Колодец

1 глава

 Наши судьбы, в макраме сплетённые -
 Узелочки вяжутся возможные.
 На концах верёвочек рождённые,
 Перевиты мы в узоры сложные.

 Привыкаем к узелковой тесности
 И не замечаем из беспечности,
 Что висим в глобальной неизвестности -
 Нитками для макраме из вечности.

 Мы сживаемся друг с другом намертво.
 Разделить нас, кажется - немыслимо!
 Только, всё зависит от "орнамента"…
 От фантазий "кружевниц" зависим мы.

Для работающего человека выбраться в инстанции по личным делам – проблематично. По какой-то неведомой причине руководство не очень охотно даёт отгулы. Так везде или только на нашей фабрике – не знаю.
 В отделе сбыта, где я тружусь на благо «хозяина» - три человека, и отсутствие одного мало заметно. Мы прекрасно справляемся вдвоём, если кто-то болеет или находится в ежегодном отпуске, но заявления «за свой счёт» носим директору в крайних случаях.
 Самыми «неудачно выбранными днями» подобных отпусков считаются понедельник, пятница, а также предпраздничные дни вместе с после праздничными.
В конце апреля я пошла с таким заявлением в приёмную, подгадав по времени отсутствие директора. Оставить его у секретарши «до востребования» было намного приятнее, чем смотреть на постепенно раздувающуюся от негодования физиономию «барина». В том, что он начнёт покрываться пятнами раздражения, я была уверена на все сто процентов, потому что просила в счёт отпуска два дня после майских праздников и это почти перед самым отпуском.
Двенадцать лет лет прошло с тех пор как я унаследовала часть дома, в котором мы прежде жили с папой. По сути, никаких изменений в моей жизни не предвиделось, и оформление документов не было продиктовано срочной необходимостью - просто наконец появились средства. Прежде всего, нужно было посетить районного нотариуса, и именно этим я собиралась заняться по окончанию праздничных дней, надеясь, что будет поменьше посетителей.
С приходом весны мы с Димой – моим младшим сыном, все выходные приводили в божеский вид «фазенду» и трудились в огороде. Понимая, что как ни старайся, в частном хозяйстве переделать все дела немыслимо, я ему клятвенно пообещала в мае не «напрягать» и даже отпустить с классом в тур поездку. От поездки он отказался категорически! Сказал, что хочет походить с друзьями в компьютерный зал, поиграть в онлайн-игры «по сети» и вообще, просто заняться «ничем».
А для меня первомайские дни со школьных лет были скорее днями труда, чем отдыха. Мама обязательно устраивала в эти дни грандиозные субботники. Она каждый раз повторяла, что Первое мая - праздник трудящихся, и, прежде чем праздновать, надо потрудиться.
От первой волны её трудового энтузиазма я спасалась на демонстрации.
Это мероприятие было абсолютно бессмысленным с моей точки зрения, но было весело!
К Первомаю успевали зацвести красные тюльпаны, деревья одевались блестящими ярко-зелёными листиками, незабудково-голубое небо хотелось вдохнуть и не выдыхать, оставив его внутри себя навсегда.
Скорее всего, именно эти краски и ощущения, а не марши из громкоговорителей на осветительных столбах, делали людей весёлыми и приветливыми. Красные флажки с надувными шариками добавляли желания подурачиться, посмеяться просто так и сделать что-то доброе всем вокруг: ну хотя бы угостить лимонадом или карамелькой.
Когда я возвращалась домой, львиная доля запланированных дел на день мамой была сделана или отставлена на лето. Оставалось немного «устранить шероховатости» и – праздник! Организовывать праздник – папина епархия.
 В обед подъезжал ко двору «ПАЗик», на котором он работал, и мы отправлялись на маёвку в компании «заводских». Это мероприятие было таким же бессмысленным, как и демонстрация, и, ко всему прочему, невероятно скучным, но папино: «От коллектива отрываться нехорошо», и мамино: «Там будут дети – поиграете», - заставляли ехать. «Ехать» было ключевым словом.
Ехать мне нравилось. Я устраивалась поближе к папе, так, чтобы обзор был как можно больше, и воображала, что мы зависли на одном месте внутри сказочной трубы, которую сзади, за горизонтом, накручивают на земной шарик. Этакая громадная макаронина, удивительно красивая внутри! Лупоглазый автобус я называла божьей коровкой и ужасно гордилась, что за рулём МОЙ папа!
По всей вероятности, маёвки были семейными традициями у многих. Великий дух коллективизма заставлял разворачивать скатерти самобранки, на первый взгляд напоминающие обычную клеёнку. Из сумок, авосек и свёртков являлись свету многочисленные бутерброды разных сортов, жареная рыба, овощи, картошка, отваренная в «мундире», стеклянная пол-литровая «тара» с различным содержимым, эмалированные и алюминиевые кружки, булочки, ватрушки, жареные пирожки и ещё… и ещё… и ещё…
Импровизированная столешница удлинялась и создавалось впечатление, что вся широкая поляна у реки занята людьми, знакомыми с детсадовских времён. Они подходили друг к другу, хлопали по плечу, жали руки, целовались и говорили друг другу много хороших пожеланий. Чуть поодаль от «стола» из машин голосили магнитолы и в какой-то момент очередная разухабистая мелодия поднимала людей и начиналась массовая пляска.
Дети, как мама и обещала, тоже были. Как я понимаю, из числа тех, кого не с кем оставить дома. Нам было сложнее: мы были незнакомы. «Строить» игру с чужаками, от которых неизвестно чего ждать, - это как строить дом с первым встречным. Мы порознь бродили, собирая редкие жёлтые цветочки гусиного лука и одуванчиков, бросали в воду камешки, искоса наблюдая друг за другом, или сидели возле взрослых.
Фактически, это был такой же труд, только пассивный. Компенсацией скуки было окончание гулянки.  К этому времени с папой успевали договориться желающие уехать на автобусе, и мы с ним отравлялись отвозить людей по домам.
Поездки закончились, когда я была в восьмом классе - папа уволился с завода и лишился «ПАЗика».
В силу возраста я не вникала в политическую обстановку в стране. Это сейчас понимаю, что тогда наступило время крушения стабильности и уверенности в благополучном далёком будущем, и даже просто в завтрашнем дне.
Как будто подчиняясь энергетике разрушения, распалась наша семья.
Неделю весенних каникул я гостила у бабушки, а когда вернулась - мама сказала не только то, что папа ушёл от нас, но и что он мне вовсе не отец. Через крошево чувств и эмоций, моментально возникнувших от этих новостей, пробились вопросы:
- А кто мой отец? И где он?
- Он живёт в Таганроге, мы расстались, когда тебе исполнился год, – довольно сухо ответила мама.
Больше я ничего расспрашивать не стала, увидев две глубокие продольные складки-морщины над переносицей - и так новостей хватило.
Демонстрации с этого года не проводились, от детства осталось одно – домашние субботники…
О, эти ненавистные субботники! Как я понимаю Диму и как скучаю по ним сама… Тогда было чистым наказанием приводить в порядок двор и огород после зимы, но это, пожалуй, было, самое счастливое время.
 
2 глава.

Не дай мне Бог здоровья на двоих,
Когда от боли кто-то стонет рядом.
Не дай мне Бог - такого мне не надо -
Прожить без горя, но за счёт других...
Не доведи, Господь, забыть о ближних,
Гордыней заболеть, высокомерьем,
Ты не допустишь этого, я верю,
И роскоши не нужно, это лишне.
А у звезды, что падает, сверкая,
Я сердце попрошу себе второе,
Чтоб я вдвойне смогла любить живое.
…Исполнится желание? Не знаю.

Утром, первого числа, накинув на «ночнушку» цветастый халатик, я вышла во двор осмотреться и наметить себе план. Дима ещё спал - наверняка сидел за компом до утра.
Страх за то, что он станет игроманом, давно прошёл. Мой великовозрастный ребёнок интересовался не столько играми, сколько программным обеспечением и уже твёрдо решил поступать после школы учиться на программиста.
После комнатного полумрака утро ослепило яркостью красок. Солнышко собрало предутренний туман в водяные бусинки разных размеров и рассыпало их на листьях и траве. Лёгкий ветер, налетая волнами, слегка шевелил изумрудную зелень и тут же в каждой капельке начинал резвиться крохотный солнечный зайчик. День обещал быть тёплым, но для уличных работ было ещё сыро.
Я вернулась в дом и включила телевизор. Бодрые голоса дикторов заполнили комнату, создавая эффект присутствия людей и пытаясь прогнать остатки утренней лени.
Помогая им справиться с этой задачей, умылась и заварила чай.  Один из репортёров в телевизоре буквально приковал внимание своей внешностью.  Всматриваясь, подсознательно пыталась услышать лёгкую картавость, совершенно не воспринимая сюжет. Кадр сменился, но остался шлейф воспоминания о первом муже.
Когда мы расходились, мама обронила, что я повторяю её судьбу. Конечно же, это было не так, хотя бы потому, что у меня на тот момент было двое детей. Однако слова, словно семена, проросли и укоренились. Меняя что-либо в своей жизни, я постоянно сравниваю наши с ней судьбы, к удивлению, нахожу схожесть и старательно ухожу в сторону. Вот даже к родному отцу уехала жить, не смотря на её недовольство и массу предупреждений, что «горя хлебну».
Размышления прервали воробьи на ветке ореха за окном. Они усиленно старались перекричать дикторов. Я отключила телевизор. Судя по яркому солнцу, настойчиво посылающему мириады лучей в окна, роса высохла.
Вторая попытка покорить рабочим энтузиазмом поместье увенчалась успехом. 
Под ритмичные мелодии «Баккара», «Бони М» и «Ласкового мая» передаваемые наушниками, были вычищены клумбы, выметен сор во дворе и разбиты грядки для рассады помидоров и перцев в огороде.
Соседка, восьмидесятилетняя бабуля, увидев меня, подошла к сетчатой изгороди на меже и окликнула: 
- Смотрю, одна, а сынок где?
- Выходной сегодня дала – отсыпается. С праздничком Вас! – отбрасывая вырванную траву, я поднялась с присядок и повернулась на голос.
- И тебя, так же! Смотрю – празднуешь.
Весенний день снял с бабушки Лиды коричневую беретку и сейчас легонько перебирал тёплым ветерком седые пряди, аккуратно обрезанные до середины шеи. Рукава бежевого, удлинённого кардигана, который до середины бедра прикрывал чёрные брюки, были поддёрнуты немного выше запястья. Назвать эту пожилую женщину деревенской бабкой – язык не поворачивался. Я невольно улыбнулась в ответ на приветливую улыбку, а соседка произнесла:
- Мужика бы тебе хорошего – такая молодайка пропадает.
- Ох, что вы! И так работы невпроворот! – отшутилась, подходя к изгороди.
- А я глазами всё бы сделала, да голова не пускает. Чуть нагнусь – кидает, качает - совсем дряхлой стала. Мы с Колей к этому времени столько успевали! А как его не стало… - бабушка Лида отвернулась в сторону огорода и замолчала.
При каждой нашей встрече я слышала эту фразу: «Мы с Колей…». 
Дедушку Колю я знала, и тоже вздыхала с грустью. Он умер несколько лет назад. Люди приходят в этот мир одинаково, уходят – кто как заслужил. Его судьбина пытала, ломала, да ничего у неё не получилось! Видно, ангел-хранитель был сильным. А с чего бы ему слабнуть? Никогда не слышала от дедушки грубого слова или мата, никогда не видела злым или пьяным. Была у него в глазах добрая искорка, поймав свет которой, невольно улыбнёшься. Казалось, его радует всё, от облака в небе до муравья на листике.
У пожилых людей легко читать лица. Они не считают нужным скрывать эмоции. Дедушка Коля очень любил жизнь во всех её проявлениях – слишком много смертей видел за Великую Отечественную и после неё, когда в августе, через два месяца после Победы, вместо демобилизации, отправили из Берлина на войну с Японией в Манчжурию. Сидел в нём «живчик», не дающий по-старчески греться на завалинке. Создавалось впечатление, что он каждую минуту живёт за себя и за всех тех парней, которые остались в окопах и на полях.
«Каждой бы бабушке такого дедушку!» - восхищалась я не однажды, слушая заливистые наигрыши гармошки по вечерам.
Но время взяло своё, и он ушёл в вечность.
На долю секунды стало не по себе оттого, что не могу в полной мере почувствовать бабушкину безысходность.
- Старший сынок в гости не собирается? Где он, там же или в Москву к сестре уехал? – прервала затянувшееся молчание бабушка Лида.
- Там же, в Волгодонске. К свадьбе готовится. – улыбнулась я, - двадцать шесть в июле исполняется, пора.
 - Ну да. Невесту видела?
- Конечно. Они приезжали зимой. Познакомились.  Замечательная девочка.
Постояли ещё немного, поговорили о заботах, подбодрила, ответила на расспросы и почувствовала голод.
Воображение быстренько нарисовало салат из яиц, зелени и майонеза, рот непроизвольно наполнился слюной. Сколько же времени? Нарвала лука, петрушки, укропа, попрощалась и пошла в дом готовить завтрак.

Глава 3

Не в судьбах соль! Вся разница - в запросах.
На счастье взгляды разные у всех:
Тем  дай кальян, а этим  - папиросы,
Кому-то жизнь - тоска, кому-то - смех.

Одни довольны чёрствой хлебной коркой,
Другие косо смотрят на пирог,
Одни себя укутывают норкой,
А кто-то зиму ходит без сапог.

Одни детей растят, другие - кормят.
Одни хранят семью, другие - нет.
Одни из нас свои лишь помнят корни,
Ну, а другим - родня весь белый свет.

