает скорбно выть, но и его сил хватает всего на несколько минут.
Словно в ответ на реплику пятого отпрыска Первого Дома, во дворе Форменоссэ вновь раздался истошный крик, заставивший в ужасе содрогнуться онемевших свидетелей горя Нолдорана.
- Нет! Нет, Феанаро, ты не можешь взять и так просто оставить меня! Нет! – не помня себя и едва ли отдавая себе отчет в своих действиях, Финвэ смотрит прямо в так непривычно остекленевшие глаза сына, в которых отражаются далёкие звезды, и начинает его трясти за плечи. – Ты не можешь!
Телькормо и близнецы было дёрнулись вперёд, чтобы прикрыть собой обезумевшего Нолдорана, но вовремя были остановлены враз повзрослевшим на сотни лет Майтимо.
- Не надо. Это общее горе для всех нас…
- Для Северной Твердыни, – грозно рычит подстать своему замолчавшему псу Турко, – но не для Благословенного Края!
Атаринкэ на эти слова любимого братца, жестко усмехнувшись, делает несколько шагов к окровавленному телу и вдруг буквально падает на колени. Руками стремительно закрыв своё побелевшее лицо, он, не выдержав колоссального напряжения, даёт выход переполнявшим его горестным чувствам. Со временем снег перед ним становится мокрым.
Потерянный Макалаурэ, медленно подойдя к отцовскому любимчику, которому завидовали все шестеро Феанарионов, тихонько, с особой осторожностью прикоснувшись к подёргивающимся плечам, тотчас отправляет его в царство Ирмо.
Тельпэ, которому до совершеннолетия оставалось каких-то полгода, отходит от оцепеневших кузенов и кузин, и присаживается рядом с грезившим отцом, смотря куда-то перед собой. Иногда он поворачивается на звук арфы к дяде, застывшему будто статуя. Проказник-ветер наигрывает едва слышимую мелодию, что заставляет рвать на себе волосы от безысходности и смятения от первой насильственной смерти в Валиноре.
Тем временем Нолэмэ начинают душить слезы. Острая боль стремительной молнией пронзает его и так уже сильно израненное сердце. Старая рана, вызванная безвозвратным уходом любимой Мириэль, начинает кровоточить с новой силой, причиняя невыносимые страдания.
- Мальчик мой, что же ты наделал… – через силу выдохнул осипший Король, прежде чем осмелиться безумно дрожащими руками закрыть мертвецу застывшие глаза.
Более смотреть на белоснежный, исполненный холодного величия лик его милого Курво было превыше всяких сил. Нолэмэ, резко наклонившись, судорожным движением коснулся губами мраморного чела любимого сына, при этом своими обильными слезами смыв успевшую засохнуть кровь.
В тишине, достойной самого Мандоса, послышался внезапный скрип снега. Это пришедший в себя Нельо покидает двор всё же устоявшего пред Отступником могучего Форменоссэ. Его ожидают неотложные дела. В этот скорбный час ему предстоит оправдать отцовское имя и взять бразды правления в свои руки. И для начала позаботиться о последнем пристанище останков Сына Мириэль, что всё же наконец исполнит свою заветную мечту и встретится с так рано покинувшей его матерью. Довольно скоро примеру Финвэ Третьего последовали и другие Нолдор, не желавшие мешать Нолдорану оплакивать своего талантливого первенца и быть свидетелями его непозволительной слабости в великий Час Затмения, ибо не пристало венценосцу скорбеть, пока не позаботится он о Народе своём.
Крупные хлопья снега падают на чуть покачивающегося Нолэмэ, который, прижав к себе безвольно лежащего сына, севшим голосом тихонько напевает древнюю колыбельную из тех давних времён, когда прекрасная Мириэль была весела, а у совсем юного Куруфинвэ резались зубки. Дрожащей рукой он со всей присущей ему отцовской нежностью гладит мертвеца по потерявшим блеск волосам и едва ли это осознаёт. Так Финвэ проводит с безжизненными останками Феанаро, безутешно оплакивая его, несколько Кругов Света кряду, хотя благостные Древа были жестоко иссушены, и теперь царит Предвечная Тьма в Благословенном Краю. И никто из Татьяр не осмеливается тревожить обезумевшего от страшного горя Нолэмэ.
Лишь когда взволнованные целители забили тревогу, а у хладнокровного прежде Майтимо, что, прикладывая большие усилия, держался для виду, ибо и его опустошила внезапная гибель Форменоссэ Государя, попусту начали сдавать нервы, только тогда скорбящий Нолдоран был потревожен. Так непривычно вдруг посерьезневшими Амбаруссар, что прежде по всему Валинору славились своими весёлыми проделками и розыгрышами, он, находящийся в полусознательном состоянии, под руки был уведен в дальние покои Северной Твердыни и немедля передан целителям.
Финвэ так и не оправился от сильнейшего горя, что так неожиданно постигло его. Находясь в забытье, он часто нарекал Атаринкэ сыном своим, и этим причинял одну лишь боль, а когда приходил вдруг в себя, тотчас направлялся к высокому кургану, что вырос у стен Форменоссэ, и долгое время там, прислонившись к двери, ведущей в склеп, скорбел в одиночестве.
…Последнее, что он помнил, это как зачарованный, жаждавший крови черный клинок врезается в плоть, и свой истошный крик, полный отчаяния.
***
Примечания:
"Феанор думал, в безумии своей ярости и горя, что, будь он в Форменосе, его сила помогла бы чему-нибудь. Но он был бы тоже убит, как и намеревался Мелькор"
Толкиен "Квента Сильмариллион"