И все такие разные! Как будто
Цветы весной на зелени полей...
Кому-то ночь милей, кому-то - утро,
А вот судьба одна - жить на Земле.
- Таня, тебе рассада капусты не нужна? – окликнула меня соседка, когда я уже подходила к двери.
Людмила стояла у нашего общего колодца со своей стороны двора. Позади неё блестела стёклами теплица. Из неё, судя по раскрасневшемуся лицу, соседка только что вышла.
Растить в балаганах овощи и торговать она начала, как только вышла замуж. Свекровь приучила. Труд не лёгкий, и прибыль в наше время сомнительная. В далёком «раньше» перец отвозился на Донбасс и зарплату инженера, которую Люда получала на заводе, «балаганщики» получали за рейс. Позже поменялся муж, Донбасс стал труднодоступен из-за таможни на границе, но балаганы и торговля для неё оставались неизменными кормильцами.
Я подошла к ней ближе и поинтересовалась ценой, собираясь отказаться под предлогом «дорого».
 - Да так бери, если надо.
Где в человеке гнездится вечная страсть к халяве - не знаю, но в том, что она живее всех живых убеждаюсь постоянно! Сажать капусту я не только не планировала, но даже зарекалась, однако, «так бери» затмило все зароки, и я сказала:
- Конечно надо. Сейчас зелень занесу и подойду.
Людмила была всего на пять лет старше меня и по идее с ней, а не бабушкой Лидой должны были сложиться приятельские отношения. В тот год, когда я с мужем и детьми приехала сюда, так и было, тем более, что наши дочки были почти ровесницами и быстро нашли общий язык.  Всего через полгода злые языки капля за каплей, слово за словом потихоньку рассорили и нас, и девчонок. Откуда «капают» я знала точно, но сделать ничего не могла.
Причина, по которой мы переехали к отцу, в то время жила в одном доме с нами и всеми праведными и неправедными способами старалась избавиться от помехи, ставшей на пути к мечте.
Метастаза войны, вспыхнувшей в Карабахе в начале девяностых годов, дотянулась до Таганрога и решила прочно обосноваться в доме у папы. А досаднее всего то, что именно он дал ей пищу.
 По его рассказу всё обстояло так:
 В один из августовских дней 1993 года у ворот дома появилась беременная женщина с двумя детьми и попросилась на квартиру. Она назвалась Нелой и сказала, что они беженцы из Физулинского района Нагорного Карабаха. О конфликте между Арменией и Азербайджаном знали все, и многие сопереживали жителям.
В семидесятые годы во времена переподготовки, проводимой военкоматом, отец был в тех местах. Воспоминания о радушии, с которым его принимали местные жители, согрели и мгновенно вызвали сострадание к миловидной армяночке моего возраста и кучерявым черноволосым малышам.
- Проходите – ответил он, открывая металлическую калитку врезанную в створку ворот и пропуская гостей. Затем, глядя на девочку первоклассницу ведущую за руку трёхлетнего брата, продолжил:
– Был дом пустой - станет теремком.
- Нам нужны три комнаты – говорила женщина уже идя вглубь двора следом за отцом. -  Родители сейчас тоже ищут квартиру, а муж позже приедет.
Отец на минуту смутился узнав, что жильцов будет много, но отступать не стал.
- Дом большой – места всем хватит. Я человек одинокий, привык одной комнатой обходиться. А в качестве оплаты – кормить будете - и достаточно.
За год до этих событий он потерял работу. Для пополнения скудного бюджета начал гнать самогон и потихоньку пристрастился выпивать. В доме всё чаще стали появляться не покупатели, а собутыльники. Моей уже второй к тому времени мачехе надоело увещевать и ругаться, она подала на развод с разделом имущества, и уехала к родным, в другую деревню.
 Почти год отец жил один. За это время в полной мере успел и насладиться одиночеством, и устать от него. Появление квартирантов сулило домашнюю суету, за которой он изрядно соскучился.
Для устройства дочки в школу и получения статуса беженки Неле требовалась прописка. Папа не стал никого прописывать, зная, что возникнут сложности с выпиской. В то же время ему не хотелось терять жильцов. Недолго думая он поехал к бывшей жене - Лиде и попросил прописать семью Нелы.
- А мне оно зачем? – возмутилась женщина. – Покупайте мою комнату и прописывайте кого вздумается.
…Как известно ласковое слово и кошке приятно, а лесть, сдобренная армянским коньяком, способна водрузить лавровый венок.  С приездом Вахтанга – мужа Нелы, благородный напиток полился бурной рекой.  Благодарственные и заздравные тосты в честь отца не смолкали несколько дней, уничтожив малейшие росточки недоверия к чужим людям.
Конфликт на Карабахе не утихал, всадники апокалипсиса продолжали резвиться на истерзанных землях, выживая людей, сгоняя с обжитых мест голодом, страхом и болезнями. К концу осени под крышей папиного дома жили армяне и азербайджанцы трёх поколений, объединённые семейными узами.
В пьяном угаре, когда «кормить будете» незаметно сменилось на «наливать будете», отец перестал выходить на улицу и общаться с друзьями потому, что калитка оказывалась замкнутой и ключ не находился. Немного позже он потерял счёт месяцам и квартирантам…
Встревожились, как ни странно, бывшие собутыльники. 
Весной следующего года, получив, как обычно, «от ворот поворот», двое мужчин во хмелю перелезли через забор со стороны огорода и явились к папе, благо вход в пристройку, где он обитал, был отдельный. Спустя пару часов, друзья сумели убедить отца в том, что его преднамеренно спаивают, чтобы получить дом.  Доводы в защиту квартирантов в пух и прах разбивались практически сразу. Последней каплей стало осознание, что выражение «одинокий мужчина» для русских и для кавказцев имеет разное значение.
Русские мужчины не делают различия между словами: одинокий и холостяк. Для них наличие или отсутствие семьи связано с женщиной. У кавказцев на первом месте по значимости – дети. В их понимании одинокий - значит без детей, без тех, кто род продолжает, без наследников.
 Умирать в 54 года отец категорически не хотел ни в пьяном, ни в трезвом виде. Страх перед таким неперспективным будущим пересилил желание захмелеть и с этого дня он стал присматриваться к тому что происходит во дворе. Наблюдение и выводы всё больше укрепляли подозрения в недобром.
Мать Вахтанга - Шамам, сухонькая сутулая старуха с неприятным лицом, ежедневно приносила ему бутылку самогонки и нехитрую закуску. Нела родила девочку, крайне беспокойную и крикливую, с которой по очереди нянчились сестра и тётя Вахтанга, пока отсутствовали их мужья. Две сводные сестры и мачеха Нелы - полнотелые азербайджанки, в основном отсиживались во дворе, грызли семечки и джиркотали на своём языке. Судя по тому, что именно они никогда не могли найти ключи, если отец хотел выйти со двора, женщины были в должностях привратниц. Единственный человек, который действительно устроился на работу, был Жора - отец Нелы. Чем занимались другие мужчины, было непонятно. В металлические ворота иногда стучали, кто-либо из мужчин подходил, приоткрывал калитку и через минуту-другую снова замыкал её. Это наводило на мысли о торговле наркотиками.
Прятать в комнате самогонку, которую приносила Шамам, отец боялся – либо не выдержит и выпьет, либо кто-то из квартирантов обыщет комнату, пока он спит, найдёт и поймёт, что план срывается.  К тому же, нужно было оставлять пустую бутылку на столе. Начать выливать «драгоценное пойло» помогла мысль, что в него могут быть подмешаны психотропные таблетки.
Как бы сложилось дальше не знаю, но на майских праздниках, не получив ответа на несколько писем за последние полгода и слегка тревожась, к отцу в гости приехала я.
Увидев всё происходящее и услышав от Нелы брошенное в сердцах: «Откуда, ты взялась на мою голову?!», я поверила подозрениям и опасениям отца.
 К концу лета наш переезд состоялся. Я получила от папы дарственную на большую часть дома и потребовала от квартирантов освободить мою площадь.
Конечно было много сложностей и трудностей, но ключевым словом в этой фразе является «было».
Через месяц большая часть «семейства» рассыпалась по разным городам и адресам. Вахтанг, Шамам, Нела и дети остались зимовать, планируя уехать, как только закончится учебный год.  Но вероятно, надежда на то, что я сбегу до последнего не оставляла двух женщин. По словечку то в одни уши то в другие они нашёптывали про меня разные небылицы. Какие слова были найдены и что судачили за спиной, в полной мене я не знаю до сих пор. Именно благодаря их стараниям, Людмила в один из майских дней обвинила меня в краже перцев из своего балагана, со злостью бросив: «Воровка! Близко не подходи ко двору! И дочка твоя такая же, нечего ей к моей Наталье ходить!»
Выяснять, откуда взялись домыслы, не было ни сил, ни желания. К тому времени я была в положении и переживала совершенно о другом: папа, почувствовав защиту, снова начал пить и к их с Вахтангом компании, к моему ужасу, присоединился муж. Не раз вспоминалось мамино «горя хлебнёшь», но, думаю, она и помыслить не могла, что хлебать буду литровым ковшом.
В конце июня на два месяца раньше срока родился Димочка, а в августе я отправила мужа на П.М.Ж. к его маме, строго настрого наказав пьяным не являться.
Тогда я всем сердцем хотела разрушить компанию и тем самым спасти и отца, и Толика, но у судьбы были свои планы. Через четыре года муж погиб, пережив папу всего на полгода…
Со временем грязь, в которой меня «искупали» высохла и отшелушилась, но дружеское общение с соседкой свелось к тому, что мы здоровались. Ко всему прочему, на тлеющие угли подбросил свежих поленьев первый муж Людмилы.
Лешка начал активно оказывать знаки внимания, и я приняла ухаживание, не видя ничего предосудительного. После их развода прошло больше десяти лет. У неё давно другая семья… Но, как оказалось, я ошиблась. На этот раз она не сказала ничего, но ненависть и злоба во взгляде оказались значительно красноречивее всех ораторов мира.
«Раздражитель» исчез из её поля зрения через пару лет - не сложилось, не срослось у нас с Лёшкой. Мы с Людмилой снова начали здороваться, но приятельницами так и не стали.
На фоне всего этого, нынешнее предложение прийти и взять рассады удивило, однако доискиваться причин несказанной щедрости от закоренелой торговки не хотелось. С причинами у женщин особые отношения. Кому знать, как не мне?
Через полчаса, забыв про намерение позавтракать, на грядке, подготовленной для помидоров, я сажала капусту и пилила себя за несправедливое отношение к соседке, вспоминая все хорошие моменты и поступки со стороны Люды в те первые невероятно сложные месяцы, когда мы приехали.
Ближе к концу посадки я почти убедила себя, что в разрыве нашей дружбы моей вины не меньше. Возможно, самоедство продолжалось бы ещё какое-то время, но, к счастью, закончилась капуста.
Желудок уже давным-давно плакал и просил хотя бы глоточек воды, если корочка хлеба – царская роскошь. Ополоснув из шланга ноги, руки, я отправилась готовить уже обед.
 
4 глава
      
- Продайте счастье на разлив.
Не надо ни воды, ни пива,
Хочу чтоб стала жизнь счастливой,
Продайте счастье на разлив!

И заверните полкило 
Любви в бумагу золотую.
Нет золотой? Тогда - в любую!
Ах, нет любви?.. Не повезло!

А дружбы бескорыстно-чистой,
Пусть, даже с горечью тревоги?
Нет? Поставщик пропал в дороге...
Поехал трактом каменистым...

Ну что ж, давайте шоколадку.
"Кормить" мне душу снова нечем,
Ей предстоит "голодный" вечер,
Так пусть в желудке будет сладко!
 …В первый рабочий день после выходных моё тело блаженствовало, сидя на стуле за конторкой. «Всё-таки, выходные в частном доме - просто смена работы, а учитывая беготню по инстанциям и стояние в бесконечных очередях из желающих получить справки, справочки, подписи и разрешения на получение очередной бумаги – тем более.  Счастье что есть место где можно от этого отдохнуть» - размышляла я, заполняя бланки.
- Привет девушки! – донеслось от двери, и я обернулась на знакомый женский голос.
Анечка, наша заводская медсестра, опираясь одной рукой на косяк стояла у двери.
- Я к вам попрощаться, с завтрашнего дня в декрет ухожу, - улыбалась она.
- Декретных много насчитали? – поинтересовалась Лариса, одна из моих коллег, - Хотя, откуда? Но всё же хоть что-то. Я второго в девяносто четвёртом рожала – ни работы, ни декретных, долгами обросла как те камни в болоте тиной… Вспоминаю, до сих пор дрожь пробирает – ужас ужасом!
- Ну, думаю не ужаснее чем у меня, - хмыкнула я. - Только Ане это рассказывать нельзя. Она -  медик, ещё в обморок упадёт. 
- С чего бы? – приподняла бровь Анюта и проходя в комнату добавила – ребёнок жив-здоров, ты тоже, значит, коллеги справились, а деньги – их тогда ни у кого не было, но не обязательно же памперсы и дорогие смеси покупать?
- У меня не было ни смесей, ни памперсов, ни акушерок, а было двое детей одиннадцати-двенадцати лет и двое пьяных мужиков во дворе. Так что я, не смотря на кровотечение, дома рожать осталась.
- Бред! Позвонить, вызвать скорую и дети уже могли. – возмутилась Аня, садясь на свободный стул. По всей вероятности, она не спешила и ждала объяснения. 
- А я и не спорю – позвонить могли. Только она бы не приехала. Тогда всё было очень сложно: скорая из города к нам не выезжала вообще, а районная требовала денег на бензин. Но дело даже не в этом, оставлять двенадцатилетнюю девочку в одном доме с двумя пьяными мужиками, абсолютно не доверяя ни одному из них – риск значительно больший, чем остаться рожать дома. Третьи роды, ребёнок семимесячный, значит не крупный.
- А кровотечение? Ты понимаешь, что могло бы быть? И как бы твоя девочка жила бы дальше?
- Анечка, я решаю проблемы по мере их поступления. Обошлось. Мы с моим Ангелом хранителем всю ночь Боженьку уговаривали. Так и просила: если от меня и ребёнка беда для других людей будет – пускай забирает, а если мы для доброго дела пригодимся – оставляет. Даже просила сохранить нам жизнь в обмен на жизни наших алкашей-отцов, если те за ум не возьмутся и толку от них не будет.
- Ага, верю, и в то, что ты слышала, когда он отвечал, поверю. Ты сколько крови потеряла? Как я поняла, всю ночь кровила? Понятно, что любые глюки могли быть.
- Я от глюков избавлялась восстановлением глюкозы – три литра воды с мёдом выхлебала, - хмыкнула, улыбаясь, - а мужики для восстановления нервных клеток всю ночь в гараже самогон глушили.
- Им надо было силком тебя в машину запихнуть и в больницу отправить! – буркнула медичка.
- Не получилось бы. У меня возле кровати топор стоял. Сказала: первый, кто войдет - башки лишится, а в том, что рука у меня не дрогнет, Толик был уверен - не раз видел, как я живность рубила, пока в деревне под Целиной жили.
Аня покачала головой:
- Идиотка!
- Согласна целиком и полностью! И всё-таки, если бы снова попала в то время и в те условия - поступила бы так же. Ты вот говоришь «глюки», а чем объяснить то, что и папы, и Толика не стало через четыре года? Видно не зря японцы считают четвёрку цифрой смерти.
Молчавшая до этой моей фразы Лариса шумно вздохнула:
- А я бы не отказалась получить четыре миллиона четыреста сорок четыре тысячи и сделать их цифрами жизни. Хватит страсти Господние рассказывать! Рожать ты больше не собираешься, я тоже, а у Ани пусть всё будет тип-топ!
- Спасибо, Ларочка, - улыбнулась медсестра, вставая со стула, - после обеда меня не будет, так что всего вам хорошего, до свиданья. 
- И тебе – в один голос сказали мы с Ларисой и улыбнулись, глянув друг на друга. - Сбудется! - добавила она.
Анюта ушла, какое-то время мы молча шуршали бумагами и клацали мышками.
- Ты с домом разобралась? – произнесла Лариса, глядя в монитор и адресуя вопрос мне.
- Какой там, всё только через суд. Объявилась ещё одна наследница.
- Это как? Сколько лет прошло?
- Не важно, она подала заявление по правилам в течении полугода, просто потом передумала, но заявление не забрала. Я с ней разговаривала.  А у нотариуса так просто не бывает – теперь она должна принять наследство и распоряжаться как вздумается. И ещё одна проблема – армяне у мачехи купили комнату, а в сельсовете записали, что часть дома. В общем, у меня сейчас совладелица, вторая наследница и документах абсолютный дурдом.
- И как с этим разгребаться? Тебе сказали?
- Да. Вступать в судебном порядке вдвоём в наследство, а после выписывать всех скопом как не проживающих больше десяти лет. Так же, через суд. Посчитала траты - получится не меньше тридцати тысяч.
- Ого! – Лариса оторвала взгляд от монитора и посмотрела на меня – Адвоката нанимать будешь?
- Вот и ого. Я сомневаюсь, что этим обойдусь, если ещё и адвоката найму. Вот потому до сих пор и не оформляла – никак не выкраивались денежки.
- Ясно. – Лариса снова погрузилась в монитор.
Думать о проблемах не хотелось, тем более что это не проблемы, а траты. Мысли улетели в виртуальность: «С тем, что папа «Теремок» из дома сделал – давно разобралась. Алинке нравилась сказка «Крошечка Хаврошечка». И, хотя и коровку мы не резали – продали, не стала дочечка кушать нашу пищу. Уехала в Москву, нашелся там добрый молодец - замуж позвал. Павлику нравился «Синдбад-мореход». Первое и второе путешествие было у сыночка в армии в Чечню, третье в Москву, сейчас он в Волгодонске, куда дальше? Мне нравился «Буратино», а Диме «Три поросёнка». Наложить эти сказки на жизни людей, по-моему, не реально, но как узнать режиссёрский замысел того, кто нами управляет свыше?»
- Таня, ты обедать идёшь? – прервала мой мыслительный процесс Лариса.
- Да, конечно. – встрепенулась я. Вставила в график ещё несколько цифр и свернула программу.
Не успели мы выйти, на пороге появился светловолосый улыбающийся мужчина среднего возраста плотной комплекции, в льняных удлинённых шортах и майке безрукавке. Мы обе хорошо знали Мишу и заулыбались в ответ.
- Какие люди! И как вовремя! Ты грузиться? С нами в столовую пойдёшь? – Засыпала напарница вопросами гостя.
- Лорочка, на час я весь твой! Ты же прям сейчас накладную мне не выпишешь?
 - А что мне за это будет? – заиграла бровями Лариса, покачивая головой и хитро улыбаясь.
- Не правильный вопрос. Надо спрашивать: «Что мне за это есть?». Что пообещал, то и есть. В машине лежит.
- Так-то не мне, мужу.
- Заказывала ты, тебе и вёз. Откуда мне знать, кому отдашь? Закажешь шоколад – привезу. Я ж как тот джин, только в расчёте на взаимность.
Я не вникала и не допытывалась о чём речь, просто стояла, слушала Мишин голос и блаженство с налётом грусти заполняло изнутри. Самой большой моей тайной был ОН. Я даже себе боялась признаться, что…
- А как на счёт того чтобы мне домой отвезти? Давай так: вы сейчас в столовую, возьмите мне пару пирожков и сок, а я пока накладную выпишу и приду. Так мы успеем ко мне смотаться и до конца обеда тебя под погрузку поставить. – скороговоркой озвучила план действий Лариса и, не дожидаясь согласия, отвернулась, усаживаясь за конторку.
- Хорошо! Как скажешь, дорогая! – улыбнулся Миша её спине и посмотрел на меня, – пойдём.
Я сделала несколько шагов к двери, он подхватил меня под руку и шепнул прямо в ухо:
- А у тебя, когда пожелания появятся?
В жар бросило мгновенно. Покраснела я или нет – не знаю, но самодовольство на лице мужчины отобразилось.
- Не сейчас. – тихо ответила, глядя в сторону.
Мы пошли по направлению к столовой и вскоре оказались среди людей. Чары невинной близости разрушились. Мысленно прощаясь, я глянула на него несколько раз, заметила, что он тоже поглядывает в мою сторону и, прекратив игру в «гляделки», поспешила уйти из столовой с пирожками и пакетом сока.
5 глава
 Мне небушко покой дарило,
 А я, дурёха, заскучала.
 В уюте сытном пусто было,
 И безмятежность огорчала.

 Хотелось чувственных волнений,
 Феерии эмоций ярких,
 Хотелось бурь и приключений,
 Переживаний, споров жарких!

 - Ах, небушко, покоя бремя
 В житейских буднях не награда!
 Ответило:
 - Наступит время,
 его найти ты будешь рада...
В первые дни отпуска меня, как обычно, не отпускало состояние эйфории. Я проснулась с мыслью «не надо!» и продолжала какое-то время нежиться в кровати. «По сути, встаю минут на сорок позже обычного, но впечатление создаётся будто спала пол дня» - прилетела мысль, и я встрепенулась – помидоры полить надо пока жара не пришла. Всё-таки «надо» осталось, только видоизменилось.
В огороде уже трудилась бабушка Лида – поливала из шланга грядку моркови.
- Утро доброе! – окликнула я её.
- Доброе, а что это ты не на работе?
- Я уже третий день гуляю.  Отпуск!
- А, вот как! Это хорошо. Так ты в огород за загаром пришла. – с серьёзным выражение лица то ли спросила, то ли констатировала бабуля. – А я вот проделки кота устраняю. Представляешь, наметил себе грядку морковки под туалет. Ума не приложу, что делать! Всё перекопал, мерзавец, будь он не ладен!
Посадкой огорода у неё занимались дочка с зятем. Жили они в Таганроге, а это хозяйство после смерти дедушки Коли, было вроде дачного участка. Переезжать в город бабушка отказывалась категорически.
- Какие планы на отпуск? До упаду или до седьмого пота?
- Некогда танцевать, значит второе. Ремонт в доме заканчивать нужно. А то мы с прошлого года возимся.
 Та что ж там столько времени делать можно? – удивилась бабушка Валя.
- Ой, ну это от «печки плясать», - я положила шланг в грядку и подошла к изгороди, громко говорить не хотелось, а слышала соседка не очень хорошо, – В своё время Неля купила у мачехи пристройку. Отец перебрался в неё, а армяне разместились в доме. Позже, когда я приехала, была сделана перепланировка: большую прихожую отделили, заложив дверные проёмы. Отец попросил оставить его в пристройке, а Вахтанг с семейством остались в отделённой комнате в доме. Там они жили до отъезда в Минводы. Комнату мы в прошлом году открыли и всё лето ушло на, штукатурку, окраску, да трубы отопления туда протянули. В общем много чего - к зиме едва успела. 
- Понятно, так она пустая была? Как же он там жил?
- Кое какие вещи были, мы вынесли в пристройку - мало-ли, вдруг хозяйка в Нидерландах обнищает и за наследством от мужа вернётся. – съязвила я
- А чего она в Нидерландах - удивилась бабушка Лида – ты же говорила, они в Минводы уехали?
- Ну да, а из Минвод в двухтысячном Неля с детьми уехала в Нидерланды, как беженка. Вахтанга обещала вызвать, как только устроится. Спустя пару месяцев она вызвала его просто на переговоры и объявила, что не хочет ни видеть, ни знать.  Он её бил смертным боем, а уйти она боялась. Говорила: «По любому найдёт и вообще убьёт». Вот и сбежала каким-то образом на край земли с тремя детьми.  А через четыре года, когда он сюда приехал из Минвод, его убили. Ну, это Вы знаете, Вы уже здесь жили.
- Ну да, мы в две тысячи третьем дом купили. Понятно. Так ты расширяешься. Может, дочка вернуться решила?
 - Нет! Просто Алинка и Павлик в гости скоро будут приезжать со своими парами – место потребуется.
- Понятно.
Я отошла от изгороди переложить шланг.
- Ладно, дорогая, я пошла отдыхать. – окончила беседу бабулька, взяла тяпку, стоявшую у изгороди и, опираясь на неё, как на трость, пошла между грядок во двор.
 Я осталась поить растения и, после разговора с соседкой, невольно вспоминать, что мне устроил Вахтанг после бегства Нели в Нидерланды.
 Тогда, через три с половиной года, он приехал сюда мстить. Мстить мне. Мстить за то, что я нарушила их планы и оставила без этого дома, за то, что больше не увидит своих детей, за то, что я живу так, как хотел он, за то, что его большая семья разбросана по планете.
Новые «за то, что…» появлялись каждый день. Он собирал во дворе компании выпивох, которые ночи на пролёт веселились или выясняли отношения, не скрываясь курил анашу и сыпал в мой адрес потоки нецензурной брани и угроз.
Через несколько месяцев я поняла, что всё слишком серьёзно и, что полиция помочь не может. Страх за жизни детей потребовал бежать, не раздумывая. Что смогли, мы вынесли в сумках и коробках к знакомым, а сами сняли в городе квартиру. Вернулись домой только через полгода, узнав, что Вахтанг нарвался на нож.
До самой смерти он, не имея возможности достать нас, «убивал дом». За полгода обезумевший от ненависти человек сделал его совершенно не жилым, выбив все стёкла, обрезав электропроводку и трубы водяного отопления. Даже пустые шкафы носили глубокие отметины топора….
- Ма!
 Донеслось со двора и мысли сразу вернулись в сегодняшний тёплый июньский день. Вокруг щебетали птицы, где-то вдалеке кукарекнул петух, загавкала собака. Мирные простые звуки развеяли морок тяжёлых воспоминаний, я положила шланг в грядку и пошла на зов.
- Я чая попил, нам к девяти сегодня – мне пора, - говорил Дима, обувая кроссовки.
- Хорошо, ты не забудь узнать, когда и где выпускной. По идее уже определились.
- Не забуду, - ответил он, распрямляясь и выходя из веранды.
Я как обычно поймала себя на мысли, что сын всё больше становится похожим на Толика и, как обычно, кольнули печаль с тоской. Их иголки за двенадцать лет изрядно притупились, но боль оставалась ощутимой. Там, в душе, она доставала до слоя, на котором лежала вина.
 Применяя «благое намерение» - отрывая мужа от пьянства в компании отца и отправляя его к матери, я никак не ожидала, что он погибнет от ножа своего отчима. «Благое намерение» и предложение забрать наших отцов в ту ночь, перед рождением Димы, и были той самой виной. Волной накатывал страх: «Я кем была услышана?» Отгоняла его. Убеждала себя в очередной раз в совпадении. Но он откатывался только для того, чтобы вернуться и, к моему удивлению, волны становились всё ощутимее.
В комнате я включила телевизор, как обычно, для «эффекта присутствия» и занялась утренними хлопотами.
«В Сочи открылся кинофестиваль Кинотавр, одна из претендентов на получение премии кинолента Павла Руминова «Я буду рядом», у нас в студии Иван Кокорин и Мария Сёмкина которые … мы будем следить за событием…» - весело говорил приятный мужской голос. Звук усилился и не менее приятный женский голос буквально пропел: «Чёрный жемчуг…»
«Следите, продавайте, покупайте, а я - завтракать» - мысленно разрешила дикторам, нажала «off» на пульте от телевизора, кнопку запуска - на компьютере и поставила на стол перед монитором тарелку с бутербродами и чай.
 Завтрак, пока «сёрфила» новостные ленты, неожиданно затянулся. Встрепенулась, почувствовав желание ещё выпить чая: «Дима скоро придёт! Надо покушать приготовить, ой, хлеба нет!» Расчесалась, схватила кошелёк и поспешила в магазинчик, через несколько дворов от моего дома. Поход занимал минут пятнадцать, и я даже двери не замыкала – что брать в доме, который только начал подниматься с колен?
На обратном пути, уже подходя к дому, встретилась с Людой. Она вышла из машины и открывала заднюю дверь старенького «Жигулёнка», выпуская внучку.
- Привет, гулять ездили? – затронула я соседку, быстро заходя в тень берёзы перед двором. Начало лета оказалось слишком жарким, ветер налетал порывами, но приносил не поток прохлады, а скорее обдавал зноем.
Соседка, приветствуя, махнула рукой и двинулась ко мне, держа за руку девочку, одетую в красивую сиреневую маечку и шорты. Два длинных тонких хвоста светло русых волос по обе стороны лица Леры венчали огромные банты. Людмила, облачённая в летний цветной брючный костюм, выглядела очень аппетитно, несмотря на то, что одежда не скрывала лишнюю полноту.  Очки со слегка затемнёнными стёклами скрывали морщины у глаз, выдающие возраст, яркий каштановый цвет коротко остриженных волос и вишнёвая губная помада «съедали» лет пятнадцать.
 - На пони Лерку возила. – произнесла Люда почти девичьим голосом, сохранившимся, несмотря на время. 
- Не поняла, куда? – переспросила я.
- Мы на верховую езду записались, вожу с утра на занятия, врачи порекомендовали. – пояснила женщина, сейчас похожая больше на маму ребёнка, чем на бабушку.
- А Наталья?
- Она на работу устроилась в «Магнит» на Русском поле, на кассу. Две недели с восьми до восьми, две недели отдыхает.
- Слава у магазина дурная, - вспомнила я нечаянно услышанный разговор на рынке. – недостачи частые.
- Посмотрим. Сегодня считаться будут, поеду за ней в десять вечера.
 Длинноногая высокорослая девочка наклонялась, поднимая что-то с земли в нескольких шагах от нас.
- Понятно. А почему врачи? Что-то не так? – поинтересовалась, вспомнив попытки Натальи избавиться от ребёнка разными народными способами.
- Ну, много чего не так. Лечим. – коротко ответила Люда, - а ты чего дома, а не на работе?
Девочка подошла и молча сунула мне в руку прошлогодний берёзовый листок. С недоумением я глянула на Люду, показывая его.
- Не обращай внимания, это она так играет, - ответила на немой вопрос женщина и обратилась к девочке: – иди домой, иди к дедушке.
Я, не заостряя на произошедшем внимания ответила:
- В отпуске. Надо же работе от меня отдыхать? - улыбнулась собственной шутке и заметила за спиной собеседницы подходившего сына: - Хочу Диму поддержать, пока ГИА и поступление в техникум.
– Когда у него выпускной?
- А вот сейчас узнаем. - ответила ей и обратилась уже к сыну, - Дима, когда выпускной?
- В субботу в «Мечте». – ответил он, проходя мимо нас быстрым шагом и скрылся во дворе.
- Хорошо, время погулять будет, два дня выходных. – прокомментировала Людмила.
Мы перебросились ещё парой фраз и разошлись.
Только я зашла в дом, тилинькнул телефон, сообщая о пришедшей СМСке.
- О, денежку зачислили, завтра утром съездим на рынок за продуктами и заодно обои на прихожую поищем, - предупредила о своих планах сына и занялась приготовлением обеда.


6 глава

Мы вдвоём с бессонницей
           всю кровать измучаем.
Значимое вспомнится -
           станет просто случаем.
В свете дня забытое -
           вспышкой станет яркою.
Суетой укрытое -
           наготою жаркою.
Как мы не стараемся,
           а кровать не делится.
Мягко спать пытаемся
           там, где жёстко стелется...
Раны воспалённые
           там, где днём "царапнуло"
Вот уже солёное что-то с глаз закапало...
Сон не получается -
            давит всё и мучает.
Мысли в мозг впиваются
            как шипы колючие!
Утром мгла рассеется...
            Замолчат предметы…
Только мир изменится после ночи этой.
«Ах, Толька! Видел бы ты, какой сын вырос!» - думала я, осматривая Диму. Стройный молодой русоволосый парнишка стоял передо мной, одетый в белую рубашку с короткими рукавами и джинсы. Густой светлый пушок уже пробился над верхней губой, черты лица потеряли детскую припухлость, а минусовые очки для зрения делали серо-зелёные глаза чуть меньше и выразительнее. Весьма интересный экземпляр получился. Уже сейчас выглядит очень солидно, а учитывая пытливость и сообразительность, перспективы у него неплохие. «Как бы сейчас ты был бы ему нужен! Как ни крути, у него мужской склад ума, да ещё и математический, а это для меня сложно. Ты помогай, если сможешь… Оттуда».
- Ну всё, беги за аттестатом! – улыбнулась я сыну – С Богом!
Дима вышел, стукнула металлом об металл калитка, и я занялась уборкой стола после завтрака.
Не успела домыть посуду, калитка снова стукнула. «Что мог забыть?» - пронеслась мысль, но с улицы раздался знакомый гортанный голос с лёгким акцентом:
- Та-ня! Ты дома?
На ходу вытирая руки об попутно схваченное полотенце, я поспешила к выходу.
Во дворе стояла… Нелька! Если до этой минуты, идя по комнатам, сомневалась, то сейчас все сомнения отпали напрочь.
Она изменилась. Очень! От той полнотелой красавицы, напоминающей индийскую актрису из фильма «Зита и Гита» с крутыми бёдрами, пышной грудью и длинными волосами ничего не осталось.
Нелька была коротко стриженой худышкой в маечке и джинсах, но это всё-таки была она. Мы смотрели друг на друга, и я понимала, что она так же оценивает изменения ко мне, как я в ней. Невольно посмотрела на себя её взглядом. «Нет, я тебе не проигрываю!» - послала телепатический ответ, не надеясь быть услышанной.
- Привет! Ты какими судьбами? – спросила, обводя взглядом её спутников.
Их было трое: Анка – младшая сводная сестра, проигрывающая по всем параметрам внешности, плотный мужчина лет сорока пяти с кавказскими чертами лица и коренастая крашеная блондинка среднего возраста, которую я видела у нотариуса.
- Мы насчёт дома поговорить пришли, - оставляя мой вопрос без ответа, произнесла Нела. – Это мой муж, а это риелтор. Поворачивая лицо и вздёргивая подбородок указывала она на тех, кого называла.
- Ну, проходите, - слегка смутилась я, представляя, как вся компания будет размещаться на кухне. Наши с Димой комнаты были чуть ли не в два раза больше, но это было личное пространство не для гостей, тем более таких: нежданных-незваных.
- Я только посмотрю планировку, если можно, - подала голос риелтор.
- Да, конечно, проходите, - ещё раз сказала я и пошла в дом, слыша, как следом за мной идут люди.
 Дверь из комнаты, которую прежде занимала семья Нели, а сейчас Дима, выходила именно в кухню. Я остановилась.
Риелтор быстро прошла по дому, окидывая взглядом пространство:
- Всё, что мне надо, я здесь увидела. Двор можно посмотреть?
Не успела я решить задачу как показать двор, когда у тебя полный дом гостей, помочь вызвалась Анка:
- Я покажу.
- А мы пока поговорим, - подхватил инициативу мужчина.
- Ну, присаживайтесь. Чай? Кофе? – проявила я гостеприимство, соблюдая правила приличия.
- Ничего не нужно. – сказала Нела, садясь за стол.
- Ты переезжать сюда собираешься? – тревожащий меня вопрос слетел с языка, и сердце словно замерло и съёжилось, а дыхание перехватило.
- Нет. Отец умер, и дела есть. Ты собираешься у меня комнату выкупать? – то ли улыбнулась, то ли искривила она губы.
Сердце снова забилось ровно, и я выдохнула с облегчением. До этих слов, паника, сидевшая во мне, разрасталась с каждым мгновением. Только сейчас я поняла, что чёрный ободок на голове собеседницы — это траурная метка. Вспомнила Жору, седого, худощавого мужчину, который один из всей толпы устроился работать электриком на ферму и получил домик от колхоза.
- Конечно, собираюсь. Только выкупать официально, с оформлением всех документов.
- Разумеется. – хмыкнула Нела.
- Ты здесь надолго? На сбор и оформление документов время нужно, к тому же у тебя прописан Давид, он же ещё несовершеннолетний. – перечисляла я сложности, вспоминая попытки вступления в наследство.
- Мы уезжаем послезавтра. Успею всех выписать и доверенность Анке оставить. Ты свой телефон дай для связи, Канкиной отдам – риелтору, наверняка понадобится.
- Хорошо. Ты хоть расскажи, как в Нидерланды попала? Как живёшь? – выписывая на тетрадном листке номер своего телефона, сыпала я вопросами.
- Да как, туда уехала к маме, она с Нателой сразу после развода с отцом уехала, а я старше была, меня с ним оставила.  Мы в Минводах, когда жили, она приезжала. Встретились, поговорили. У неё в Голландии нам диаспора помогла устроиться. Замужем, сына родила, сейчас ему десять. Потому и спешим уехать.
- Так у тебя четверо? Ну, молодец! Обогнала! А Вахтанг…
- Я не хочу о нём говорить, – прервала меня Нела, глянув на мужа. – В общем, всё в порядке. Ладно, нам пора.
Гости поднялись и пошли к выходу, я двинулась за ними. Возле двора в белой легковой иномарке сидела Канкина. В нескольких метрах поодаль, возле «Жигулёнка» стояли Люда, Наталья и Анка.
- Пойдём поздороваемся, - сказала Нела мужу, и направилась к женщинам.
Проводив гостей, я какое-то время стояла в веранде, смотрела в окно и раздумывала о предстоящих тратах. Цена названа не была, но в соответствии с логикой должна быть возвращена стоимость покупки по курсу доллара. Увидев, что машина отъехала, зашла в прихожую.
Сразу нахлынуло ощущение, будто попала в кисель. Можно сколько угодно рассуждать о наличии или отсутствии ауры, только невидимый, но совершенно ощутимый след от этой компании остался и висел в помещении. Ощущение усиливали старые пожелтевшие обои.
Повинуясь внезапному желанию, подошла к стене, наклонилась и потянула лист снизу-вверх. Шелест рвущейся бумаги заглушал в памяти звуки голосов и, казалось, успокаивал. Обои, наклеенные на побелку, во многих местах отошли от стен и держались только друг за друга и за редкие пятна свежей шпаклёвки под ними.
Дима вернулся из школы через час с небольшим. К этому времени я успела оголить стены, вынести старую бумагу, скатав в рулоны, и смести мусор в кучу.
- О! Быстро ты! – остановился сын перед мусором, который я собирала в ведро. – А у нас выпускной перенесли.
- Не поняла. Куда перенесли? Кафе другое или всё же в школе?
- Нет, праздновать будем завтра, сегодня там свадьба.
- Ааа… Ну и отлично! Значит сегодня мы с тобой обои поклеим. – обрадовалась я.

7 глава

Я с бедою, не в церковь - делиться,
А отправлюсь к воде, к реке.
И, конечно же не топиться -
Понесу я беду в кулаке.
Брошу в воду, как камень чёрный:
Всё отчисть и отмой, вода,
А останется непокорной -
В океан неси навсегда.
Волочи ты её на полюс,
Превращай в арктический лёд
И тогда я здесь успокоюсь,
А она пусть там поживёт!
«Легко сказать: «Сегодня поклеим». Легко прилепить бумагу к стене, сложно заставить её держаться.» - Размышляла я стоя на столе и докрашивая белой эмульсионкой пятно вокруг люстры. Дима, стоял у дверного проёма в мою комнату, наблюдал и объяснял, почему прямо сейчас необходимо заменить твёрдый диск на его компе и купить новый монитор. «Нет, я не против! - мысленно отвечала ему, - как и не против, чтобы платили зарплату стопкой и меряли в сантиметрах в высоту. Отмеряли тебе сантиметров десять-пятнадцать и живи-радуйся… Нет, стоп! Уже было – получали миллионы, ни к чему хорошему это не привело».  Редкие капли краски срывались с кисточки и падали на пол, устланный целлофаном.
- Ты можешь потише махать! – раздался громче возмущённый голос сына, – Краска на меня летит!
- А тебя не привязали, мог отойти ко входу. Ну, это уже не нужно, я закончила. Подай влажную тряпку люстру обтереть и будем стол убирать, – ответила, опуская баночку с краской и распрямляясь.
Влажность в комнате изрядно повысилась от обработки стен аквастопом и окраски потолка. Смешанная с летней жарой, ближе к потолку она создала настоящую «парилку». Покрытая то ли потом, то ли испарениями, а, может быть, всем вместе, я приводила в порядок люстру и слушала телевизор.
«Минобороны опровергло сообщение о военных учениях на территории Сирии с участием РФ. ЕС может расширить «чёрный список» белорусских чиновников и бизнесменов. Сотрудник полиции совершил наезд на двухлетнего ребёнка в Санкт- Петербурге. На севере Москвы горит здание склада, огонь угрожает трансформаторной подстанции. Об этих и других событиях мы поговорим в программе» - озвучили темы новостного выпуска голоса дикторов.
- Дима, сейчас три часа. Убираем, покушаете и можете бежать на котлован, – распорядилась, имея в виду и его друга Пашку, который больше часа дожидался в комнате. Быстро собирала предметы со стола в зелёный пластиковый таз, – На, выноси в сарай, а я кушать приготовлю. Стол к стене отставь, а целлофан убирай.
Пока ребята обедали, вымыла пол в прихожей, вынесла ведро с водой и вылила в палисадник перед домом. «Надо уже траву вырвать, скоро цветы забивать начнёт» - подумала, оглядывая цветник. Лера, стоящая у невысокой изгороди во дворе соседей, крикнула «дасьти», привлекая моё внимание. Девочка снова была в своём сиреневом костюмчике, только причёска сегодня изменилась – волосы висели одним хвостом под бантом розового цвета, восседавшим у неё на макушке. Она начала что-то рассказывать на своём ломанном, непонятном языке довольно писклявым и совершенно детским голосом.
- Привет Лера, я занята, - оборвала монолог и тут же укол совести сформировал мысль «бедный ребёнок, ей даже поговорить не с кем».
- Танюха! Золотая моя копеечка! – раздался знакомый мужской голос с лёгким налетом босяцкой бравады. - Пол царства к твоим ногам!
К изгороди, отделявшей палисадник от дороги, приближался пьяненький, щуплый мужичок, в котором с трудом можно было угадать стройного красавца, которым он был двадцать лет тому назад.
Вот уж кого не беспокоили ни трава, ни обои.
- Это ты пол царства? – хмыкнула и наклонилась вырвать куст щирицы.
- Та брось ты её драть, один хрен вырастет! Ты посмотри, уже вся мокрая! Давай мы с тобой лучше встречу обмоем! Нинка самогонку выгнала классную, – он поднял большой палец к верху, - давай я сбегаю, а?
Нда…  «Сбегаю» означало «Дай денег». Какое счастье, что Бог уберёг меня и я не вышла за него замуж, а ведь могла, если бы не приехал к нему однокурсник, сослуживец и родственник через двоюродную сестру в добавок... Эх! Годы мои молодые… Подумать только, Генка был военным! Недолго, но всё-таки… Сейчас он из себя ничего великого не строит, статус «местного алкаша» принимает безропотно и не делает попыток женихаться.
- Геночка, нет у меня денежек, всё на обои и шпаклёвку истратила, а зарплата только через неделю.
Сказала я первое что пришло в голову.
- Какие обои? Ты шо, ремонт делать собралася? Так это ш обязательно сбрызгнуть надо, шоб гладко пошло!
Он преднамеренно начал сильнее «шокать», «гэкать» и коверкать слова, показывая дурашливость и подбивая организовать застолье.
- Нет, Геночка, вот закончу, тогда и сбрызнем. А сейчас ни времени, ни денег.
- Точно нет? – тоскливо посмотрел на меня «кавалер», - Совсем не найдёшь? - сменилась бравада на откровенное клянченье.
Я помотала головой и развела руки. Он, перевёл взгляд на дорогу: - А в долг она не даст…- проговорил негромко, озвучивая собственные мысли и, обращаясь ко мне, продолжил: – Ну, тогда я пошёл, может… Махнул рукой и нетвёрдой походкой потопал вдоль улицы.
Павлик и Дима вышли из двери мне на встречу.
- Стоп, стоп, стоп! Снимай очки, только вчера получил, будет то же, что и с предыдущими. – посмотрев на сына, предрекла я, напоминая участь очков, раздавленных чьей-то ногой неделю назад там же, на котловане.
Не говоря ни слова, Дима вернулся в дом и, спустя секунды, вышел без очков. Я знала, что дальние предметы у него «поплывут» но не стрелять же он будет? Кого надо - по голосу узнает.
…Оклеивать прихожую начали после семи часов вечера, чтобы, избегая сквозняка, закрыть комнату на всю ночь пока не «схватится» свежий клей. К полуночи «тыква» превратилась в «карету», а мы с сынулей как подкошенные рухнули в кровати. Всегда знала, что ремонт – утомительное «волшебство»!
Около часа ночи меня разбудил стук в окно. Я, как сомнамбула, вышла во двор, не понимая, кому могла потребоваться столь поздно.
Возле двери стоял молоденький полицейский, а вдоль дороги светились фары нескольких автомобилей, в том числе «скорая» и полицейский УАЗик.
- Здесь живёт Дима? – неуверенно спросил парень после приветствия.
- Да, а в чём дело? – недоумение начало сменять сонливость.
- Он вам кто?
Я растерялась, озадаченная всей этой кутерьмой среди ночи. Меньше часа тому назад было совершенно тихо и темно. И какое отношение ко всему происходящему имеет Дима?
- Сын. А в чём дело?
- Он дома? Вы можете его позвать?
Не понимая в чём дело, и не получив объяснений от сотрудника полиции, пошла за Димой, надеясь, что происходящее поймёт и объяснит он.
Через полчаса я, в домашнем халате надетом на ночную рубашку, и Дима в футболке и трико, которые он стянул с себя перед тем, как рухнуть в кровать, сидели в полицейском УАЗике возле калитки Людмилы. Мы, как нам сказали, ожидали следователя. 
Двор соседей был залит светом из окон и дворовых ламп. Было видно, как из дома один за другим выходят люди. Двое в белых халатах направились к калитке, а несколько мужчин прошли мимо теплицы к колодцу.
Минут через пятнадцать из калитки вышел мужчина лет тридцати пяти, сел в машину, со злостью посмотрел на сына и потребовал:
- Рассказывай, где ты был сегодня с двадцати до двадцати двух?
- Дома, обои с мамой клеили. – произнёс Дима и посмотрел на меня в совершенной растерянности. Большие светлые глаза без очков выглядели испуганными.
- Правду говори! Иначе поедешь на детекторе отвечать!
- Я правду говорю, дома был.
- Это кто-нибудь может подтвердить? – Перевёл полицейский колючий взгляд на меня.
- Да! Когда я занимаюсь ремонтом, то приглашаю в наблюдатели всю округу, а после и на ночь оставляю. – Вспылила я, видя, что Дима начинает бледнеть. - Вы сначала объясните, по какой причине подняли среди ночи несовершеннолетнего и устраиваете допрос? Следователь снова обратился к Диме, игнорируя меня:
- Ты Леру знаешь? Девочку из этого дома? – он кивнул в направлении соседского двора.
- Видел пару раз. Ей лет шесть – семь?
- Правильно. Сегодня видел её? – продолжал спрашивать полицейский.
- Да, вроде ходила по двору, я не присматривался.
- А ты сам куда-нибудь ходил?
- Утром в школу и часов в пять на котлован с Пашкой.
- Пашка это кто?
- Друг.
- Вы вместе ушли с котлована?
- Нет, он там остался, а мне надо было домой - обои клеить.
Я пыталась по вопросам определить, что заставило среди ночи приехать к соседям всю эту толпу. Единственное, что приходило на ум – Лера пропала. Но причём здесь мой сын? Почему пошли к колодцу? Может она за теплицей вышла на другой участок и…
Следователь оторвал взгляд от Димы и с открытой неприязнью посмотрел на меня:
- Наталья Алексеевна сделала заявление, что сегодня ваш сын изнасиловал её малолетнюю дочь Валерию. Вам нужно проехать с нами в районную больницу для медицинского освидетельствования, – четко и сухо произнёс он, не обращая внимания на наш с сыном обоюдный и одновременный вопрос-возглас:
-Что?!!!

8 глава.

Мне бы потеряться по дороге
В глухомани, где не ходит небыль,
Позабыть обиды и тревоги,
Напитаться мирозданья негой.

Одуреть, от запахов ликуя
И прижаться грудью к небесам.
Откровенность звёздных поцелуев
Ощутить душой, закрыв глаза.

Как бы потеряться-заблудиться,
Навсегда из яви убежать?
Сном дурным пускай она приснится
В том краю секунд на 25.
 
Я, едва открыв глаза на зорьке,
Прошепчу: «Не в руку этот сон!"
И в ответ,  лучами из-за горки,
Ясный свет прогонит тьмы закон.
Тревожная ночь с субботы на воскресенье закончилась.  На УАЗике нас привезли домой, следователь забрал одежду Димы на исследования, и мы предприняли очередную попытку поспать.
- Та-ня! – раздался со двора голос бабушки Лиды, вырывая из сна.
Я резко встала с кровати. Солнечный свет прорывался по краям плотных штор на окнах. «Сколько времени?» настенные часы показывали два пятнадцать. Натягивая на ходу халат, быстро пошла к выходу. Бабушка очень редко приходила, вероятно что-то срочно потребовалось.
- Здравствуйте, Тётя Лида, что-то хотели?
- А ты спала, наверное, ну извини, что разбудила. Мне бы Диму. Телевизор показывает, что обновление каналов, а что делать - я не понимаю. – В растяжку проговорила она, с лёгкой обидой в голосе.
- Он спит ещё, заходите, чая попьём, я Вам вместо телевизора историю расскажу. У нас ночью такое приключение было!
Я подала руку бабульке, помогая зайти на ступеньки. Через полчаса соседка знала всю ночную историю.
- Та они что, совсем чокнулись? – смотрела на меня тётя Лида, ожидая ответа.
- Ой не знаю, может такими и родились. - покачала головой, – Ну уж Лера – точно!
- Не, ну может что-то не дослышала, не так поняла, может по телевизору детё что-то увидела… Сейчас по телевизору каждый день кого-нибудь насилуют. То одна рассказывает, то другая и всё заканчивается требованием миллионов морального вреда. Учат деньги зарабатывать. Чи больше показывать нечего? Откуда только взялась эта гадость. Ну, девки - понятно, денег хотят, но детей, путать к чему? ... А этим чего? А я думаю: чего ночью машина за машиной на обочине выстроились… Ну ладно, мать запаниковала, позвонила.  Убедилась, что с дитём всё в порядке - так надо ж было прийти извиниться!
- Ой, я Вас умоляю! Она и слова такого не знает. Что вы хотите от селекции Люды и Лёши. – хмыкнула я, понимая ещё одну причину прихода соседки.
Вероятно, снова бабушку бессонница маяла. Не удивительно – полнолуние, жара и до солнцестояния пара дней. «У одних бессонница, у других глюки, у третьих психозы» - думала, пока слушала размышления соседки.
- Люда, да, цаца так цаца, а Лёшка, вроде не плохой, приветливый. – пожала плечами соседка.
- Наташка от другого Лёшки, от того, что у меня жил. Это первый муж Людмилы.
- А… Тогда понятно, у того гонора на десятерых. Мужик видный, да – заносчивый.
- Вот как стал гонор показывать, так к папе его и отправила. Мне такой пример для Димы не нужен.
- Я смотрю ты одного к маме отправила, царство ему небесное, другого к папе…
- Смеяться будете, - перебила я бабушку, - первый у своей мамы во дворе повесился, а второго у его мамы в доме прирезали. Этот у папы пока ещё живой.
- Ох и судьбы! - Покачала головой соседка. – Не везёт тебе с мужиками.
- Нет, это им со мной - я вроде лакмусовой бумажки: смотрит Боженька на то, что к моему берегу пристаёт и определяет забрать или ещё дать пожить - авось исправится. Не зря я замуж выходить не хотела, как та Дюймовочка.
Из-за двери в Димину комнату послышались звуки, и я сменила тему разговора
- У меня огурцы гореть начали и горькими стали до невозможности. Что делать, не знаю.
- А ничего не сделаешь, это сорт такой – начинают горечь давать, как температура почвы поднимается. Как картошка – сахар, если застывает.
Дима вышел из комнаты, поздоровался и быстро пошёл к выходу.
- Какой он уже большой, совсем парень, сколько ему? – проговорила соседка с улыбкой глядя вослед.
- Через две недели шестнадцать исполнится. - улыбнулась я, - Уже рост метр семьдесят у ребёнка и нога сорок второго размера, а ещё расти года три.  Высоким будет… Как Толик – вздохнула я и заварила чайный пакетик в чашке сына.
Тему о соседях возобновил Дима:
- Вот шизы! А я ещё и ноут Наташке обновлял. Знал бы, я бы вирусов ей накидал.
- Дима, не надо уподобляться, оставайся умным! – произнесла я просительным тоном, - это когда ты с ноутом успел?
- Да дня четыре тому назад. Я со школы шёл, тетка Людка подозвала, спросила, могу ли я помочь. У них ноут виснуть начал.
- А Наташка с Леркой дома были? 
- Да. Они с двух сторон через плечи тогда заглядывали, можно подумать, что-то понимали. У неё там куча обнов поприходила, а автоматическое установление было выключено, вот винда и возмущалась. Короче, я ей сказал, что делать в таких случаях надо, кое какие функции поотключал, флажки поснимал и перегрузил. Могла бы сама всё сделать, там везде понятно написано.
...Бабушка Лида с Димой ушли, а я, убирая со стола, обдумывала произошедшее.
Утром, когда нас привезли, было жгучее желание пойти к соседям за разъяснениями – сейчас настроение изменилось.
«С бедой надо ночь переспать». Беды у нас не было.  Было недоразумение и то не с нашей стороны. «Кто виноват, тот пусть и на поклон идёт. А я и без ихних «здрасьте» обойдусь. Жила не помирала и сейчас ничего не изменится» - со злостью подумала я и хлопнула дверцей шкафа, в который убрала хлеб. Резкий звук сработал как подзатыльник.
 «Ой Кузенька, извини дуру, сорвалась. Шкафчик ни при чём, шкафчик наш любимый, он пользу приносит» - мысленно поговорила с домовым и улыбнулась.
Остатки дня пролетели в хлопотах, перемешанных с ленью.  Ближе к вечеру Дима ушёл в кафе, отмечать выпускной, а я включила телевизор, намереваясь посмотреть какой-нибудь фильм.
Диктор новостного канала без эмоциональным чётким голосом сообщала: «…вершается регистрация кандидатов в президенты в Нагорном Карабахе. В Киеве состоялось заседание Верховной Рады. В повестке - второе чтение законопроекта о статусе русского языка. В Минске состоялось заседание Совета постоянных полномочных представителей государств - участников Содру...»
 «Точно полнолуние действует на людей. Как можно запретить человеку говорить на том языке на котором он думает? Вообще глюканулась Рада» - подумала, переключив канал на НТВ и попала на рекламу.
Мысли закрутились вокруг Украины. Вспомнился ноябрьский вечер и огромные шары белых хризантем. До того дня мне никто не дарил цветов. Тогда почему-то громко застучало сердце. На столько громко, что слова Лёни, до безумия красивого парня, проходившего срочную службу на аэродроме за городом, до сознания доходили с огромным трудом.
…- Мне на дембель пора, но я могу задержаться в части на полгода. Ты как раз закончишь школу, и мы уедем ко мне на родину.  Я написал маме…
Через коротюсенькое десятиминутное свидание во дворе, мама и бабушка в два голоса наперебой увещевали меня:
- В качестве кого ты собираешься ехать? Что ты о нём знаешь? Ты думаешь, у такого видного парня невесты нет? Да даже если бы не было, он приедет - девчата как бусы вешаться начнут, – сыпала вопросы и аргументы мама.
- Он откуда? – вступила в разговор бабушка.
- Из Украины. Ивано-Франковская область, город Златополье, – сообщила я.
 Мама с бабушкой переглянулись, и мама ушла вглубь дома.
- Знаешь, Танюша, в Ивано-Франковской области очень недобрые люди живут – западенцы, бендеровцы. Я их в войну повидала - немцы добрее были. Звери настоящие. После войны их Сталин в лагеря определил, а Хрущёв только стал – выпустил. Они русским глотки зубами грызть готовы. Я не знаю твоего Лёню, может он хороший парень, но он не в пустыне живёт. Не он так соседи съедят. Там до сих пор в каждой хате пулемёты с войны припрятанные своего часа ждут.
Мама вышла с большим атласом в руках.
- На – сунула она мне его в руки, Ивано-Франковскую область я открыла, ищи Златополье.
В глубокой тишине я несколько раз обшарила глазами карту перечитывая названия всех селений включая самые мелкие. Ни города, ни посёлка, ни захудалой деревушки с таким названием не было. Мама забрала атлас, перевернула несколько листов и снова отдала мне.
- Смотри здесь и читай область. Запорожская. Он что, сам не знает, где живёт? Знает. И для чего тебе врал – знает, а тебе знать незачем. Если даже о таком брешет, то ни в чём веры быть не должно. Ясно?
Я кивнула и молча ушла ставить атлас. «В качестве кого? в качестве кого? В качестве человека. Какое ещё качество может быть?» - с досадой шептала, передразнивая их.  Лицо пылало, гвозди слов продолжали вбиваться в сознание, под ними пульсировал вопрос: как сказать, что не поеду? Какую найти причину? Мама не пускает – не серьёзно, что я маленькая? Мысли переключились на хризантемы «Надо Светке завтра показать – обзавидуется. Её уже три месяца жаба давит, что Лёнька меня выбрал. А вот если бы ещё и уехала с ним...»
 Когда я вышла хризантем в вазе не было.
- Забудь. – строго сказала мама, - это не твои цветы…
«Эх! Не послушала бы тогда, сбежала бы, и не было бы в моей жизни ни Людки, ни Нельки, а если бы с Лёнечкой не сложилась – целая Украина «Лёнечек». Не пропала бы от одиночества. Говорила бы сейчас на мове и горя не знала» - закончили воспоминания бравадные мысли.
Стукнула калитка. Я быстро встала с кресла и вышла веранду. Густые сумерки заливали комнату, но было достаточно хорошо видно Диму.
- Ты чего прибежал?
- Я совсем ушёл. Настроения нет. Там пьянка начиналась за углами, чтобы родоки не видели, я не захотел пить. Поел и ушёл.
Мы зашли в дом и погрузились в виртуальные миры компьютеров каждый в своей комнате.
9 глава
Сыне Божий, замолви словечко.
Укрепите и душу и тело,
Пожалейте меня, человечка,
Если надо - карайте за дело.

Отче наш, огради от навета,
И десницей своей всемогущей,
Умоляю, прикрой моих деток,
Отведи тёмный мрак, злые тучи.

Дух святой, не оставь без защиты,
С нами рядом пребудь днём и ночью.
Оградите, услышьте молитву -
Всех святых я прошу, очень-очень.

«Господи, а бурьян то поднялся! Не успел дождь земли коснуться… За пару дней по колено вымахал» - оглядывала я обочины вдоль дороги, идя домой с работы. « Надо будет сейчас перед двором вырвать».
Солнце зависло примерно в пол метре над крышами домов и бросало яркие, но не слишком жгучие лучи в прорехи облаков. Они били в глаза, заставляя невольно отворачиваться от созерцания домиков на противоположной стороне залива, зелёной линии горизонта, соединяющейся со светло-голубым небом и серого асфальта дороги.
- Привет! С работы? – окликнула меня приятельница из-за сетчатой изгороди заросшей диким виноградом и развесистыми кустами шиповника.
- Привет Оля. С работы. А ты уже решила с травой повоевать? – ответила, подходя ближе.
- Да вот, смотрю не знаю за какую грядку раньше браться. Дождя две капли, а работы на две недели… Что там твои соседи? Никто не приходил?
После бабушки Лиды, Оля первая узнала о выходке Натальи. Мы невольно сблизились, когда обнаружилось, что дочки учатся в одном классе. Девочки давно окончили школу, но у нас к этому времени завязались приятельские отношения, и мы продолжали делиться радостями-горестями.
- Нет, вероятно не считают нужным. Да Бог с ними, – махнула рукой, – Как там Люся, родила уже?
- Нет, пока ещё ждём. – улыбнулась женщина, - а твоя замуж идёт или снова в поиск?
- Ну, кольцо приняла. Живёт у Саши – есть надежда, что таки нашла, что хотела.
- Они квартиру снимают? – продолжала расспрос Оля, бросая взгляды на грядки.
- Нет, у Сашиных родителей трёхкомнатная квартира в Коломенском. Вот у них и живёт. Учится с будущей свекровью уживаться. 
- Ну и хорошо. И всё-таки я не понимаю Людку… Пускай Наташке стыдно на глаза попадаться, но она то уж поумнее, могла бы… Всё же соседи, да ещё и вода из одного колода – по любому мириться нужно… Ладно, пошла! – Оля отступила от забора в сторону огорода.
- Ну, давай, трудись. Пока-пока, – не стала я развивать неприятную тему и отступила от изгороди.
«Да. Рвать нужно». Утвердилась в предположениях, подходя к дому.  Немного постояла, оглядывая пространство перед воротами, засыпанное щебнем и кирпичной пылью, посередине которого росла высокая развесистая берёза.
«Пока деваться некуда…» - заходя во двор, раздумывала и мысленно пересчитывала отложенные средства на асфальтирование въезда, которые теперь уйдут на покупку комнаты. Замкнутая дверь оповестила, что Димы нет дома.
По привычке включила телевизор и пошла на кухню разогревать борщ.
«…Уголовное дело по факту массовой гибели людей в результате наводнения в Краснодарском крае было возбуждено 8 июля 2012 года краевым отделением Следственного комитета РФ по части 3 статьи 109 УК РФ причинение смерти по неосторожности двум и более лицам. С начала расследования дело находилось на особом контроле председателя Следственного комитета, Александра Бастрыкина…» – несся женский голос из моей комнаты.
«…К ликвидации последствий наводнения привлечено более 19 000 человек и 2500 единиц техники, в том числе более 5000 сотрудников и 600 единиц техники МЧС России. Поисково-спасательные работы продолжаются…» – продолжил вещать мужской.
«Бедный Крымск! Смыло на фиг и траву и асфальт. Вот тебе и курорты Краснодарского края» - пронеслась мысль – «В собственном доме утонуть… Жуть полная».
 Стукнула входная дверь.
- Ты уже дома?  - задал риторический вопрос Дима, проходя на кухню. – А я испугался, что двери забыл замкнуть. Что покушать есть? Мы с пацанами на котлован ходили, только там сегодня вода холодная, Пашка остался, а мы с Силантием по домам пошли. – сыпал ответы на незаданные вопросы и переодевался сын, пока я спокойно доедала борщ.
- Хорошо, - приняла к сведению рассказ, налила борщ в тарелку и поставила на столе, – сметану или майонез сам клади.
- Мы договорились завтра в город мотануть. На ночь по сетке поиграть, ты же не против? – спросил он, размешивая сметану.
- Нет, конечно. Только сейчас работа будет - надо траву за двором вырвать.
В ворота громко постучали.
- Кто там? – Задала в пространство комнаты вопрос и быстро пошла на улицу.
Возле ворот стояла белая легковушка.
- Дмитрий дома? – спросил мужчина лет тридцати на вид, едва я вышла за двери.
- Здравствуйте. А для чего вам Дима? – недоумённо ответила вопросом на вопрос.
Мужчина достал из нагрудного кармана клетчатой шведки удостоверение и развернул его.
- Здравствуйте. Вы его мать? Вас обоих вызывает старший следователь районного СК Косенко.
- Хорошо. Вероятно, ДНК пришло? Когда к нему ехать? – задавала я вопросы, вспоминая расписание маршрутки.
- Сейчас – остановил мои размышления мужчина.
- Интересно… А на чём же мы добираться должны почти в семь вечера? Такси вызывать? Днём никак нельзя? – недоумевала я.
- Мы отвезём. – коротко ответил мужчина, кивнув в сторону машины, с сидящим в ней напарником.
- Ну, тогда подождите, сейчас соберёмся. – пожала плечами и пошла в дом с мыслями о тратах на обратную дорогу.
«…Пользуясь служебными полномочиями, считаю необходимым произвести задержание Вашего сына Ковач Дмитрия, подозреваемого в совершении преступления по статье сто тридцать вторая часть вторая пункт Б, иные действия сексуального характера с применением насилия или угрозой его применения к потерпевшему (потерпевшей) или к другим лицам либо с использованием беспомощного состояния потерпевшего (потерпевшей), соединенные с угрозой убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, а также совершенные с особой жестокостью по отношению к потерпевшему (потерпевшей) или к другим лицам на сорок восемь часов…» - Читал с листа невысокий черноволосый парень лет двадцать пяти, стоя за письменным столом, заставленным монитором, клавиатурой, различными папками и канцелярскими принадлежностями.
Он так и говорил: сто тридцать вторая, не ставя слова в нужные падежи и не склоняя фамилию сына. Две женщины, представленные как адвокат и педагог, сидели напротив нас в небольшом, узком кабинете с массивной фигурной решёткой на окне едва не касаясь коленями. Два мужчины – те, с которыми ехали сюда, стояли у открытых дверей. Все они внимательно смотрели на нас с Димой.
Я слушала, не понимая услышанного. Мы ехали в твёрдой уверенности, что вызывают подписать какие-либо протоколы и были настроены вернуться домой в течении часа, двух от силы.
Дима растерянно посмотрел на меня, и я вспылила:
- Да вы что?! C ума посходили?! Какие насильственные действия? Он, скорее, компьютер с особой жестокостью изнасилует! Какая потерпевшая? Какое задержание? Он несовершеннолетний и вы не имеете права его задерживать, – громко возмущалась я.
- Уголовная ответственность по этой статье наступает с четырнадцати лет. Дмитрию уже исполнилось шестнадцать и у меня есть право задержать его, – сухо констатировал Косенко.
Адвокат кивнула и тихо-тихо сказала:
- Имеет.
- Что за чушь вы здесь городите?! Мы с семи вечера с обоями долбались! Когда он должен был её изнасиловать?! Да он эту Леру в глаза не видел!
- Зато она его хорошо рассмотрела, когда он на ней лежал, – буркнул старший следователь, опуская глаза и садясь в офисное кресло.
- Лежал??? Хорошо, предположим, я его выгораживаю: Дима, встань! – резко обратилась к сыну, и он буквально вскочил со стула, – Посмотрите на него, у девочки примерно метр десять, – подняла руку, обозначая на туловище сына рост ребёнка, - Разница в шестьдесят сантиметров не смущает? А учитывая, что две третьи длины это ноги - девочка могла только его живот рассмотреть! - сильнее и сильнее повышала я голос, - Медики её осматривали в тот же день - никаких повреждений нет! К ней в принципе никто не прикасался! – буквально кричала, вцепившись взглядом в круглые карие глаза насупленного парня, - О каком насилии Вы говорите? - Полный дебилизм!
- Это Вы мне? - нахмурился Косенко.
Я обвела глазами присутствующих, и, заметив напряжённые лица у мужчин возле дверей, вспомнила, как один из них дёрнулся, когда я приказала сыну встать.
- Садись - взяла Диму за руку и потянула, - Это я о ситуации, или у Вас по пословице «шапка горит»? Не знаю, что там эти дуры понаписали-понаговорили, но всем словам должно быть подтверждение.
- Я был там! Я сам лично осматривал дорожку. Там трава примята так, как будто на ней лежали! Я уверен, что следы спермы будут, – Глядя мне в глаза, не менее эмоционально, чем до этого я сама, выпалил Косенко, – Сейчас у Дмитрия возьмут анализ крови. Будем делать экспертизу ДНК. Скорая приехала? – громко спросил он и, получив утвердительный кивок от мужчин, стоящих у двери, распорядился, – Пригласите.
Проходить было практически некуда. Женщины встали и прошли в коридор между посторонившимися мужчинами. Едва зашла медсестра, те снова стали плечом к плечу.
«Матёрого бандюгу караулят, чтобы не сбежал. Херои!» - появилась горькая мысль, наполненная сарказмом. Глянула в совершенно белое лица сына и попросила медсестру:
- У вас нашатырь и глицин есть? Дайте пожалуйста, а то мой «насильник» сейчас в обморок грохнется.
Понимая, что Диму отправят в ИВС, что бы я сейчас не говорила и как бы не распалялась, взяла его за руку, обращая внимание на себя.
- Димочка, разбираться нужно мне. Ты ничего не сможешь сделать. Понятно, что все планы срываются, но держать тебя больше сорока восьми часов они не смогут по закону. Ты меня понял?
Он кивнул, глядя в упор широко распахнутыми глазами. «Очки не успел одеть после котлована, ну и хорошо, глаза отдохнут» - подумала я, мысленно гладя его по голове и щекам.

 10 глава

Как ни ходи окольными путями -
Дороги жизни к правде приведут,
И будешь черпать полными горстями
Всё то, что ты оставил за маршрут.
Не плюй, когда захочется, в колодцы -
Не для того расставила их жизнь.
Случится - и тебе хлебнуть придётся,
И что же будешь пить тогда, скажи?
Всё тайное становится однажды
Настолько явным и доступным свету,
Что и слепой на подлость в миг укажет.
Живи без зла, не забывай об этом!
 Утро, кроме солнечного света, заливающего комнату не принесло ни одной здравой мысли. Я лежала, смотря в окно и поглядывала на часы.
Вчера, выйдя из следственного комитета около десяти вечера, ловить попутку или вызывать такси не стала. Просто отправилась домой пешком. Идти надо было больше десяти километров, но чувствуя, что именно это мне сейчас необходимо, пошла не раздумывая.
За время в пути я задавала незаданные вопросы ещё, и ещё раз убеждала оставленного в кабинете следователя в невиновности Димы. Разговаривала с Наташкой и Людмилой. Задавала им вопросы и отвечала вместо них самой себе, пытаясь объяснить причину этого театра абсурда. Эпизод за эпизодом, слово за словом вспоминала буквально по минутам тот злосчастный субботний день, включая разговор с Нелькой.
В памяти всплыл только один короткий непонятный момент, когда перед тем как лечь спать, я выносила обрезки обоев в сарай.
Сарай был кирпичный, семиметровой длины и стоял рядом с колодцем. Задняя стенка, на пол метра отступая от межи вовнутрь моего двора, за неимением изгороди служила вместо неё. За боковой стеной в сторону огорода точно на меже стояли два листа шифера от которых тянулась сетка-рабица.
Там, за стенкой сарая, около полуночи мне послышались очень тихие голоса.
За усадьбой соседей был заброшенный хозяевами участок земли. От подворья его отгораживал только балаган. Пройти между ним и металлической сеткой с моей стороны - не составляло труда - тропинка около метра шириной позади балагана приводила прямиком к колодцу. Предположив, что могли забраться воришки – охотники за водяными насосами, я затаилась. Шёпот и треск веточек за стеной отдалился от колодца в сторону балагана и тут я отчётливо услышала голос Натальи: «Нет! Не так! Сюда» и другой, более глухой Людмилы: «Тише». Рассудив, что в своём дворе барышни могут заниматься чем угодно и когда угодно, я ушла в дом.
По сути, это воспоминание не имело к Диме отношения. Но если соседки поздно ночью ходили вокруг балагана, а буквально через час нас везли на медосмотр то, когда же Леру «изнасиловали»?
Уже за полночь я зашла в посёлок, погружённый в безмятежный сон. Стены кирпичных домов с тёмными блестящими глазницами окон освещал яркий фонарь на углу улицы. Мои сандалии громко клацали по асфальту в глубокой тишине. Через пару дворов вниз по улице залаяла потревоженная собака. В сопровождении этих звуков я зашла в калитку, достала ключ из сумки и предприняла попытку вставить его в скважину замка. Сделать это оказалось невероятно сложно. Скважина как будто перемещалась, избегая ключа. Дом не хотел пускать меня вовнутрь. Я прислонилась лбом к двери и слёзы хлынули потоком.
 Всего пару часов тому назад у меня забрали моего ребёнка, а я не смогла защитить, не смогла остановить. Отчаяние горячей жидкостью выливалось через сомкнутые веки, трясло плечи и сжимало горло не позволяя вдохнуть. Ноги подогнулись, заставляя сесть на ступеньку возле замкнутой двери.
- Сыночек, родненький, прости меня... Прости, что я гордыню послушала… За целый месяц ни разу не встревожилась… Роднулечка моя… Я обязательно всё исправлю… Потерпи всего два дня… - всхлипывала я в перерывах между шёпотом. - Деточка моя дорогая… Да что же это за напасть такая… Сколько же можно… - Сжимаясь в комок, обнимая колени и раскачиваясь в стороны, шептала глотая солоноватую жидкость, льющуюся по щекам, - Господи, помоги ему… Он же ещё совсем ребёнок… Господи, помоги нам…
Лёгкий ветерок шелестел сухими листьями, упавшими с большого ореха на плиты двора. Где-то вдалеке закукарекал петух. Звуки наконец смогли пробиться в переполненный отчаяньем разум. Я поднялась, пошатываясь и держась за стену дома.
…Чувство тревоги разбудило меня значительно раньше, чем я обычно вставала на работу. Понимая, что уснуть больше не получится, встала и пошла греть чайник. Идти к соседям было слишком рано. «Или поздно» мелькнула мысль. «Господи, что происходит? Откуда взялась эта напасть? Когда Наташку перемкнуло?» - мысленно задавала вопросы, зная, что ответы получу только через несколько часов. 
Едва дождавшись девяти утра, я пошла к соседям.
На стук в окно вышел Алексей, щуплый, сутулый мужичок лет шестидесяти на вид. Увидев меня, остановился со смятеньем на лице в проёме двери:
- Чего тебе? - спросил, оглядываясь в комнату.
- Диму арестовали. Наталья дома? – произнесла я, пропустив приветствие.
Едва успела договорить, у него за плечом появилась чёрная шевелюра, и Наташка с перекошенным злостью лицом, заверезжала:
- Так ему и надо! Ты чего пришла? Убирайся отсюда! Ты мне ещё и моральный вред выплатишь! Папа, не разговаривай с ней! Где телефон? Звони в полицию! – она повернулась и исчезла в глубине дома, выкрикивая в адрес мужчины приказы, - Я сказала, не разговаривай с ней! Не говори ничего! Быстро иди в дом!
Опешив от такого «приёма», я молча смотрела на Алексея.
- Таня иди… Иди… Ты видишь? – он махнул рукой в направлении убежавшей Натальи.
Не говоря ни слова, я вышла из двора соседей.
В полной растерянности дошла домой, открыла двери, ноги ослабели, и я присела на топчан в веранде.
Слова, выкрикиваемые резким, визгливым голосом Натальи бились внутри головы, сталкивались друг с другом, перемешивались, снова и снова выстраиваясь во фразы, совершенно понятные и непонятные одновременно.
Несмотря ни на что, Наталья твёрдо стояла на том, что Дима изнасиловал Леру.
 Значит она не собирается отказываться от обвинения, значит все доводы в её оправдание, которые я изобрела, идя ночью домой – пустышка. Значит, каким-то образом она смогла убедить следователя… «Господи! Та для чего же ей это надо? Она же точно знает, что с Лерой ничегошеньки не случилось!» - начались пробиваться мысли сквозь хаос визжащих звуков в голове. «Какой моральный вред? За что??» - ярче всех обозначились слова и выстроились в вопросы.
Наталья была несдержанной, не отличалась уровнем культуры от рыночных хабалок, мёртвой хваткой цеплялась за всё, что сулило выгоду, даже если выгоды на копейку, но она совершенно не была хитрой и изворотливой. Ситуации, в которых другие начинали активно шевелить мозгами, она разрешала криком и нападками. Так было с того времени, когда я увидела её первый раз тринадцатилетней девочкой.
Что происходит? Недослышала, запаниковала, вызвала полицию, а после решила воспользоваться ситуацией? Вспомнился коридор следственного комитета и плакат на стене с распечатанными статьями из УК РФ. Заведомо ложный донос… наказывается штрафом в размере от ста тысяч до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода, осужденного за период от одного года до двух лет, либо принудительными работами на срок до трех лет, либо лишением свободы на тот же срок.
«Ну дура! Куда она лезет? Как только придут анализы, статью получит она сама! Господи, вот идиотка!» - недоумевала я. «Ладно, ждём анализы» - вздохнула, мысленно попросила прощения у Димы и пошла завтракать.
Ощутив в полной мере состояние «кусок в горло не лезет», с одной печенюшкой плавающей в двух чашках кофе в желудке, через полчаса вышла за двор спасаться бездумной работой.
Слабые корни травы легко вырывались из кирпичной пыли, но солнце, поднимаясь всё выше, начинало припекать. К тому времени, когда перед двором остановился полицейский УАЗик, я успела убрать треть площади и собралась заходить в дом.
Из машины вышел наш участковый – Уткин Александр Леонидович, невысокий, коренастый мужчина моего возраста. Мы были знакомы с тех пор, когда из-за безумных агрессий покойного Вахтанга, не единожды приходилось вызывать полицию утихомиривать соседа.
Именно он, тогда ещё только помощник участкового, посоветовал снять квартиру. От него я узнала подробности смерти Вахтанга и о смерти Шамам - умершей при очень странных обстоятельствах немного раньше.
…Шамам приехала примерно через пару месяцев после нашего бегства, снять накопленную на сберкнижке пенсию. Я знала, что она уехала в Армению с сестрой и зятем Вахтанга, но раз в год приезжала сюда за пенсией. Обычно она останавливалась у сватов – Жоры и Марии, которые жили в соседнем посёлке. В этот свой приезд она остановилась у Вахтанга. По какой причине на третий день, вернее ночь старуха «разучилась дышать» осталось не известным. Физических травм в области шеи не нашли, а синяки на запястьях к дыханию отношения не имели. Выдвигать обвинение против убитого горем сына сочли равноценным кощунству…
- Привет. Ты к соседям ходила? – громко спросил участковый, подходя ко мне.
- Хо-ди-ла…- смотря ему в глаза, проговорила по слогам, кивая головой.
- Пошли протокол писать. – так же громко скомандовал он и двинулся во двор.
Мы зашли в веранду и он, значительно более тихо и спокойно спросил:
- Ну, чего тебя туда понесло? Чего добилась? Скандалов мало? Соскучилась?
Я молча шла впереди по дому.  На кухне, быстро убрала чашку и тарелку с не съеденными бутербродами. Вытерла стол.
Саша сел, раскрыл на столе папку для протоколов и достал пустой бланк.
- Фамилия, имя, отчество, дата рождения, адрес прописки.
- А то ты не знаешь: Ковач Татьяна Сергеевна, ноль пятого, ноль девятого, тысяча девятьсот шестьдесят пятого гэ эр… – начала называть я требуемые факты, встретившись с очень серьёзным взглядом участкового.
Он быстро вносил данные в протокол, а я смотрела в окно.
 Совершенно белые фигуристые облака зависли над старой жердёлой в соседнем дворе. Одно, похожее на здоровую рыбину с широко открытым ртом, медленно надвигалось на маленькое, полупрозрачное, бесформенное облачко напоминающее клок холлофайбера. «Съест - нас съедят, а нет – выпутаемся», - загадала, слушая монотонный голос Александра Леонидовича:
- …предупреждена за несение ответственности по статье двадцать КОап эРэФ и обязуюсь не вступать в диалог с Рахно Натальей Алексеевной и членами её…
Мелкое облачко начало рассеиваться.  Туловище «рыбы» менялось, становясь более шарообразным, высокий спинной плавник оторвался и улетал вперёд, из открытого рта показалась бесформенная масса. «Кого-то явно стошнит…», ну лишь бы нам «рассеяться». Вздохнула, услышав:
- Пиши: с моих слов записано верно и мною прочитано, число, подпись.
Я выполнила требование.
- Так, дело сделали, теперь угощай чаем, - закрыл папку участковый и нажал кнопку включения на электрочайнике, стоящем на столе.
Я молча достала из шкафа коробку с чайными пакетами и печенье.
- Я вчера из отпуска вышел, вместо меня молодой был. Заявление твоей соседки читал, специально сегодня заезжал к Косенко, всё-таки мой участок. Поговорили… - Саша замолчал, отжимая пакетик, вынутый из чашки, - Куда?  - указал глазами на него, и я поставила на стол блюдце. Сделав пару маленьких глотков, он продолжил:
- Я ему сказал, что Дмитрий не тот фрукт. Что хорошо его знаю. И Рахно хорошо знаю. Всю семью. – отрывисто говорил он, отхлёбывая небольшие глотки из парящей чашки. – Только, по-моему, ему всё равно - виноват-невиноват. У него какой-то свой интерес. Какой – не знаю, могу только догадываться.
- Ну, хотя бы догадками поделись, – я внимательно посмотрела на него.
- Только так, я тебе не говорил, откуда узнала – не моё дело, – и, получив мой утвердительный кивок, продолжил, - Следственный Комитет у нас в районе в прошлом году создали, до этого обходились тем, который в Матвеевом-Кургане. Возглавил его Аваков. По рекомендации из Ростова. Рома появился месяца четыре тому назад. Перевёлся из того же Ростова. Он племяш того Косенко, который Таганрогскую тюрьму курирует. Прокурора. Думаю, перевёлся с повышением. Получить старшего после учебки – лет пять надо, и то, если повезёт. А так, переводом… - он допил чай. – У тебя курить можно?
Я встала закрыть двери в Димину комнату и невольно посмотрела на неубранную кровать. Синтепоновое одеяло, лежащее неровным рулоном в длину, создавало впечатление присутствия человека на постели. «Только, там пусто» скользнула мысль, мгновенно наполняя влагой глаза и горечью гортань. Я задержала дыхание, крепко зажмурилась и сжала челюсть, загоняя слёзы обратно. Быстро закрыла двери, выдохнула и включила вытяжку.
- Кури – пепел в блюдце к пакетику… Ладно, про Косенко с переводом понятно, а Дима здесь каким боком?
- Я сегодня ночью троих ребят арестовывал. Одному семнадцать, другому восемнадцать, третий весной из армии дембельнулся. Изнасиловали шестнадцатилетнюю, – он помолчал, – мне и она и вся семейка хорошо известна. Отец с матерью пьют, она тоже бухает и уже года два по всем куширям таскается. А вчера вечером её видите-ли лишили девственности с особой жестокостью. Те двое, что помладше в полной отказке, говорят, даже не дотрагивались. Старший не отрицает, но утверждает, что она сама чуть ли не в штаны залезла. Только дело по статье «изнасилование группой с особой жестокостью» у Ромы…
- И это у Ромы? Две откровенные липы сразу? Это ж почему так фортит? – спросила, глядя исподлобья на собеседника, – Там других следователей нет?
- Нету… Ты слышала, что в Крымске творится? Пятерых из следственного комитета и двадцать семь из РОВД туда отправили. В следственном всего было восемь человек, включая Авакова и его секретаршу. Вот и остался Рома один… И поплыл крупнячок…
Облако в небе над жердёлой выплыло из подсознания, и я вспомнила то важное, что должна узнать у Александра:
-  Ты заявление читал, что там написано?
- После десяти вечера Наталья с Людмилой вернулись домой и узнали от Алексея, что примерно час назад к нему подошла Лера и сказала, что к ней приходил Дима играть в писю. Они начали расспрашивать Леру, она повторила то, что говорила деду и пояснила то, что он приходил через колодец. Объяснения Алексея Чудаева не дал. – Саша встал из-за стола. – Не ходи к ним, это бесполезно. – он двинулся к выходу. - Что узнаю – позвоню. Телефон не поменяла?
- Нет. – ответила, идя следом.
Резко зазвонил телефон Уткина:
- Да, еду. – коротко ответил предварительно, глянув на монитор старенького кнопочного устройства. - Ой, чуть не забыл! – приоткрыл папку, вытаскивая листик блокнотного размера, - Тебе повестку Косенко передал.
- В суд? - изумилась я, беря в руки бумагу, - В качестве законного представителя, на завтра… Он что, и в суд повестки выписывает? – переводила я удивлённый взгляд с листочка на лицо участкового и обратно.
- Скорее всего заранее взял. Я же говорю, здесь не всё так просто. Полетел. У меня сейчас четыре участка – хоть разорвись.
Александр уехал, оставив меня с ворохом мыслей, похожих на то бесформенное облачко в небе.
 
11 глава

Я не люблю спотыкаться о даты
И не итожу прожитые дни -
Прибыли были, и были утраты,
Будут со мною и дальше они.

Помню, однажды о совесть споткнулась -
Выбросил кто-то - пройти не смогла.
Вот, подобрала - наверно рехнулась...
Вместе бредём от угла до угла.

О состраданье споткнулась, о разум...
Может и надо идти налегке,
Только - привыкла. Конечно, не сразу.
Так и таскаю я их в узелке.

«Трудно живёшь», - говорят: «Проще нужно!
Ты на земле - за земное держись,
В гору карабкаться стоит натужно,
А не смотреть в поднебесную высь».

Но если, вдруг, вы - в расщелину с лёту...
Не рассчитав, не увидев провал...
Вам не поможет ничем, ни на йоту,
Тот, кто узла за собой не таскал.

Звуки воробьиных разговоров проникли в сознание значительно раньше мелодии будильника. Утренняя прохлада наполнила комнату и заставила потянуть на себя покрывало. Почти бессознательные движения разбудили, и одна за другой понеслись мысли. Понимая, что сонливость тает, как льдинка на солнышке, я обречённо вздохнула.
Срочной необходимости вставать не было, но и безмятежно нежиться в постельке, как в дни отпуска, не получалось. Чувство тревоги, которое проснулось одновременно со мной, увеличивалось с каждой минутой и требовало немедленно подняться и бежать. Куда? Зачем? На эти вопросы тревога ответов не знала.
«Ну что же, бежать так бежать», - согласилась я и мысленно побежала на работу. Отчиталась о вызове в суд своему руководству, вызвала такси к проходной, приехала на пригородный вокзал, села на маршрутку в райцентр и, даже прошла по тихой улочке от остановки до здания суда.
И тревога не унималась, и будильник не звонил…
Вздохнула и, переворачиваясь на другой бок, глянула вскользь на часы. «Пять тридцать пять! До Канадской границы успею сбегать, пройти таможню и вернуться обратно». Досада пнула тревогу, и та обиженно отступила, но окончательно не исчезла. «Ещё час можно спать» - я перевернулась на живот, обняла подушку и представила небо с тихо плывущими облаками.
Звонкий щебет продолжал литься в открытые форточки и утихать не собирался. «Другого дерева не нашли?» - мысленно задала риторический вопрос. Будто услышав, каркнула ворона, и пичуги сорвались с веток, оставляя на пару секунд шелест крыльев среди зелени ореха. Едва затихли эти звуки, прилетел отдалённый крик петуха, и через несколько секунд ему в ответ раздалось ответное «Ку-ка-ре-ку». Вдалеке на разные голоса залаяли несколько собак.  По дороге рядом с домом промчалась машина.
Вздохнув очередной раз, я спустила ноги на пол и села. «Засыпать в начале третьего и просыпаться раньше шести – явный перебор. Буду весь день тупить, как зомби. Надо хотя бы рожицу в порядок привести», - медленно формировались мысли. Поднять тело с кровати было сложно, и я продолжала сидеть с закрытыми глазами, облокотившись на колени и поддерживая голову ладонями.
«Господи, как было бы здорово если бы вся эта каша оказалась просто сном… Какого чёрта Наташка взбесилась? Сезонное обострение шизы началось? Так у неё до сих пор был другой диагноз» - сознание кинуло расплывчатые картинки мужских силуэтов и Наташки с похотливым выражением на лице, сопроводив всё это наигранным зазывным смехом молодайки. «Может она Димку соблазнить решила, а он не повёлся?.. Он человечек поздний, он ещё в прятки с пацанами играет, а не под юбки заглядывает. А ты, девушка, с четырнадцати без тормозов начала. Всю округу перепробовать успела… Господи, это её личное дело в конце концов! Хотя, какое личное дело в четырнадцать лет? Людке надо было любить девчонку, чтобы она любовь по мальчикам искать не начинала. А может и Людка ни при чём, просто папины гены сработали ... А может, и правда решила обучить премудростям? ... Да нет, навряд ли, ей хоть какая-то выгода нужна. А какая польза от Димки? И всё же… Он говорил, что она пару раз приходила к нему покурить пока я на работе была. Странно… покурить к некурящему пацану. Но если тебе было четырнадцать, когда… то и бойфренду, наверняка, шестнадцать-семнадцать. Это мне Димка – пацан. А её глазами - вполне способный парень… Может, она намекнула, а он нагрубил? ... Ладно, привезу домой, устрою допрос с пристрастием. Нечего гадать на мутной воде…» - оборвала поток сознания и посмотрела на настенные часы, висевшие между окон.
 Стрелки выстроились в вертикальную линию. «Так, надо взять футболку, шорты и обувь приличную - нам в автобусах среди людей ехать. Переоденется в суде в туалете… Ещё очки не забыть… Завтраком его накормят, а вот на обед из суда не повезут. Бутербродов возьму и кофе надо в бутылку налить.» Вздохнула, провожая ночь и тяжело поднялась с постели, ощущая невидимый груз предстоящих дневных забот.
... К зданию районного суда я подошла минут на двадцать раньше назначенного времени, физически проделав весь путь, который мысленно нарисовала рано утром. Молодые берёзки, росшие у стены между воротами и широкими ступенями, вселяли чувство сострадания. Они как будто заблудились на этом участке улицы покрытой асфальтом вплотную к зданиям суда, прокуратуры и стоящей напротив юридической консультации. 
 Жаркое июльское солнце, вгрызалось лучами в строения, дорогу и машины по обеим сторонам улицы. Окинув взглядом округу, я поняла, что искать тень бесполезно. Высокорослые деревья росли за зданиями в глубинах дворов, словно сами сбежали с пышущей жаром площади. Подойдя ближе к берёзкам, посмотрела на засохшие каёмочки запылённых листиков и поняла, что единственное укрытие – недра суда.
Пока я обозревала улицу, почти вплотную к ступеням подъехала легковая машина и, притормозив на несколько минут, выпустила на свет божий Косенко Романа Викторовича.
Он быстро взошёл по ступеням, искоса глянув в мою сторону и скрылся за стеклопластиковой дверью. «Пора» - глубоко вздохнула и двинулась следом.
Полумрак, прохлада и тишина в коридоре суда сразу же начали обволакивать сонливостью. «Приедем с Димой домой - спать улягусь. На работу не вернусь. Придумаю что-нибудь», - планировала я, заходя в зал заседания и усаживаясь на одно из деревянных откидных кресел.
Соединённые по четыре, они попарно стояли двумя рядами перед широким столом, находящимся на возвышенности. Перпендикулярно правому ряду стоял небольшой письменный стол. Слева, рядом с распахнутой двустворчатой дверью, через которую я вошла, часть помещения была огорожена металлической решёткой.
«Театр юного зрителя с клеткой для диких зверей», - мелькнула саркастическая мысль.
В зал зашёл следователь и быстрым шагом прошёл к столу, следом появилась женщина, которую ранее Косенко представлял, как адвоката, и прошла в начало ряда. Спустя пару минут, плотный мужчина в полицейской форме, зайдя в зал, открыл двери на «клетке» и посторонился. Через полминуты в зал вошёл Дима со скованными за спиной руками и ещё один плотный, высокий мужчина в форме.
«Сыночек, родненький, за что они тебя так?» - взвизгнула я мысленно, пока конвоиры, с каждого из которых можно было выкроить двух Дим, определяли сына в «загон» и снимали наручники.
Периодически прищуриваясь, он осмотрел зал и кивнул мне.
Наш молчаливый диалог прервал мужчина лет сорока пяти в чёрной мантии судьи быстро прошедший к столу на возвышенности. Он громко стукнул деревянным молоточком и перекрикивая резкий звук объявил: «Суд идёт. Слушается дело…».
 Судья зачитывал пункты статей УК, как два дня тому назад это делал Косенко в своём кабинете, совершенно бесстрастным монотонным голосом, постепенно снижая громкость и, закончив, предоставил слово следствию.
- Прошу суд продлить предварительный арест на семьдесят два часа. – произнёс Косенко и сел, давая понять, что больше говорить не будет.
- Суд удаляется на совещание. – молоточек громко стукнул, и судья вышел таким же размашистым шагом, каким заходил пару минут тому назад.
Тишина плотным сгустком заполнила помещение. Не шевелился Косенко, опустивший взгляд на стол, между скрещенными на нём руками. Застыла неподвижно женщина-адвокат. Ссутулившись и опустив голову, сидел за решёткой Дима…
Я не знала, имею ли право подойти к нему. Так же, как не знала, что говорить, если подойду. С тоской и состраданием я безотрывно смотрела на светло русую склонённую голову: «Дитё моё, за что же на тебя всё это свалилось? А ведь сегодня ты должен был везти документы в техникум… Ну, до конца недели по любому успеешь. Даже с учётом семидесяти двух часов. Максимум - в среду будешь дома. Четверг на отдых, в пятницу в техникум. Экзамены сдал, зачислили – спешить некуда».
Раздумья прервал стук двери. Чёрная мантия стремительно пронеслась по проходу между креслами, и мы все вскочили с мест.
- Оглашается решение суда, – одновременно с ударом молотка возвестил громкий голос.
… Маршрутка везла меня обратно. Одну. Пакет с чистыми вещами лежал на коленях. Только бутерброды передала Диме буквально в последний момент через конвоира.
Сонливость прошла, но гудение мотора «Хундайки», казалось, наполняло голову булыжниками, делая её неимоверно тяжёлой. Я наклонилась вперёд и упёрлась лбом в спинку кресла, напротив: «Заседание длиною в 5 минут… Анекдот длиннее… Придётся на работу возвращаться… И в повестке время отмечено… По любому ещё половина рабочего дня впереди». Мысли перескочили в кабинет отдела сбыта и зашелестели накладными.
Дорога от райцентра до ворот проходной заняла час с хвостиком. Перерыв только закончился и возле Ларисы собралась очередь клиентов.
- Как ты вовремя! Я бы одна до вечера отпускала, – не отрывая взгляда от монитора, прокомментировала она моё появление, утрируя масштабы работы.
 Когда клиенты стали появляться реже, я поднялась со стула:
- Пойду к Вершовской, отдам повестку: надо же обозначиться, и в медпункт заскочу. Как новую медичку зовут?
- Марина Анатольевна, – в растяжку проговорила Лариса, – Я тебе уже говорила. Чего это ты к ней?
- Давление померяю.
Чувствовала я себя действительно крайне паршиво. Последние полчаса пульсирующая боль в висках бессознательно заставляла подносить к ним холодные, несмотря на жару, руки и массировать.
…- Далеко едем? - сквозь чугунные плиты в голове проникли слова и с громким эхом застучали изнутри, причиняя дискомфорт.
-  Нет, километра три-четыре - в начале Николаевки,- улыбаясь как можно приветливее, чтобы ничем не выдавать своего состояния, ответила и откусила кусочек шоколадки, добытой Ларисой из ящичка стола с непререкаемым: “Ешь!”, стоило ей услышать параметры моего давления.
До конца рабочего дня оставалось чуть больше часа, когда я отправилась в медпункт за таблеткой от неимоверной головной боли. Поняв, что ни работник, ни собеседник из меня никакой, напарница пообещала “прикрыть” и отпустила домой, благо подвернулась возможность уехать.
- А чего тебя Лорка больной обозвала? Или и правда прихворнула? - приятный баритон, смешиваясь с гулом мотора “ГАЗели” снова поплыл по кабине, и рука Миши легла на мою ногу чуть выше колена.
“Вот и давление поднялось”, - мгновенно прилетела ехидная мыслишка и жаром полыхнули щёки.
 - С давлением проблемы. - ответила я, проглотив порцию тягучей сладости и откусывая очередной кусочек.
- Так кто ж его шоколадом понижает? - удивился Миша.
- Мне надо наоборот. Слишком пониженное, – произнесла я и мысленно добавила: «Было до таблетки, шоколада и тебя.»
- А кто его шоколадом повышает? - не менее удивлённым тоном снова спросил он и чуть сильнее сжал коленку горячей рукой.
- Тебя послушать - шоколад в принципе бесполезен, - искоса глянула на мужчину и улыбнулась намёку, парившему в воздухе над ним, - Удовольствие тоже другим путём получать нужно.
- Поднимать надо коньяком и...
- Явно не сегодня - ни коньяка, ни и... нет в наличии, - вздохнула я и отправила в рот последний кусочек, - Как, впрочем, и шоколада.
- Возьму на заметку, - кивнул Миша, перенося руку с моей ноги на рычаг переключения скоростей.
Знакомые до каждой мелочи строения, заборы, уличные цветники и деревья поплыли по обе стороны асфальтной ленты. Внезапное свидание заканчивалось.
Возле моего двора стояла бежевая легковушка.
- Там, где машина, останови пожалуйста. Кажется, у меня гости, - посерьёзнев, попросила я, мысленно строя предположения кто мог явиться.
- Сестра приехала, - предваряя вопрос, соврала и улыбнулась, - спасибо, Миша. До встречи и счастливого пути.
- Ну, давай, выздоравливай. Если надумаешь - зови в гости давление ровнять, - получила ответную улыбку вместе с двусмысленным намёком и вышла из кабины.
 “ГАЗель” тронулась с места, увозя приятный голос и ощущение безмятежности вместе с тонким ароматом салонной отдушки.
Незнакомая полнотелая женщина вышла во двор из дворовой летней кухни, как раз в тот миг, когда я открыла калитку.
- Не поняла... Вы кто? И, что Вам надо в моём сарае? - Возмущение непроизвольно повысило голос и расширило глаза.
Она глянула на меня и молча пошла в сторону огорода. Из-за дальнего угла дома вышла Анка, следом показалась Нела.
- Привет, - смущённо поздоровалась она.
Вероятно, моё внезапное появление раньше времени было не запланировано.
- Привет... А, что вообще здесь происходит? - не отрывая от неё взгляда, спросила я, быстрым шагом приближаясь к гостям.
Из сарая, пристроенного к задней стене дома, вышел коренастый, невысокий мужчина лет пятидесяти с кавказской внешностью.
- Это мои покупатели, - Нела показала рукой в его сторону.
- Не поняла. Мы же с тобой договорились, что я куплю твою часть?
- За сколько ты хочешь купить? - хмыкнула она.
- За столько же, за сколько купила ты, по курсу доллара.
- Откуда ты знаешь, за сколько я купила?
- А я и не знаю, - глядя в упор, соврала с совершенно честным выражением лица, - Поедем вместе к тёте Лиде и спросим. Она наверняка обманывать не будет.
На самом деле, я всё давно знала. Сумма была столь незначительной, что собрать её особого труда не составило. Вероятнее всего, от своей сестры, которая жила по соседству с отцом, мачеха узнала, о «весёлых» квартирантах и загадочном затворничестве папы. Какую в итоге участь ему уготовили - вполне могла представить. Полагаю, что эта “шапка сухарей”, полученная от Нелы - изощрённая женская месть.
- Меня это не устраивает, - ответила Нела и отвернулась, - У меня вот, покупатели. Её подбородок дёрнулся вверх, в сторону мужчины, смотревшего на меня чуть исподлобья.
-Ты без моего согласия всё равно не продашь.
- А Вы не хотите свою часть продать? Мы бы купили, - вступил в наш разговор мужчина, дёрнув губы кривой ухмылкой и закладывая руки в карманы брюк по обе стороны живота, сообщающего, как минимум, о восьми месяцах беременности.
- Нам надо комнату посмотреть, - с нескрываемой наглостью и высокомерием, игнорируя замечание, молвила “госпожа”.
- Нет! Нет - я ничего не продаю. И нет! В дом пускать никого не собираюсь - в окно любуйтесь! И нефик по МОИМ сараям шляться - участкового вызову! - со злостью бросила собеседникам, делая акцент на принадлежности имущества. Резко развернулась и пошла к входной двери.
Сзади раздались приглушённые голоса мужчины, Нелы и Анки. Четверо гостей двинулись следом за мной, разговаривая на армянском языке.
Хлопнув дверью, я повернула внутреннюю задвижку замка, ожидая, что будет предпринята попытка вторжения. Однако, калитка “цокнула” металлом щеколды, и посетители гуськом пошли к машине, показывая мне свои спины в окно веранды.
Едва легковушка скрылась из виду, грубо и жестоко в мозг вцепилась невидимая лапища. Приступ головной боли заставил поспешить к домашней аптечке. Необходимо было заняться собой.

12 глава 

"Навсегда" растопит все тревоги,
Сбросит горы с плеч, вдохнёт покой.
В этом слове бесконечно много
Льётся безмятежною рекой.

Обнимает, словно мама в детстве,
Дарит веру в лёгкий, светлый путь,
Позволяет в стужу отогреться...
Но, едва успеешь ты вздохнуть,

"Навсегда" оскаливает зубы,
И от них, увы, - не убежишь,
А оно шипит, как тот Анубис:
- Ты мечтала, мёдом будет жизнь?

Крутит время "навсегда"-монету:
Стороной какою повернёт?
Обогреет, приласкает светом…
Или всё, что любишь, заберёт?
Утро среды было значительно легче утра понедельника в плане пробуждения. Чтобы облегчить его по максимуму, позвонила Вершовской и предупредила об очередном вызове в суд. Естественно, восторга это не вызвало, но здесь я полностью разделяю её чувства.
Накануне, ближе к вечеру, повестку привёз Уткин, “летя” на очередной вызов. Заседание было назначено на десять тридцать.
Надеяться на спокойный глубокий ночной сон после известия от участкового, что Диму содержат в одиночной камере, не приходилось.
«Пять дней одиночки... Помещение подвальное, окошко под потолком, прогулки не предусмотрены, общение только через окошко в двери с коридорным надзирателем… Карцер! Пять дней карцера для человечка, которому едва исполнилось шестнадцать. Здесь и у взрослого “крыша потечёт”. Ну, Рома! ... Интересно, почему ты на поводу у Наташки пошёл? За красивые глазки? Не верю. У тебя на лице уже успели расписаться высокомерие, самолюбие и брезгливость. Этакий холёный обласканный кот… Таких «Наташки» только по пьяни могут заинтересовать и то до протрезвления. Так что? Бонусы за раскрытие особо тяжкого? Так оно прежде всего должно быть, а здесь, как ни старайся, подтверждения заявлению нетути…» - Раскладывала я пасьянс из мыслей, глядя в окно маршрутки на степные пейзажи Примиусья.
«Ладно, хватит на гадов гадать. Сегодня Диму выпустят по любому, а они пусть сами в своём дерьме копошатся», - перевела взгляд на лобовое стекло маршрутки и остановила размышления.
«Хундайка» шустро бежала по улицам посёлка.  Через несколько минут показались стадион и стоянка автобусов. Её маршрут окончился, а я отправилась дальше.
Площадь перед зданием суда встретила всё той же яркостью, насквозь просвечиваемая с востока на запад. Солнце ещё поднималось в зенит. Лёгкие порывы прохладного ветерка иногда шуршали листвой знакомых берёзок. «Как будто уговаривают их потерпеть», - прилетела мысль, и я невольно провела свободной от сумки рукой по веточке с запылёнными листочками: «Вам бы домой... В берёзовую рощицу...»
В ворота сбоку здания заехал автозак. «Диму привезли», - дёрнулась я и быстро поднялась по ступеням.
Как чуть позже выяснилось, это других нарушителей спокойствия доставили в суд, а мне пришлось ещё какое-то время изучать стенды на стенах, поглядывая на часы.
В половину одиннадцатого я подошла к регистратуре и подала повестку:
- Добрый день, подскажите заседание по этому делу, где будет? Женщина средних лет с суровым лицом взяла в руки повестку, сверилась с данными на мониторе и протягивая её обратно ответила:
- Перенесено на двенадцать часов. Состоится в четвёртом зале. Судья Шпорт.
- А как же я на работе отчитываться буду? - недоумевала я.
- По окончанию суда подойдёте, Вам сделают отметки.
Я взяла повестку, вышла за рамку металлоискателя и села на одно из откидных кресел, таких же, как в зале суда.
Безделье, смешанное с тревогой, было очень утомительным. Стрелки часов над залом заседаний черепашьим шагом ползли от минуты к минуте. Ближе к полдню захотелось кушать, и я начала представлять, с каким удовольствием мы с Димой будем уплетать бутерброды, прихваченные мной из дома. Мысленно проделала путь к остановке, пытаясь найти местечко для “перекуса”. Нигде ничего подобного не вспомнила. Ладно, разберёмся. Было бы что кусать.
Входная дверь дёрнулась и открылась наружу. Косенко быстрой походкой миновал рамку. Я глянула на часы: ”Пора! Ну, наконец!” - и последовала за ним.
...Начало заседания было точной копией предыдущего, за исключением того, что судья на этот раз после оглашения статей не стал предоставлять слово следователю, а обратился к Диме:
- Вы ничего не хотите нам сказать?
“Ну вот и всё. Ваши возможности держать пацана в подвале исчерпаны”, - самодовольно подумала я и глянула на Косенко. Он сидел, склонив голову и не мигая пялился на сложенные замком руки.
- Да. Я это сделал.
Через пару секунд прозвучал голос Димы. Я дёрнула головой переводя недоумённый взгляд на сына.
- Ну, ну... Что именно Вы сделали, - вкрадчивым тоном последовал вопрос Шпорта.
- Сидя на корточках между раздвинутых ног Валерии я водил своим половым членом по её половым губам, - заученно проговорил Дима и посмотрел в сторону следователя.
Ошарашенная этой фразой я тоже перевела взгляд на Косенко.
Он торжествовал! Самодовольство на повёрнутом к Диме лице было такое, будто лавровый венок возлежал у него на голове и источал аромат.
- Прошу продлить арест на один месяц, – быстро вскакивая со стула, повернулся он к судье.
Димин возглас: "Вы же обещали меня отпустить!” - утонул в звуках стука молотка и фразе: “Суд удаляется на совещание”.
Косенко почти след в след выходил из зала вслед за судьёй, когда я, не задумываясь о правах, окликала сына:
- Дима! Ты что такое говоришь!? Ты вообще соображаешь, что ты сейчас сделал?
- Меня обещали отпустить, если я это скажу, – едва слышно ответил он, с растерянным выражением на лице и начал бледнеть.
- Кто обещал? Куда отпустить? Ты где слышал, чтобы преступников выпускали на волю? Ты только что признался, что ты преступник. Ты это понимаешь?
Он буквально упал на лавку и обхватил голову руками, а я отвернулась в сторону окна.
По бледно-голубому полотну неба мели метёлками несколько пирамидальных тополей, перебрасывая друг другу едва различимые пушинки белоснежных облачков. «Господи! Я, кажется, вырастила идиота…» - застряла в сознании мысль.
Тишину нарушил стук двери и в зал один за другим зашли следователь и судья.
Вставать после прозвучавшей фразы: «Встать, суд идёт» - мне не пришлось, а бледный до предела Дима поднялся только после дополнительного требования от конвоира и взялся рукой за решётку.
«Та ты теперь хоть вживись в неё… Кроме того, что на себя наговорил, так и меня с головы до ног окатил… Выходит, я знала о твоём «подвиге» и врала, доказывая, что ты был у меня на глазах и ни на минуту не отлучался… Ох и умничка!» 
Из раздумий меня вырвал стук молотка. Судья, Косенко и адвокат гуськом шли по проходу.
- Я сейчас должен буду снять с Дмитрия показания - это в здании РОВД, – произнёс следователь, со злостью смотря на меня.
- Летать не умею. Определитесь со временем, – с не меньшей злостью парировала я.
- Ну, давайте в четырнадцать часов, там сейчас обед будет. В «дежурке» скажете, что Вас я вызвал, – словно спасовав перед ответным натиском, изменил тон Косенко.
- Мне нужна повестка с отметками для работы.
- Хорошо, я выпишу.
У меня было больше часа. В указанное место за это время можно было десять раз дойти и вернуться обратно. «У них обед и у меня - обед» - решила я и пошла по направлению к зданию полиции, высматривая, где можно присесть.
Лавочка нашлась только во дворе двухэтажного многоквартирного дома, выходящего окнами на площадь перед РОВД. «Кусочек за папу, кусочек за маму…» - впихивала я в себя бутерброд с маслом, ветчиной и сыром, заботливо приготовленный утром. «А в тюрьме сейчас ужин – макароны дают», - вспомнилась фраза Василия Алибабаевича, - «Интересно, с каким аппетитом ты свои «макароны» глотаешь? Эх Дима, Дима! Что же произошло? Какими пытками надо было пытать, чтобы заставить взять на себя такой грех? Ну, ладно. Теперь тебе целый месяц ума набираться, только не у меня под крылышком. Видно, иммунитет к хитрости и вранью выработать дома тебе не удалось…» Кое-как осилив бутерброд, выпила остатки кофе, коробочку с Диминой порцией положила в пакет с вещами и позвонила Ларисе.
- Привет. Ты там как? Работы много?
- Как обычно по средам – четыре человека до обеда. Пасьянсом развлекаюсь.
- Ну, значит можно совестью не маяться. Я вынуждена задержаться и на работе сегодня не появлюсь. Так что сама-сама-сама. Вершовской завтра отчитаюсь.
- По-нят-но. – Протянула коллега. Ну ла-душки. Тогда, до завтра.
Часы на экране телефона сообщали, что надо идти.
… - Если Вы хоть слово скажете, я удалю Вас. Понятно? - строго спросил Косенко. Получив мой молчаливый кивок, подошёл к металлической двери, открыл её наружу и сказал:
- Заводите.
Дима и мужчина средних лет в полицейской форме, пристёгнутые друг к другу наручниками, вошли в небольшое подвальное помещение с яркими светло голубыми стенами и кристально белым потолком.
Я сидела рядом с адвокатом почти у входа. Уличный свет из узкого зарешечённого окна под самым потолком дополнял свет от плафона над дверью. Благодаря расцветке и освещённости здесь было довольно уютно, Ситуация, по идее, должна была вызывать чувство угнетённости. Но, нет. Кроме чувства любопытства – ничего.
Конвоир провёл Диму к столу, стоявшему у дальней стены напротив двери, за которым уже расположился следователь. Не издавая ни звука, расстегнул наручник и положив руку на плечо сына дал понять, что тот должен сесть на металлический стул прикрученный к полу.
- Свободен. – буркнул Косенко, не поднимая головы, и не делая паузы продолжил, глядя в протокол: - Имя, фамилия, отчество, дата рождения…
«Так, так, так… Инструктировал тебя явно не Рома» - слушая ответы сына на вопросы следователя, констатировала я. Кроме заученной фразы, которая прозвучала в суде дополнений никаких не было. «Не помню». «Не знаю» и «Не обратил внимания» звучало на все вопросы.
Единственное с чем более-менее определились – когда.
Как оказалось, это случилось едва стемнело - чуть позже десяти часов вечера. Как раз в то время, когда мы оклеивали стену с трубами отопления под самым потолком, идущими от котла...
Если соединить реальность и вымысел, получалось, что Дима затылком почувствовав присутствие Леры у колодца (ночью, одна… не важно!), мгновенно перенёсся туда, перепрыгнул через крышку, схватил девочку за руку и потащил к задней стенке балагана. Без единого звука она пошла следом…
 А я, не замечая отсутствия сынули, продолжала наставлять пространство над столом как подрезать бумагу чтобы удобнее заводить под штырь поддерживающий трубу и медленно разглаживала на стене обоину…
Там, где заканчивается шифер за моим кирпичным сараем и начинается сетчатый забор, на тропинке шириной не больше метра с металлическим штырём по середине, за который обычно крепилась сетка, накидываемая поверх плёнки на балагане, Дима приказал Лере снять трусы, лечь и раздвинуть ноги. Та, снова совершенно безропотно повиновалась моему «герою любовнику» и выстилалась ногами в сторону колодца.  Дима немедленно стянул с себя трико вместе с трусами и уселся на корточках (на корточках!) между ног у девочки…
А я продолжала ещё медленнее разглаживать обоину, вероятно с закрытыми глазами. Ну, а то, что Димин голос слышала - давным-давно описано в русской народной сказке: «Плюнула Василиса Премудрая в углы, и велела слюнкам вместо себя отвечать…» – всё сходится!
Стоп. Дима шёл первым, Лера – следом, значит колодец оставался сзади. Он говорит лежала ногами в сторону колодца… Обойти её не получается – балаган и сетка ограничивают. Аааа! Материализовался! Он же, чел с сверх способностью: - «Вижу цель – не вижу препятствий»!» Я едва удержалась чтобы не хлопнуть ладонями вскользь как в фильме «Чародеи» и выпала из «фэнтези» услышав:
- Законный представитель обвиняемого - подойдите и распишитесь.
Обвиняемого… Ну Рома, ну ослина… Ох икнёшь ты у меня! Погоди чуток», - ставя подписи в указываемых местах, мысленно плевалась я фразами.
- Мне надо опросить Вас, как свидетеля по делу, – произнёс следователь, едва я положила ручку.
- Вы уже опрашивали, – коротко ответила и с ненавистью в упор посмотрела в тёмно-карие глаза.
- То предварительный опрос. Сегодня в восемнадцать жду Вас в Следственном Комитете. Сейчас Вы свободны, – он опустил взгляд и начал собирать в папку протоколы.
Я молча кивнула и пошла к двери. Сзади раздалось: «Конвой!». Не дожидаясь, когда появится тот, кого позвали, ускорила шаг, спеша выйти из помещения.
«Блин! Повестку забыла взять! Ну, с таким шоу и голову забудешь… Так, судебная отмечена до четырнадцати, плюс дорога. За пару часов на работе не казнят» - размашистым шагом идя на автобусную остановку размышляла я: «Бежать к тебе на ночь глядя? Та пошёл! Повесткой вызывай в рабочее время», - телепатировала следователю. Домой! Никого не хочу видеть! На сегодня с меня хватит!
Маршрутка, которую пришлось ждать довольно долго, вырвалась за пределы посёлка и резво катилась по гладкому асфальту. «Домой… Домой… А, что дома? А дома или тяпку в руки или пасьянс… Ну, как вариант – походить из угла в угол… Так… Я могу сколько угодно злиться на Димку, но оставлять его без помощи не имею права. Он уже неделю в одних и тех же трусах, и без зубной щётки, а впереди месяц. Надо собирать вещи и передавать. Где он будет? Там же, в одиночке? Это только Рома может сказать… Рома… Рома сейчас в состоянии эйфории много чего может сказать. Рома… Завтра ты перегоришь и лишнего не наболтаешь. Надо ехать к тебе…  Обвиняемый имеет право знать, в чём его обвиняют. Значит, ты обязан дать мне прочесть Наташкины бредни… Ну, ладно», - я глубоко вздохнула и открыла глаза. Мы подъезжали к Таганрогу: «Придётся пересаживаться на автовокзале. Долго думала. Впрочем, время есть».
Маршрутка в Троицкое, казалось, ждала только меня и через пол часа я открывала двери Следственного Комитета.
В коридоре, напротив распахнутых дверей кабинета следователя сидел Лёха.
«Ой, как интересно! Сосед мой дорогой, а ты что здесь делаешь?» - с любопытством посмотрела на него и поздоровалась.
- Добрый вечер.
Он молча кивнул, а я подошла и заглянула в кабинет.
Боком к столу, напротив следователя сидела Наташа. Опачки! Кажется, я не вовремя. Не думаю, что Рома планировал нашу встречу. Приходить раньше времени – оказывается очень даже полезно не только домой.
- Подождите, я сейчас освобожусь, – увидев меня, произнёс следователь, закончив стучать клавишами клавиатуры.
Через пару минут он начал что-то говорить тихим голосом. Прозвучала Лёхина фамилия, я прислушалась и поняла, что следователь зачитывает протокол опроса Натальи.
Стоя у двери вне поля зрения я внимательно слушала и смотрела на Лёху. Он сидел со сложенными на коленях руками, наклонив торс вперёд и не поднимал головы.
«То, что с тебя кипиш начался – я знала. Непонятно какую роль ты играешь: болванчика или сообщника. Впрочем одно другому не мешает и непонятно, почему Дима и Наталья слово в слово нарисовали «позу». Принимать телепатические мысли он не умеет. Мне ли этого не знать. Если это словесные изыскания Наташки, значит должен быть передатчик. Но не Рома…»
Из кабинета раздался звук шагов, и я повернулась лицом к стенду на стене, не испытывая ни малейшего желания лицезреть соседей.
Едва они прошли мимо, я подошла к кабинету:
- Можно?
- Да, проходите. Вы тоже будете менять показания? – не скрывая довольного выражения на лице спросил Косенко.
- С какого перепуга? Меня пять дней в карцере не держали, – пожала плечами, усаживаясь на стул.
- Дело Ваше, – дёрнул бровью следователь и начал кликать мышкой, смотря в монитор.
Минут десять мы сидели в абсолютном молчании.
- Где и как я могу передать Диме вещи? – начала я решать свои вопросы.
- Вечером в пятницу его отвезут в СИЗо в Таганрог, а пока он будет в Неклиновке. Передачки через дежурную часть. Разрешение на свидание с ним в Таганроге дам я, – не отрывая взгляда от монитора ответил Косенко.
- Мне нужна повестка на время с четырнадцати до восемнадцати.
Косенко «угукнул», включил принтер и распечатал мои показания с изменённой датой.
- Экспертиза ДНК пришла? – задала я последний интересующий вопрос.
- Ещё нет. Зачитывать? – имея в виду показания, спросил он.
- Сама, – я взяла у него из рук лист бумаги и пробежала глазами по тексту.
- Ставьте подпись, где галочки и внизу…
- С моих слов записано верно, мною прочитано, – продолжила я фразу, которую собирался произнести Косенко, – Повестку выписывайте.
«Сколько полезного узнала за каких-то полчаса. А собиралась дома отсиживаться», - подумала я, глядя на подходящую маршрутку, ту же самую, что привезла меня сюда. – «Теперь - точно домой!»

13 глава

Нам хватит мужества, мы всё переживём:
Косые ливни, бури, снегопады,
Затмение солнца, звездопад дождём...
Переживать одно - предательство - не надо.
 
Мы так настойчивы, а значит - всё путём!
По мелким камням, волны - не преграда,
Моря беспечным шагом перейдём.
А вот границу зла с добром - не надо.

Я не желаю нам переходить
Всё то, что мерзко, пакостно, безбожно.
Ведь так не долго в мире этом жить -
Давайте нас беречь, как только можно.

- Нет, ты представляешь, новых труселей накупил, футболок – мачо недоделанный! В ночь идёт – рожу набривает. Я сначала внимания не обратила, а когда стирать начала – вытащила из его сумки полотенце, а там - трусняки новые в форме плавок, в полотенце завёрнутые… Он сроду такие не носил! Всегда семейки брали. Позвонила знакомой, она на асфальтовом в бухгалтерии работает, а там новости: оказывается, об их романе уже ползавода в курсе! А я гадаю: куда мой интим запропастился?
- И что теперь? Развод? – смотрела я с любопытством в глаза Ларисы, которые буквально сыпали искры от негодования.
- Ещё чего! Отдать ей Юрку на блюдечке с голубой каёмочкой? Может, ещё и ленточкой перевязать? Я этой гадине кровушки попорчу. Адрес, где живёт, мне дали, пойду к её мужу. Пусть объяснит ненаглядной, для чего на работу ходят.
- С ума сошла? А если он не адекват? Грохнет, а потом виноватая будешь. Ты сначала с Юркой поговори. Может, там и романа нет никакого, – и подумала: «Как у нас с Мишей».
- Он всё отрицает… Ты думаешь, я с ним не разговаривала? – Лариса вздохнула, чуть повернула голову и отправила взгляд в стену, – Вот, умный мужик! Была нормальная работа, нет – повёлся на заманушки Вадика…
- Тебе явно хочется повоевать. Уже настроилась. Не кипишуй. Понаблюдай. Она кем работает? – спокойным тоном вразумляла женщину, сомневаясь, что Юрка, которого я неплохо знала, способен на подвиг больший, чем улыбка.
- На весовой. Машины взвешивает, – фыркнула Лариса.
- Так ночью весовая не работает, – удивилась я, – когда же они любиться успевают? По-моему - это чушь.
Пауза чуть затянулась, и я перевела разговор:
- Мне в обед надо будет в Неклиновку смотаться, если задержусь – прикрой. Ладно?
- Чего ты оттуда не выбываешь? Каким мёдом намазали?
Посвящать в происходящее кого-либо на работе я не хотела, но, судя по всему, помощь Ларисы мне потребуется не однажды. На минуту задумавшись, с чего начать, произнесла.
- Если бы мёдом… Димку арестовали. Обвиняют в сексуальных действиях в отношении малолетней.
- Чи-во? – Лариса перекосила лицо так, как будто тошнотину в рот взяла, – Какие действия? Он же сам ещё малолетка?
- Ответственность наступает с четырнадцати. Арестовать, как выяснилось, имеют право с шестнадцати, – констатировала я и тяжело вздохнула.
- Бред, – Лариса с таким вниманием смотрела мне в глаза, словно пыталась через них заглянуть в мысли. 
- Бред то, что он на себя повесил в суде.
Я вздохнула и рассказала напарнице о вчерашнем подвиге сынули.
- Подожди, адвокат был?
- Женщина. Она была. Но за три встречи я ни разу не услышала её голос. Какая-то тень отца Гамлета.
- Понятно. Свой человек. Выдрессированный. Нужен адвокат.
- Кабы знать, где взять. Как ты понимаешь, в огороде они не растут. Среди моих знакомых в органах только участковый, и тот - местный. Да и не хочу его подставлять – не дай Бог кто узнает.
Пока я отвечала Лариса взяла телефон, нажала одну кнопку и приложила трубку к уху.
- Юра, нужно чтобы ты к часу приехал, – выслушав ответ, она произнесла более требовательным тоном, - Хорошо, скажу по-другому: необходимо чтобы ты к часу приехал. Так понятнее? … Я не продолжаю и не начинаю. У нас появилось очень серьёзное дело – нужна помощь. Необходима помощь. Ты меня понял? Всё. Жду.
Лариса прервала разговор, положила телефон на бюро и глянув в сторону окна полушёпотом сказала:
- Директор с Вершовской Всё потом.
Мы обе мгновенно уставились в мониторы и зацокали клавишами клавиатур демонстрируя бурную деятельность.
Начальство скрылось в здании отдела кадров.
- У нас явно что-то назревает, – не отрывая взгляда от монитора, тихонько сказала коллега, – Ты заметила, на сколько клиентов поубавилось? Да и доставка почти на нуле. Валентина со склада последние дни дорабатывает… Ещё один конкурент образовался - построили магазин-склад на Северном. Завалили Краснодарскими сырами-колбасами под потолок… Цены в два раза ниже наших…
- Кроме цены должно быть качество. Была бы я директором, обеспокоилась бы колбасным цехом в Дубках. Говорят, они расширяются.
Через стеклопластик дверей заметила силуэт Вершовской. Очерченная белой рамкой, она целенаправленно шла к нашему кабинету.
- К нам начальство, – отвлекла от монитора Ларису.
- Девочки, задача такая, – приоткрыв двери, с порога произнесла заведующая, - завтра одна из вас с утра отправляется на склад принимать и сверять Панину. Распоряжение Захаренко, – назвала она фамилии кладовщицы и директора.
Мы переглянулись с Ларисой.
- Валентина до пятницы? А дальше? Кто на её место? – спросила я.
- Я же сказала: пока одна из вас. Кто – решайте сами, объявление в центре занятости уже вторую неделю висит. Придут.
Дверь закрылась, и спина Вершовской начала удаляться.
В начале года нас в отделе было трое. Выйдя из отпуска в июне, я узнала, что в отпуск с последующим увольнением срочно отправилась Татьяна. Сейчас…
- Ну что? Склад лучше знаешь ты, – произнесла Лариса, озвучивая мои собственные мысли, – Будем надеяться…
- Вот и ищи адвоката. Где? Когда? Объявления развешивать в надежде, что серьёзный и грамотный позвонит? – нахмурилась я.
- Ой, я же не успела сказать! Есть адвокат! Только, как ты понимаешь, не бесплатный, – она покопалась в сумочке, вытащила блокнотик и пролистнула несколько страниц, – Вот. Сейчас позвоним…
Слушая по громкой связи непринуждённую, дружескую беседу моей выручалочки с неизвестным мужчиной, я удивлялась способности этой женщины иметь в знакомцах полгорода. «А я - будто с луны свалилась. Живу, как в коробочке, только с бабушкой Лидой да Ольгой иногда общаюсь. Некогда», - подумала с горечью и с чувством досады на саму себя.
- Ну вот,- окончила разговор Лариса, отключая трубку, – Пару лет тому назад работал в Таганрогской прокуратуре, ушёл на вольные хлеба, знает всю кухню. Куда серьёзнее? Проскочите с Юркой в Неклиновку и сразу к нему. Расскажешь – определитесь по цене и качеству.
С удовлетворённым видом коллега скользнула взглядом по мне и дальше, в сторону двери, которая открывалась, пропуская заказчика. Рабочий день продолжался.
… - Не понимаю. – Анатолий Гаврилович снял руку с куска шифера, стоящего возле сарая в качестве ограды и спустился со стула.
К шести часам вечера, посвящённый во все известные мне детали, адвокат, рекомендованный Ларисой, ждал у проходной. Составлять договор он отказался и пожелал сам осмотреть место «действия». Мы в полном молчании доехали и только войдя во двор, я услышала первое слово: «Показывайте». Стул на металлических ножках, стоял под орехом, мимо которого мы проходили в глубину двора. Прихватив его, я повела мужчину за сарай. Поставив стул у шифера, объяснила, где находится «ложе» и предложила встать на него и осмотреть соседские владения в этой части.
 - Странное место для оргий. И, главное, ничего не мешало пройти ещё пару метров на бесхозный участок.
- Димы там не было! – с отчаянием воскликнула я.
Адвокат долгим взглядом посмотрел на меня и скомандовал:
- Идёмте в дом. Комнату гляну.
Осмотрев наши хоромы, он кивнул в сторону компьютера:
- Его?
- По сути да, у меня времени только на пасьянсы хватает.
- Чистили давно?
- В смысле? – недоумённо посмотрела я на высокорослого, широкоплечего мужчину с внимательным, немного колючим взглядом.
- Понятно. Можно? – он взялся рукой за спинку офисного кресла, – Пароль стоит?
- Нет.
Анатолий Гаврилович сел, включил компьютер и какое-то время кликал мышкой, открывая и закрывая добытые в недрах компа папки и файлы. Решив, что чай не помешает, я пошла на кухню.
Не успел чайник закипеть, мужчина вышел из Диминой комнаты.
- Я сейчас в машину схожу и вернусь, – кивнул, проходя мимо.
«Нда… Как-то иначе я представляла себе адвоката. Может они все разговаривать не умеют? Та молчала, это сам себе на уме. Ладно, на безрыбье и рак…»
Адвокат вернулся с папкой для документов, сел за стол на кухне и произнёс:
- Ну а теперь я Вам расскажу, что увидел, - довольно таки злым тоном произнёс он и я насторожилась, – У Вашего сына не только не было возможности совершать то, в чём его обвиняют, но и не было желания. Его не интересуют девочки, девушки, женщины – не дорос. Не знаю, как насчёт физиологии, но психологически он ещё ребёнок. Это хорошо. Ему обязательно будут делать психолого-психиатрическую экспертизу.
- Подождите, но это получается, что дело не закроют за отсутствием состава преступления?
- Нет. Ни одно дело не закрывается. Только суд имеет право решить: было или нет преступление. Телефонные заявления по особо тяжким статьям дублируются Ростовом. Там сразу присваивают номер, под которым будет следствие по делу.
- То есть, если бы Наташка заявила, что Леру изнасиловал инопланетянин, Ростов бы присвоил номер дела и этому заявлению?
- Да. Таков у нас порядок, – состроив глуповатую рожицу, выпучил глаза Анатолий Гаврилович. Выждав небольшую паузу, продолжил с более серьёзным выражением лица, – С делом я ознакомлюсь завтра, от своих показаний Дима откажется тоже завтра. Зачем он их дал? Не понимаю… Ну, тоже узнаю завтра. И даже если в суде ляпнул, зачем в ИВСе повторил под протокол? Адвокат не предлагал пятьдесят первую статью?
- Нет, – ответила я на последний вопрос. Он кивнул и продолжил:
 - Договор на оказание юридических услуг мы составим сейчас, без него меня не пропустят к Дмитрию и с делом ознакомиться не дадут. Это временный, дальше будет видно.
Мужчина открыл папку, я принесла паспорт, и мы погрузились в заполнение граф документа с синей печатью.
Через полчаса, с папкой в руке Анатолий Гаврилович стоял возле своей машины и, окидывая взглядом лицевую часть дома, спрашивал:
- Я так понимаю, это ваше единственное жильё?  Гараж есть. А машина?
- Нету.
- По сути никакой материальной выгоды с Вас не получишь. Продать дом, пока здесь прописан несовершеннолетний, Вы не можете. Какой смысл у всего этого?
- Наташка грозилась моральный вред затребовать, – пожала я плечами.
- Она знает Ваше материальное положение? – увидев мой кивок, продолжил, - значит, либо дом, либо кредит. И, судя по всему, она знает, как Вы можете добыть интересующую её сумму. Пока Дима несовершеннолетний, ответственность как на законном представителе на Вас, значит требовать будет с Вас, если будет доказано… Ну, завтра увижу, что там ваш следователь собрался доказывать. Вы дома после восемнадцати. Так? Я заеду.
Проводив глазами красный «Джип», с ворохом собственных вопросов я пошла в дом.
Звонок мобильника раздался, как только открыла двери в прихожую. Я ускорила шаг и схватила трубку с кухонного стола. Номер был не знакомый.
- Ало, это кто?
- Татьяна Сергеевна? Вас беспокоит старший следователь СК Косенко. Пришли результаты экспертизы, мне необходимо Вас ознакомить. Через час жду Вас у себя.
Голос пропал. Я смотрела на красный «Самсунг» в собственной руке и чувствовала, что от злости во мне начинают просыпаться способности хамелеона. «За неимением машины, в пору обзаводиться метлой. Ну, Рома! Тебе, по всей вероятности, совершенно не известно, что есть люди, не имеющие машин», - мысленно возмущалась я, - «Ладно. Такси в помощь»
Судя по всему, соседей тоже пригласили на ознакомление. Я уже сидела перед дверью следователя, когда появились Наталья Алексеевна и Алексей Николаевич. На секунду запнувшись, Наташка быстро прошла к двери и дёрнула ручку. Дверь была заперта. Она повернулась к отчиму, буркнула: «Пошли» и направилась к ряду деревянных кресел в противоположном конце коридора.
«Пошли», - мысленно хмыкнула я, - «Знать бы, где ты ещё не была, я бы тебя послала. Моральный вред захотела, красавица. Это мне впору его запрашивать. Ну, именно этого тебе и придётся бояться. И того, что Димка выйдет и голову свернёт. Не сейчас, так, когда вырастет»
Мысли который раз невольно возвращались к тому, что моральный вред как с законного представителя обидчика она хочет получить с меня. Идея позволила ухватить себя за хвост и начать рассматривать. «Что теряю я? Да ничего! Родительских прав не лишена, значит… А защитника я ему наняла», - я удовлетворённо хмыкнула и глянула на соседей, - «Кажется, я придумала, как начать игру не по вашим правилам»
Стукнула входная дверь. Косенко быстрым шагом прошёл к двери и отпирая её, сказал через плечо:
- Заходите.
Резво подхватившись, я в два шага пересекла коридор и оказалась в знакомом кабинете.
Косенко открыл сейф, стоящий у стены с его стороны стола и достал несколько листов.
- Читайте, – протянул их мне и сел за монитор.
Пробежав глазами начало, я остановилась на фразе о том, что на трусах Рахно Валерии, предоставленных для экспертизы, обнаружено несколько пятен неизвестного характера, не достаточных для проведения экспертизы.
- Ну, как я и говорила, спермы на трусах нет.
- Вы дальше читайте, – ровным голосом произнёс Косенко.
 Я снова погрузилась в чтение «… на предоставленных осколке стекла и листе травы обнаружена семенная жидкость принадлежащая Ковач Д.А…» Немного опешив, я перечитала фразу ещё раз. «И что? Та даже если весь двор этой жидкостью залит, к Лерке это каким боком?»:
- И что? – спросила, адресуя вопрос следователю.
- Это стекло и лист я сам лично взял на месте, указанном девочкой.
- Ну, и… Как по-вашему было дело? Она лежала, раздвинув ноги и наблюдала как он спермой расплёвывается? 
- Если его там не было, откуда она взялась? – Косенко внимательно смотрел на меня.
- Значит так, с восемнадцати вечера до часа ночи Дима не выходил из комнат. У нас даже туалет есть в доме. Это первое. Второе: обвиняется он в сексуальных действиях по отношению к Лере, а не к стеклу и палкам. Если хотите знать, откуда на земле его сперма – заводите дело по изнасилованию двора. И третье, – заметив боковым зрением в коридоре соседей, продолжила с тем же напором, - у меня есть право отказаться представлять интересы Димы. Именно это я хочу сделать.
Косенко посмотрел на меня ошарашено.
- Вы лишитесь возможности знакомиться с документами.
- Я не любопытная, – не мигая, смотрела на растерявшегося следователя, пытаясь сдержать улыбку. Шепоток в коридоре дал понять, что и там меня услышали.
 - Хорошо. Пишите, – Рома подал лист бумаги и начал диктовать текст.
Когда я закончила, он взял заявление и быстрым шагом вышел в коридор. Судя по звукам оттуда, следователь направился к начальнику СК.
Я успела рассмотреть все завитки на оконной решётке, изучить канцелярские предметы на столе, мысленно спичечным коробком измерять размеры сейфа и сейфами - ширину кабинета. Наконец в коридоре клацнула дверь, и раздались шаги, извещая о приближении следователя.
- А на кого мне теперь заявление за моральный вред писать? – раздался Наташкин голос.
- Не знаю, я этим не занимаюсь, – на ходу ответил Косенко и, проходя через кабинет, сказал мне, - Ваше заявление принято.
- Отлично! Приятного вечера! – ехидно улыбнулась я и вышла из кабинета, не меняя выражения лица.
«Прелестно! Просто прелестно! Сегодня у Наташи одной заботой больше. Да почему одной? Включая экспертизу – двумя. Никаких доказательств контакта нет. И что делать? Ну, нам с Димкой точно ничего. До завтра мы совершенно свободны, каждый в меру заслуг перед Отечеством».
С чувством удовлетворения я покинула СК и отправилась по тротуару за пределы села, зная, что там поймать попутку будет значительно легче.